"Ночь с принцем" - читать интересную книгу автора (Джеффрис Сабрина)

Глава 21

«Так или иначе».

Вот уже сотый раз за последние два дня Кристабель задумалась над тем, что имел в виду Гэвин. Может, он собирается предложить Стокли сделку? Но у них такие разные цели, что это вряд ли возможно. Лорд Стокли не собирается публиковать письма, он хочет жениться на принцессе. А Гэвину непременно надо их опубликовать, чтобы навсегда лишить его высочество возможности занять трон.

Спазм в горле мешал Кристабель дышать. Гэвин никогда, никогда не откажется от своей мести. Она, Кристабель, рискнула и проиграла.

Но она не жалела о том, что все рассказала Берну. По крайней мере теперь, если он найдет письма, то, возможно, задумается, перед тем как их использовать. Может, он вспомнит то, о чем говорила Кристабель, и сумеет преодолеть в себе обиду и злость.

— Снимайте же, леди Хавершем, — проговорил чей-то раздраженный голос.

Кристабель подняла глаза и обнаружила, что Гэвин и другие игроки удивленно смотрят на нее. Силой заставив себя опять обратить внимание на игру, она разбила колоду и вернула ее Гэвину для раздачи.

Несмотря ни на что, Берн все-таки сделал ее своим партнером. Он даже не дал ей шанса возразить или выбрать кого-нибудь другого: сразу же после возвращения из Бата он уверенно объявил перед всеми, что они с Кристабель будут играть вместе.

Хотя Кристабель и понимала, что скорее всего он просто хочет ни на минуту не упускать ее из виду, она не стала спорить. Ей надо было продержаться в доме как можно дольше, а удачнее всего она играла на пару с Берном. Каким-то образом они понимали друг друга лучше, чем все прочие игроки, а наблюдая за его игрой, Кристабель не переставала учиться.

Она училась у Берна не только висту. Только теперь Кристабель поняла, что для того чтобы выигрывать, необходимо заставить молчать свое сердце также, как это делает он. Только так она может остаться в игре — думая о Гэвине только как о своем партнере, не теряя самообладания всякий раз, когда поднимает глаза на его холодное, чужое и сосредоточенное лицо.

Вот как сейчас, когда он сортирует карты точными, заученными движениями, словно не живой человек, а механизм. Трудно поверить, что этот мужчина всего два дня назад предлагал ей стать его женой. Если, конечно, он говорил тогда серьезно. А если и серьезно, то с тех пор наверняка сто раз передумал.

Кристабель горестно вздохнула.

— Плохие карты, леди Хавершем? — спросил полковник Брэдли.

— Я не настолько глупа, чтобы сообщать вам об этом.

— Если такими вздохами вы пытаетесь дать сигнал Берну, — нахмурился полковник, — я позабочусь, чтобы об этом стало известно Стокли.

Гэвин зло сощурился.

— Вы хотите сказать, что мы с леди Хавершем жульничаем? — спросил он тем нарочито мягким голосом, который заставлял Кристабель испуганно сжиматься.

— Всего лишь поддерживаю беседу, старина, — сразу же отступил Брэдли. За подобным обвинением нередко следовал вызов на дуэль.

— Просто полковник нервничает из-за того, что мы выигрываем, — вмешалась в разговор Кристабель. Настроение Гэвина оставляло желать лучшего последнее время, и любой пустяк мог привести к взрыву.

Кроме того, они действительно выигрывали. Сегодня играли уже только восемь пар игроков, и конкуренция становилась безжалостной. К счастью, леди Дженнифер и вправду не смогла продолжать игру, потому что рана приковала ее к постели. Но и оставшиеся игроки ничем не уступали ей. И хотя Кристабель с Гэвином уже приближались к заветным ста очкам, им следовало поторопиться. Две пары уже набрали их: леди Хангейт со своим любовником и лорд Стокли с леди Кингсли.

