"Смерть на берегу Дуная" - читать интересную книгу автора (Андраш Ласло)

10

Поиски иголки в стоге сена. Той самой иголки, которую почти немыслимо найти. А может быть, ее и нет. Может это просто хитрая или злорадная гримаса случая.

Таксист из района «Эржебет» - единственный и последний из всех опрошенных шоферов - узнаёт по фотографии Шоммера. Да, он вез его от Бульварного кольца до проспекта Мартирок. Это было, кажется, в начале двенадцатого, потом он тут же взял новых пассажиров - мужчину и женщину, которых отвез к бару «Будапешт».

На следующее утро Бела Келемен сидел за столом и просматривал донесения. Вечером он уже не возвращался на работу. Прилег на полчасика дома, а проснулся в одиннадцать. Предупредительная Манци его не разбудила. «Ты еще болен, Бела»,- сказала она. Это рассердило Ке-лемена. А теперь ему все равно. По крайней мере, он хоть отоспался.

Тут что-то нечисто. Кто-то из них врет - Эдит Чаус или Бориш Балог. Кто-то из них явно морочит всем голову. А что, если в рыбачий домик с Шоммером ездила все-таки Бориш Балог? Ведь данных о том, где она провела ночь в среду, все еще нет. Значит, вопрос остается открытым.

«Работаем, как кустари. Может быть, для того, чтобы эта Эдит Чаус призналась и рассказала обо всем, не суетясь и по порядку, не хватает всего лишь пары пощечин. К сожалению, нельзя. По закону нельзя. И то бывает, кто-нибудь, да и не сдержится. Правда, редко». Келемен даже не помнит такого случая. Прокурору легко. Он получает готовый материал. А этот-то готовый материал должны составить они. С точными доказательствами. С явными и конкретными доказательствами. И их надо добыть, хоть из-под земли. Из-под земли, правда, трудно добыть доказательства. Вернее всего, просто невозможно. Улики, как правило, бывают на поверхности. Если, конечно, речь не идет о закопанных в землю деньгах или других ценностях. Встречается и такое.

Ну хорошо, что еще? Донесения районных отделений о событиях вчерашнего дня, обобщающий доклад центральной дежурной службы: серия карманных краж в трамвае номер шесть, а затем в универмаге «Корвин» - у шестерых граждан украдены кошельки. Это похоже на Чабаине, если она не отбывает срок, или на Гулифа. Неважно, поймаем. Кража со взломом в районе «Аттила Йожеф». Пьяная глухонемая женщина убита топором из ревности… Две драки на проспекте Бёсёрмень. С проспекта Бёсёрмень «скорая помощь» увезла раненого ножом Артура Гольдберга. Знакомое имя…

Келемен смеется. Фамилия представителя Соединенных Штатов в ООН - Артур Гольдберг. Посмотрим, что же натворил Гольдберг. Ничего. Сделал заявление в милицию. Вчера в шесть часов вечера он сообщил по телефону дежурной службе, что из окна своей комнаты в театральный бинокль видел, как угоняли машину…

Келемен дальше листает донесения. Половина девятого - опять Гольдберг: вызван для опознания автовора, которым оказался Антал Шмидт.

Антал Шмидт - тоже знакомое имя. Конечно, это он обвинялся по делу шайки, орудовавшей в районе площади Матяша. Теперь Келемен окончательно его вспомнил: утром тот сидел в наручниках на скамейке в коридоре, и, когда Келемен проходил мимо, парень поздоровался с ним, и он ответил на приветствие.

Как в детективном фильме.

