"Ночь с принцем" - читать интересную книгу автора (Джеффрис Сабрина)

Глава 9

Да как он смеет?! А еще говорил о честной игре, когда заставлял прогнать Розу…

— Снимайте кальсоны, Берн, — еще раз потребовала Кристабель.

— Попробуйте заставить меня, — повторил Гэвин с ледяным спокойствием, которое подействовало на маркизу, как красная тряпка на быка.

У-ух! Вот все мужчины таковы — жульничают и всегда рассчитывают, что это сойдет им с рук!

Бормоча проклятия, Кристабель схватилась за пояс кальсон:

— Тогда я сама стащу их с вас.

Она едва успела расстегнуть верхнюю пуговицу, как почувствовала, что ткань выпячивается под ее рукой. Кристабель торопливо отдернула руку, но Берн схватил ее и плотно прижал к тому, что оттопыривалось в кальсонах.

— Продолжайте, — сказал он изменившимся голосом. — Вы же хотите получить свой выигрыш.

Кристабель испуганно посмотрела Берну в лицо, и это стало ее ошибкой. Потому что взгляд, полный неистового желания, лишал ее остатков воли. Берн накрыл ее губы поцелуем.

Как кобылица, преследуемая жеребцом, Кристабель слишком поздно почувствовала опасность. Будь проклята ее несдержанность! И будь проклят Берн за то, что ею воспользовался, и за то, что сейчас его язык так властно раздвигает ее губы, и за то, что она не может вспомнить, почему… надо… ему… сопротивляться…

Берн настойчиво подталкивал руку Кристабель, и она наконец коснулась горячей и твердой плоти, обхватила ее, дрожа от страха и возбуждения…

«Боже милостивый, убереги меня от этого безумия!» Кристабель, уже никем не понуждаемая, продолжала ласкать и гладить рукой…

— Да, детка, — прошептал Берн прямо в ее губы. — Да… так… да!

Куда только подевалась его сдержанность, удивившая Кристабель этим утром? Он хватал ее грудь через ткань сорочки, потом, спустив с плеча лямку, стал ласкать горячими пальцами нежную кожу.

Когда Берн сжал двумя пальцами напряженный сосок и дрожь наслаждения охватила все ее тело, Кристабель оторвалась от его губ и еле слышно прошептала:

— Пожалуйста, Берн, пожалуйста…

Она и сама толком не знала, просит ли его остановиться или продолжать. Неожиданно Берн приподнял ее за талию и усадил на ломберный столик, стоявший за спиной, отчего Кристабель пришлось выпустить из ладони его… орган.

Легкий столик закачался, и Кристабель испуганно схватила Берна за плечи:

— Что вы, черт возьми, делаете?

Вместо ответа он окончательно спустил с ее плеч сорочку и вожделенно посмотрел на обнаженную тяжелую грудь.

— А вам как кажется? — Берн наклонился и взял сосок в рот.

Боже праведный! Кристабель попыталась соскочить со стола, но, застонав, прижала голову Берна к себе, словно испугалась, что он вдруг остановится.

Но Берн не останавливался. Он продолжал ласкать сосок языком и слегка покусывать его, заставляя Кристабель стонать от наслаждения и желать большего. Никогда ничего подобного Кристабель не испытывала с Филиппом. Неужели она действительно распутница, способная получать удовольствие только с безнравственным проходимцем?

— Будьте вы прокляты, — шептала Кристабель. — Вы такой… изобретательный… дьявол…

— Я стараюсь, — заверил Берн и, захватив второй сосок между большим и указательным пальцами, стал перекатывать его, как шарик, вызвав у Кристабель новый приступ сладострастия. — Нравится, детка?

— Да… ох… да…

Когда Берн захотел спустить сорочку до самой талии, Кристабель попробовала сопротивляться.

— Постойте, это не я должна раздеваться. — Она с трудом справлялась с дыханием. — Это же вы проиграли… вы, мошенник.

— Вы не успокоитесь, пока я не признаю себя побежденным?

Быстрым движением Берн стянул с себя кальсоны и отбросил их прочь.

— Пожалуйста, вот ваш выигрыш. Я наг, как новорожденный.

Взгляд Кристабель против ее воли тут же устремился на обнажившуюся часть, и во рту у нее сразу пересохло. Господи помилуй! За всю свою жизнь она видела обнаженным только одного мужчину, и он был совсем не похож на Берна. Пенис Филиппа тоже был длинным, но гораздо тоньше и изящнее. Он был… управляемым.