То, что хозяин выбрал своей партнершей Анну, удивило многих, но не Кристабель. Очевидно, таким путем он надеется вывести из равновесия Берна, своего основного соперника. Недалекий лорд Кингсли, ничего не подозревая, был уверен, что такой выбор делает честь его жене как искусному игроку, и спокойно удалился в ближайшую гостиницу, где коротали время все гости, выбывшие из игры.

Кристабель была твердо намерена не присоединяться к ним. Стиснув зубы, она постаралась забыть на время обо всех своих горестях и превратиться в такую же безупречно играющую машину, как ее партнер. Она не могла понять, как Гэвину удавалось делать это в течение долгих лет, но по крайней мере становилось ясно, каким образом развилась его способность абсолютно владеть собой.

Игра проходила в молчании. Уже давно были забыты легкая болтовня, шутки и все, что могло отвлечь от карт. Внимание каждого было сосредоточено только на игре, и все ни на минуту не забывали о главном призе, который, по последним сведениям, достигал уже сорока тысяч фунтов.

Они выиграли в тот самый момент, когда прозвучал гонг. Кристабель сразу же занялась подсчетом очков, но Гэвин с довольной улыбкой остановил ее:

— Мы набрали сотню, моя милая. Теперь мы в четверке.

После подсчета результатов за другими столами выяснилось, что паре, следующей за ними, не хватает до сотни еще тридцати очков. Значит, после начала завтрашней игры у них будет несколько часов передышки.

Для Кристабель это означало, что она сможет заняться поисками либо попытаться договориться с лордом Стокли. Времени оставалось все меньше. В лучшем случае у нее есть две ночи и всего один день.

Полковник Брэдли с партнером встали и покинули комнату, Кристабель с Гэвином остались за столом вдвоем. Она поспешно поднялась, торопясь уйти, чтобы желание подойти к нему и поцеловать мрачно сжатые губы не стало слишком сильным. Но как только Кристабель отвернулась, Берн тихо спросил:

— Ты нашла их?

Кристабель осторожно огляделась: кроме них, в комнате были только лорд Стокли с несколькими гостями. Они беседовали в дальнем углу.

— Если бы нашла, меня бы здесь уже не было. А ты?

— Нет.

Короткий ответ не удовлетворил Кристабель. Она задумчиво посмотрела на Гэвина. Может, если рассказать ему о своих поисках, он тоже станет более откровенным?

— Я обыскала гостиную и несколько спален, но в комнату лорда Стокли мне так и не удалось попасть. Она все время заперта.

— Их там нет. Я обыскал ее, пока они пили вчера после игры.

— Ты вскрыл замок? — Кристабель понизила голос до шепота.

Гэвин утвердительно кивнул.

— И в твоей комнате тоже, — сухо добавил он, — но дверь все равно не открылась.

— Я подставляю стул под ручку из-за лорда Стокли.

— Значит, ты все-таки не решилась флиртовать с ним, чтобы попасть в его спальню?

— Нет.

Гэвин облегченно вздохнул:

— И на том спасибо. Становится ясно, что таким образом мы письма не найдем. Лучше попытаться договориться со Стокли.

— Он не уступит их нам, — возразила Кристабель, обернувшись на барона. — А если мы об этом заговорим, он только насторожится.

— Знаю. Поэтому и молчал до сих пор. Но если ничего другого не остается…

— У меня нет ничего, что я могла бы предложить ему взамен. А у тебя есть и деньги, и связи, и, может, что-нибудь, от чего он не захочет отказаться. А я ничего не смогу сделать, если вы решите… договориться.

У Кристабель перехватило горло, и она повернулась, чтобы выйти из комнаты, но Берн заговорил опять, на этот раз гораздо мягче, почти умоляюще:

— Детка, пожалуйста, мне надо знать… С тобой все в порядке?

— Насколько это возможно… для женщины, чье сердце разбито.

— У тебя усталый вид.

Такая забота только разозлила Кристабель.

