"Железный рассвет" - читать интересную книгу автора (Стросс Чарльз)

УСТАНОВКА БОМБЫ

Дзинь, дзинь.

— Эй, что так долго? Жду несколько часов. Могу не успеть…

— Не опоздаешь. Капсула будет только через полчаса, Среда. Получила мое сообщение насчет приема?

— Да, — несколько театрально вздохнула Среда. — Я по пути туда. Хочешь что-то сообщить?

Короткая пауза.

— По ходу дела. Среда покачала головой.

— Другими словами, нет.

Она нагнулась и застегнула пряжки ботинок. Они смотрелись великолепно с белыми шнурованными шальварами, купленными для обедов и пока ни разу не надетыми.

— Зачем мне туда идти?

— Могут быть неприятности, — произнес Герман далеким монотонным голосом. — Конспираторы, которые постоянно уничтожают московских дипломатов…

— Что?

— Пожалуйста, не перебивай. Думаешь, цель — одна ты?

— Но, но…

— Канцелярии сотен миров будут потрясены этим разоблачением, Среда. Если первичный нормализурующий установочный вектор сколлапсирует к… извини. Если что-то, спорю сам с собой, произойдет. Извини, человеческие языки бедны для описания парадоксов времени.

— Ты должен постараться, если хочешь произвести впечатление. Я просто живой плацдарм.

— Почти. — Пауза. — Внимание. Трое послов убиты. Их смерти совпадают со временем прибытием этого корабля на орбиты планет, где произошли убийства. На этой планете есть один посол и еще другой высший правительственный чиновник. Причины, по каким я доставил тебя сюда, тройственны. Мне интересно, кто убил трех дипломатов и зачем, ибо, считаю, в этом ответ на очень важный вопрос: «Кто уничтожил Москву?» — Еще одна краткая пауза. — Прокручивая события в обратном порядке от сложившийся ситуации, я должен переслать сообщение своему более раннему вектору состояния — действуя как экс, исполняющий обязанности оракула и бога в световом конусе, — и задействовать тебя для этого дела в раннем возрасте. Твое запутанное положение подразумевалось в развитии ситуации, хотя я до конца не понял почему, и, думаю, причины уничтожить тебя связаны с этим. Информация, на которую ты натолкнулась на «Старом Ньюфе», оказалась более важна, чем я посчитал тогда. К несчастью, я пока не могу организовать тебе отсюда транспортировку, поэтому не так просто вернуться обратно.

— Ты хочешь вернуть меня домой? — Прозвучало визгливо. Среда поспешно выпрямилась. — Ты об этом не упоминал. А это не опасно? И каким образом мы туда попадем?

— Это вторая причина, — неумолимо продолжал Герман. — А вот и третья: я рассредоточенная разведслужба, связанная каузальными каналами. Я сильно зависим от состояния когерентности, которая сохраняется только в световом конусе.

Когда корабль, находящийся в фокусе моего внимания, совершает транзитный рейс со сверхсветовой скорость, я теряю с ним контакт. Ты же мой включатель перезагрузки. Одновременно ты моя зона наблюдения слепых точек. Если я нахожусь вне зоны доступа, когда происходят критические события, — ты достаточно умна и находчива, если, конечно, адекватно информирована, что можешь действовать на борту корабля в качестве моего заместителя. Сейчас. Готова?

— К чему? — Среда глубоко вздохнула. — Я имею в виду, к чему готова? — слегка взволнованная и озадаченная спросила она. — Есть опасность?

Она надела куртку, длиной до лодыжек, как пальто, эффектную, но тонкую и непригодную в непогоду.

— Да.

— Ой, как мило. — У нее вытянулось лицо. — А что еще?

— Тебя необходимо предупредить о некоторых вещах. Первое: есть еще один человек, вовлеченный в данную ситуацию. Его зовут Мартин Спрингфилд. Доверять ему можешь безоговорочно, если встретишься. Он действует в качестве моего неофициального канала связи с дипломатическим подразделением, которое расследует ситуацию более или менее с той же стороны. Второе: я у тебя в долгу…

Среда замерла.

