Саймак Клиффорд ДональдВедро алмазов

Клиффорд САЙМАК

ВЕДРО АЛМАЗОВ

Полиция задержала дядюшку Джорджа, когда в три часа утра он шел по Элм-стрит. Он брел посреди улицы, пошатываясь и что-то бормоча себе под нос. А главное - с него текло так, словно он только что побывал под страшным ливнем, хотя у нас в округе вот уже три месяца не было даже намека на дождь и пожелтевшая кукуруза в полях годилась разве что в печку. Под мышкой дядюшка Джордж держал большую картину, а в руке - ведро, до краев полное алмазов. Он шествовал без ботинок, в одних носках. Когда дежурный полицейский Элвин Сондерс остановил старика и спросил, что с ним происходит, дядюшка Джордж в ответ пробормотал что-то нечленораздельное. Он, видимо, был здорово на взводе.

Именно поэтому Элвин доставил его в полицейский участок, и только там кто-то обратил внимание на его оттопыривающиеся карманы. Естественно, полицейские вывернули их и разложили содержимое на столе. Когда же они повнимательнее осмотрели все это добро, сержант Стив О'Доннелл тут же позвонил шерифу Чету Бэрнсайду за указаниями, что делать дальше. Шериф, отнюдь не в восторге, что его подняли среди ночи, приказал до утра запереть дядюшку Джорджа в камере, что и было исполнено. Конечно, трудно в чем-нибудь винить шерифа. Из года в год старик доставлял достаточно неприятностей и хлопот полиции Уиллоу-Гроув.

Но стоило дядюшке Джорджу попасть в камеру; немного очухаться и разобраться, что к чему, как он тут же схватил стул и принялся дубасить в решетчатую дверь, крича, что эти подонки опять все подстроили, наплевав на его законные конституционные права свободного и добропорядочного гражданина.

Вы обязаны дать мне позвонить! - что есть мочи вопил дядюшка Джордж. - Вы еще пожалеете, когда я выйду на свободу и подам на всех вас в суд за несправедливый арест.

Он настолько всем надоел своим криком, что они открыли камеру и разрешили ему подойти к телефону.

Конечно же, как и всегда, звонок был ко мне.

- Кто там еще? - Элси проснулась и села в кровати.

- Твой дядюшка Джордж, - сказал я.

- Так я и знала! - воскликнула жена. - Стоило тетушке Мирте уехать в Калифорнию навестить родственников, и он снова принялся за старое..

- Ладно, что там приключилось на этот раз? - спросил я дядюшку.

- Почему ты говоришь со мной таким тоном, Джон? - обиженно ответил он. - Я тебе звоню всего раз или два в году. Какой смысл иметь в семье адвоката, если...

- Может быть, ты все-таки перейдешь к делу? - прервал я. - Что случилось?

- На этот раз они у меня попляшут! С правами они попались, как миленькие. Будь спокоен, на этот раз тебе будет уплачено сполна. Все, что с них присудят, разделим пополам. Я ничего не сделал. Я просто шел по улице, когда появился этот подонок и потащил меня в каталажку. Я не шатался и не пел. Я не нарушал порядка. Послушай, Джон, разве человек не имеет права ходить по улицам, хотя бы и в полночь...

- Сейчас приеду, - вновь перебил я его.

- Долго там не торчи, - заметила Элси. - У тебя завтра в суде трудный день.

- Ты что, смеешься? - Я не сдержался. - Раз появился дядюшка Джордж, считай, что день потерян.

Когда я подъехал к полицейскому участку, все уже были в сборе. Дядюшка Джордж сидел за столом, на котором высилось ведро с алмазами и лежала кучка отобранных у него вещей. К ножке стола была прислонена картина. Шериф прибыл в участок за несколько минут до меня.

- Итак, - сказал я, - перейдем к делу. В чем его обвиняют?

- Пока нам не требуется никаких обвинении.

Шериф до сих пор злился, что его подняли с постели среди ночи.

- Вот что, Чет, - оказал я, - не пройдет и нескольких часов, как тебе потребуется официальное обвинение, да еще как. Так что советую подумать над этим сейчас.

- Я предпочитаю подождать, что скажет Чарли.

Он имел в виду прокурора Чарли Нивинса.

- Ладно, раз нет обвинения, то каковы хотя бы обстоятельства ареста?

- Этот Джордж тащил ведро алмазов. А теперь ты мне ответь, где он их добыл?

- Возможно, это вовсе не алмазы, - предположил я. - Ты в этом уверен?

- Утром, когда Гарри откроет свою лавочку, мы пригласим его посмотреть.

Гарри был ювелиром, который держал магазинчик на другой стороне площади.

Я подошел к столу и взял несколько камней. Конечно, я не ювелир, но мне они показались настоящими алмазами. Камни были превосходно отшлифованы, и их грани так и горели, когда на них падал свет. Некоторые били с кулак величиной.

- Даже если это алмазы, при чем здесь арест? Я что-то не слышал о законе, который запрещал бы человеку носить алмазы в ведре.

- Вот, вот, выложи-ка им, Джон! - обрадовался дядюшка Джордж.

- Помолчи, - сказал я, - и вообще не суйся не в свое дело, раз я им занялся.

- Но ведь у Джорджа сроду не водилось никаких алмазов, - не сдавался шериф. - Должно быть, они краденые.

- Значит, вы обвиняете его в краже?

- Ну, не то чтобы вот так, сразу, - шериф держался не слишком уверенно. - У меня пока нет доказательств.

- А потом еще эта картина, - вставил Элвин Сондерс. - Сдается мне, весьма ценная. Похоже, кого-то из старых мастеров.

Удивительное дело, - сказал я, - не скажет ли мне кто-нибудь из вас, где в Уиллоу-Гроув можно было бы украсть картину, принадлежащую кисти старого мастера, или же ведро алмазов?

Тут они, конечно, притихли. В нашем Уиллоу-Гроув если у кого и можно найти порядочную картину, то только у банкира Эймоса Стивенса, который привез одну, когда ездил в Чикаго. Впрочем, с его познаниями в искусстве, не исключено, что ему всучили подделку.

- И все-таки, согласись, тут что-то не то, - вздохнул шериф.

- Возможно, но я сомневаюсь, что этого достаточно, чтобы держать человека в тюрьме.

- Дело даже не столько в картине или алмазах, - шериф был явно озабочен, - сколько в остальном добре. Из-за него-то мне и сдается, что дело нечистое. Взгляни-ка сам.

Он взял со стола какую-то штуковину и протянул мне.

- Осторожно, - предупредил он, - один конец у нее очень горячий.

Вещица была около фута длиной и до форме напоминала песочные часы из прозрачного пластика. Узенькая в центре, она расширялась к полым концам. В середину был вставлен небольшой, по-видимому металлический, прут. Один его конец рдел, как раскаленное железо, и когда я поднес ладонь к открытой полости, то почувствовал дуновение горячего воздуха. Другой же конец, белый, был покрыт кристалликами. Я повернул непонятное приспособление.

- Смотри, не вздумай до него дотронуться, - предупредил шериф. Палец примерзнет. Видишь, на нем лед.

Я осторожно положил вещицу на стол.

- Как ты думаешь, что это такое? - спросил шериф.

- Откуда мне знать.

Я действительно не имел ни малейшего представления. Физика никогда не была в числе моих любимых предметов, к тому же я давно забыл даже то немногое, что когда-то учил в школе. И все же я готов был голову дать на отсечение, что лежавшая на столе штуковина не могла существовать в природе. Тем не менее вот она перед нами: один конец раскален, другой холоднее льда.

- А как тебе нравится это? - шериф взял в руку небольшой треугольник из тонких прутиков металла или пластика, - по-твоему, что это такое?

- Что это такое? Ну просто...

