"Петр II" - читать интересную книгу автора (Сахаров (редактор) А. Н.)

XIV

Со страстным нетерпением нёсся Храпунов к своей возлюбленной на тройке лихих коней. Ею управлял молодой ямщик, а рядом с ним сидел лакей князя Ивана, Игнат, которому было приказано доставить Храпунова в лесные княжеские хоромы. Не раз спрашивал Лёвушка о том, скоро ли они приедут, и наконец услышал от Игната:

– Скоро, скоро, барин!.. Вот, видите, вдали лес виднеется? В нём-то и находятся княжеские хоромы.

– Да ведь до этого леса, пожалуй, добрых пять вёрст будет.

– Где, и трёх не будет… Ну, ты, чего спишь? Приударь коней-то! – крикнул Игнат ямщику.

Тот натянул вожжи, гикнул, и кони понеслись так, что у путников даже дух захватывало, в глазах мутилось. Вот они врезались в вековой сосновый лес, и между деревьями показалась крыша лесных хором.

Ямщик с большой проезжей дорога свернул на узкую, ведущую прямо к хоромам, и у ворот круто осадил коней.

– Здесь? – отрывисто спросил у Игната Храпунов, выпрыгивая из саней.

– Здесь, пожалуйте. Вот и сам дядя Гаврила, – проговорил Игнат.

В самом деле, навстречу приехавшим поспешно вышел к воротам лесничий Гаврила Струков.

– Кто это? – спросил Лёвушка, показывая на Струкова.

– А это будет здешний лесничий.

– Так у него Маруся?

– Так точно, господин, пожалуйте в хоромы. Что же ты, дядя Гаврила, стоишь, как пень? Веди в хоромы господина офицера.

Но лесничий Струков не тронулся с места; он был мрачен и чем-то сильно встревожен.

– Гаврила, да что же ты?.. Что с тобою подеялось?.. Наш господин, князь Иван Алексеевич, приказал тебе, не мешкая, с господином офицером отпустить гостью…

– Её нет, – мрачно промолвил Струков.

– Как, Маруси здесь нет, нет? – меняясь в лице, воскликнул Лёвушка.

– Нет… ушла она тайком, и моя Анютка с нею убежала, – понурив голову, тихо ответил Гаврила.

– Ушла… тайком?.. Быть не может! Куда же уйти, куда? Что же ты молчишь, старик? Говори! – не спросил, а простонал бедняга Лёвушка.

– Куда она ушла – я не знаю, не ведаю.

– Нет, ты врёшь, старик!.. Ты знаешь, где моя Маруся… Тут какой-нибудь обман! Верно, ты, выполняя приказ князя Ивана, припрятал куда-нибудь Марусю?

– Куда мне её припрятать? Да и зачем? Князь Иван Алексеевич мне на то приказа не давал.

– Не поверю тебе, старик!.. Ты и твой князь, вы оба – злодеи! Я силою заставлю тебя сказать правду, заставлю, – с гневом и отчаянием крикнул на лесничего Лёвушка.

– Ты, господин, надо мной не властен: я не боюсь тебя! Провинился я, точно, только не пред тобою… Тебя, господин, я не знаю, а вина моя – пред князем, что плохо стерёг я гостью и дал ей убежать из хором, да ещё девку мою сманить, – хмуро проговорил Гаврила.

– Когда же ушла гостья? – спросил у лесничего княжеский дворовый Игнат.

– Сегодня утром. Встал я рано и пошёл с дозором в лес; ходил я долго, вернулся в хоромы, почитай, к обеду, стал звать Анютку, дочку, – не откликается; я наверх к гостье, думал – там Анютка, подружилась она с гостьей-то, вместе с нею в одной горенке и спала. Вхожу наверх, а там нет ни гостьи, ни Анютки; обеих и след простыл. Я на двор, стряпуху спрашиваю, работника, не видали ли они Анютки с гостьей. «Не видали, – говорят, – двором никто не проходил». А ворота у нас и днём и ночью на запоре.

– Как же они ушли, если ворота были на запоре? – прерывая Гаврилу, спросил Храпунов.

– Через изгородь садовую перелезли. Следы на снегу видны.