Гольдберг - старый холостяк, пятидесяти шести лет. Работает техником в тресте по производству электронных приборов. Находится в близких отношениях со своей сотрудницей, молодой замужней женщиной, которую он и ждал к шести часам у себя дома. Живет он на углу улиц Вёрёшмарти и Софийской, и из окна его квартиры просматривается вся площадь Хуняди. Его приятельница всегда шла через площадь, и Гольдберг, отыскав ее в толпе с помощью театрального бинокля, по обыкновению включал кофеварку, чтобы кофе успел свариться как раз к ее приходу. В этот вечер она опаздывала, и он в волнении не отходил от окна. Было без десяти шесть, когда он увидел, как черный «мерседес» с западногерманским номером попытался свернуть на Софийскую улицу, но безуспешно, потому что этот участок улицы был перекрыт из-за ремонта канализации. Машина развернулась и остановилась на углу площади Хуняди. Из нее вышел мужчина высокого роста в модной шляпе и пешком пошел на Софийскую улицу. Через три-четыре минуты у машины остановились молодой человек среднего роста в пальто с меховым воротником и девушка в красном пальто. Они распрощались, молодой человек достал связку ключей и с третьей попытки открыл дверцу «мерседеса». Он сел за руль, развернулся и погнал машину на большой скорости. Гольдберг наблюдал за ним в бинокль, пока машина не свернула на проспект Дьердя Дожи, затем тут же позвонил в милицию. Старший лейтенант Жомбоя действовал быстро. Он передал номер, описание и маршрут следования машины дежурным милицейским машинам, и в шесть часов тридцать пять минут, проявив фантастическую оперативность, три машины, оборудованные радиостанциями УКВ, остановили «мерседес» и задержали находившегося в нем Антала Шмидта, молодого человека в пальто с меховым воротником.

Брюзга. Теперь Келемен вспомнил и об этом. Брюзга - кличка Антала Шмидта. Да, среди них был еще один, которого звали Копилкой. А другого - Кактусом. Зазвонил телефон. Бела взял трубку.

- Да, я слушаю.

Он внимательно выслушал Бакоца, затем произнес:

- Спасибо, Лекси. Сейчас скажу Шомфаи, и мы сразу же принесем.

Келемен позвал из соседней комнаты Шомфаи, тот достал из шкафа перевязанный шпагатом и снабженный номером бумажный сверток, и уже по пути Келемен сообщил ему, о чем он говорил с Бакоцем. Бакоц сидел в шестой комнате за столом, заваленным предметами, обнаруженными при обыске.

Шомфаи склонился над столом, что-то внимательно рассматривая, потом выпрямился, посмотрел на Келемена, перевел взгляд на Бакоца и кивнул головой. Сверток он протянул Бакоцу, который спрятал его в ящик стола.

- Вы останетесь здесь? - спросил Бакоц.

- Мы перейдем в ломнату Натрана и включим там репродуктор.

Они пересекают пустой кабинет и входят в соседнюю комнату. Садятся. Келемен включает репродуктор. Пока он молчит. Келемен выключает его.

- Грандиозная удача,- говорит Шомфаи, опираясь на стол.

- Что именно?

- А это.- Он кивает головой в сторону кабинета Бакоца.

- Ты составлял опись?

- Я.

- Бакоц тоже получил ее?

- Выходит…

- Тогда это не грандиозная удача, а профессиональный Опыт. Бакоц - старый специалист.

- Но чтобы так быстро…

- Одно дело решается быстро, другое медленнее. А бывает, тянется годами. Но и тогда профессиональный опыт дает свои плоды.- Келемен вновь включает репродуктор. Раздается голос Бакоца:

- А нож?

- Вы хотите знать, откуда я его взял, господин капитан? Этот ножичек я выиграл у Жано, то есть у Яноша Ковача, прошлым летом. Он поставил его за десятку.

- А часы?

- Честно куплены. У меня еще хранится чек.

- Запонки золотые?

- Что вы, господин капитан. В киоске купил за шестьдесят форинтов.

- Что тут еще? Пояс, галстук… Этот галстук заграничный. Он тоже из, какой-нибудь машины? Говори смелее, Антал, теперь это не имеет значения.

- Подарок от одной особы. На день рождения. Могу доказать.

- Хорошо, верю. Носовой платок. Вижу, что твой - на нем твоя монограмма. АШ - Антал Шмидт.

- Мой.

- Бумажник? Красивый. Откуда он у тебя? В Венгрии такие не продают.

- Тоже подарок, господин капитан. Только от другой особы.

- Кстати, Антал, это тоже лишь формальность.

- Да, господин капитан. Понимаю.