- Просто? Попробуй-ка просунуть в него палец.

В голосе шерифа послышалось настоящее торжество.

Я попытался выполнить его указание, но из этого ничего не вышло. Внутри треугольника была пустота. Во всяком случае, мой палец не встретил никакого препятствия, и все же я не мог продвинуть его ни на миллиметр, словно треугольник был заполнен невидимым и неощутимым, но твердым, как сталь, веществом.

- Разреши-ка взглянуть, в чем там дело, - попросил я.

Шериф охотно передал мне загадочную вещицу.

Я поднял ее так, чтобы свет от лампочки проходил через самый центр. Ничего. Я вертел треугольник и так и этак, но не обнаружил даже намека на какую-нибудь прозрачную пластинку. Но всякий раз, когда я пытался просунуть палец через отверстие, что-то его не пускало.

Дело кончилось тем, что я положил треугольник на стол рядом со штуковиной, похожей на песочные часы.

- Хватит или еще показать? - осведомился шериф.

Я мотнул головой.

- Согласен, Чет, я ни черта во всем этом не понимаю, и все-таки это еще не основание держать Джорджа под замком.

- Он останется здесь, пока я не поговорю с Чарли, - заупрямился шериф.

- Надеюсь, ты понимаешь, что, как только откроется суд, я явлюсь сюда с постановлением об освобождении.

- Знаю, Джон. - Спорить с шерифом было явно бесполезно. - Конечно, ты отличный адвокат, но я просто не могу отпустить Джорджа.

- В таком случае составьте заверенную опись всех вещей, которые вы отобрали у него. Я отсюда не уйду, пока не удостоверюсь, что они заперты в сейфе.

- Но...

- Теоретически все это собственность Джорджа.

- Это невозможно, ты же сам знаешь, Джон, что это немыслимо. Ну, посуди сам, где он, черт побери, мог достать...

- До тех пор пока вы не докажете, что он украл все эти вещи у какого-то конкретного лица, по закону они принадлежат ему. Человек вовсе не обязан предоставлять доказательства того, где он приобрел свою собственность.

- Ладно, ладно, - согласился шериф, - я составлю опись, вопрос только, как назвать все эти штуковины.

Ну, это была уже его забота.

- А сейчас мне надо обсудить с моим клиентом некоторые вопросы наедине, - сказал я.

Немного поспорив и поворчав, шериф открыл комнату для свидания с арестованными.

- Итак, Джордж, расскажи, что же все-таки с тобой произошло. Я имею в виду все-все. И постарайся по порядку.

Джордж понял, что я не шучу. К тому же он давно убедился, что лгать мне бесполезно: я все равно всегда на чем-нибудь ловил его в таких случаях.

- Ты, конечно, знаешь, что Мирта уехала, - начал он.

- Да.

- И ты знаешь, что, когда ее нет, я позволяю себе немного развлечься, пропустить рюмочку-другую и в конце концов влипаю в какую-нибудь историю. На этот раз я дал себе слово, что не возьму ни капли в рот и обойдусь без всяких там неприятностей. Бедняжке Мирте из-за меня и так уже изрядно досталось, вот я и решил доказать, что вполне могу держаться в рамках приличия. Сижу это я вчера вечером в гостиной. В одних носках - ботинки я снял. Включил телевизор, смотрю бейсбол. Знаешь, Джон, если бы "Близнецы" нашли себе стоппера получше, на будущий год у них могли бы быть шансы. Конечно, кроме стоппера, им нужна еще и отбивка поприличнее да пару-тройку левшей не мешало бы...

- Не отвлекайся, - прервал я.

- Да, так вот, сижу я тихо-мирно, смотрю игру. Ну, пиво потихоньку потягиваю. Я притащил полдюжины, и у меня как раз пятая бутылка кончалась...

- А мне показалось, что ты дал себе обещание не пить.

- Конечно, Джон, чтоб мне провалиться! Так ведь это же было пиво. Я его могу целый день дуть, и ни в одном глазу...

- Хорошо, продолжай.

- Значит, я и говорю, сижу, пью пиво. Шел седьмой период, "Янки" уже двоих провели, и вдруг Мэнтл как...

- Да черт с ней, с игрой! - не выдержал я. - Я хочу знать, что приключилось с тобой. Ведь влип-то ты, а не какой-то Мэнтл.

- А больше ничего и не было. Как раз в седьмом периоде Мэнтл вдарил с лета, а потом смотрю: иду это я по улице, а из-за угла выныривает полицейская машина.

- Ты хочешь сказать, что не помнишь, что произошло в промежутке? Что не знаешь, откуда у тебя оказалось ведро алмазов, картина и все прочее.

Джордж покачал головой:

- Я тебе рассказываю все, как было. Больше ничего не помню. Я бы не стал тебе врать. Нет смысла, все равно ты на чем-нибудь подловишь.

Некоторое время я молча разглядывал дядюшку Джорджа. Расспрашивать его дальше было без толку. Возможно, он рассказал правду, хотя, скорее всего, и не всю, но, чтобы вытянуть из него остальное, у меня сейчас не было времени.

- Ладно, - сказал я, - пусть пока будет так, как ты говоришь. А теперь возвращайся к себе в камеру, и чтобы было тихо. Веди себя прилично. Часам к девяти я вернусь и постараюсь выцарапать тебя отсюда. Ни с кем не разговаривай. Не отвечай ни на какие вопросы. Ничего не объясняй и не рассказывай. Если будут приставать и настаивать, скажи, что я запретил тебе говорить.

- Мне оставят алмазы?

- Трудно ручаться, может, это вовсе и не алмазы.

- Но ты же сам потребовал, чтобы составили опись.

- Ну и что из того? Я не могу гарантировать, что заставлю их вернуть отобранное.

- Послушай, Джон, у мена во рту пересохло, сил больше нет...

- Нет, и не надейся.

- Ну, всего бутылочки три-четыре пивка, а? От них не будет никакого вреда. Так, глотку промочить. Человек не может опьянеть от нескольких бутылок пива. Я вчера вовсе не был пьян. Клянусь, ни в одном глазу...

- Где я тебе достану пива среди ночи?

- У тебя в холодильнике всегда несколько бутылок припрятано. А ехать каких-нибудь шесть кварталов.

- Так и быть, я поговорило с шерифом.

Шериф не имел ничего против: ладно, пусть дядюшка Джордж хлебнет пива, ничего страшного не случится.

Из-за купола здания суда выглядывал краешек луны. В свете раскачивающейся на ветру лампы то возникал, то скрывался во тьме памятник Неизвестному солдату, стоявший в центре площади. Я поднял голову: на небе ни облачка, О дожде не могло быть и речи. Скоро наступит утро, взойдет солнце, и опять на полях будет сохнуть кукуруза, а фермеры будут с тревогой следить, как насосы, фыркая и кашляя от натуги, с трудом выплевывают в деревянные корыта тонкие струйки воды, которой все равно не хватит, чтобы как следует напоить скот.

На газоне перед зданием суда возились пять-шесть собак. Выпускать их на улицы было запрещено, но никто из жителей Уиллоу-Гроув не обращал внимания на этот запрет в надежде, что собаки успеют вернуться домой раньше, чем Вирджил Томпсон, городской собачник, выйдет на промысел.

Я сел в машину, поехал к себе, взял из холодильника четыре бутылки пива и отвез их дядюшке Джорджу в полицию, после чего снова вернулся домой.

Часы показывали половину пятого утра. Я решил, что нет смысла ложиться, сварил кофе и начал жарить яичницу. Услышав, как я громыхаю на кухне посудой, Элси спустилась вниз. Пришлось добавить пару яиц и на ее долю. Потом мы уселись за стол и принялись обсуждать случившееся.