У Берна все по-другому. У него он вызывающе торчит вперед — большой, тяжелый и твердый. И совершенно неуправляемый. Как и его владелец.

Берн в этот момент осторожно снимал с Кристабель сорочку.

— Прекратите! — опомнилась она и схватила его за руки. — Вы не должны…

Гэвин заставил ее замолчать, накрыв губы затяжным поцелуем. Филипп не особенно любил целоваться… да и ласкать ее, если уж на то пошло. Занимаясь любовью, он просто удовлетворял одну из естественных потребностей и норовил сделать это как можно быстрее, а Кристабель потом долго лежала без сна и желала чего-то еще неизведанного.

Берну удалось пробудить в ней то же желание, но в отличие от Филиппа он удовлетворял его. Он ласкал ее грудь, жаждущую этих ласк, прикасался к соскам, которые сами тянулись к нему; его рука осторожно протискивалась между тесно сжатыми бедрами, и наконец большой палец нащупал пульсирующий центр этого желания и…

— Берн! — вскрикнула Кристабель, ощутив это бесстыдное прикосновение, и схватила его за руку. — Я думаю, вы чересчур…

— Тише, милая. Вы вообще слишком много думаете. — Он снова дотронулся до чувствительной точки, заставив Кристабель содрогнуться от наслаждения.

Изо всех сил она старалась не поддаваться этому безумию.

— Не сомневаюсь, что вы… уже не раз произносили эту фразу… при сходных… обстоятельствах.

— Не сказал бы, — ответил Берн. Его палец проник в Кристабель, и она ахнула. — Вы же видели моих любовниц. Их не приходится долго уговаривать.

— Да, но…

— Ваша беда в том, что вы все делаете наоборот. Теперь одна рука Берна была заняты ее соском, а палец другой проникал в нее все глубже. Кристабель не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть от нахлынувшей на нее волны новых ощущений.

— Когда надо использовать мозги, — продолжал Берн хриплым шепотом, — играя в вист, например, вы позволяете эмоциям управлять вами. А когда мужчина пытается заняться с вами любовью, вы только и делаете, что думаете.

Он осыпал Кристабель короткими обжигающими поцелуями, словно специально для того, чтобы лишить способности думать. Из последних сил Кристабель старалась сопротивляться ему.

— Ну вот, — прошептал Берн. — Вы опять думаете. Я вижу, как вы хмуритесь.

— Если я… потеряю голову, вы… погубите меня.

— Какой ужас! — усмехнулся Берн. — А что, это похоже на убийство?

Еще один его палец проник в нее, и Кристабель вскрикнула от испуга… от радости… от удовольствия. Дьявол его побери!

— Подумать вы сможете позже, — подсказал Берн, —

а сейчас просто наслаждайтесь.

Но если Кристабель доверится ему сейчас, то доверится и в другом… опасном и тайном… О Господи, ну что же он с ней делает?

Забыв обо всем, Кристабель вцепилась Берну в плечи, а он одурманивал ее своими поцелуями, ласкал грудь, соски, мягкую пульсирующую плоть между бедрами. Кристабель и раньше случалось чувствовать там неясное томление, но теперь ей хотелось немедленного удовлетворения. Прервав поцелуй, она вся выгнулась в руках Берна, сильнее впиваясь пальцами в него.

— Да… Берн… пожалуйста… ода…

— Ты хочешь этого? — шептал он, обжигая ее жаром тяжелого дыхания и все ускоряя движение пальцев. — Хочешь, детка?

— Я… да… хочу… — И тут Кристабель подхватила упоительная волна никогда ранее не испытанного наслаждения. — Да, Берн! — кричала она, забыв обо всем. — Да… Боже милостивый!.. Берн…

— Я здесь, — эхом отзывался Гэвин.

Когда все кончилось и волны наслаждения перестали сотрясать тело Кристабель, оставив после себя лишь ощущение сладкого покоя и удовлетворения, он приложил губы к ее щеке и повторил:

— Я здесь, моя милая.

Несколько мгновений Кристабель лишь тяжело дышала и пыталась понять, как ему удалось…

— Вы опять думаете, — прошептал Берн и провел языком по уху Кристабель.

— Нет… я… Что это было? Что произошло?