- Значит, этот носовой платок тоже твой. Совершенно такой же, как и вот тот. С твоей монограммой: АШ - Антал Шмидт.

- Я… я не понимаю, вас господин капитан.

- И этот. Это тоже твой носовой платок. Тот же материал - швейцарский батист, та же отделка, та же монограмма. У всех одиннадцати. Двенадцатый у тебя. Как раз дюжина носовых платков с монограммой.

- Эти носовые платки не мои, господин капитан! Честное слово, не мои! Тут какая-то случайность!

- Конечно, случайность. Конечно, эти не твои. Но остальные одиннадцать платков -твои одиннадцать - у тебя дома? Ты, разумеется заказывал дюжину? Ведь не принято заказывать всего лишь один носовой платок с монограммой! Как ты думаешь?

- У меня только один носовой платок, господин капитан. Клянусь, только вот этот. Остальные не мои!

- Ну конечно, не твои. Ни один из них. Да и этот один - тоже не твой, Антал. Сказать чей? Или сам скажешь? Ты его взял себе, потому что монограммы совпадают.

- Господин капитан… я… я ничего…

- Закури, Антал, и расскажи, почему ты убил Шоммера. Ты видишь, нам известно все. Постарайся честным признанием смягчить себе приговор.

- Клянусь, господин капитан, это не я!

- Зря клянешься, Антал. Зазвонил телефон.

- Подожди секунду,- Бакоц взял трубку:- Да, да. Хорошо. Спасибо. Отлично.- Он кладет трубку и снова обращается к Анталу Шмидту:- Зря ты клянешься. В результате вскрытия у Шоммера в слизистой носа были обнаружены следы галотана. А в левом кармане твоего пальто найдены крошки стекла разбитой ампулы. Об этом мне сейчас сообщили из лаборатории. Не правда ли, между этими двумя обстоятельствами есть какая-то связь? Отпираться, как видишь, бесполезно. Для тебя лучше сразу сознаться, что ты его убил.

- Я не убивал его! Я не убивал! Я только усыпил. Я думал, он очнется от холодной воды. Клянусь, я не убивал его. Я только хотел отобрать у него японский фото объектив…

Келемен нажал на выключатель репродуктора. Медленно встал. Поднялся и Шомфаи. Келемен положил руку ему на плечо;

- Может быть, ты и прав. Может быть, действительно… Как ты сказал? Да, «грандиозная удача». Только эта грандиозная удача без профессиональной грамотности

Бакоца не стоила бы и выеденного яйца. Предположим, что любовница этого Гольдберга пришла бы вовремя, они выпили бы по чашке кофе и… Тогда Антал Шмидт попался бы только через несколько месяцев, возможно, весной или летом, носовой платок мог оказаться в прачечной, а пальто в ломбарде… Улавливаешь взаимосвязи, друг мой Шомфаи?

- Нет, не улавливаю, товарищ Келемен. Кто этот Гольдберг?

- Не имеет значения. Теперь не имеет значения. Расскажу попозже.

Они прошли по коридору в кабинет Келемена. Еромош был уже здесь.

- Ну как, отоспался? - спросил Келемен.

- Немного поспал. Порой мне и этого хватает.

- Кстати, от всей души поздравляю.

- По какому случаю, дядя Бела?

- По случаю твоего чутья на носовые платки.

- Двенадцатый нашелся?

- Нашелся. Вместе с убийцей Анталом Шмидтом. Убил он Шоммера из-за какого-то японского фотообъектива. Как тебе пришло в голову прихватить одиннадцать носовых платков Шоммера?

- Два-три года назад ты как-то сказал, что если у ботинка или перчатки нет пары, если из шести теннисных мячей есть только пять или из десяти предметов комплекта - только девять, а из дюжины - одиннадцать, надо искать недостающий предмет, он может навести на след. Я это крепко запомнил. На квартире Шоммера мы нашли одиннадцать носовых платков с его монограммой, тогда я и подумал, что двенадцатый, вероятно, был у него, когда его убили. Эти носовые платки могли пригодиться, поэтому я и взял их, а недостающий платок включил в список разыскиваемых предметов по делу Шоммера.