Дядюшка Джордж уже не раз попадал во всякого рода истории, впрочем не очень серьезные, и мне всегда удавалось уладить дело. Он вовсе не был забулдыгой, напротив, в городе его любили за честность и незлобивый характер. Он держал свалку на окраине города и умудрялся жить на мизерную плату, которую взимал с тех, кто прибегал к его услугам.

Мусор он отправлял на заболоченный участок неподалеку, а всякую дребедень, которая еще на что-либо годилась, тщательно отбирал и затем продавал по дешевке. Конечно, это было не слишком прибыльное и процветающее предприятие, но, во всяком случае, дядюшка Джордж имел свое дело, а в таком маленьком городишке, как наш Уиллоу-Гроув, это кое-что значило.

Но вещицы, которые обнаружили у него на сей раз, были совершенно иного рода, и это-то меня беспокоило. Где он мог их заполучить?

- Тебе не кажется, что следует позвонить тетушке Мирте? - озабоченно спросила Элси.

- Не сейчас. От нее все равно проку не будет. Единственно, на что она способна, так это причитать и заламывать руки.

- Что ты собираешься предпринять?

- Прежде всего нужно найти судью Бенсона и получить от него постановление об освобождении дядюшки Джорджа. Если только Чарльз Нивинс не придумает каких-нибудь оснований для продления ареста, хотя это и маловероятно. По крайней мере, сейчас.

Увы, утром мне так и не удалось получить постановления. Я уж совсем было собрался поехать в суд и отыскать судью Бенсона, как моя секретарша Дороти Инглез, суровая старая дева, сообщила, что меня просит к телефону Чарли Нивинс.

Не успел я взять трубку, как прокурор, не дав мне даже поздороваться, начал кричать:

- Не вздумай отмалчиваться! Лучше говори сразу, как ты это устроил?

- Что устроил?

- Как помог Джорджу удрать из камеры?

- Но ведь он в полиции! Когда я уезжал, он сидел под замком, и я как раз собирался к судье...

- Ну так вот, его там давно уже нет! - надрывался Чарли. - Дверь заперта, а он исчез. Единственное, что от него осталось, это четыре пустые бутылки из-под пива, выстроенные в ряд на полу.

- Послушай, Чарли, ты же меня знаешь. Так вот, поверь, я не имею ровно никакого отношения ко всей этой истории.

- Конечно, я тебя знаю. Нет такой грязной проделки...

От возмущения он даже подавился и закашлялся.

И поделом ему. Из всех крючкотворов-законников в нашем штате Чарли Нивинс самый несносный.

- Если ты намерен отдать приказ о задержании Джорджа как беглеца, то не забывай об отсутствии оснований для его первоначального ареста.

- Какие, к черту, основания! Достаточно одного ведра алмазов.

- Если они подлинные.

- Это самые настоящие алмазы, будь спокоен. Гарри Джонсон смотрел их сегодня утром. Так вот, он утверждает, что нет ни малейшего сомнения в их подлинности. Вся загвоздка, по его словам, только в том, что на Земле таких огромных алмазов нет. Да и по чистоте с ними ни один не сравнится.

Чарли на мгновение умолк, а затем произнес хриплым шепотом:

- Послушай, Джон, скажи честно, что происходит? Я никому...

- Я и сам не знаю, что тут творится.

- Но ты же беседовал с Джорджем, и он заявил шерифу, что ты приказал ему не отвечать ни на какие вопросы.

- Обычная юридическая процедура, - сказал я. - Против этом тебе нечего возразить. И еще одно. Ты отвечаешь за то, чтобы алмазы ненароком не исчезли. Я заставил Чета составить и подписать опись, и поскольку не выдвинуто обвинения...

- А как насчет бегства из участка?

- Сначала еще нужно доказать, что арест был произведен на законных основаниях.

Чарли грохнул трубкой, а я уселся в кресло и попытался привести факты в порядок. Однако все происшедшее казалось слишком фантастичным, чтобы в нем можно было толком разобраться.

- Дороти! - позвал я секретаршу.

Она просунула голову в дверь, всем своим видом выказывая неодобрение. Судя по всему, она уже слышала - как, впрочем, и весь город - о том, что произошло, и к тому же вообще была весьма невысокого мнения о дядюшке Джордже. Наши с ним отношения вызывали у нее недовольство, и она не упускала возможности подчеркнуть, что он стоил мне немалых денег и времени без какой-либо надежды на компенсацию. Это, конечно, соответствовало истине, но нельзя же ожидать от владельца городской свалки, чтобы он платил адвокату баснословный гонорар. А кроме всего прочего, Джордж ведь приходился Элси дядюшкой.

- Дороти, свяжитесь с Кэлвином Россом из Института искусств в Миннеаполисе, он мой старый друг...

Банкир Эймос Стивенс ворвался в комнату словно метеор. Он промелькнул мимо Дороти прежде, чем она успела вымолвить слово.

- Джон, ты знаешь, что у тебя там?..

- Нет, не знаю. Может, ты мне расскажешь?

- Это же Рембрандт!

- А, ты имеешь в виду ту картину?

- Как, по-твоему, где Джордж раздобыл Рембрандта? Ведь картины этого художника на дороге не валяются, их только в музеях и увидишь.

- Скоро мы все это выясним, - я поспешил успокоить Стивенса, единственного эксперта по вопросам искусства в Уиллоу-Гроув. - Мне сейчас должны звонить, и...

В дверях опять доказалась голова Дороти:

- Мистер Росс на проводе.

Я взял трубку и почувствовал некоторую неловкость. С Кэлом Россом мы не виделись лет пятнадцать, и я даже не был уверен, что он меня помнит. Но все же я назвал себя и непринужденным тоном начал разговор, словно мы только вчера вместе завтракали. Впрочем, и он меня приветствовал в том же духе.

Затем я перешел к делу:

- Кэл, у нас тут есть одна картина, по-моему, тебе не мешало бы на нее взглянуть. Кое-кто считает ее старинной. Возможно, она даже принадлежит кисти одного из старых мастеров. Понятно, это может показаться тебе невероятным, но...

- Где, ты говоришь, находится эта картина?

- Здесь, в Уиллоу-Гроув.

- Ты ее видел?

- Взглянул разок, но мне трудно...

- Скажи ему, что это Рембрандт, - свирепо шептал Стивенс.

- Кто ее владелец?

- Пока практически никто. Она находится в полицейском участке.

- Джон, признайся честно, не намереваешься ли ты втянуть меня в какую-нибудь историю? Может быть, я тебе понадобился как свидетель-эксперт?

- Об этом речь не идет, хотя в какой-то мере твоя помощь связана с делом, которым я сейчас занимаюсь. Возможно, мне удастся договориться, чтобы тебе заплатили за...

- Скажи ему, - не унимался Стивенс, - что это Рембрандт!

- Там, кажется, кто-то говорит о Рембрандте? - спросил Кэл.

- Да нет, никто точно этого не знает.

- Ну что ж, возможно, я сумею к вам выбраться.

Кэл явно заинтересовался. Или, пожалуй точнее, был заинтригован.

- Я найму самолет, чтобы тебя доставили прямо в Уиллоу-Гроув, пообещал я.

- Неужели дело настолько важно?

- Откровенно говоря, Кэл, я и сам толком не знаю. Мне хотелось бы услышать твое мнение.

- Ладно, договаривайся насчет самолета и позвони мне. Через час я могу быть в аэропорту.

- Спасибо, Кэл. Я тебя встречу,

Я заранее знал, что Элси будет на меня дуться, а Дороти придет в негодование. Какому-то адвокату в таком заштатном городишке, как наш, нанимать самолет было явным сумасбродством. Но если нам удастся выцарапать алмазы или хотя бы часть их, плата за самолет покажется такой мелочью, о которой и говорить не стоит. Правда, я не был полностью уверен, что Гарри Джонсон сумеет отличить настоящий алмаз от поддельного, даже если увидит его. Конечно, ему приходилось торговать алмазами в своей лавчонке, но я подозреваю, что он просто верил какому-нибудь оптовому поставщику на слово, что это действительно алмазы.