Он отстранился, освободив руку, зажатую между стройных бедер маркизы, и недоверчиво спросил:

— А вы не знаете?

— А я должна знать? Берн поджал губы.

— Да, Хавершему следовало позаботиться об этом. Впрочем, меня не очень удивляет, что он этого не сделал.

Его презрительный тон задел Кристабель, и она бросилась на защиту мужа:

— Просто он не был таким испорченным, как вы. Он был приличным человеком…

— И эгоистом, не желающим доставить удовольствие собственной жене. — Пристальный взгляд нервировал Кристабель. — И если вам понравилось то, что сейчас произошло, не пытайтесь найти для него оправданий.

Кристабель покраснела.

— Может, он просто… не знал, как…

— Тогда надо было научиться. — Гэвин рассеянно поглаживал Кристабель. — Поверьте, это — самое малое из того, что мужчина… любовник или муж может сделать для своей женщины. Хотя многие и не пытаются.

— Понятно, — проговорила Кристабель задумчиво.

И это было правдой. Ей действительно многое стало понятно. Понятно, почему замужние женщины так стремятся в объятия Красавчика Берна. Все дело в этом наслаждении, которое он дарил женщинам.

Берн нагнулся и поцеловал Кристабель в щеку, потом за ухом, потом в шею.

— Теперь мне ясно, почему вы так упорно сопротивлялись. Вы просто не знали, от чего отказываетесь.

— Нет, не поэтому, — прошептала Кристабель.

— Тогда почему? — Берн прикоснулся языком к пульсирующей жилке на ее шее.

Потому что если она уступит, то потеряет себя. Но нельзя говорить об этом, чтобы не давать ему преимущества.

Продолжая целовать Кристабель, Берн пододвинулся к ней ближе, и она вздрогнула, почувствовав, как возбужденный пенис коснулся завитков волос между ее ногами. Ее охватила паника. Господи, но у него уже есть преимущество. Он доставил ей наслаждение, но сам его еще не получил. И сейчас он, конечно, пожелает получить свою долю удовольствия в ее постели. Если она не сможет…

В отчаянии Кристабель опустила руку и сомкнула пальцы вокруг его твердой, разгоряченной плоти.

— Да… хорошо, детка, — простонал Берн. Осторожно она попробовала двигать рукой вверх и вниз вдоль напряженного ствола, и еще один негромкий стон наслаждения подтвердил, что она действует правильно. Однажды Кристабель подсмотрела, как Филипп ласкает себя подобным образом. Если он мог этим способом удовлетворить себя, то, наверное, и она сможет…

— Хватит, — вдруг сказал Берн, хватая Кристабель за руку. — Мне не терпится оказаться внутри вас.

— Но я хочу трогать вас так же, как вы трогали меня. — Кристабель лихорадочно искала аргумент, способный убедить Берна. — Филипп никогда не позволял мне к себе прикасаться, — прошептала она, и хотя это было правдой, почувствовала стыд, словно предала мужа. Но ведь у нее нет выбора, если она не хочет, чтобы Берн овладел ею прямо здесь, в гостиной. — Пожалуйста, — умоляла она, — позвольте мне сделать это.

Через секунду Берн отпустил руку Кристабель.

— Что ж, если вы так хотите, — проговорил он и сам вложил пенис в ее ладонь. — У нас еще целая ночь впереди.

— Я думала, вам надо ехать в клуб.

— Они пришлют за мной… если я понадоблюсь, — отрывисто произнес Берн. — Надеюсь… этого не случится.

Неожиданно для Кристабель он наклонил голову и взял в рот ее сосок. Это вызвало такой же эффект, какой вызывает сухое полено, подброшенное в тлеющие угли. Пламя вновь охватило ее, кровь стремительно побежала по венам, а ненасытная плоть между бедер вновь начала горячо пульсировать. Нет, нет, она не позволит… ему… опять… возбуждать себя…

Кристабель ускорила движение своих пальцев. Реакция Берна показалась ей обнадеживающей. Коротко вздохнув, он выпустил сосок изо рта и стал резко двигать бедрами навстречу ее руке. Невероятно, каким горячим и твердым он был под мягкой шелковой кожей: как стальное лезвие в бархатных ножнах.

— Господи… Господи…хорошо…да…детка…да… — громко стонал Берн.