— Что это может означать? — с подозрением поинтересовалась она.

— Я совершил ошибку, в результате чего допустил уничтожение твоего родного мира. И обеспокоен, Среда. Предупреждение подобных инцидентов является одной из целей моего существования. Это говорит о сбое в моих системах оповещения. Что, в свою очередь, предполагает, что ответственные за разрушение Москвы намного мощнее, чем виделось прежде. Или это осуществили мои агенты.

Среда прислонилась к стене.

— Что? Значит, ты Эсхатон!

— Не совсем. Это правда, я компонент ансамбля разума, определяемого как Эсхатон. — Голос Германа стал однообразным, словно подчеркивая факт, что любые тона были просто модуляционной проделкой. — Эсхатон сохраняет глобальную причинно-следственную связь в сфере радиусом примерно в тысячу парсеков. Это подразумевает рекурсивную отправку информации назад во времени самому себе для редактирования временных аномалий. Такие парадоксы являются неизбежной стороной путешествий со сверхсветовыми скоростями или управления ансамблем разума, использующего времяподобные логические механизмы. Я получаю приказы из далекого будущего и выполняю их с пониманием, что сохранность вектора состояния должна существовать достаточно долго, чтобы эти приказы отдать. Если же я не получаю таких приказов, это может означать, что события становятся мне неподконтрольны. Неподконтролен мой вектор будущих состояний. Подобная ситуация может сложиться в случае разрыва или редакции временной линии Эсхатона. Я сообщаю тебе, Среда, что должен был предупредить уничтожение Москвы. Моя ошибка ставит под вопрос мое будущее существование.

— Твою мать! Ты говоришь мне…

— Все это является комплексной игрой, ведущейся против меня партией или партиями неизвестных. Я проверил свое предыдущее предположение, что угроза исходит от РеМастированных. Их желание уничтожить меня хорошо понимаемо, как и их возможности, и на какое-то время были приняты меры. Настоящая угроза исходит из высших сфер. Возможность появления эквивалентного Эсхатону неприятельского разума, существующего в будущем данного светового конуса, теперь вполне можно предположить. Правда, уму непостижимо, чтобы фракция РеМастированных манипулировала такой внешней сущностью. Моя способность планировать наперед таким образом вызывает вопрос. Обратная логическая взаимосвязь, основанная на необайсианской логике, резонно предполагает, что, когда ты вернешься на корабль, за тобой пошлют группу агентов, но это чисто умозрительно. Тебе требуется находиться все время под охраной. Твоя работа — выудить агентов врага и предъявить их мне, начав с мемориальной церемонии в посольстве. Твоя ошибка может привести к последствиям намного худшим, чем уничтожение одной планеты.

Щелк.

— О черт. — На момент девушка решила, что с ней все в порядке, но вдруг живот свело. Среда едва успела в ванную, с трудом сдерживая приступ тошноты, пока не склонилась над унитазом. «Ну почему я? Как мне справиться с этой бедой? — спрашивала она у зеркала, шмыгая носом и вытирая глаза. — Какое-то проклятие!»

Пятьдесят минут спустя потрясенная, но уже слегка расслабившаяся Среда вышла из капсулы космического лифта в бетонно-стальной зал прибытия, предъявила паспорт иммиграционному чиновнику и, пошатываясь, щурилась на послеполуденный свет Нового Дрездена.

— Ого, — тихонько произнесла она.

Ее кольца завибрировали, предупреждая о вызове. Среда вздохнула.

— Снять блокировку.

— Успокоилась? — поинтересовался Герман, словно ничего не случилось.

— Вроде да.

— Хорошо. Сейчас, пожалуйста, обрати внимание, где мы идем. Я внесу твое местоназначение в общественную систему геослежения. Следуй за зеленой точкой.

— Зеленой. Хорошо.

На полу появилась зеленая точка, и Среда послушно пошла за ней, подавленная и опустошенная. В преддверии приема она уже почти взяла себя в руки, но информация Германа снова расстроила ее, разрушив ее робкий оптимизм. Может, Фрэнк и приободрил бы ее, но сейчас хотелось лишь одного — вернуться в шикарный номер, запереться и напиться.