- С кем это ты говорил? - спросил Стивенс.

Я рассказал ему, кто такой Кэлвин Росс.

- Тогда почему ты не сказал ему, что это Рембрандт? - набросился на меня банкир. - Неужели ты не веришь, что кого-кого, а уж Рембрандта я всегда смогу отличить?

Я чуть было не сказал ему, что именно это и имел в виду, но во-время спохватился: не исключено, что в будущем мне еще не раз придется обращаться к нему за кредитом.

- Послушай, Эймос, - схитрил я, - мне просто не хотелось бы раньше времени влиять на его заключение. Как только он прибудет сюда и взглянет на картину, он, без сомнения, увидит, что это Рембрандт.

Моя уловка несколько утешила банкира. Затем я вызвал Дороти и попросил ее договориться о самолете для Кэла. С каждым моим словом ее тонкогубый рот все больше поджимался, а лицо приобретало не просто кислое, а прямо-таки уксусное выражение.

Не будь при этом Эймоса, она бы не преминула прочитать мне нотацию о том, как пагубно швыряться деньгами.

Глядя на Дороги, я мог понять, почему она получала огромное наслаждение на слетах Приверженцев Очищения, которые каждое лето, словно грибы после дождя, рождались в Уиллоу-Гроув и окрестных городках. Она не пропускала ни одного из них, неважно, какая община или секта была организатором, стоически высиживала часами на жестких скамьях в летнюю жару, неизменно бросала монетку на тарелку для сбора пожертвований и с огромным удовлетворением выслушивала всю эту болтовню о грешниках и адском огне. Она постоянно уговаривала меня посетить такое собрание, причем у меня сложилось впечатление, что, по ее глубокому убеждению, это пошло бы мне только на пользу. Но до сих пор я успешно противостоял всем ее атакам.

- Вы опоздаете в суд, - в голосе Дороти сквозило явное неодобрение, а ведь сегодня слушается дело, на которое вы затратили столько времени.

Это нужно было понимать так, что мне не следовало бы зря тратить время на дядюшку Джорджа.

Пришлось отправиться в суд.

Во время перерыва я позвонил в полицию, но дядюшки Джорджа там не было и в помине. В три часа пришла Дороти с сообщением о том, что Кэлвин Росс прибудет в пять. Я попросил ее позвонить Элси и предупредить, что к обеду у нас будет гость, который, возможно, останется ночевать. Дороти промолчала, но по ее глазам я прочитал, что она считает меня зверем, и будет только справедливо, если в один прекрасный день Элси соберется и уйдет от меня.

В пять часов я встретил Кэла на аэродроме. К тому времени там уже собралась изрядная толпа.

Люди каким-то образом пронюхали о приезде эксперта, который даст свое суждение о картине, чудом попавшей в руки Джорджа Уэтмора.

Кэл здорово постарел и выглядел еще более важным, чем я его помнил. Но, как и раньше, он был вежлив и так же поглощен своим искусством. Больше того, я сразу же увидел, что он не на шутку взволнован.

Возможность открытия давно утерянного полотна, представлявшего хоть какую-то ценность, - насколько я понимаю, - мечта каждого искусствоведа.

Я оставил машину на площади, и мы отправились с Кэлом в полицию, где я познакомил его с нашими блюстителями порядка. Чет сказал, что о Джордже по-прежнему нет ни слуху ни духу. После недолгих препирательств он достал картину и положил ее на стол прямо под лампой.

Кэл подошел взглянуть на нее и вдруг замер, словно сеттер в стойке, заметивший перепелку. Он стоял и смотрел, не произнося ни слова, а мы столпившись вокруг, старались не слишком сопеть от нетерпения.

Наконец Кэл достал из кармана лупу, наклонился над полотном и принялся изучать его дюйм за дюймом. Прошло еще немало томительных минут, прежде чем он выпрямился и обратился ко мне:

- Джон, подержи, пожалуйста, полотно вертикально...

Я поднял картину, и Кэл отступил на несколько шагов и вновь принялся рассматривать. Затем он наклонился немного в сторону, потом в другую, все так же не спуская с картины глаз, вновь приблизился к столу и взялся за лупу. Наконец он выпрямился и обратился к Чету:

- Весьма вам признателен. Будь я на вашем месте, я бы собрал для охраны этой картины все ваши наличные силы.

Чет просто умирал от нетерпения, так ему хотелось знать мнение Кэла, но я предусмотрительно решил не давать ему возможности задавать вопросы, хотя и не сомневался, что Кэл не станет особо распространяться. Поэтому я поспешил увести Кэла на улицу и втолкнуть в машину, где мы некоторое время сидели молча, уставившись друг на друга.

- Если только мне не изменяет зрение и я вдруг не позабыл все, что знал о живописи, это картина Тулуз-Лотрека "Кадриль в Мулен-Руж".

Значит, это все-таки был не Рембрандт! Мне бы следовало об этом догадаться. Хорош же знаток искусства Эймос Стивенс!

- Готов дать голову на отсечение, - Кэл начал горячиться, - это подлинник. Скопировать картину столь безупречно просто физически невозможно. Загвоздка только в одном.

- В чем?

- "Кадриль в Мулен-Руж" находится в Вашингтоне, в Национальной галерее.

Я почувствовал, как внутри у меня что-то оборвалось. Если дядюшка Джордж каким-то чудом ухитрился обокрасть Национальную галерею, мы оба конченые люди.

- Вполне возможно, что картина Тулуз-Лотрека пропала из Национальной галереи, а ее дирекция хочет выждать день-другой и не сообщает об этом, продолжал Кэл. - Хотя обычно в таких случаях они уведомляют большие музеи и кое-кого из оценщиков.

Он недоуменно покачал головой.

- Но кто мог додуматься до этого, ума не приложу. Конечно, всегда есть возможность продать украденную картину какому-нибудь коллекционеру, который будет украдкой любоваться ею. Однако это сопряжено с предварительными переговорами, да и, кроме того, немногие коллекционеры рискнут купить такой всем известный шедевр, как "Кадриль в Мулен-Руж".

Я ухватился за его слова.

- Значит, ты исключаешь вероятность кражи картины дядюшкой Джорджем?

Кэл озадаченно посмотрел на меня.

- Насколько я понимаю, этот твой дядюшка вряд ли отличит одну картину от другой.

- Вот именно.

- В таком случае не стоит даже думать о краже. Видно, он где-то подобрал эту картину. Но где? Вот в чем вопрос.

Тут я ничем не мог ему помочь.

- Надо немедленно позвонить в Вашингтон, - сказал Кэл.

Мы поехали ко мне на работу. В приемной меня встретила Дороти.

- В кабинете вас дожидается Шелдон Рейнольдс, - сухо сообщила она. Полковник военно-воздушных сил.

- Я тогда позвоню отсюда, - извиняющимся тоном сказал Кэл.

- Полковник Рейнольдс ждет вас уже не меньше часа. Он производит впечатление весьма терпеливого человека.

Дороти ясно давала понять, что она не одобряет моих отношений с людьми из мира искусства, еще более осуждает мою встречу с представителем военно-воздушных сил и очень сердита на меня на то, что я счел возможным предупредить Элси о госте к обеду в самую последнюю минуту. Моя секретарша буквально кипела от негодования, но была слишком хорошо воспитана и слишком лояльна ко мне, как к хозяину, чтобы устраивать сцену в присутствии Кэла.