Впервые в жизни Кристабель поняла, что чувствует в такие моменты мужчина. Ее пьянило сознание того, что это она доставляет ему подобное наслаждение. Может, она не такая уж бездарная?

Пальцы Кристабель сжимались все сильнее, рука двигалась все энергичнее.

— Вы хотите этого? — Она повторила его вопрос, наслаждаясь своей властью над этим сильным мужчиной. — Хотите, Берн?

Бормоча невнятные проклятия, Гэвин откинул назад голову, и Кристабель увидела, как напряглись жилы на его шее.

— Ты знаешь… что… хочу… ты… чертова…

Внезапно наклонившись, он схватил со стула забытые там панталоны и обернул ими руку Кристабель и свою плоть.

— Черт… черт… Черт!.. — выкрикнул Берн секундой позже, и густая, как сливки, горячая жидкость начала выплескиваться наружу.

Видя, как наливается кровью его лицо, слыша тяжелое, прерывистое дыхание, Кристабель почувствовала, как ее охватывает странный трепет. Значит, даже неукротимый, неуправляемый Берн не так уж страшен.

Наверное, даже можно научиться им управлять. И вероятно, он способен на искренние чувства…

Стоп. Нелепо даже думать об этом. Да, занимаясь любовью, он отдается наслаждению полностью, но чего еще можно ожидать от подобного человека? Однако, кроме чувственного наслаждения, его ничто не интересует, и это подтверждают каждое его слово, каждый поступок. Он забывает о женщине сразу же, как только покидает ее спальню.

Берн стоял, прикрыв глаза и устало опустив голову. Наконец, когда дыхание немного успокоилось, он пробормотал:

— Ну-ну. Для женщины, никогда раньше не испытывавшей наслаждения в объятиях мужчины, вы совсем неплохо умеете… дарить его.

Чтобы не обнаруживать, как обрадовал ее этот комплимент, Кристабель опустила глаза и небрежно спросила:

— Вы так думаете?

Берн тщательно вытер ее руку панталонами и отбросил их в сторону.

— О да. — И, наклонившись, чтобы поцеловать Кристабель в щеку, прошептал: — Не пора ли переместиться в вашу спальню? Там нам будет гораздо удобнее.

Услышав это, Кристабель чуть не застонала. Похоже, убедить этого мужчину будет непросто.

— Я предпочла бы этого не делать, — осторожно проговорила она. — Я устала, а вам надо быть в клубе.

— Я ведь уже сказал, что не надо. — Берн нежно прикусил мочку уха Кристабель и положил руки ей на талию. — А если вы устали, мы можем сначала немного поспать. Любовь по утрам еще приятнее.

— Нет, я не могу, — Кристабель решительно отстранилась, не поднимая глаз. — Я… просто я не могу.

Пальцы Берна сильнее сжали ее талию.

— Не можете? — недоверчиво переспросил он. — Вернее сказать, не хотите?

Кристабель молча кивнула.

Двумя пальцами Берн резко поднял ее подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. Они стали серыми, как ноябрьское небо.

— Вы и не собирались ложиться со мной в постель сегодня? Поэтому и решили погонять шкурку?

— Решила — что? — переспросила Кристабель недоуменно.

— Это самое подлое, что может сделать женщина, — прошипел Берн ей в лицо. — Сначала распалить мужчину, а потом вышвырнуть его из спальни, не дав удовлетворения.

— Это неправда! — возмутилась Кристабель. — Я дала вам удовлетворение.

Какой-то мускул мелко задрожал на щеке Берна.

— Да, в каком-то смысле дали. Но мне надо было совсем не это.

— Берн, — вздохнула Кристабель, — вы должны понять…

— Я ничего не должен. Какого черта вы так боитесь, Кристабель? Боитесь получить удовольствие? Боитесь, что окажетесь такой же грешницей, как те, на которых вы привыкли смотреть с презрением?

Разве может она сказать, что на самом деле боится себя? Боится, что, отдавшись ему, не сможет вовремя остановиться. Но часть правды она все-таки постарается открыть. Если только он сможет ее понять.

— Я не похожа на других ваших женщин, Берн, — прошептала Кристабель. — Я не смогу довольствоваться лишь частью вас. Я не смогу делить с вами постель, а на следующий день спокойно смотреть, как вы развлекаетесь в ней с другой. Это невозможно для меня. — Продолжая говорить, Кристабель всунула руки в лямки сорочки и, натянув ее, прикрыла грудь. — А для вас невозможно оставаться верным одной женщине, так ведь?