– Ты бы по следам и шёл искать беглянок, – промолвил дворовый Игнат.

– Я и пошёл по следам. Они вывели меня на проезжую дорогу, а тут и потерялись. Сам я искал беглянок, только недавно воротился; а работники и по сей час в лесу их ищут.

– Господи!.. Зимой, в лесу… заблудятся, замёрзнут, – чуть не со слезами проговорил молодой офицер.

– Ну, моя Анютка лес знает как свои пять пальцев, не заблудится. Одно только опасно: на зверя не наткнулись бы они. Волков голодных теперь по лесу шляется много. Долго ли до беды?

– Надо искать; я до тех пор не успокоюсь, пока не обследую всего леса. И вы, Гаврила и Игнат, оба со мной поедете, – проговорил Лёвушка, садясь поспешно в сани.

Долго искали они Марусю и Анютку: весь лес осмотрели, где на лошадях было нельзя – пешком ходили, вязли в снегу, но нигде не напали на след беглянок: обе они как в воду канули. Так в лесные хоромы ни с чем и вернулись; а оттуда Лёвушка Храпунов в Москву поехал.

«Если Маруся жива, то, наверное, к своей бабушке придёт; скрываться ей больше негде, – думал он. – Может, она, голубка, уже давно дома. Но что это всё значит? Давеча князь Иван помянул про приданое… Долгоруковы хотят дать Марусе приданое… Почему? Не пойму я, не разгадаю, при чём тут Долгоруковы. Нет ли тут какого-нибудь подвоха? Может, князь Иван приказал припрятать Марусю куда-либо в другое место. Лесник с ним, наверное, заодно. Припрятали Марусю, да и говорят, что она сбежала. Ну да я узнаю, доберусь до правды, чего бы мне это ни стоило!»

Доехав до Тверской заставы и отпустив с Игнатом княжескую тройку, Храпунов пешком пошёл в хибарку Марины, питая надежду встретить там свою возлюбленную. Но ему пришлось скоро разочароваться: девушки там не было.

Тяжёлое, удручающее впечатление произвело на старуху Марину известие, что её внучка Маруся неизвестно куда исчезла из лесных хором. Её горю и слезам не было предела. Когда же она несколько поуспокоилась, то стала обсуждать с Храпуновым, куда могла уйти Маруся и где надо искать её.

Наконец они решили подождать день, и если Маруся домой не вернётся, то поручить полиции и сыщикам искать её…

Между тем Маруся сама порешила бежать из опостылевшего ей лесного дома.

Прошёл только день, как познакомились Маруся и Анютка, а они уже стали близкими подругами. Словоохотливая Анютка рассказала Марусе про свою жизнь в лесу и, захлёбываясь от восторга, поведала, как молодой царь, будучи на охоте, приезжал в лесные хоромы в гости к их князю Ивану Алексеевичу, как молодой князь встречал государя, угощал его.

– Вот-то весело да радостно было у нас тогда!.. Умру – не забуду того дня. Государь-то молоденький-премолоденький, совсем мальчик, да такой пригожий и ласковый, С отцом моим таково ласково говорил, червонцем его пожаловал. А как уехал царь с нашим князем, опять у нас пошла скучища.

– Стало быть, ты здесь, Аннушка, скучаешь? – спросила Маруся у дочери лесничего.

– Дома скучаю, а в лесу нет.

– Разве в лесу-то лучше, веселее?

– Знамо. В лесу в летнюю пору рай! Вот хорошо было бы, если бы ты, Маруся, пробыла у нас до лета. Стали бы мы в лес ходить, ягоды рвать, грибы собирать, по деревьям лазить. Я, как белка, по деревьям прыгаю. Залезу на самую маковку, высоко-высоко, и сижу там да на небо посматриваю.

– Зачем же ты, Аннушка, на небо смотришь?

– Больно мне хочется увидеть мамкину душу. Ведь мамкина душа-то на небе, вот и хочется мне увидеть её. Да вот только сколько ни смотрела, не видала. Видно, много я нагрешила, потому мамкина душа и не показывается, – печально проговорила Анютка.

– Что ты, Аннушка! Велики ли твои грехи? Чем же ты грешишь? – улыбаясь, спросила Маруся.