Я вошел в кабинет, и, конечно же, полковник Рейнольдс был там и всем своим видом демонстрировал крайнее нетерпение, сидя на самом краешке стула и раздраженно барабаня по нему пальцами. Увидев меня, он прекратил свои музыкальные упражнения и встал.

- Мистер Пейдж, если не ошибаюсь?

- Извините, что заставил вас ждать. Чем могу быть полезен?

Мы пожали друг другу руки, и он опять уселся на стул, на сей раз достаточно плотно, а я с тревожным предчувствием примостился на краешке стола.

- До меня дошли сведения о том, что в вашем городе имели место несколько необычные... происшествия, - начал полковник, - причем с ними связана находка определенных предметов. Я говорил с прокурором, и тот указал на вас как на человека, к которому следует обратиться по данному вопросу. Кажется, существуют некоторые неясности относительно того, кому конкретно принадлежат указанные предметы?

- Если вы говорите о том, что имею в виду я, то никаких неясностей не существует, - возразил я. - Все предметы, о которых идет речь, являются собственностью моего клиента.

- Насколько мне известно, ваш клиент бежал из полиции.

- Исчез, - поправил я. - Причем первоначально он был взят под арест совершенно незаконным путем. Он не совершил никакого преступления, просто шел по улице.

- Мистер Пейдж, меня совершенно не касаются подробности этого дела. Военно-воздушные силы, которые я представляю, интересуют лишь определенные предметы, имевшиеся у вашего клиента.

- Вы видели эти предметы?

- Нет, - Рейнольдс покачал головой. - Прокурор заявил, что в суде вы распнете его на кресте, если он разрешит мне осмотреть их. Однако, по его словам, вы человек разумный и при соответствующем подходе...

- Послушайте, полковник, - прервал его я, - в тех случаях, когда благосостоянию моего клиента что-нибудь угрожает, я никогда не являюсь разумным человеком.

- Вы не знаете, где сейчас находится ваш клиент?

- Понятия не имею.

- По-видимому, он рассказал вам, где достал эти вещицы?

- Мне кажется, он и сам толком не знает.

Я видел, что полковник не поверил ни единому моему слову, и не мог винить его в этом.

- Разве ваш клиент не сказал вам, что встретился с "летающей тарелкой"?

Я был настолько изумлен, что лишь качнул головой. Вот это новость! У меня даже мысли об этом не было.

- Мистер Пейдж. - Голос полковника стал необыкновенно серьезным. - Не стану от вас скрывать: эти предметы очень важны для нас. Причем не только для ВВС, а для всей нации. Если противная сторона завладеет ими раньше...

- Минуточку, - прервал я. - Вы на самом деле пытаетесь уверить меня в том, что на свете существуют такие вещи, как "летающие тарелки"?

- Я вовсе не пытаюсь делать этого, - моментально насторожился полковник. - Я просто спрашиваю...

Дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова Кэла.

- Извините, что прерываю вас, но мне нужно ехать, - сказал он.

- Нет, нет, ты этого не сделаешь, - запротестовал я. - Элси ждет тебя к обеду.

- Мне необходимо быть в Вашингтоне, - не сдавался Кэл. - Твоя секретарша обещает отвезти меня на аэродром. Если пилоту удастся доставить меня домой за час с небольшим, я могу успеть на самолет в Вашингтон.

- Ты дозвонился до Национальной галереи?

- Картина у них. - Кэл бы явно озадачен. - Правда, ее могли подменить, но это слишком невероятно, особенно при такой строгой охране. Я почти не рассчитываю, что ты позволишь...

- И правильно делаешь. Картина в любом случае должна быть здесь.

- Но ее место в Вашингтоне!

- Только не в том случае, если их две! - не выдержал я.

- Это невозможно!

Теперь мы оба перешли на крик.

- И все же, по-видимому, это так, - не сдавался я.

- Мне было бы намного спокойнее, Джон, если бы картина находилась в надежном месте.

- Полиция стережет ее.

- Сейф в банке представляется мне куда более надежным.

- Ладно, постараюсь что-нибудь сделать, - пообещал я. - Что тебе сказали в Национальной галерее обо всем этом?

- Да почти ничего. Они поражены. Кто-нибудь от них, возможно, приедет сюда.

- Пускай. Пентагон уже здесь.

Мы пожали друг другу руки, и Кэл поспешно вышел, а я опять примостился на краю стола.

- Да, с вами нелегко иметь дело, - протянул полковник. - Чем вас пронять: может быть, патриотизмом?

- Боюсь, что я не слишком патриотичен. Предупреждаю, что и моему клиенту я дам указание не перебарщивать с патриотизмом.

- Деньги?

- Если их будет целая куча.

- Интересы общества?

- Сначала вам придется доказать, что это действительно в его интересах.

Мы в упор смотрели друг на друга. Полковник Рейнольдс не вызывал во мне ни малейшей симпатии, как, впрочем, и я в нем.

Зазвонил телефон. Это оказался Чет, который затараторил с бешеной скоростью, едва я взял трубку.

- Джордж объявился! - кричал он. - С ним еще один тип, и они приехали на какой-то штуковине вроде автомобиля, только без колес...

Я бросил трубку и устремился к двери. Краем глаза увидел, что полковник Рейнольдс, тоже вскочил и последовал за мной.

Чет был прав, Эта штуковина действительно выглядела как спортивный автомобиль без колес. Она стояла перед полицейским участком, точнее, висела в двух футах от земли, и легкое гудение свидетельствовало о том, что внутри помещался какой-то механизм, который работал необычайно ровно. Вокруг собралась целая толпа, и я едва протолкался к машине.

Джордж сидел там, где должен был находиться водитель, а рядом торчало настоящее пугало с неописуемо унылой физиономией. Незнакомец был одет в черный застегнутый спереди и стянутый у горла балахон. Голову плотно облегала черная шапочка, спускавшаяся на самые глаза. Лицо и кисти рук у этого чудовища были белые как снег.

- Что с тобой произошло? - строго спросил я у Джорджа. - И вообще чего ради ты здесь расселся?

- Понимаешь, Джон, я боялся, что Чет опять упрячет меня под замок. Если он шевельнет хоть пальцем, я моментально улетучусь. Эта штука просто чудо. Она и по земле может катить и летать, как самолет. Я, правда, еще толком в ней не разобрался, ведь вожу-то я ее всего ничего, но управлять ею одно удовольствие, и младенец бы смог.

- Скажи ему, - вмешался Чарли Нивинс, - что никто его не собирается арестовывать. Тут творится что-то необычное, но я вовсе не уверен, что это является нарушением закона.

Я с удивлением оглянулся. Проталкиваясь к машине, я и не заметил прокурора, а теперь он стоял рядом. В тот же миг Рейнольдс оттолкнул меня в сторону и протянул руку Джорджу.

- Я полковник Рейнольдс из военно-воздушных сил. Совершенно необходимо, чтобы вы рассказали мне обо всем подробно. Это очень важно.

- Так она просто стояла там вместе со всяким барахлом, - принялся объяснять Джордж, - ну, я и взял ее. Видно, она никому не нужна, и ее просто выкинули. Там целая куча людей выбрасывала всякие штуки, которые им без надобности.

- Вот, вот, и алмазы кто-то выбросил, и картину тоже, - ехидно вставил Чет.

- Про них я ничего не знаю, - на полном серьезе ответил Джордж. - Я про тот раз почти ничего не помню. Дождь шел, и куча разного добра лежала...

- Помолчи-ка, Джордж, - сказал я.

Мне он ничего не говорил о какой-то куче добра. Или память у него улучшилась, или прошлый раз он просто врал мне.

- Мне кажется, - примирительно сказал Чарли, - что нам следует спокойно сесть и постараться разобраться в том, что происходит.