До прибытия в столицу еще три часа скуки в кресле магнитно-подвесной капсулы, пролетавшей тысячу километров за час в тоннеле, прорытом глубоко под океанами и континентами.

Типично, но почему нельзя проложить бобовый стебель поближе к главному городу? Или передвинуть город? Перемещаться по планете отнимало много времени по весьма неочевидной причине.

Сараево был старым городом со множеством каменных построек и стеклом-и-сталью небоскребов, с плохим кондиционированием, вихревыми бризами и воздушными потоками, и дезориентирующими бело-голубыми фрактальными плазменными образами на месте потолка. Город был наполнен странного вида людьми в странных одеждах, быстро передвигающихся и совершающих непонятные действия. Среда поравнялась с тремя женщинами в псевдокрестьянских одеждах — Новый Дрезден никогда не считался задворками, чтобы жить действительно по-сельски, — размахивающих кредитными терминалами. Группа людей в радужно-люминисцентных пластиковых накидках прокатила мимо, окруженная компактными дистанционниками, жужжащими на уровне уха. Машины, тихие, трогательного вида, скользили по улицам. Парень в грязном альпинистском снаряжении сворачивал палатку у ног, кажется, предложил Среде пустую кофейную чашку. Люди в блестящих очках жестикулировали невидимыми интерфейсами; лазерные точки танцевали повсюду над головами нуждающихся в путеводителе. Это не было похоже на Септагон, а похоже…

«На дом. Если бы дом был больше, стремительней и более развитый», — поняла она, отмечая едва уловимую связь с воспоминаниями от последнего посещения дома бабушки.»

Все вокруг казалось знакомым. Сперва Среда заволновалась, что одежда, которую ей было удобно носить дома, не подходит для приема.

— Не беспокойся, — сказал ей Герман. — Москва и Дрезден оба относятся к «мак'»-мирам, первые переселенцы имели сходные и происхождение, и стремления. Культура должна быть близкой. Благодари распространение массмедиа, это не похоже на Новую Республику, Турку и даже Септагон.

Это, несомненно, было так. Даже улицы выглядели похожими.

— И мы стояли на грани войны с этими людьми? — удивилась Среда.

— Обычные дурацкие причины. Противоречивые торговые интересы, иммиграционная политика, политическая нестабильность, транспорт — достаточно дешевый, чтобы способствовать торговле, и слишком дорогой для федерализации или других договоренностей, приводящих к минимализации риска войны. Каждый «мак'»-мир взял с собой что-то от доминантной культуры Земли в период расселения, но с тех пор произошли расхождения, и в определенных делах кардинально. Не делай ошибку, допуская, что можешь здесь без опаски обсуждать политику и действия правительства.

— Будто я собиралась. — Среда вслед за зеленой точкой завернула за угол и пошла наверх по спиральному пандусу в крытый переход и далее в крытую аллею. — Где мне полагается встретиться с Фрэнком?

— Он должен ждать тебя. На этой дороге. Здесь.

Он сидел на скамейке перед абстрактной скульптурой из бронзы, вяло шлепая по своей антикварной клавиатуре. Убивал время.

— Фрэнк, с вами все в порядке?

Он взглянул на Среду и состроил гримасу, долженствующую означать улыбку, которой не удалось ее ободрить. Фрэнк с покрасневшими веками и мешками под глазами сидел в одежде, смотревшейся так, будто репортер не переодевался два дня.

— Да, наверное. — Он помотал головой и широко зевнул. — Бр-р. Долго не спал.

«Частичная перегрузка», — бесстрастно отметила Среда и взяла его за руку.

— Идем!

Фрэнк пошатнулся, но удержал равновесие. Убрал клавиатуру в карман и снова зевнул.

— Мы успеем?

Она моргнула, сверив время.

— Конечно! Что намерены делать?

— Не спать. — Фрэнк встряхнулся и, почти оправдываясь, добавил: — Я дурак. Не возражаете, если сперва освежусь?