Келемен ощущает прилив гордости. Здесь, в комнате, собрался почти весь его штаб. Все слышали, что сказал Еромош, понимают его благородную скромность. Келемен уже не помнит, говорил ли он когда-нибудь подобное - возможно, это была тогда высказанная экспромтом идея. Его охватывает теплое, доброе чувство. Да, Тиби Еромош его ученик. Умный, сообразительный. Хоть в этом и нет его, Келемена, прямой заслуги, все же Антала Шмидта поймали не без его участия.

Келемен был почти растроган, но не подал вида. Он воздает должное Еромошу:

- Вы работали отлично, товарищ Еромош. Я должен сказать об этом прямо.

- Значит, Шоммер был для Шмидта лишь перекупщиком краденого.

- Выходит, так. Но это мы выясним у него самого. Его подвели носовые платки с монограммой.

- А кто этот Гольдберг, товарищ Келемен? Это, конечно, Шомфаи спрашивает.

Но Келемен был доволен, очень доволен и уже хотел, было прочитать небольшую лекцию о том, что без помощи честных граждан работа милиции ничего не стоит, что без таких вот гольдбергов милиция оказалась бы изолированной от самой жизни, как вдруг в его мозгу промелькнула мысль, что Гольдберг находится в интимных отношениях с замужней женщиной, к тому же со своей сотрудницей, что эта женщина, обманывавшая мужа, следовательно, тоже достойна похвалы. И вообще, если бы она была более пунктуальной… Нет, нет, так нельзя. Поэтому он говорит просто:

- Гольдберг случайно видел из окна, как угоняли машину. И сообщил об этом по телефону в участок. Так был задержан Антал Шмидт. Но это ни в коей мере не умаляет заслуги товарища Еромоша и той великолепной работы и блестящих профессиональных навыков, которые проявил товарищ Бакоц.

- Значит, убийца Шоммера был задержан случайно!

Это, конечно, опять Шомфаи. У этих юношей нет никакой способности ценить профессиональный опыт. Для него это всего-навсего дело случая. «Грандиозная удача».

- Безусловно, товарищ Шомфаи. Случай тоже сыграл тут свою роль. Но в логической цепи событий случай оказался лишь отправной точкой. Новые звенья в этой цепи были найдены благодаря хорошей работе. Был задержан автовор, а им оказался убийца Шоммера. Однако ж этот вопрос будем считать закрытым. У нас еще много других дел.

На первом же допросе Шмидта стало ясно, что его показания - настоящая золотая жила.

Со вторника прошлой недели Шмидт, Фекете и Долго-вич держали под постоянным наблюдением Шоммера.

Двадцать седьмого января, в понедельник вечером, Антал Шмидт увидел в витрине магазина фототоваров такой же японский фотообъектив, как и тот, что он продал Шоммеру два месяца назад за пятьсот форинтов. На ценнике в витрине значилось двенадцать тысяч форинтов. Шмидт вошел в магазин, поинтересовался товаром, и ему сказали, что фотообъектив совершенно новый, не был в употреблении. Шмидт поблагодарил за разъяснения и из первой же телефонной будки позвонил Шоммеру.

Но того не было дома.

Коммерческие связи между Шоммером и Шмидтом начались весной прошлого года. Как-то вечером, когда Шмидт развлекался в обществе одной девицы в баре «Олимпия», к нему подошел Шоммер и, улыбаясь, попросил извинения и представился, потом обратился к девице, с которой он был уже знаком раньше, и сказал, что на следующей неделе она будет нужна ему для серии съемок по заказу одного провинциального швейного кооператива. Он оставил ей телефон, распрощался и ушел. Шмидт расспросил девицу о Шоммере, а на следующий день, предварительно позвонив по телефону, зашел к нему и предложил показать несколько отличных фотоаппаратов и экспонометр зарубежного производства, сказав, что насчет цены они смогут договориться.