- Не возражаю, - ответил я. - Только учтите, что эта машина является собственностью моего клиента.

- По-моему, ты слишком много на себя берешь, - возразил Чарли.

- Ты же сам видишь, Чарли, что меня к этому вынуждают. Стоит мне хоть на секунду ослабить бдительность, и вы вместе с Четом и Пентагоном растопчете меня.

- Хорошо, оставим это, - сказал Чарли. - Джордж, опусти машину на землю и пойдем с нами. Чет останется здесь и последит, чтобы никто ее и пальцем не тронул.

- При этом не забудьте, что картина и алмазы тоже должны находиться под постоянной охраной. Думаю, картина стоит огромных денег, - добавил я.

- Самое подходящее время для ограбления банка, - с раздражением заявил Чет, - если я поставлю всех моих полицейских охранять добро вашего Джорджа.

- Мне кажется, что при нашей беседе должен присутствовать и спутник Джорджа, - не обращая внимания на слова шерифа, продолжал Чарли. Возможно, он сможет добавить кое-что весьма важное.

Спутник Джорджа, казалось, не слышал, о чем мы говорили. Он вообще не обращал никакого внимания на то, что происходило вокруг. Он просто сидел в машине, словно аршин проглотил, и смотрел отсутствующим взглядом вперед.

Чет с важным видом обошел вокруг машины, и в этот момент необычный пассажир заговорил каким-то странным, высоким и пронзительным голосом. Я не понял ни слова, но, хотя это и может показаться невероятным, совершенно точно знал смысл его речи.

- Не прикасайтесь ко мне! - потребовал незнакомец. - Уйдите прочь. Не мешайте.

После этого он открыл дверцу и ступил на землю. Чет попятился, остальные тоже. Наступило тягостное молчание, хотя за секунду до этого толпа гудела, как пчелиный рой. По мере того как незнакомец шел по улице, люди расступались перед ним. Чарли и полковник тоже отступили назад, давая ему дорогу, и притиснули меня к машине. Незнакомец прошел всего в каких-нибудь десяти шагах от женя, и я смог хорошенько рассмотреть его лицо. На нем не было совершенно никакого выражения, а сердито-кислым оно явно было от природы. Именно таким, как я представляю, мог бы выглядеть средневековый инквизитор. При этом в незнакомце было еще что-то, что трудно выразить словами. Он как бы оставлял ощущение какого-то необычного запаха, хотя на самом деле от него ничем не пахло. Пожалуй, наиболее точным для передачи этого ощущения будет запах святости, если таковой вообще существует. От него словно бы исходило вибрирующее излучение, которое действовало на органы чувств так же, как ультразвук воздействует на собаку, хотя человек его и не слышит.

Незнакомец прошествовал мимо меня и направился дальше по улице сквозь строй расступающихся людей. Шагал он медленно, отрешенно, так, как если бы вокруг никого не было, и, очевидно, не замечал никого из нас. Зато все мы не отрывали от него глаз, пока он не вышел из толпы и не повернул за угол. Даже после этого мы еще какое-то время стояли, не двигаясь, словно бы в растерянности, и только чей-то шепот вывел нас из транса. Толпа вновь загудела, хотя куда более приглушенно, чем раньше.

Чьи-то пальцы жестко схватили меня за руку. Оглянувшись, я увидел, что это Чарли. Впереди стоял полковник и не сводил с меня глаз. Его напряженное лицо побледнело, а на лбу выступили капли пота.

- Джон, - тихо произнес Чарли, - нам нужно немедленно уединиться и все обсудить.

Я обернулся к машине и увидел, что она уже стоит на земле и из нее вылезает Джордж.

- Пошли, - сказал я ему.

Впереди, расталкивая людей, шел Чарли, за ним полковник Рейнольдс, а мы с Джорджем замыкали шествие. Не произнеся ни слова, мы прошли к площади и прямо через газон направились к зданию суда. Когда мы расположились в кабинете Чарли, тот запер дверь и достал из ящика письменного стола бутылку виски и четыре бумажных стаканчика, который он наполнил почти до краев.

- Льда нет, - извинился он. - Впрочем, шут с ним, сейчас нужно как раз что-нибудь покрепче.

Мы молча разобрали стаканчики, уселись, кто где сумел, и так же молча залпом выпили неразбавленное виски.

- Вы что-нибудь поняли, полковник? - спросил Чарли.

- Было бы полезно побеседовать с пассажиром, - вместо ответа заметил Рейнольдс. - Надеюсь, его постараются задержать.

- Не мешало бы, - согласился Чарли. - Хотя, убей меня бог, не представляю, каким образом можно его взять.

- Он захватил нас врасплох, - заявил полковник. - В следующий раз мы будем наготове. Заткнем уши ватой, чтобы не слышать его птичьей тарабарщины...

- Едва ли этого будет достаточно, - возразил Чарли. - Кто-нибудь из вас слышал, как он говорил?

- Он на самом деле говорил, - вставил я. - Произносил слова, но все они были совершенно незнакомые. Какое-то непонятное щебетанье.

- И все же мы поняли, о чем он говорил, - не сдавался Чарли. - Каждый из нас. Может быть, это была телепатия?

- Сомневаюсь, - скептически заметил полковник Рейнольдс. - Телепатия вовсе не такая простая штука, как полагают многие.

- Скорее новый язык, - предположил я, - созданный на научной основе. Звуки в нем подобраны так, чтобы вызывать определенные понятия. Если хорошенько покопаться в семантике...

Чарли прервал меня, не дослушав мое весьма интересное предположение относительно семантики, которое ему мало что говорило, ибо он в ней ничего не смыслил.

- Джордж, что ты о нем знаешь?

С зажатым в изрядно грязной руке стаканчиком, вытянув ноги в носках чуть ли не на середину кабинета, Джордж почти лежал в кресле и благодушествовал. Не так уж много спиртного потребовалось, чтобы привести его в расслабленное состояние.

- А ничего, - лениво произнес он.

- Но ведь ты же приехал с ним. Неужели он ничего тебе не рассказывал?

- За все время не проронил ни звука. Я как раз отъезжал, когда он примчался и молча прыгнул рядом со мной, а потом...

- Откуда ты отъезжал?

- Ну, оттуда, где лежала куча всякого барахла. Она, пожалуй, занимала несколько акров, да и ввысь было навалено порядочно. Вроде нашей площади перед судом, только без газона, а просто мостовая, может, из бетона, а может, из чего другого, но она тянулась во все стороны, и кругом, только довольно далеко, стояли огромные дома.

- Ты узнал это место? - прервал выведенный из терпения Чарли.

- Так я же его прежде никогда не видел, - ответил Джордж, - ни на картинках, ни так.

- Вот что, расскажи-ка нам все по порядку.

Джордж начал почти теми же словами, какими в свое время описывал мне приключившееся с ним.

- Первый раз там лил такой дождь, что просто ужас. И было темновато, вроде как бы вечер наступал, и я заметил только кучу всякой всячины. Никаких зданий я не видел.

Мне он, правда, не говорил, что вообще что-то видел. Он утверждал, что ни с того ни с сего очутился прямо в Уиллоу-Гроув на улице, и к нему подъехала полицейская машина. Но я промолчал и продолжал слушать его рассказ.

- Потом, когда Чет посадил меня в каталажку...

- Минуточку, минуточку, - остановил его Чарли. - Мне кажется, ты кое-что пропустил. Где ты взял алмазы, картину и все прочее?

- Да из той кучи, что лежала там. - Дядюшка Джордж ничуть не смутился. - Там было много всякой ерунды, и, если бы у меня хватило времени, я бы выбрал кое-что получше. Но мне словно что-то шептало, что все вот-вот кончится, да еще дождь лупил, холодный, как осенью, а само место казалось каким то диковинным. Ну, я и взял первое, что подвернулось, положил в карман. Потом смотрю - ведро с алмазами, только я не думал, что они настоящие. А затем еще картину прихватил, а то моя Мирта все ныла, что ей, видите ли, нужна первоклассная картина для столовой.

