"Люди как Боги" - читать интересную книгу автора (СНЕГОВ Сергей)

16

По графику МУМ, при скорости, в четыре тысячи раз превышающей световую, путешествие до звездных скоплений в Персее должно было продлиться свыше года. Подобных скоростей еще не достигали, но Леонид с Осимой не сомневались, что рекорд удастся.

– Один Аллан наполовину уменьшал нам ход, – доказывал Леонид. – Его звездолет – тихоня.

Теперь Леонид дал волю страсти к быстроте. Если бы уничтожаемая пустота издавала звуки, по всей Галактике разнесся бы треск разрываемого пространства. Но мы летели в великом молчании космоса. Впереди сероватой дымкой чуть проступало дивное скопление в Персее, много, много месяцев должно было пройти, пока оно из тусклой дымки превратится в скопище светил.

Все знают, что галактические просторы пусты. Одно – знать, другое – ощущать. При перелете с Земли на Ору я не чувствовал пустоты, звезды удалялись и приближались, рисунок созвездий менялся. Исполинской пустотой дохнуло лишь в полете на Плеяды, день уходил за днем, неделя за неделей, мы тысячекратно обгоняли свет – за бортом все оставалось тем же. Но лишь удаляясь от Плеяд, я полностью понял, как бездонно пуста Вселенная! Уже через неделю великолепное скопление – три сотни звезд, собранных в кучу, – превратилось в такой же моточек сияющей шерсти, каким оно видно с Земли. Нет, мироздание не такое, каким оно представляется на школьной парте. Звезды, как и люди, коллективисты, они теснятся друг к другу. А вне этих звездных коллективов – безмерная "пустейшая пустота".

И если в пустоте попадается одинокая звезда – это событие. Мы иногда встречали такие шальные звезды, чаще темные карлики, ни одного гиганта и сверхгиганта, – звезда вылетала из мрака, мы проносились мимо. Ни на одном из таких светил не было и признаков жизни.

Жизнь в Галактике – дар более редкий, чем тепло и свет.

Теперь я имел свое кресло в командирском зале, рядом с дежурным командиром. От дешифраторов информация поступала в МУМ, та отдавала команды автоматам, а я ставил механизмам дополнительные задания.

Обычно я дежурил с Ольгой, мы часами молчали, вглядываясь в звездное небо, мысленно переговариваясь с подчиненными нам машинами. Я все более узнавал другую Ольгу, не ту, что порядком надоедала мне в школе, не ту, что вела ученые разговоры в веселой компании, – спокойного, решительного, проницательного командира. Я учился у нее. Сейчас все это в прошлом, но я с радостью вспоминаю дни совместных дежурств.

Каждый день я уходил в гравитационную лабораторию. Излучения мозга разрушителей, записанные Андре, просматривались все снова и снова. Я считал эту работу главным своим делом. Раньше Андре делал все сам, мы лишь помогали ему. Мы посмеивались над его скоропалительными теориями, снисходительно одобряли его прозрения, а про себя были спокойны. Рядом с нами огромный разум непрерывно порождал и выбрасывал наружу ослепительные идеи. Он жадно ухватывал каждую загадку, бился, пока не разрешал ее, – зачем нам тревожиться? Все, что возможно сделать, сделает он, и сделает лучше любого из нас – так чувствовал каждый.

Теперь Андре не было. Исчез гениальный генератор новых идей. Его надо было заменять, хотя бы частично. У меня и в помине не было вдохновляющей легкости Андре. Но я неустанно, непрерывно размышлял – хотел заменить трудом его интуицию. Там, где он одолевал простор неизвестности двумя-тремя исполинскими прыжками, я пробирался ползком, петлял, возвращался обратно и снова полз вперед.

Во всяком случае, я был настойчив. Я садился на диван, закрывал глаза, тысячи раз возвращался мысленно все к одной картине. Мы сжали полями слабеющего головоглаза, он отчаянно гравитировал своим: "Помогите! Помогите!" Его гравитационные призывы уходили с нормальной световой скоростью, с той же скоростью возвращались ответы. Можно вычислить по времени, разделявшему призыв и ответ, расстояние от Сигмы до крейсера, вышедшего ему на помощь. Но крейсер, летя в сверхсветовой области, раньше ночи добраться не мог – так он сообщал. Сколько дней или недель светового пути разделяло их? А разрушитель беседовал с крейсером так, словно тот стоял рядом.

"Что же это такое? – спрашивал я себя. – Что может двигаться в пространстве, не уничтожая его, со сверхсветовой скоростью?"

Я пытался разрешить эту загадку даже во сне. Как-то я запустил дешифратор на излучения своего мозга, и он записал, что, и сонный, я бьюсь мыслью все над тем же.

И мало-помалу, еще смутное, стало вырисовываться решение. Оно было до того просто, что я поначалу в него не поверил.

Но все пути вели в одну точку, все логические нити завязывались в один узел.

Я вышел наконец на верную дорогу. Я попросил к себе Ольгу. Она пришла в лабораторию, долго слушала, потом сказала:

– Итак, ты считаешь, что этот загадочный агент связи, мгновенно проносящийся сквозь пространство, – само пространство?

– Да, само пространство. Вернее, колебания плотности пространства. Только изменения пространства могут распространяться в пространстве со сверхсветовыми скоростями – вот моя мысль.

Ольга продолжила дальше мою гипотезу:

– Мы научились превращать вещество в пространство и получать из пространства опять вещество. Короче, мы оперируем крайними точками – создавать и уничтожать... А между ними спектр разнообразных состояний, возможно, не менее важных, чем крайние точки... Надо искать, Эли, надо искать!

От восторга я расцеловал Ольгу в обе щеки. Это было лишнее, конечно. Она растерялась, как девчонка, пойманная на шалости, хотя виноват был я, а не она.

– Не сердись, – сказал я с раскаянием. – Я от души, Ольга.

– Я не сержусь, – ответила она грустно. – Разве ты не заметил, что я не умею на тебя сердиться?