— Мне плохо спится, когда моей семье угрожает опасность.

— А мне плохо спится без тебя.

Их взгляды встретились, и желание, которое Кристабель прочитала во взгляде Гэвина, заставило ее забыть об обиде и злости, разбудило ответное влечение. Целых три ночи прошло с тех пор, как они спали вместе. Три ночи, полные беспокойного метания, тревожных снов и неутолимой, мучительной жажды, заставляющей Кристабель плакать, уткнувшись в подушку.

Как легко было бы уступить сейчас, сказав, что ей безразлично, что случится, лишь бы они были вместе, безразлично, что отец лишится пенсии, репутации… жизни.

Решительно отогнав от себя этот соблазн, Кристабель холодно бросила:

— Попробуй настойку опия. Говорят, она отлично помогает от бессонницы.

— Кристабель, пожалуйста…

— Леди Хавершем! — перебил Гэвина чей-то громкий голос.

Кристабель едва не застонала, обнаружив, что к ним приближается лорд Стокли и что все остальные гости уже покинули комнату.

— Вы, похоже, будете играть в следующем раунде, — с фальшивым добродушием проговорил барон.

— Мы выиграем следующий раунд, — заявил Гэвин.

— Посмотрим. — Взгляд Стокли, устремленный на Кристабель, становился все более похотливым. — Надеюсь, ваш партнер объяснил вам, что в последние дни игра начинается сразу после завтрака. Значит, те, кто еще не набрал ста очков, должны сесть за столы около часу.

— Я говорил, — подтвердил Гэвин.

Лорд Стокли не обратил на него никакого внимания.

— Я пришлю за вами слугу, когда начнется игра. Но разумеется, можно начать и попозже, если ночью у меня найдется какое-нибудь приятное занятие, из-за которого я не смогу уснуть. — Барон предложил Кристабель руку: — Не согласитесь ли выпить бокал вина в моем кабинете, леди Хавершем?

На мгновение Кристабель задумалась. Может быть, если ей удастся напоить лорда Стокли…

Нет, она не может сделать этого, когда Гэвин сидит здесь и так смотрит на нее, словно подозревает худшее. Кроме того, кажется, он был прав, предупреждая, что лорд Стокли играет с ними. Вряд ли он что-нибудь ей расскажет, а вот изнасиловать вполне может. Нет, это слишком рискованно.

— Благодарю вас, — ответила Кристабель, — но я очень устала. Думаю, мне лучше лечь спать.

Она направилась к выходу, но Стокли схватил ее за локоть:

— Ну, послушайте. Не надо быть такой…

— Отпусти ее, — проговорил Берн негромко, но очень внушительно и поднялся на ноги.

— Не валяй дурака, Берн. — Пальцы Стокли еще сильнее стиснули локоть Кристабель. — Я прекрасно знаю, что ты уже выставил ее из своей постели, а раз у тебя с ней все кончено…

— Во-первых, тебя не касается то, что происходит в нашей постели, — зло проговорил Берн, — а во-вторых, у меня с ней еще далеко не все кончено, а если бы и так, то это еще не повод навязываться ей.

— Я не навязываюсь.

Гэвин угрожающе прищурился:

— Если ты сейчас же не уберешь руку с ее локтя, я переломаю тебе все пальцы по очереди.

Лорд Стокли поспешно отдернул руку.

— Господи, ты просто рехнулся, — возмущенно проговорил он и повернулся к Кристабель: — Мы поговорим с вами позже, когда поблизости не будет этого сумасшедшего.

Уже выходя из комнаты, Стокли услышал, как Берн пробормотал:

— Черта с два ты с ней поговоришь, скользкий ублюдок. Теперь Берн и Кристабель остались вдвоем в темной комнате.

Кристабель решила, что и ей безопаснее будет удалиться, но Гэвин негромко попросил:

— Останься.

Она устало взглянула на него:

— Гэвин, все это бессмысленно.