Минуту Берн молчал, пристально глядя на Кристабель, а затем сказал:

— Значит, вы стремитесь к замужеству. Последнее слово он проговорил с отвращением. Кристабель покачала головой:

— Нет, я больше никогда не вручу свою судьбу мужчине, который в конце концов…

— …предаст вас?

Кристабель утвердительно кивнула.

— Но ведь именно поэтому связь, которую я предлагаю, предпочтительнее брака. — Теперь Берн говорил как расчетливый делец, но его рука продолжала медленно гладить Кристабель по бедру, дразня и искушая. Так, наверное, действовал бы сатана, решив соблазнить кого-нибудь. — Мы можем наслаждаться друг другом, не опасаясь предательства, возможного лишь между супругами. А когда мы оба устанем…

— А что, если вы устанете раньше, чем я? Для того чтобы погубить кого-то, не обязательно сначала жениться. Вы сами знаете, что сделала леди Каролина Лэм со своим любовником лордом Байроном и с собственной семьей.

Берн посмотрел на Кристабель с иронией:

— Я с трудом могу представить, что вы станете угрожать мне кинжалом посреди званого обеда.

— А вы уже забыли, что я стреляла в вас? Если я полюблю, а вы обойдетесь со мной так же, как с другими женщинами, я не знаю, что сделаю. Я недостаточно легкомысленна для того, чтобы менять любовников или смотреть, как меняете любовниц вы.

Пальцы Берна больно впились в ее бедра.

— Следовательно, всю оставшуюся жизнь вы собираетесь провести как монахиня? Ни брака, ни любовника, никого, кроме стареющего отца?

Кристабель задумалась. Как характерно для Берна, что он выпустил из виду самое главное — детей. Но поскольку она, Кристабель, очевидно, бесплодна, то выйти замуж ей вряд ли придется. Мужчинам нужны женщины, которые могут родить им сыновей. Грустно вздохнув, Кристабель сбросила руки Берна со своих бедер и соскользнула со стола.

— Так далеко я еще не загадывала.

— И неудивительно. — Берн уперся руками в стол, не давая Кристабель возможности сдвинуться с места. Наклонив голову, он прошептал ей прямо в ухо, щекоча его губами: — До сегодняшнего вечера вы не знали, каким может быть наслаждение, но теперь, когда…

— Я должна стать еще осторожнее, — улыбнулась Кристабель, стараясь отодвинуться от Берна как можно дальше. — Да и вы сами не обрадуетесь ревнивой любовнице, которая захочет каждую минуту знать, где вы находитесь, станет жаловаться, что вы не уделяете ей внимания, и требовать, чтобы вы делили постель только с ней. Я как раз такой и буду. Даже мужа мое поведение подтолкнуло к картам и выпивке. — Кристабель старалась, но не могла скрыть боль, которую испытывала, говоря это. — Так до чего это доведет такого повесу, как вы? До убийства, наверное.

Лицо Берна вспыхнуло от гнева.

— Вы, черт побери, ни до чего не довели этого идиота Хавершема. Я сразу же понял, что он один из тех глупцов, для которых в жизни нет ничего важнее карт. Вы ни в чем не виноваты.

Он говорил, а Кристабель казалось, будто нож хирурга вскрывает давно мучающий ее нарыв.

— Разве это так? Если бы он был счастлив дома…

— Вы когда-нибудь отказывали этому самовлюбленному ослу в ласках?

— Нет, но…

— Вы старались хорошо кормить его?

— Конечно.

— Вы приставали к нему с вопросами, где он был и что делал?

— Вначале — нет. Честно говоря, я была рада, что он оставляет меня дома и не заставляет изображать в обществе маркизу, потому что совсем не умела играть эту роль.

— И он нашел кого-нибудь, кто мог бы научить вас? Заверял вас, что у вас все получится? Делал все, чтобы помочь вам, когда вы сопровождали его в Лондон?

Эта патетическая речь начала раздражать Кристабель.

— Это не совсем так, но…

— Потому что он, как я уже сказал, самовлюбленный, безмозглый идиот. Скажите, Кристабель, Хавершем уже был игроком, когда вы познакомились?

Кристабель сердито проговорила:

— Он играл совсем немного.