– Мало ли чем. Вот тятьки иногда не слушаю, сержусь на него.

– А ты отца, Аннушка, боишься?

– Нет. Да и чего бояться его? Он ко мне добрый!

– А если, Аннушка, не боишься отца, так взяла бы да выпустила меня отсюда, – тихо проговорила Маруся, беря за руку Анютку.

– Что ж, пожалуй, – как-то нерешительно промолвила девочка и добавила: – Да разве у нас тебе плохо?

– Слыхала, Аннушка, поговорку: «В гостях хорошо, а дома лучше»? А я у вас не в гостях. Ну разве гостей держат под замком? А меня твой отец на замок запер.

Разговор Маруси с Анюткой происходил поздним вечером; дверь горницы, где они находились, была заперта на замок Гаврилой, и ключ он взял с собою.

– И то, и то… Ах ты, моя сердечная! Только отца ты, Маруся, не вини; это наш князь приказал ему держать тебя под замком… Пыталась я спрашивать у тятьки, зачем князь велел держать тебя взаперти. Куда тебе!.. Закричал он на меня, что это – не моего ума дело, грозился за волосы оттаскать.

– Злой человек князь Иван, да и твой отец тоже…

– Говорю, отца не вини: ему что велят, то он и делает. Только я, Маруся, никак не пойму, чем ты провинилась против князя, зачем он велел держать тебя в неволе? – недоумевала Анютка.

Маруся рассказала всё своё приключение и, заливаясь слезами, закончила его словами:

– Ну, вот видишь: был у меня жених, а князь Иван разлучил меня с ним… разбил моё счастье. Суди его Бог!

– Ах, ты, сердечная, сердечная! – сама плача, воскликнула Анютка, а затем, подумав, продолжала: – Но ты, Маруся, не сокрушайся… Я выпущу тебя на волю, выпущу.

– Аннушка, милая. Да разве это можно? Ведь твой отец зорко стережёт меня.

– Пусть стережёт, а я всё же тебя выпущу, да и сама с тобой убегу. Теперь зима студёная, мне скучно здесь. Вот если бы лето было, так я ни за что не убежала бы.

На следующее утро, когда Маруся и Анютка только что встали, к ним в горницу вошёл Гаврила Струков.

– Здорово, сударушка, здорово, гостьюшка, – ласково произнёс он, ставя на стол жестяную кружку горячего сбитня.

– Здравствуй, – ответила Маруся, поднимая свои чудные глаза на лесничего.

Гаврила, смотревший на неё в этот момент, вдруг изменился в лице и испуганным голосом проговорил:

– Что это? С нами крестная сила!..

Видимо, он был поражён особенностью взгляда девушки, напоминавшей ему что-то былое, давно знакомое. Анютка заметила испуг отца и спросила:

– Тятька, чего ты испугался?

– Молчи, молчи… Тебя как зовут? – тихо спросил у Маруси Струков.

– Марусей… Марьей, – ответила девушка, удивляясь испугу лесничего.

– И её, покойницу, так звали… Что же это? Неужели цыганка Марья с того света пришла?..

– Тятька, да что ты ворчишь?

– Молчи, молчи, Анютка!.. Пошла вниз и жди! – крикнул Гаврила дочери и, когда та покорно ушла, обратился к Марусе: – Чья ты будешь, сударушка?

– Не знаю, – коротко ответила ему девушка.

– Как не знаешь?.. Чья же ты дочь?

– Говорю, ни отца, ни матери я не знаю.

– И того не знаешь, живы ли они?

– Отец жив, а мать умерла.

– А как твою мать звали? Знаешь?

– Знаю, Марьей. Да зачем ты про всё это расспрашиваешь?

– Нужно, сударушка: может, для твоей же пользы… А рода ты не цыганского ли?

– Цыганского.

– Ас кем ты до сих пор жила?

– С бабушкой.

– А её не Мариной ли звать?

– Так, так. Разве ты знаешь мою бабушку?

– Знаю. То есть нет, нет… я так, сударушка-боярышня, наугад молвил, так!.. – видимо смутившись, произнёс Гаврила и засобирался уходить. – Ну, счастливо оставаться… Я сейчас Анютку к тебе пришлю… Может, тебе что-нибудь нужно… так прикажи!