— Кажется, общественная уборная рядом, — улыбнулась Среда.

— Хорошо, пару минут.

Это заняло четверть часа, но вернулся Фрэнк принявшим душ и в почищенной в скоростной стиральной машине одежде.

— Извините за задержку. Ну как, уже лучше?

— Выглядите прекрасно, — дипломатично ответила Среда. — По крайней мере переход в иное состояние заметен. Вы собираетесь падать на меня?

— Ни в коем случае. — Он всухую проглотил пилюлю и передернулся. — Пока не вернемся на корабль. — И постучал по карману с клавиатурой. — Добыл достаточно материала для трех очерков, взял интервью у четырех правительственных чиновников среднего уровня и шестерых случайных прохожих, провел около четырех часов в энергичном движении. Один последний бросок и… — На сей раз улыбка была менее напряженной.

— Ладно, идем. — Среда снова взяла его за руку и повела по улице.

— Знаете, куда идти? В приемный зал посольства?

— Никогда там не была. — Она показала на пол. — Путеводитель.

— О, здорово, подскажет, куда направляемся, — пробормотал Фрэнк. — Надеюсь, там не ошибутся, приняв меня за бомжа.

— А, что? Что это?

— Бомж? — Он приподнял бровь. — Там, откуда вы, их нет? Повезло.

Среда проверила слово в своем «лексиконе»:

— Скажу, что вы мой гость, — сказала она и похлопала его по руке.

Присутствие Фрэнка рядом помогало ей чувствовать себя в безопасности, словно она шла по незнакомому городу в сопровождении огромного и свирепого пса-охранника — биологического типа — для ее защиты. До посольства Среда добралась заметно воодушевленной.

Посольства традиционно были общественными представительствами наций. Как таковые, они имели склонность к помпезности, с необоснованно широкими фасадами и высоченными флагштоками. Московское посольство не было исключением: большое, стилизованное под классику нагромождение известняка и мрамора, мрачно покоившееся за рядом тополей, прерывистой импровизированной оградой, на лужайке, подстриженной с помощью микромера и маникюрных ножниц. Но в этом присутствовало что-то неестественное. Может быть, флаг над фасадом — установленный для приспуска с того ужасного дня, год назад, когда посольский каузальный канал прекратил существование — или что-то более трудно уловимое. Наличествовало подержанного вида отставное дворянство, тихо проживающее остатки своих средств, но посещающее все приемы.

Вот и кордон.

— Я Сре… то есть, Виктория Строуджер, — представилась Среда двум вооруженным охранникам, пока они изучали ее паспорт, — а это Фрэнк Джонсон, мой гость, и разве это не волнительно? — Она хлопнула в ладоши, когда охранники указали на арочный проход магнитного и химического детектора. — Не могу поверить, что приглашена на настоящий посольский прием! О! Это посол? Нет?

— Не переусердствуйте с похвалами, — устало проговорил Фрэнк, прерывая ее. — Они ж не идиоты. Подобное притворство на настоящем контрольном пункте — и вы в камере допросов еще до того, как ступите на территорию.

— Хм. — Среда покачала головой. — Настоящий контрольный пункт? О чем это вы?

— Здесь полно охраны. Мы окружены всеми видами средств реальной защиты, причем незаметно. Собаки, дроны, прочее всевозможное следящее дерьмо. Полагаю, я прав, это признаки паники при крайней опасности.

Среда подошла ближе и осмотрелась. За одним крылом посольства был развернут большой куполообразный шатер — между деревьями натянуты тонкие тросы, — в котором множество гостей, некоторые в тщательно подобранных нарядах, но большинство в обычных деловых костюмах расхаживали с бокалами с бархатистым вином в руках.

— Мы в опасности? Из того, что говорил Герман…

— Не думаю. По крайней мере надеюсь.

В шатре расставили столики, обслуживаемые предупредительными официантами. На столиках красовались бутылки вина и батальоны стаканов, ждущих, когда их наполнят, канапе, рулетики и другие крошечные бутербродики, предназначенные для гостей.