— Откуда вы знаете? Случалось ли такое: он обещал, что придет куда-нибудь, а сам не являлся, ссылаясь на головную боль или другой ерундовый предлог? Всегда ли он первым предлагал сыграть в карты в качестве вечернего развлечения? Не исчезало ли иногда таинственным образом его жалованье?

— Прекратите! — Кристабель решительно оттолкнула руку Берна, мешавшую ей сдвинуться с места. Она не желала больше слушать эту, к сожалению, слишком точную характеристику человека, о чьей нездоровой страсти к игре ее предупреждал еще отец. Отойдя от Берна на некоторое расстояние, Кристабель повернулась и посмотрела ему в лицо. — Вы имеете наглость называть моего мужа самовлюбленным идиотом, тогда как сами даже не скрываете своей бесчувственности и пренебрежения к женщинам, с которыми вы…

— Этих женщин мои чувства интересуют столь же мало, как меня — их. — Блестя глазами, Берн опять приблизился к Кристабель, очевидно, ничуть не беспокоясь о полном отсутствии одежды. — Они хотят от меня того же, что и я хочу от них, — удовольствия, и ничего более.

— Вы уверены? А почему же тогда леди Дженнифер сегодня из кожи лезла, чтобы оскорбить меня? Еще пять минут — и она бы мне глаза выцарапала.

— Это просто потому, что ущемлена ее гордость, — небрежным тоном объяснил Берн.

— Возможно. Но если вы и правы насчет ее и других женщин, если они действительно хотят от вас только одного, то я-то совсем на них не похожа. Мы опять вернулись к тому, с чего начали. Я никогда не смогу стать такой любовницей, какая нужна вам. Я себя хорошо знаю. Берн тихо выругался себе под нос.

— Понятно. Но в таком случае нам больше не стоит играть в «порочный вист».

— А вам больше не стоит пытаться соблазнить меня. Берн насмешливо приподнял бровь:

— А вот этого, моя милая, никогда не смогу сделать я. Краснея, Кристабель подобрала с пола кальсоны и протянула их Берну:

— Тогда, наверное, вам лучше уйти. Возьмите это.

Он ответил ей ледяным взглядом и, отвернувшись, направился к выходу, но у самой двери обернулся:

— Оставьте себе. Вы честно их выиграли.

— Берн, пожалуйста, позвольте мне хотя бы послать за вашим пальто.

— После сегодняшнего вечера, — ответил он раздраженно, — вашей репутации будет нанесен непоправимый урон. Если вас не волнует это, то к чему беспокоиться о сплетнях среди слуг?

— Я… Пожалуйста.

Стиснув зубы, Берн взялся за ручку, потом еще раз выругался и, распахнув дверь, крикнул:

— Эй, кто-нибудь! Лакей! Принесите мое пальто!

В прихожей послышался переполох, и кто-то бросился выполнять приказание. Минутой позже Берн получил свою одежду, приоткрыв дверь, после чего громко ею хлопнул.

— Ваш лакей хромает. Еще один бывший солдат? — Со злым лицом он натянул пальто и начал сердито застегивать пуговицы.

— Да, у него нет ноги.

— Ну разумеется. — Берн резко рассмеялся. — Только вы можете нанять безногого лакея. — Он бросил на Кристабель странный взгляд. — Вы самая несносная женщина, которую я когда-либо встречал, вы знаете это? — Он опять взялся за ручку. — Увидимся утром.

— Утром? — переспросила удивленная Кристабель.

— Придет миссис Уоттс, не забыли? А когда она уйдет, мы опять будем играть в карты. На сей раз во вполне пристойные, имейте в виду. — Берн особо выделил слово «пристойные». — А вечером отправимся в театр, чтобы люди видели нас вместе. Конечно, если вы не сочтете, что это недостаточно прилично.

— Нет, — раздраженно ответила Кристабель. В конце концов, глупо злиться на нее за то, что она сказала правду. Он ведет себя как ребенок. — Я люблю театр.

— Разумеется. Вы и сами не прочь разыграть драму.

Но теперь в его голосе слышалась насмешка, словно Берн сам понял, что реагирует на неудачу чересчур бурно.

Только сейчас осознав, что стоит затаив дыхание, Кристабель с облегчением выдохнула.

— Значит… договорились? Насчет того, что вы… не будете соблазнять меня?