– Спасибо, пока мне ничего не надо. Впрочем, вот что: не держи ты меня под замком, пожалуйста, не держи!.. Я и так не убегу.

– Нет, нет. Как можно теперь тебя под замком держать? Как можно! Я сейчас к тебе Анютку пошлю, сударушка-боярышня, – и лесничий, низко поклонившись Марусе, вышел. Идя вниз, он бормотал: – Грех-то какой, отцы мои, грех-то какой! Брат на сестру посягает, в тяжёлой неволе, по неведению, сестру держит! А как похожа цыганочка на свою мать-покойницу… Вылитая мать, такая же красавица! Ишь ты, дела-то какие!.. Ту князь Алексей Григорьевич сгубил, а эту его сын задумал погубить… Брат – сестру!.. Что мне делать, как быть? Как от беды цыганочку спасти? Ехать в Москву и предупредить князя Ивана Алексеевича, сказать ему, кого он в неволе держит? Пожалуй, ещё не поверит, меня же обвинит… Ах, вот, придумал, придумал!.. – В этот момент он очутился уже в своей комнате и, позвав дочь, тихо сказал ей, оглядываясь по сторонам: – Слушай, Анютка! Я сейчас пойду в лес и работников возьму с собою… Не скоро я вернусь домой. Ты без меня выпусти невольную гостью… Пусть она, куда хочет, туда и идёт, и сама с ней ступай…

– Тятька, да ты шутишь, что ли? – тараща глаза от удивления, проговорила девочка.

– Не до шуток мне, не до шуток… Скорее бегите! Тем нашу гостьюшку спасёшь от большой беды. Дней через пяток ты приходи домой. За тебя я не робею, ты не пропадёшь.

– Не пропаду, тятька. А теперь я повинюсь тебе: ведь я сама хотела выпустить на волю Марусю – уж очень её я полюбила, да и сама с ней бежать хотела.

– И ладно бы, Анютка, сделала.

– Как же это, тятька, ты Марусю выпускаешь? Разве ты не боишься молодого князя? – удивлённо спросила Анютка.

– Не я её выпускаю, а ты… Поняла, что ли?

– Поняла… И хитрец же ты, тятька, вот хитрец!

– Ну, мне пора в лес. Прощай, дочка, храни тебя Бог! Бегите в Москву; наша гостья-боярышня там проживала; как доведёшь её до города, так она небось легко дом свой найдёт. А сама ты дней через пять домой вернись; ждать буду… Только гостье ни слова не говори про то, что я тебе велел её на свободу выпустить. Ну, прощай, ухожу.

Гаврила Струков, прихватив с собой работников, вышел «обозревать» лес, а Анютка, счастливая, довольная, побежала наверх к Марусе и, задыхаясь от волнения, проговорила:

– Собирайся скорее, Маруся!..

– Куда? Зачем? – с удивлением спросила молодая девушка.

– Собирайся, говорю!.. Ведь сама ты просила, чтобы я тебя на волю отпустила.

– Как, Аннушка? Ты освобождаешь меня? – радостно воскликнула Маруся. – Но куда мы пойдём?

– Там видно будет… пока лишь вон из дома, благо он не заперт. И сама я с тобой уйду.

– А твой отец ушёл?

– Знамо, при отце я тебя не выпустила бы. В хоромах только и осталась одна стряпуха; она около печи ворочается.

Маруся и Анютка поспешно оделись и вышли из ворот лесных хором. Останавливать их было некому; старуха возилась в кухне и не видала, и не слыхала, как молодые девушки ушли.

Было утро морозное, но ясное. Маруся и Анютка поспешно шли по лесной дороге к Москве. Пройдя некоторое расстояние от лесных хором, Маруся спросила у сопровождавшей её девочки:

– Куда мы идём?

– Дорога эта ведёт к Москве, – ответила ей Анютка.

– Боюсь я в Москву-то идти, Аннушка, боюсь. Неровен час, князя Ивана в Москве повстречаем. Ведь он только и знает, что по ней гоняет… любит он по увеселеньям разъезжать. Увидит, ну и пропала я.