— Бессмысленно? — Берн приблизился к Кристабель, обхватил ее голову ладонями и поцеловал, страстно и медленно. Кристабель стояла как деревянная, изо всех сил стараясь не отвечать на поцелуй, не позволять вспыхнувшему влечению захватить себя. Гэвин почувствовал это и отпустил ее. — Смысл в том, что мы созданы друг для друга. Мне плохо без тебя. И я вижу, что тебе тоже плохо. Зачем ты упрямишься?

— А ты? Я пытаюсь защитить все, что мне дорого…

— Я уже говорил, что не позволю ничему плохому случиться ни с тобой, ни с твоим отцом. Но моя мать имеет право на справедливость.

— Не лги себе — ты делаешь это не для нее.

— Ты думаешь, я делаю это для себя? — Гэвин резко отступил назад. — Я отказываюсь от титула, который предлагает мне дорогой папаша. И, как ты сама говорила, мне скорее всего придется расстаться и с тем невысоким положением, которое я сейчас занимаю. Какую же выгоду я получаю от этого?

— Ты хочешь избавиться от чувства вины.

— О чем ты? — Гэвин с изумлением смотрел на Кристабель.

— Я все время об этом думаю, с тех пор как мы вернулись из Бата. Ты винишь себя в несчастьях своей матери, ведь так?

Гэвин молчал, стиснув зубы так, что у него дрожала нижняя челюсть.

— Ты винишь себя за то, что не проснулся тогда…

— Я должен был проснуться, черт побери! Я должен был, и тогда бы ей не пришлось тащить меня на руках.

— Ты не спал, Гэвин, — мягко проговорила Кристабель. — Ты наглотался дыма, так часто бывает во время пожара. Не вини себя за то, что твоя мать отдала мокрую скатерть тебе. В этом виноват пожар, а не ты. Она сделала то, что сделала бы на ее месте любая мать: пожертвовала собой ради сына. И это не значит, что ты должен всю жизнь посвятить тому, чтобы изменить то, что уже случилось.

— Как я могу поступить иначе? — хрипло спросил Гэвин. — Дело не только в пожаре. Меня не было рядом с мамой все те месяцы, что она страдала в больнице. Мне сказали, что она умерла, а я, как дурак, поверил.

— Тебе было двенадцать лет! Может, ты и умел управляться с рулеткой, но был еще ребенком и думал как ребенок. Если люди, которые должны знать правду, сказали тебе, что твоя мать умерла, как мог ты им не поверить? Ты ведь видел немало погибших, когда пришел в себя той ночью. — Кристабель положила ладонь Гэвину на руку. — У тебя есть право и на злость, и на обиду, и на горечь, мой любимый. Но ты не избавишься от них, даже отомстив его высочеству. И уж конечно, не поможешь этим своей матери.

— Ей было бы лучше, если бы я вообще не родился, — отрывисто сказал Гэвин, не глядя на Кристабель.

Господи, да неужели он в это верит?

— Любимый, даже не думай об этом. В тебе вся ее жизнь. Я точно знаю, что твоя мать ни одной секунды, никогда не жалела о том, что у нее есть ты. Иона, конечно, не хочет, чтобы ты сделал то, что похоронит для тебя всякую надежду на достойную жизнь. Мать хочет для тебя только счастья. — Кристабель понизила голос почти до шепота: — И я тоже.

Гэвин зло взглянул ей в глаза:

— Ты выбрала странный способ это демонстрировать. Отказываешься спать со мной. Отказываешься выйти за меня замуж.

— Можно подумать, ты действительно этого хотел, — фыркнула Кристабель.

— Конечно, хотел. И сейчас хочу. Кристабель посмотрела куда-то в сторону:

— Я считала, что ты передумал, когда у тебя появилось время все взвесить.