Неподалеку расположилась скучающего вида группа со своими обязательными стаканами и одноразовыми тарелками, в паре случаев с печальными маленькими флажками. Впервые Среда, увидев флаг, отвела глаза, не зная, плакать или радоваться. Патриотизм никогда не считался великой московской добродетелью, и, заметив, каким образом толстуха в красных брюках держит флажок, словно это хранитель жизни, Среде захотелось схватить ее и завопить: «Повзрослей! Все уже кончилось!» Девушка испытала почти такое же чувство, как… как увидев маленького Джерма, играющего с урной с прахом умершего дедушки. Оскорбление смерти, заражение истории. А теперь Джерма нет. Среда отвернулась, шмыгнула носом и вытерла глаза. Пусть она никогда особо не любила братца, но его нет рядом, и испытывать к нему неприязнь — отвратительно.

Мужчина и женщина в неприметной одежде, которую могли бы носить на Москве в адвокатской конторе, перемещались в толпе гостей, не бросаясь в глаза. Они поравнялись со Средой на удивление быстро.

— Привет, я рада, что вы смогли сегодня прийти сюда, — сказала женщина, останавливая Среду профессиональной элегантной улыбкой, почти такой же отлакированной, как и ее волосы. — Я Мэри-Луиза. Я не имела удовольствия встречать вас раньше?

— Привет, а я Среда. — Скучная вымученная улыбка. Слезы высохли. — Просто путешествую на «Романове». А нынешнее мероприятие регулярное?

— Мы устраиваем их ежегодно, чтобы отметить годовщину. Здесь присутствует еще кто-нибудь оттуда, где вы живете, можно поинтересоваться?

— Не думаю, — с сомнением ответила Среда. — «Центрис Магна», в системе Септагон. Туда переселилось многие из наших со «Старого Ньюфа».

— Станция одиннадцать! Вы оттуда? — Да.

— Ой, как здорово! У меня оттуда кузина. Послушайте, здесь присутствует заместитель министра Гашек. Прибыл сегодня для проведения культурных мероприятий. К вашим услугам еда, напитки, будет медиапрезентация, споет Рона Гейс. Отдыхайте, а мне нужно встретиться еще кое с кем. Поухаживайте сами за собой, но если понадобится еще кое-что, мистер Транх вам поможет.

Она исчезла в суете широких рукавов и фалдах пиджаков, оставив Среду в ошеломлении наблюдать, как пожилой толстяк размером с бурого медведя неторопливо направляется в шатер в сопровождении шикарных лощеных дам с обеих сторон. Одна из них показалась Среде так похожей на Штефи, что она моргнула, застигнутая врасплох побуждением поздороваться с дружелюбным судовым офицером. Когда Среда присмотрелась, момент для приветствия прошел. Шумная группа подростков нехотя расступилась перед троицей, когда те подходили к стюардам, сервировавшим столики.

Среда взяла бокал с вином и поискала Фрэнка, но тот куда-то отошел, пока встречавшие разговаривали с ней. Жди неприятностей. Конечно, но какого плана?

Стеклянные двери зала приемов посольства распахнулись, двое сотрудников начали расставлять стулья рядами на полу и вынесли часть на наманикюренную лужайку. Дальняя стена зала стала экраном: зелено-бело-голубой диск, жутко похожий на тот, который Среда как-то видела с орбиты на борту подъемной капсулы. Он плавал в океане звезд. «Дом», — хмуро подумала она. Она годами не испытывала тоски по дому, это скорее относилось к «Старому Ньюфу», чем к данному абстрактному месту, где она родилась. Но сейчас она ощутила, как начала жечь страшная ностальгия, и одновременно возник равнозначный но противоположный импульс цинизма. Что сделала для меня Москва? И вдруг на девушку обрушился град воспоминаний: родители, лицо мэра Покока, когда спускали флаг в главном зале хаба перед эвакуацией… слишком много воспоминаний. Воспоминаний, от которых не избавиться.