– И что ты, Маруся! Москва не клином сошлась, авось найдём, где укрыться… Только вот одно плохо: Москва, говорят, деньгу любит, а у меня и гроша нет.

– Зато у меня есть, – с улыбкой ответила ей Маруся.

– Вот и ладно. В Москве с деньгами жить можно. Вот пройдём немного, лес кончится, и придём в деревушку Климово; там подрядим мужика, он нас духом до Москвы довезёт, благо у тебя есть деньги.

– Ох, Аннушка, милая, а вдруг мы попадёмся навстречу твоему отцу?

– Не бойся, не попадёмся: тятька пошёл совсем в другую сторону, я видела, – успокаивая Марусю, проговорила Анютка.

Молодые девушки дошли до деревушки Климово и там подрядили мужика Вавилу довезти их до Москвы.

Маруся закутала голову в большой платок, чтобы её не узнал кто-либо, и благополучно доехала с Анюткой до Москвы. Однако к своей бабке она не решилась ехать, а остановилась невдалеке от хибарки Марины, на постоялом дворе, которых на Тверской-Ямской было много, в отдельной каморке.

В первый и второй дни ни Маруся, ни Анютка никуда не выходили из своей каморки, боясь выйти на улицу, чтобы не встретить князя Ивана Долгорукова. Наконец, на третий день Маруся решилась послать Анютку к бабушке, рассказав ей, как найти её хибарку.

Нечего и говорить о радости Марины, когда она услыхала, что её внучка живёхонька, и узнала, где та остановилась. Тотчас же в сопровождении Анютки она отправилась на постоялый двор.

Радостна была её встреча с внучкой; последняя рассказала всё происшедшее с ней и закончила словами:

– А всё же, бабушка, домой мне возвращаться нельзя.

– Почему же?

– А князь Иван Долгоруков?

– Его теперь бояться нечего. Князь Иван Алексеевич никакого зла тебе не сделает.

– Как, бабушка? Ведь он в неволе меня, ровно свою холопку, держал.

– Теперь этого, Маруся, не будет. Князь Иван много сокрушался, когда услыхал, что ты тайком ушла из его лесных хором.

– А ты как про то узнала? – с удивлением спросила Маруся.

– А ты погоди, я тебе всё расскажу, вот как домой придём. Говорю, ничего не бойся.

Маруся согласилась переселиться к бабушке и вскоре была уже в хибарке старухи.

Действительно, Долгоруков навестил Марину. Дело в том, что Гаврила Струков, рассказав Храпунову об исчезновении своей дочери и Маруси, счёл необходимым очиститься от всяких подозрений и известил о своём «горе» князя Ивана Долгорукова. Тот был поражён этим обстоятельством, предвидя, какой тяжкий удар нанесёт оно Храпунову, и приказал произвести розыски по всем окрестностям Горенок, а сам поспешил посетить Марину, надеясь, что Маруся вернулась к ней. Увы! Её там не было; к тому же старуха накинулась на него с горькими жалобами и причитаниями, обвиняя его в гибели её любимицы. Долгоруков искренне огорчился этим исчезновением своей названой сестры, пообещал старухе найти её внучку, а вместе с тем не преминул сказать, что ему известно о любви Маруси и Храпунова и что он наградит красавицу девушку приданым.

Марина, знавшая тайну рождения внучки, приняла это обещание как должное, но, конечно, решила скрыть от Маруси его истинное значение.

Теперь Марина сообщила об этом Марусе, по возвращении её в родной дом.

– Сам князь Иван был у меня – вчера был и нонче утром заезжал. Добро он задумал для тебя, Маруся, сделать.

– Какое добро?

– Хочет под венец тебя с Лёвушкой Храпуновым снарядить и приданое большое дать.

– Что он за родич мне? Ни в приданом, ни в его заботах я не нуждаюсь и видеть его не хочу, – сердито проговорила Маруся. – И не пойму я тебя, бабушка! Давно ли ты мне говорила, чтобы я боялась Долгоруковых, что они – мои враги, а теперь говоришь…

– А теперь я говорю, Маруся, что не след тебе бояться Долгоруковых, а также не след отказываться от приданого; от добра не отказываются.