— Я не передумал. — Обвив руками Кристабель за талию, Гэвин притянул ее к себе и добавил хриплым шепотом: — Это ты не желаешь узаконить нашу связь и ставишь условия для того, чтобы выйти за меня замуж. Я готов жениться на тебе, что бы ни случилось.

Кристабель смотрела на Гэвина, чувствуя, как любовь и страх борются в ее сердце.

— Тогда ты должен думать о нашем будущем, а не о мести. Разве сможем мы быть счастливыми, когда все это обрушится на нас?

— Важно только то, что мы будем вместе. Какое нам дело до того, что скажут другие?

— А как же наши дети? А их будущее? Неужели ты хочешь, чтобы они росли, слыша, что их отца обвиняют в величайшем скандале в истории королевского дома? А их деда — в том, что уронил честь офицера? Тебе-то должно быть лучше, чем другим, известно, как болезненно реагируют дети, когда позорят их семьи.

Судя по его ошеломленному виду, мысль о совместных детях ни разу не приходила Гэвину в голову.

— Х-хотя я вообще не уверена, что могу иметь детей, — пробормотала Кристабель, смущенная выражением его лица, — но я бы хотела попытаться. Я надеюсь, что, если мы поженимся… — Гэвин продолжал молча смотреть на нее, и Кристабель совсем смешалась. — Ты, наверное, даже и не хочешь дет…

Дверь в комнату распахнулась, и в нее ввалились мистер Тал бот и Брэдли, уже не совсем твердо держащиеся на ногах.

— Берн! — воскликнул полковник — Тебе обязательно надо попробовать… О! Леди Хавершем. Простите, что помешал. Мы хотели пригласить Берна выпить с нами.

— Все в порядке, — поспешно ответила Кристабель, благодарная за возможность прекратить разговор. По крайней мере ей не придется услышать, что Берн не хочет иметь детей. Эта новость окончательно разрушила бы ее и без того хрупкое душевное равновесие. — Я как раз собиралась уходить.

Кристабель поспешила из комнаты, а Гэвин молча смотрел ей вслед, потрясенный услышанным. Дети! У них с Кристабель могут быть дети! Невероятно, но он ни разу даже не подумал о них, если не считать забот о «французских письмах».

— Пошли, Берн, — покачиваясь, проговорил Талбот. — Дама ушла, и мы можем выпить бренди. Стокли сегодня расщедрился на самое лучшее.

Гэвин резко повернулся и проговорил, давая выход скопившемуся раздражению:

— Еще бы он не расщедрился. Он очень рассчитывает, что вы напьетесь сегодня, а завтра не сможете играть из-за похмелья, и тогда приз точно достанется ему. Он проделывает это каждый год, а вы, как дураки, каждый раз попадаетесь. Как вы думаете, почему мы все время выигрывали? — Берн глядел на пошатывающихся мужчин с отвращением. — Даже не знаю, зачем я стараюсь объяснить это вам. Вы просто идиоты, все до одного. И вполне заслуживаете того, чтобы Стокли вычистил ваши карманы. Спокойной ночи, джентльмены. Советую побольше выпить сегодня. Потому что после завтрашнего вечера вы не скоро сможете позволить себе бренди.

— Послушай, Берн, с какой стати ты… — начал Талбот, но Гэвин уже вышел из комнаты.

Он стоял посреди коридора, оглядываясь в поисках Кристабель, но ее уже не было видно. Вряд ли сейчас она решила заняться поисками писем. Гэвин знал, что Кристабель предпочитала сначала поспать несколько часов и выходила из комнаты только тогда, когда уже не было опасности натолкнуться на Стокли. В отличие от него Кристабель не привыкла засиживаться допоздна, а значит, скорее всего сейчас она в своей комнате, где Роза и поставленный под ручку двери стул защищают ее надежнее крепостных ворот. И нет никакой возможности добраться до нее, целовать, спать с ней, говорить о любви и будущем.

И о детях.