— Об этом мы никогда не сможем договориться. — Берн окинул Кристабель долгим, откровенно вожделенным взглядом, от которого у нее опять ослабли колени. — Но я не из тех, кто силой укладывает женщин в свою постель. Я подожду, пока вы окажетесь в ней по собственному желанию. А рано или поздно так и случится. Всегда так случается.

И с этим самонадеянным заявлением Берн удалился.

Только теперь Кристабель стала дышать спокойнее, но расслабиться не могла даже после того, как под окнами затих стук колес. Она чувствовала себя одинокой и.растерянной. Бродя по комнате в каком-то оцепенении, она подбирала то чулок, то подвязку, не различая, где вещи Берна, а где ее. Собрав все в кучу, Кристабель быстро помолилась о том, чтобы добраться до спальни незамеченной.

Взяв в руки жилет Берна, она вдохнула уже знакомый запах, прижала расшитую ткань к щеке и почувствовала, как глаза наполняются слезами. Это было такое знакомое ей занятие — собирать с полу разбросанные мужские вещи. До того как Филипп унаследовал титул и нанял себе настоящего лакея, ей самой приходилось делать это, когда он возвращался домой далеко за полночь. Но от вещей мужа обычно пахло бренди, а одежда Берна пахла только им самим. И если бы Кристабель захотела…

Нет, она правильно сделала, что отказала ему. Как бы сильно ее ни влекло к этому мужчине, как бы ни хотелось изведать наслаждение до конца, Кристабель твердо знала, что рано или поздно ей придется об этом пожалеть.

Со вздохом она опустилась на стул. Тогда почему же, ну почему ей кажется, что она только что совершила большую ошибку?

Сев в одном коротком пальто в кабриолет, Берн уже через пару минут начал сожалеть, что не взял кальсоны, предложенные Кристабель. Ранней осенью ночи в Лондоне бывают холодными и сырыми. Туман проникал во все щели, и Берн здорово продрог. Черт бы побрал маркизу Хавершем за то, что он мерзнет, трясясь в экипаже, вместо того чтобы лежать в теплой постели и не торопясь заниматься любовью…

— Дьявол! — пробормотал Берн, почувствовав, как шевельнулась его замерзшая плоть. Эта женщина его в могилу сведет.

Он потянулся за часами, но вспомнил, что проиграл их. Но сейчас, наверное, еще не поздно. Можно удовлетворить свою неутоленную страсть в одном из шикарных борделей. Берн редко пользовался услугами проституток, но иногда без них нельзя было обойтись.

Однако эта идея показалась ему настолько непривлекательной, что желание неожиданно утихло. Странно. Все странно. Еще никогда женщина, которая так явно хотела его и которую хотел сам Гэвин, не отказывала ему.

Наверное, в этом и дело. Пока он не получит Кристабель, другие женщины не будут привлекать его. Но это продлится недолго. Он ее получит, и победа покажется еще слаще, оттого что пришлось ждать. В отличие от идиота Хавершема Гэвин умеет наслаждаться предвкушением. Только не хотелось бы делать это слишком долго.

Все-таки одну полезную вещь Берн сегодня узнал. Он понял, что выбрал правильную стратегию. Кристабель сама призналась, что не похожа на прочих женщин. А это значит, что стоит ему соблазнить ее — что он, несомненно, сделает, — и она сама с радостью откроет ему все свои секреты, включая правду о таинственной «собственности».

Конечно, надо помнить и об опасностях. И главная из них — это возможная беременность. Раньше Гэвин всегда полагался на мужей своих любовниц, рассчитывая, что они признают ребенка, если он появится на свет, невзирая на все меры предосторожности. Однако этого ни разу не случилось, чему Берн был рад. Ему было бы неприятно знать, что его ребенка воспитывает чужой человек.

Но если забеременеет Кристабель, никакой муж им не поможет. Значит, надо быть особенно осторожным. Им обоим придется принимать меры: женщины могут пользоваться специальными губками. Ей незаконный ребенок, разумеется, нужен не больше, чем ему.

Вторая опасность — это то, что Кристабель станет именно такой любовницей, как обещает. Что она превратится в ревнивую, подозрительную и непредсказуемую фурию. Гэвин неожиданно усмехнулся, представив себе Кристабель, таскающую за собой тяжелое ружье, чтобы пристрелить любую женщину, привлекшую его внимание.