– Бабушка, милая, я не понимаю, ничего не понимаю!

– Придёт время, Маруся, поймёшь, всё поймёшь!

– Когда же придёт это время?

– Придёт скоро… Верь моим словам, внучка милая; не обману я тебя!.. Ведь тебе ведомо, как я люблю и жалею тебя…

На другой день после своего возвращения Маруся была удивлена и испугана неожиданным приездом князя Ивана. Марины в то время не было дома, в хибарке оставались только Маруся и Анютка; последняя от страха спряталась на печку. Неласковым взглядом встретила красавица царского фаворита и резко спросила его:

– Что тебе, князь, надо? Зачем пожаловал?

– Не сердись на меня, Маруся! Видит Бог, не с лихом я прибыл к тебе. И за прошлое прости меня! – и при этом гордый, спесивый князь низко поклонился красавице.

– Никак я, князь, не пойму, что нужно тебе? – холодно проговорила Маруся.

– Дозволь мне загладить свой проступок, дозволь сделать для тебя, Маруся, доброе дело! – искренним голосом произнёс Долгоруков и быстро вышел из хибарки; однако он тотчас же вернулся в неё, держа в руках красивый ларец, кованный серебром, поставил его на пол и, показывая Марусе на него, промолвил: – Тут золото и камни самоцветные. Возьми их, Маруся! Они должны по праву принадлежать тебе.

– Должны принадлежать мне? – переспросила девушка. – Почему именно?

– Как тебе сказать? Как пояснить?.. Я, право, не знаю, – с замешательством промолвил Долгоруков.

– Если, князь, не скажешь, я не приму ларца.

Долгоруков немного подумал, а затем произнёс:

– Вот видишь ли, Маруся, твоей матери был должен один человек много-много денег. Он не мог заплатить долг при её жизни, а теперь разбогател и поручил мне доставить тебе этот ларец, так как он по праву представляет твою собственность. Ты понимаешь меня?

– Ровно ничего, князь, не понимаю.

– Какая ты непонятливая!.. Этот ларец и всё, что в нём, должны были принадлежать твоей матери; но она умерла, и вместо неё ты, как дочь, получаешь долг. Надеюсь, теперь ты видишь, что не вправе отказываться от ларца. Я оставлю его, а сам уеду. Теперь я долго не увижусь с тобой. Прости меня и прощай, Маруся, будь счастлива! – ласково проговорил князь Иван, подходя близко к Марусе. – Дозволь мне поцеловать тебя чистым, братским поцелуем.

– Князь… – возразила было Маруся, всё ещё боясь его и не веря его искренности.

– Братским, прощальным поцелуем, Маруся! – и князь Иван, поцеловав Марусю, направился было к двери.

– Одно слово, князь! – остановила его Маруся. – Моего отца ты не знаешь?

– Нет, не знаю, – смущённо произнёс Долгоруков, не ожидавший такого вопроса.

– Нет, князь, ты говоришь неправду. Тебе известен мой отец, – значительно проговорила молодая девушка и пристально посмотрела в глаза князю Ивану.

Но он уклонился от ответа, сказав: «Прощай, Маруся! О своём отце меня не спрашивай!» – и поспешил уйти из хибарки старой цыганки.

Он не мог и не должен был открыть Марусе тайну; сказав, кто её отец, он должен был бы назвать Марусю своей сестрой. Но этому противились его гордость, спесь и тщеславие. Как? Он, любимец государя, родовитый князь, назовёт дочь простой цыганки своей сестрой?! Сделать это было выше его сил.

Между тем Маруся не могла прийти в себя от изумления:

– Господи, что же всё это значит? Со мной такие чудеса происходят, ровно в сказке! Князь Иван из врага чуть ли не благодетелем моим становится! Ларец мне оставил, говорит, что кто-то должен был моей матери и уплачивает мне. Ничего не пойму!.. Посмотреть разве, что в ларце?

Молодая девушка открыла ларец, и крик удивления вырвался из её груди при взгляде на золотые червонцы и на дорогие вещи, сверкавшие драгоценными камнями.

– Что ты кричишь, Маруся? Или с радости, что князя скоро спровадила? – спросила Анютка, слезая с печи.