Гэвин застонал вслух, глядя на лестницу, ведущую в семейное крыло. У него тоже могло бы быть семейное крыло. Дом в Бате достаточно велик для этого. А если бы он стал бароном, то титул перешел бы потом к его сыну…

Но, черт возьми, он не будет бароном. Не будет, если не откажется от мести.

Скрипнув зубами, Гэвин развернулся и пошел по направлению к своей комнате, стараясь не думать о том, что сказала Кристабель: «А как же наши дети?»

Никогда раньше Гэвин не хотел иметь детей. К чему думать о них сейчас?

Картины возникали против его воли: Кристабель, кормящая грудью младенца, маленькая девочка с рыжими кудряшками, сидящая у него на коленях, темноволосый мальчик, называющий его папой…

Взрыв грубого смеха достиг ушей Гэвина, и он заглянул в гостиную, мимо которой проходил. Стокли старательно накачивал там своих гостей бренди. Потом он отправит их спать, и в спальнях они будут ссориться со своими женами или любовницами. А завтра никто из них не будет в состоянии сосредоточиться на картах. Никто, кроме Стокли, разумеется.

Впервые Гэвин почувствовал брезгливость при мысли об этих низких играх. И это относилось не только к Стокли. Отвращение вызывали и женщины, которые начали откровенно заигрывать с ним, как только узнали, что Кристабель ночуете своей комнате. И «джентльмены», принадлежащие к его клубу, которые смеялись над ним за его спиной, потому что он должен был работать, в то время как они пили и ели за его счет, уверенные, что имеют на это полное право.

Будь они все прокляты! Он станет бароном и пошлет их всех к черту.

Нет, снова сказал себе Гэвин, он не станет бароном, потому что навлечет позор и опалу на свою голову, лишив при этом Принни трона. Ради чего?

«Не лги себе — ты делаешь это не для нее».

Конечно же, он делает это только для нее — своей матери.

Хотя, надо признать, мать никогда не просила его отомстить за нее. Когда-то давно она проклинала принца, но после пожара все изменилось. Она сказала тогда, что, едва не погибнув, поняла, что жизнь слишком драгоценна, чтобы тратить ее на ненависть.

Да ей и не надо было ненавидеть. Гэвин делал это за двоих: ненавидел тех, кто называл ее шлюхой, ненавидел Принни, ненавидел… себя.

Словно во сне Гэвин поднимался по ступенькам. Да, и себя он ненавидит. Зато, что не проснулся во время пожара, зато, что не смог защитить свою мать, за то, что родился на свет. Кристабель не так уж не права: месть нужна ему еще и для того, чтобы притупить чувство вины, которое мучает его с тех самых пор, как он понял, что рожден незаконно и что само его существование отнимает у матери надежду на счастливое будущее.

И еще в одном она права. Мать действительно хочет, чтобы он был счастлив. Иначе принесенные ею жертвы были бы бессмысленны.

А он собирается отплатить за них, лишив себя надежды на счастье. Потому что без Кристабель оно для него невозможно.

Гэвин стоял перед дверью своей спальни, чувствуя, как тупо болит то ли желудок, то ли сердце. Он больше не может выносить этого: жить без Кристабель, ложиться по ночам в пустую постель, не иметь возможности поговорить с ней и обсудить то, что случилось за день. За всю его жизнь только две женщины смотрели на него с истинной любовью. Только они видели то, что скрывается под защитной оболочкой, знали, чего он стоит и на что способен, помимо того, что было известно всем.

И им обеим он принесет горе, уничтожит всякую надежду на счастье, свое и их и его будущих детей, только ради того, чтобы проучить человека, недостойного даже дышать одним воздухом с ними. Наверное, он лишился рассудка.

Круто развернувшись, Гэвин быстро зашагал обратно. Хватит, пора положить конец всей этой чепухе. Он найдет письма, даже если придется искать всю ночь. А если не найдет, то договорится со Стокли.

Он сделает что угодно, но достанет эти письма для Кристабель. Только для нее.