Голос Германа в ушной капсуле: «Большинство людей пришли, чтобы послушать речи, спеть национальный гимн, а потом напиться. Ты, может, хочешь последовать их примеру?»

Через двадцать минут, выпив один бокал вина, Среда отыскала себе стул в переднем ряду, с краю. Остальные гости собирались неспешно — ничего похожего на траурный вечер с богослужением. Изрядное количество прибывших уже опережало Среду по количеству выпитого. Когда зал наполнился и некоторые присели на вынесенных на лужайку стульях, девушка почувствовала, как кто-то плюхнулся рядом.

— Фрэнк? — обернулась она.

— Это ваш народ? — спросил он. Что-то в его интонации заставило ее задуматься, не имел ли он собственных скрытых призраков, с которыми борется. Казалось, его зацепило что-то.

— Ну и?

— Как-нибудь в другой раз, — покачал он головой. Среда повернулась лицом к подиуму. Припозднившиеся

еще занимали свободные места, а сбоку уже открылась дверь, и величественного вида, хотя и полноватая дама — средних лет, а может, и столетняя — вышла на сцену.

У нее были каштановые волосы, перевязанные сзади лентой, в черном расшитом золотом мундире, застегнутом на талии, с разрезами выше и ниже, с усыпанной бриллиантами цепью должностного лица, свисающей с плеч, — она была именно такой, какой ее ожидали увидеть все. Она прокашлялась, и звуковые системы подхватили и разнесли над лужайкой звук ее хрипловатого дыхания.

— Добро пожаловать, — произнесла она. — И еще раз, добро пожаловать. Сегодня пятая годовщина по абсолютному времени стандартного летоисчисления гибели и изгнания наших соотечественников. Я… — она сделала паузу с непроницаемым лицом, — подобно вам, с трудом осознаю это. Мы не вернемся домой, и теперь, и никогда. Дверь заперта, выбора нет. Но нет и чувства завершения: ни тела в гробу, ни арестованного преступника по обвинению в убийстве. Но… — Она глубоко вздохнула. — Постараюсь быть краткой. Мы здесь оплакиваем наших друзей и родственников, сгинувших во время холокоста. Мы выжили. Мы свидетели. Мы продолжаем их дело, и мы перестроим наши жизни и будем всегда помнить их.

Кто-то разрушил наши дома. Как представитель временного кабинета, я посвящаю свою жизнь следующей задаче: дать свидетельские показания и установить вину участников. Кем бы они ни были и где бы ни скрывались, им представят счет, и расплата будет достаточной, чтобы удержать любого, кто даже только предполагает такие чудовищные поступки в будущем.

Она снова сделала паузу, слегка склонив голову набок, будто прислушивалась к чему-то, и когда продолжила, Среда вдруг поняла: она действительно прислушивается. Кто-то зачитывает ей речь, она же просто повторяет! Напуганная, девушка едва не пропустила следующие слова посла.

— Сейчас мы проведем минуту молчания. Те из нас, кто верит во вмешательство высших сил, могут молиться; те, кто не может принять к сердцу факт, что мы не одни, пусть просто скорбят. Наши друзья и семьи не погибли зря.

Среда не имела склонности к долгим размышлениям. Она исподтишка всматривалась, изучая обстановку. Обхват в талии посла — она не полная, но со множеством подкладок. И эти ящики вокруг подиума… там парни в черном и та женщина в деловом костюме и деловых очках… Запахло жареным. Несомненно, тянуло смертельной зоной, игрой, которой Герман обучил ее годом ранее. Как распознать засаду. Да это очень похоже на ловушку. Но кто…

Среда повернулась и стала наблюдать за глазами посла, когда это случилось. Глаза расширились, как только за Средой, с двух соседних рядов, послышался нервозный шум. Моментально посол, будто запечатленная на снимке в движении, как машина, прижала руки для защиты лица и пригнулась.