Шоммер не отказался от предложения, но, прежде всего, захотел посмотреть товар. Решили, что на следующий день Шмидт принесет ему несколько фотоаппаратов. Шоммер осмотрел их и заявил, что они краденые и что ему как фоторепортеру милиция регулярно присылаег номера пропавших фотоаппаратов и цепных запасных частей к ним. Впрочем, его это мало беспокоит. Из семи фотоаппаратов он выбрал три и заплатил тысячу шестьсот форинтов. Это было в два раза больше, чем предлагали другие, и Шмидт согласился. Расплатившись, Шоммер сказал, что продать эти вещи Шмидт нигде не сможет, а если попытается это сделать, то тут же погорит. Ему же, Шоммеру, они нужны для работы. За такую цену он возьмет и еще, если будут. Пусть Шмидт звонит ему. Шмидт потом проверил цену проданных вещей - Шоммер заплатил ему почти четверть их настоящей цены. Но это более или менее его устраивало. Шоммер еще два или три раза покупал у него фотоаппараты и запасные части к ним, и между ними не было никаких недоразумений до тех пор, пока Шмидт не усидел в витрине цену японского фотообъектива. Он рассчитывал получить от Шоммера, по крайней мере, три-четыре тысячи форинтов, а получил всего пятьсот - это было явное надувательство, и он позвонил Шоммеру на прошлой неделе, в понедельник вечером, но не застал того дома. Двадцать восьмого января, во вторник утром, Шмидт опять позвонил Шоммеру и сказал, что им срочно надо поговорить. Шоммер ответил, что он сейчас уходит и вообще на этой неделе очень занят - у него много работы,- и попросил позвонить в середине следующей недели. Шмидт, говоривший из телефонной будки на улице Габона, увидел Шоммера, выходившего из дому.

Шмидт направился, было, ему навстречу, но тот сел в такси, стоявшее у подъезда, и уехал. А ведь он заметил Антала и даже, улыбаясь, помахал ему рукой из машины. Это взбесило Шмидта, и он твердо решил потребовать причитающиеся ему деньги или взять обратно японский фотообъектив. До обеда он ждал Шоммера на улице, но тот вернулся не один, а с какой-то женщиной, которую он повел к себе.

Тогда у Шмидта появилось предчувствие, что ему придется нелегко.

Вечером Шмидт пошел в парк, где стояла старенькая машина его друга, «трабант»,- друг как раз отбывал в тюрьме трехмесячный срок,- открыл ее и поехал за Фекете, потом они вместе заехали за Долговичем. Шмидт растолковал им, что от них требуется, и двадцать девятого, в среду утром, издали показал им из «трабанта» Шоммера. Они договорились, что Фекете, по прозвищу Темный, и Долгович - по кличке Трясун, попеременно днем и ночью будут следить за Шоммером и, если он вернется домой один, дадут знать ему, Анталу Шмидту.

Долгович рассказал, что Шоммер целый день разъезжал по городу, а после обеда задержался в доме на улице Авроры, примерно в десять вышел на Бульварное кольцо и немного подождал у одного дома, пока из него не вышла какая-то компания. От этой компании отделилась женщина, с которой Шоммер направился на автобусную остановку. Они сели на двенадцатый автобус, сошли на улице Мештер и направились к улице Габона. Там одностороннее движение, и Долгович не мог следовать за ними, а пока он развернулся и выехал на улицу Габона, их уже не было видно. Но через несколько минут в окне дома, где жил Шоммер, загорелся свет и кто-то, очевидно, он сам, задернул штору. Долгович оставил машину на улице Габона, вошел в кафе «Лилия», где, как они условились, его должны были ждать Шмидт и Фекете. Они действительно сидели в кафе в компании двух девиц. Долгович отозвал Шмидта и объяснил ему обстановку, и Шмидт тут же нослал Фекете наблюдать за домом и не упускать Шоммера из виду. Долгович передал ключ от машины Фекете, и тот ушел.

Шоммер вышел из дому примерно в четверть двенадцатого, сел в такси и поехал на проспект Мартирок. Здесь он отпустил такси, позвонил у подъезда и вошел в дом. Фекете вынужден был остановиться чуть подальше. Едва он заглушил мотор, как Шоммер вернулся, сел в небольшой «фиат», стоявший у тротуара, и дал полный газ. Фекете не ожидал, что Шоммер сядет в чужую машину, и чуть было не потерял его из виду. На Бульварном кольце, за улицей Маяковского, Шоммер остановился, вышел из машины, вошел в телефонную будку, позвонил, затем снова сел в машину и двинулся дальше. Фекете следовал за ним.