Поняв, что подобная картина не пугает, а, скорее, нравится ему, Берн сразу стал серьезным. Ни одному уважающему себя мужчине не нужна женщина, которая каждый вечер не ложится спать, пока не дождется его, раскрыв рот, слушает каждое его слово и смотрит на него с таким обожанием, что…

Берн беззвучно выругался. Вот что получается, если связываться с высоконравственными женщинами. В голову начинают приходить такие мысли, которых раньше никогда не появлялось.

Гэвину нравилась его жизнь. Он охотно сделает Кристабель своей любовницей, но только на своих условиях. Он уверен, что даже несгибаемую вдову Хавершем можно в конце концов убедить принимать жизнь такой, как она есть.

Только не потухнут ли после этого свет в ее глазах и огонь в сердце?

Бормоча проклятия, Берн легко взмахнул хлыстом, заставляя лошадей бежать быстрее. Подобные мысли посещали его, когда он сходил с ума по Анне Бингем. Никогда больше не станет он морочить себя таким сентиментальным вздором. Никогда.

Несколько минут спустя Гэвин уже подъезжал к своему дому в фешенебельном Мейфэре. Он еще не успел остановиться, когда из дверей выскочил грум, а в окне появился молодой дворецкий. Берн хорошо платил за подобное внимание, оказываемое поздно ночью: он мог появиться дома в любое время и терпеть не мог вида сонных слуг. Весь дом жил по его режиму, считая день ночью, а ночь днем.

Сегодня Гэвин вернулся слишком рано: если бы не недостаток одежды, он отправился бы в клуб прямо от Кристабель. Отдав поводья груму, он вышел из кабриолета и чертыхнулся, почувствовав, как острый гравий впился в босые ступни.

Дворецкий выскочил на улицу:

— Помочь вам, сэр?

— Не надо. — Гэвин прохромал до ступенек крыльца и стряхнул мелкие камешки, забившиеся под пальцы.

И грум, и дворецкий были слишком хорошо вышколены, чтобы выказать удивление при виде полуголого хозяина. Но когда Гэвин поднимался по лестнице, навстречу ему выскочил лакей, который обычно ожидал на верхней площадке:

— Я подумал, что надо сразу же сообщить вам, сэр: получено письмо из Бата. Посыльный в доме и ждет вашего ответа. Я только что отправил мальчика в клуб, а тут как раз вы подъехали.

Бат. Гэвин почувствовал беспокойство.

— Спасибо, Дженкинс.

Теперь он поднимался, перескакивая через ступеньку. Письмо из Бата не сулило ничего хорошего. Посыльный встретил его на площадке и молча вручил запечатанный конверт. Берн беззвучно застонал. В запечатанных конвертах тоже никогда не было приятных новостей.

Разорвав пакет, он быстро пробежал глазами послание. Его содержание немного успокоило Гэвина, но не отменило необходимости действовать.

— Дженкинс, как только вернется мальчик, отправь его на конюшню за каретой. Я хочу уехать через час. И принеси мне перо и бумагу. Мне надо написать несколько записок перед отъездом.

— Слушаюсь, сэр, — кивнул Дженкинс.

Значит, завтрашний поход в театр с Кристабель отменяется. В виде компенсации Гэвин привезет ей какую-нибудь безделушку из Бата.

Поездка не должна занять много времени. В письме сказано, что серьезной опасности нет. Он уедет сегодня ночью, проведет в Бате завтрашний день, поговорит с врачом, убедится, что все действительно в порядке, переночует там и послезавтра вернется в Лондон.

Подготовку Кристабель к приему у Стокли придется отложить всего на один день. Это ничего не изменит. А возможно, даже пойдет на пользу, если заставит ее немного поволноваться. Может, она охотнее поделится своими секретами, испугавшись, что Берн потерял к их плану интерес.

Гэвин задумчиво сощурился. Кстати, Роузвайн находится совсем близко от дороги, соединяющей Бат с Лондоном. Было бы неплохо заглянуть туда на обратном пути. Несколько гиней, несомненно, помогут какому-нибудь разговорчивому деревенскому жителю вспомнить что-нибудь интересное о Кристабель и ее семье. По крайней мере можно будет добыть сведения о слуге, который помогал вскрывать сейф. Новые хозяева зачастую оставляют у себя самую опытную прислугу бывших владельцев, поэтому при удаче Берн может даже застать его в имении.

Пора подойти к этому делу с другого конца. Потому что, хочет этого Кристабель или нет, Берн узнает всю правду тем или иным способом.