Затем…

«Почему я лежу? — подумала Среда рассеянно. — Почему? — Она могла видеть, но все расплывалось, и болело в ушах. — И чувствую себя плохо». Она застонала и попыталась восстановить дыхание, ощущая резкий запах горения. Вдруг она поняла, что ее правая рука мокрая и липкая и сжимает чью-то кость. Мокрота. Она попробовала приподняться при помощи левой руки. Воздух был наполнен пылью, свет погас, и еле-еле сквозь звон в ушах она расслышала крики.

Вспышка света. Секундой позже ей стало свободнее. Подиум — женщины там не было. Ящики по сторонам сработали как подушки безопасности, выбросив перед послом тяжелые заслонки, когда та пригнулась. Но за ней самой, за ней… Среда села прямо и посмотрела вниз, поняв, кто кричал. Кровь на ее руке и на рукаве, кровь на стульях. «Бомба, — смутно подумала она. Затем: — Вероятно, мне нужно что-то сделать». Люди кричали. Рядом с ней посреди прохода валялась часть руки с кистью и ужасным кровавым месивом локтя. Рядом лежал Фрэнк. Затылочная часть его головы выглядела словно заляпанная красной краской. Едва она узнала его, Фрэнк шевельнулся, рефлекторно скребя пальцами одной руки пол. Женщина за ним еще сидела, но ее голова заканчивалась липким обрубком от шеи до носа. «Бомба, — окончательно решила Среда, в замешательстве стараясь собраться с мыслями. Всплыло: — Герман меня предупреждал».

Она в панике склонилась к Фрэнку.

— Фрэнк! Говори со мной!

Он открыл рот и попытался что-то произнести. Среда поморщилась, неспособная расслышать его. «Он умирает?» — предположила она с чувством тревоги и утраты.

— Фрэнк!

Не к месту вырвался глупый смешок, едва она попыталась припомнить подробности курса оказания первой помощи, который брала год назад. Есть дыхание? Да. Истекает кровью? Трудно сказать: везде столько кровищи, что определить, где чья, сложно. Фрэнк что-то пробормотал. Пальцы перестали царапать пол. Он попытался подвинуться.

— Погодите, вы не сможете… — Фрэнку удалось сесть. Пощупал затылок, вздрогнул и глупо уставился на Среду. — Мутит, — выговорил он и повалился на девушку.

Среда сумела удержаться одной рукой, когда он потерял сознание. «Небось, сто кило весу», — отметила ока неосознанно. Она огляделась в поисках помощи, но призыв застрял в горле. Бомба была небольшой — чуть больше гранаты, — но взорвалась она в центре зрительской аудитории, превратив полдюжины тел в кровавую кашу и разметав плоть, кости и кровь в виде дьявольского пейзажа. Человек в остатках сорванной с тела одежды, с верхней частью торса, покрытой красным, спотыкаясь, слепо вошел в эпицентр и шарил руками, будто что-то искал. Женщина, сидящая на стуле, как единственный оставшийся зуб среди пустых красных дырок от вырванных, кричала и зажимала свою развороченную руку. Кошмары выбрались на свет, плеща кровями, и выходили поиграть черепа с костями. Среда облизала губы, пробуя на вкус острометаллическую влагу, и застонала, когда желудок приготовился извергнуть вино и полупереваренные канапе.

Следующий эпизод в ее сознании — человек в черном, стоявший над ней с поднятым вверх пистолетом, смотревший мимо нее и настойчиво обращавшийся к парящему дрону. Она попыталась тряхнуть головой. Что-то подавляло ее.

— …можете идти? — спросил человек. — Ваш друг?

— М-м. Попытаюсь. — Она толкнула бесчувственного Фрэнка. Он напрягся и застонал. — Фрэнк.

Охранник отошел, склонился над другим телом и вдруг упал на колени и начал неистово давить на неподвижную грудь.

— Я… я. — Фрэнк сонно моргнул. — Среда? «Садись», — мысленно приказала она.

— Вы в порядке?

— Думаю… — Он помолчал. — Моя голова. Чудесным образом вес на ее плече уменьшился.

— А вы ранены? — спросил он.

— Я? — Она снова склонилась к нему. — Не сильно. Мне кажется.

— Здесь нельзя оставаться, — слабо проговорил он. — Бомба. До бомбы. Видел вас. Свен.