- После этого ты пошел домой?

- Ага, только я оказался на улице. Иду себе, ни кого не трогаю, никаких законов не нарушаю...

- А что произошло второй раз?

- Это как я снова туда попал?

- Совершенно верно, - подтвердил Чарли.

- Первый раз это у меня получилось случайно. Сижу я в гостиной, ботинки снял, потягиваю пиво, смотрю телевизор, и вдруг в седьмом периоде, когда "Янки" уже провели двоих, и Мэнтл как... Послушайте, что произошло дальше, я ведь так и не знаю. "Янки" выиграли?

- Выиграли, выиграли, - успокоил его Чарли.

Джордж удовлетворенно кивнул.

- Второй раз я вроде бы повторил все это. Дело даже не столько в том, что меня посадили в камеру, сколько в несправедливости, ведь я ничего такого не сделал. В общем, я уговорил Джона принести мне пива, устроился поудобнее и решил немного промочить горло. Телевизора, конечно, там не было, но я его очень ясно себе представил. И игру, все как было. У "Янки" уже двое в "дому", Мантл выходит на удар - все это в уме, ясное дело, - и, видно, оно и сработало. Я враз очутился на том месте, где лежала куча всякого барахла, хотя это вовсе не было барахло на самом деле. Это все были хорошие вещи. Некоторые из них вообще не поймешь для чего. Так вот, они там лежали, и время от времени кто-нибудь подходил из тех высоченных домов, - поверьте мне, до них было вовсе не два шага, это только казалось, что они близко, - тащил что-нибудь в руках, бросал в общую кучу и шел назад.

- Насколько я понимаю, во время второго посещения этого места вы пробыли там значительно дольше, - вставил полковник.

- Дело было днем, да и дождь не лил как из ведра, - объяснил дядюшка Джордж. - Само место уже не выглядело таким диковинным, хотя и казалось унылым, точнее, пустынным. Людей не было видно, если не считать тех, кто приходил что-нибудь бросить в общую кучу. Никто из них не обращал на меня никакого внимания, они вели себя так, словно меня вообще не было. Сказать по чести, я не знал, удастся ли еще раз побывать там, а много в руках не унесешь, ну я и решил, что уж на этот раз торопиться не буду, сделаю все как следует. Осмотрю всю кучу и выберу то, что мне нужно. Вернее, там было много, чего бы мне хотелось, но я решил отобрать то, что понравилось больше всего. Вот я и начал ходить вокруг кучи и брать разные вещи, которые приглянулись, а потом попадалось что-нибудь еще лучше и приходилось выбирать из отобранного. Иногда я сразу клал вещь назад, а иногда оставил и бросал что-нибудь из взятого. Сами знаете, человек всего не унесет, а у меня и так уже набрались полны руки. По краям той груды лежало множество отличных вещиц. Один раз я было попытался взобраться наверх за очень любопытной штуковиной, но там все было наведено кое-как, и, когда я начал лезть, вся куча зашевелилась, и я побоялся, что она свалится на меня. Я поскорее слез, как можно осторожнее, и потом волей-неволей брал только то, что лежало внизу.

Рассказ дядюшки Джорджа настолько заинтересовал полковника Рейнольдса, что он весь подался вперед, боясь пропустить хоть слово.

- Не могли бы вы описать, каковы были предметы в этой груде вещей?

- Ну, например, пара очков с какой-то нашлепкой на оправе. Я их примерил, и мне сразу стало так радостно, что я просто испугался. Стоило снять их, и я сразу перестал чувствовать себя счастливым. Еще раз надел, и опять чуть ли не сомлел от счастья.

- Ты почувствовал себя счастливым? - переспросил Чарли. - Иными словами, от очков ты опьянел?

- Да нет, я был счастлив вовсе не так, как бывает после доброй порции виски. Просто счастлив, и все. Заботы, неприятности куда-то исчезли, мир вдруг показался прекрасным, а жизнь - отличной. Была там еще одна вещица, большой кусок стекла, квадратный, а может, и кубический. У гадалок бывают похожие, только у них маленькие, круглые. Так вот, это стекло было такое красивое, смотрел бы в него и смотрел. Нет, в нем ничего не отражалось, как, скажем, в зеркале, и все равно казалось, что где-то глубоко внутри в нем картина. Сначала мне только почудилось, будто это дерево, а потом пригляделся - точно, дерево. Большой вяз, как тот, что рос во дворе у моего деда, с гнездом иволги на кривой ветке. На этом тоже было гнездо иволги, и сама птичка рядом сидела. Смотрю еще: ба, да ведь это тот самый вяз, а за ним дом деда и загородка со сломанной жердью, и сам дед сидит на траве, курит свою трубку из кукурузного початка. Значит, сообразил я, стекло показывает все, что вы захотите. Сперва в нем было только дерево. Стоило мне подумать про иволгу и про гнездо, и они тут как тут. Деда вспомнил - и он сразу появился, хотя уже больше двадцати лет прошло, как его похоронили. Я немного посмотрел на деда, а потом заставил себя отвернуться. Уж очень я любил его, и тут, как увидел, сразу не по себе стало. К этому времени я уже разобрался, что это было за стекло, и для пробы подумал про пирог с тыквой. Ну, он тоже сразу появился, корочка поджаристая и вся в пупырышках от масла. Про пиво еще вспомнил, и оно...

- Я не верю ни единому слову из всей этой сказки, - сказал Чарли.

- Продолжайте, - вмешался полковник. - Расскажите нам, что произошло дальше.

- Ну, я обошел почти вокруг всей кучи, насобирал всякой всячины да и обратно выкинул немало, и все равно у меня рук не хватало, еле тащил. И карманы набил полнехоньки. А кое-что даже на шею повесил. Вдруг от домов мчится машина, летит над землей совсем низко прямехонько ко мне...

- Вы имеете в виду машину, на которой приехали?

- Вот именно. А в ней сидит какой-то грустный старикан. Подъехал он к куче, опустил машину не землю, вылез и назад заковылял. Тогда я подошел к машине, положил все свое добро на заднее сиденье и подумал: "Вот, черт возьми, как подвезло! Сколько еще добра можно ваять!" Конечно, сначала я решил попробовать, сумею ли ею управлять, влез внутрь, туда, где старикашка сидел, и оказалось, что это проще пареной репы. Я приподнял машину над землей и двинулся потихоньку вдоль кучи; все вспомнить пытаюсь, где я разные штуковины побросал: хотел вернуться, собрать их и сложить на заднее сиденье. Вдруг слышу, кто-то бежит сзади. Обернулся - этот тип в черном, что со мной приехал. Подбежал к машине, положил руку на борт и плюхнулся рядом. И тут раз - и мы в Уиллоу Гроув.

Полковник Рейнольдс вскочил на ноги.

- Вы хотите сказать, - закричал он, - что на заднем сиденье в машине лежат все те необычные предметы, о которых вы нам только что рассказывали?!

- Пожалуйста, сядьте, полковник, - вмешался Чарли. - Надеюсь, вы не верите всем этим басням, которыми он нас потчевал. Совершенно очевидно, что то, о чем говорил Джордж, просто физически невозможно и...

- Чарли, - сказал я, - разреши мне напомнить еще о нескольких невозможных вещах. Таких, как - картина, которая находится в Национальной галерее и одновременно у нас, в Уиллоу-Гроув, машина без колес, штуковина, один конец которой раскален, а другой холодный как лед.

- Боже, у меня ум за разум заходит, - прошептал Чарли в отчаянии. - И надо же, чтобы все это свалилось на мою голову.