Свернув на улицу Габона, Фекете тут же затормозил, потому что «фиат» уже стоял, а сам Шоммер шагал к дому. Он вышел оттуда с женщиной. Они сели в «фиат», и машина уехала.

- Вы видели эту женщину вблизи? Вы могли бы ее узнать? - спрашивает Еромош.

- Но вы подумайте сами! Ночь, темно, только уличные фонари, и между нами по крайней мере метров пятьдесят. Я только видел; что это была женщина.

- Ну хотя бы как она была одета?

- В пальто и в шапке.

- А на ногах? Какие на ней были туфли?

- Не туфли, а сапожки.

- Одну минутку,- говорит Еромош и быстрыми движениями рисует на листке блокнота три женские фигуры.- На которую из них более всего похожа та женщина?

- На эту,- тычет Фекете пальцем в среднюю фигуру женщины в приталенном пальто с широкими полами, в сапожках с длинными голенищами и в меховой шапке.

- Вы уверены? - спрашивает Еромош.

- Еще бы! На рассвете, когда они вернулись, я еще раз видел ее.

- В котором часу это было?

- Часа в четыре с минутами. Я ехал за ними только до Чепеля, потому что «трабант» остановился. Бензин кончился. Вернее, бензин был, но, пока я подкачал из резервной канистры, они уже были черт знает, где. Я решил не ехать дальше, потому что ночью вряд ли достану бензин, если он кончится через шестьдесят - семьдесят километров. А если и найду бензозаправочную станцию, то, пока буду заправляться, они все равно улизнут. Поэтому я вернулся, остановился на улице Габона и решил вздремнуть. В начале пятого подкатил «фиат», они вышли из машины и поднялись в квартиру, а я помчался к Анталу и все ему сообщил. Он отослал меня обратно, сказав, что в восемь часов меня сменит и чтоб я делал свое дело, петому что не пожалею, так как тут пахнет по крайней мере тремя тысячами.

Еромош кивает Голигу, тот зовет из коридора дежурного.

- Прошу отвести допрашиваемого в соседнюю комнату. Пусь он остается там, пока я не позову.

Посовещавшись, Сипек и Шомфаи одеваются и выходят.

Через сорок пять минут на столе Еромоша звонит телефон.

- Да, это я,- говорит Еромош в трубку.- Отлично. Введи и поставь в конце коридора, под лампой. Рядом ни кого не должно быть. Распорядись, чтобы в коридоре тоже никого не было. Правильно.

Он кладет трубку, говорит громко, чтобы слышали в соседней комнате.

- Ференц Фекете, войдите. Вы сейчас выйдете в коридор и посмотрите налево. В конце коридора стоит человек. Вглядитесь в него хорошенько - знаком ли он вам, видели ли вы его, и если видели, то где и при каких обстоятельствах. Поняли?

- Понял. А если не видел?

- Не видел - значит, не видел.

Еромош про себя считает до сорока, потом открывает дверь.

- Идите.

Фекете выходит, смотрит налево, в конец коридора, и тут же поворачивается, заглядывает в комнату, где стоит Еромош:

- Это та самая, с улицы Габона. Только шапка тогда на ней сидела прямо, а не набок… Вот так…- Ладонью с растопыренными пальцами он показывает, как сидела шапка.

- Хорошо. Спасибо. Входите.

Еромош закрывает за ним дверь, тот стоит в комнате с глупой улыбкой на лице, ожидая, что его похвалят. Но Еромош обращается к Келемену, который молча сидит за другнм столом.

- Продолжим дело Шоммера, товарищ Келемен, или сначала закроем дело Хуньора?

- Думаю, что сначала надо закрыть дело Хуньора,- тихо произносит Келемен.- По времени оно началось первым. Будем соблюдать очередность.

- Уведите допрашиваемого Ференца Фекете и введите Эдит Чаус,- говорит Еромош дежурному, стоящему рядом с Фекете.