— Видел кто?

— Джим. Клоун. — Он словно увядал. Среда склонилась еще ниже. — Свен был здесь. Переодетый официантом… — Его веки дрожали.

— Придите в себя! Что вы сказали? — прошипела она, ведомая чувством срочной необходимости, которого сама не понимала. — Что вы имеете в виду?

— Свенгали. Здесь. Артист. — Его глаза открылись. — Надо найти Свена.

— Вы сказали, будто видели его… — Шок заставил Среду сосредоточиться.

— Да. Да. Найти его. Он… — И глаза Фрэнка снова закрылись.

Среда махнула проходящему охраннику.

— Сюда!

Голова охранника повернулась.

— Мой друг. Контузия. Поможете?

— Черт! Еще один. — Охранник махнул одному из своих коллег. — Медиков!

Среда осторожно шла за Фрэнком, раздираемая противоречием между желанием убедиться, что с ним все в порядке, и необходимостью срочно найти клоуна. Бросить Фрэнка было чем-то неправильным, сродни позволению стабилизировать лишь свою линию жизни. Всего час назад он казался таким надежным, что к нему можно было прикрепить вселенную, но теперь все изменилось. Она поплелась к боковой двери, голова кружилась, живот крутило. Правая рука была переполнена горячей ноющей болью. Свенгали? Что он здесь делал? Короткий проход и открытая дверь выводили на лужайку позади здания посольства. Струящийся яркий свет резко очерчивал рой полицейских, вьющихся по периметру, как растревоженные осы. Свен?

Среда пошла вдоль здания. Какая-то женщина попыталась преградить ей путь: «Вам туда нельзя».

— Мой друг! — Среда, с трудом дыша, пробралась за периметр. По какой-то причине ни одна рука ее не задержала. Под яркие прожектора на траву были выложены тела, некоторые неподвижны, над другими бешено трудились люди в оранжевой форме санитаров. Окружающие просто стояли в оцепенении или слонялись по кругу, раздражая дрессированных полицейских собак, которые, казалось, имели лучшее представление о случившемся, чем люди. Через несколько минут приблизился вой сирен, перекрывающий звон в ушах.

Среда нашла Свена сидевшим на корточках на траве и обхватившим руками голову. Лицо-блин и красный нос залиты кровью. Клоунский наряд был пародией на снобистскую шеф-поварскую форму.

— Свен? — задыхаясь, спросила она.

Он поднял глаза, из носа текла кровавая струйка.

— Сре… Сре…

— Нам нужно идти, — сказала она, стараясь думать о чем-нибудь другом, менее бессмысленном. — Мы пропустим наш… наш…

— Иди, девочка, иди. Я… — Он с ошеломленным видом покачал головой. — Помочь?

«Он здесь чтобы выступить?» — Вопрос самой себе.

— Вы ранены. Поднимайтесь, вставайте на ноги. Пойдемте в обеденный зал. Там оценивают, кому с какой срочностью оказать медицинскую помощь. И первая помощь. Пусть вас осмотрят, заберем Фрэнка и поймаем такси. Если останемся, нас затерзают вопросами, и мы не успеем на корабль.

— Корабль. — Клоун отнял руки от головы и осторожно посмотрел ей прямо в глаза со слегка озадаченным выражением лица. — Пришла сюда помочь? Фрэнк? Ранен?

— Контужен и в шоке, думаю. — Она вздрогнула, ощутив холодок.

— Но мы не можем…

— Можем. Послушайте, вы один из двух моих гостей, верно? И мы сделаем заявление, но только прямо сейчас, наш корабль уходит ночью. Если вы гость, вас не допросят как актера или служащего из персонала. Надеюсь.

Свенгали попытался встать, и Среда отступила, освобождая ему место.

— Должны. Просто скажем медикам… — Он покачнулся, и Среда кое-как схватила его руку, уложила себе на плечи и повела шатающегося Свенгали пьяной походкой к фасаду посольства, когда прибыла первая скорая помощь на жужжащих электромоторах.