– Аннушка, взгляни-ка, взгляни, что в ларце-то лежит… видишь?

– Батюшки светы, какое богатство! Деньги, да всё золотые! А камни-то… камни блестят, ровно солнышко красное… перстни, серьги, жемчуг!.. Маруся, неужели всё это тебе князь Иван Алексеевич подарил? – воскликнула удивлённая Анютка.

– Он сказал, что это богатство по праву должно было принадлежать моей покойной матери и по наследству перешло ко мне. Чудно всё это для меня!.. Ровно как в сказке какой, право.

– Ну и приплыло же к тебе богатство, Маруся!

– Нежданно, негаданно. Аннушка, выбери себе перстенёк и серьги, какие хочешь, – предложила Маруся своей маленькой подруге.

– Спасибо, Маруся, спасибо, голубонька! Но ни перстня, ни серёг я не возьму. Зачем мне? Ведь я в лесу живу; ну для кого мне рядиться?..

– Возьми, Аннушка! Не возьмёшь – меня обидишь.

– Ну так выбери сама, Маруся! Уж так и быть, из твоих рук я возьму.

Маруся выбрала для Анютки жемчужное ожерелье, серьги с крупным яхонтом, такой же перстенёк и сама надела всё это на девочку. Той захотелось посмотреть на себя в этом драгоценном уборе, и она обратилась к цыганке-»русалочке»:

– Маруся, голубка, нет ли у тебя зеркальца? А если есть, то дай взглянуть в него, хороша ли я в этом дорогом наряде?

– На, глядись, – с улыбкой проговорила Маруся, давая Анютке зеркальце, подаренное ей женихом.

– Маруся, голубка, взгляни, как серьги-то, серьги в моих ушах сверкают, и перстенёк, и жемчуг! Маруся, за что же ты меня таким подарком наградила? – задыхаясь от радости, воскликнула Анютка и принялась крепко обнимать и целовать свою подругу.

Та тоже заразилась её радостью, и они, весело щебеча, даже не заметили, как в хибарке появился желанный гость, Лёвушка Храпунов.

Трудно описать, как был обрадован и удивлён Лёвушка, увидев свою сердечную любушку, свою красавицу русалочку. Он страстно обнимал её и без счёта целовал её дорогое личико.

Когда первый порыв радости миновал, Лёвушка засыпал Марусю вопросами, так что молодая девушка едва успевала отвечать на них. Немало удивился Храпунов, когда увидал ларец, наполненный золотом и драгоценными вещами.

– Маруся, милая, зачем ты взяла это? – с лёгким упрёком проговорил он.

– Я и не брала, да князь сам оставил, сказав, что будто это золото и драгоценности должны были принадлежать моей матери.

– И князь молвил правду-истину. Всё это богатство твоё, Маруся, – значительно посматривая и на внучку, и на её жениха, проговорила вошедшая в хибарку Марина.

– Маруся, ты сама, твоё происхождение и твоё богатство – какая-то загадка, – задумчиво проговорил Лёвушка.

– А ты отгадай эту загадку, добрый молодец, – с улыбкой ответила ему Марина.

– Эх, что мне отгадывать это, если у меня есть разгадка поприятнее! – воскликнул Лёвушка и обратился к своей возлюбленной: – Я отгадал, Маруся, твою любовь, и больше мне нечего отгадывать.

Маруся и Лёвушка решили справить свою свадьбу после Рождественского поста, который был уже на исходе. Но вот наступили Рождество и святки. Маруся и её суженый съездили к леснику Гавриле Струкову за его дочкой Анюткой и на святки привезли её гостить к себе, то есть в хибарку старой Марины. Маруся никак не хотела до своего замужества покидать свою бабушку и жила с нею, хотя Лёвушка и приготовил было для неё и для Марины хороший и удобный домик; но старая Марина не хотела расстаться со своей хибаркой, а с ней осталась и Маруся.

День свадьбы Лёвушки с Марусей уже приближался, как вдруг выяснилось, что их свадьба, а также свадьба князя Ивана Долгорукова с графиней Натальей Шереметевой должны быть отложены по той причине, что опасно заболел государь.