- Послушай, Чарли, - заметил я, - по-моему, на твоей голове пока еще ничего нет. Все эти загадки не имеют ни малейшего отношения к нарушениям закона. Конечно, ты можешь сослаться на то, что Джордж взял автомобиль без разрешения владельца. Но ведь это же не автомобиль...

- Все равно, это средство передвижения, - заупрямился Чарли.

- Но владелец выбросил его! Он бросил его и ушел, и...

- Мне бы прежде всего хотелось узнать, где находится это место и почему люди выбрасывали свое добро, - заявил полковник.

- И конечно, вы бы хотели прибрать его к рукам, - добавил я.

- Вы чертовски правы, - согласился он. - Именно это я намерен сделать. Вы отдаете себе отчет, что могут значить подобные предметы для нашей страны? Например, склонить чашу весов в нашу пользу, имея в виду потенциального противника, и я отнюдь не...

На лестнице, а затем в холле послышался топот. Дверь распахнулась, и в комнату, чуть не грохнувшись, ворвался помощник шерифа.

- Сэр, - с трудом переводя дыхание, обратился он к Чарли, - я не знаю, что делать. Какой-то сумасшедший проповедует возле памятника Неизвестному солдату. Мне сказали, что шериф отправился с намерением прогнать его в шею, поскольку у того нет разрешения выступать с проповедями в общественном месте, а потом шерифа видели бегущим в участок. Я вошел туда с заднего входа. Смотрю: шериф хватает винтовки и подсумки, а когда я спросил его, в чем дело, он не захотел со мной разговаривать, потащил целую охапку оружия на площадь и свалил все у памятника. Там собралась толпа, и все тащат разное добро и бросают...

Я не стал дожидаться, когда он кончит, и бросился к двери.

Куча вещей у памятника выросла настолько, что уже сравнялась с его подножием. Там были навалены велосипеды, радиоприемники, пишущие машинки, электробритвы, швейные машины, пылесосы и много чего еще. Стояло даже несколько автомобилей. Наступали сумерки, в город стекались окрестные фермеры, и вместе с жителями со всех сторон шли через площадь, таща разное добро, чтобы прибавить его к быстро растущей куче.

Незнакомца, приехавшего с Джорджем, нигде не было видно. Он сделал свое черное дело и исчез. Стоя на площади и глядя на темные фигурки людей, которые, словно муравьи, спешили со всех сторон прямо к памятнику Неизвестному солдату, мрачно замершему в неровном свете трех качающихся на легком ветерке уличных ламп, я представил себе множество других городов по всей стране с огромными грудами всевозможных выброшенных вещей.

Боже, подумал я, ведь никто из них не понял ни слова, ни единого звука из птичьего языка проповедника. Однако то, что он хотел им сказать, как и тогда, когда мы все отступили назад, давая ему дорогу, явилось для них неоспоримым приказом. Значит, я не ошибся, когда предположил, что весь секрет кроется в семантике.

Конечно, в нашем языке множество слов, гораздо больше, чем необходимо обыкновенному человеку, однако мы так к ним привыкли, привыкли к их беспрерывным приливам и отливам, что многие из них - возможно, большинство - утратили глубину и точность содержания. А ведь было время, когда великие ораторы овладевали вниманием множества людей с помощью простой поэзии своих речей; такие ораторы подчас меняли общественное мнение и направляли его по другому руслу. Увы, теперь слова, которые мы произносим, потеряли свою былую силу.

"Вот смех всегда сохранит свою ценность", - подумал я. Простой веселый смех, даже если человек и не знает его причины, способен поднять настроение. Громкий и раскатистый, он означает дружелюбие, тихий и сдержанный - свидетельствует о превосходстве интеллекта и в соответствующих условиях может даже выбить почву из-под ног.

Все дело в звуках, в звуках, которые вызывают главные эмоции и реакции человека. Не использовал ли чего-нибудь в этом роде таинственный пришелец? Не были ли это звуки настолько хитро сплетенные, настолько глубоко проникающие в психику человека, что они проникнуты таким же большим содержанием, как и тщательно составленные предложения в нашей речи, но с одним решающим преимуществом: присущая им сила убеждения недоступна обычным словам. Ведь существовали же на заре истории человечества и предупреждающее ворчание, и вопль ярости, и крик, обозначающий пищу, и дружелюбное кудахтанье знакомства! Так не является ли странный язык незнакомца некой сложнейшей разновидностью эти примитивных звуков?

Старик Кен Уэзерби тяжело протопал по газону и водрузил на самый верх кучи портативный телевизор. Шедшая следом молодая женщина, которую я не узнал в лицо, бросила рядом с телевизором сушилку для волос, пылесос и тостер. Мое сердце обливалось кровью при виде этого зрелища. Неверно, мне следовало бы подойти к ним и попытаться привести их в чувство - по крайней мере Кена, - постараться остановить, доказать, что они совершают величайшую глупость. Ведь тот же Кен по центам копил деньги, страдал без рюмочки, выкуривал лишь три дешевые сигары в день вместо обычных пяти, и все ради того, чтобы приобрести этот телевизор. Однако каким-то образом я знал, что останавливать их бесполезно. Я шел прямо по газону, чувствуя себя разбитым и опустошенным. Навстречу мне, пошатываясь под тяжестью ноши, шла знакомая фигура.

- Дороти? - удивленно воскликнул я. Дороти резко остановилась, и несколько книг, которые она тащила в охапке, шлепнулись на землю.

Меня словно молнией озарило - ведь это же были мои книги по юриспруденции!

- Немедленно соберите все и отнесите назад! - приказал я. - Что это взбрело вам на ум?

Вопрос, разумеется, совершенно излишний. Кто-то, а уж она-то обязательно ухитрилась оказаться на месте, чтобы послушать невесть откуда взявшегося проповедника, и, безусловно, первой уверовала в его бред собачий. Она чуяла всяких евангелистов миль за двадцать, и самыми волнующими моментами в ее жизни были часы, проведенные на жестких скамьях в удушливой атмосфере молитвенных собраний, где заезжий пророк вещал о геенне огненной.

Я направился было к Дороти, но тут же забыл и о ней, и о моих книгах. С противоположной стороны площади донесся захлебывающийся лай. Из темноты боковой улицы на свет выбежала нескладная фигура, которую преследовала свора собак. Незнакомец в черном, а это был именно он, подобрал полы своего балахона, чтобы они не путались в ногах, и явно показывал неплохие результаты в этом импровизированном состязании. Время от времени то одной, то другой собаке удавалось в прыжке отхватить кусок его развевающегося балахона, но это не умаляло его прыти.

Да, с людьми у него явно дело обстояло лучше, чем с собаками. Их как раз выпустили погулять с наступлением темноты, и, естественно, просидев целый день на цепи, они теперь нуждались в хорошей разминке. Видимо, собаки не понимали птичьего языка незнакомца, а быть может, сам он был настолько необычен для них, что они сразу же решили, что это чужой, с которым нечего церемониться.

Он промчался по газону вместе с преследующей его сворой, свернул в идущую от площади улицу, и только тогда я понял, куда он бежит. Я что-то прокричал и ринулся вслед. Ведь он наверняка хотел добраться до машины, на которой прибыл дядюшка Джордж и которая была собственностью последнего. Этого допустить было нельзя.

Я знал, что едва ли сумею догнать пришельца, и рассчитывал только на Чета. Надо полагать, он поставил одного-двух полицейских охранять машину, а пока проповедник будет их уговаривать, пройдет какое-то время и я успею перехватить его раньше, чем он умчится.

Конечно, он может попытаться одурачить и меня своим щебетаньем, но я усиленно внушал себе, что должен устоять.

Так мы мчались по улице - впереди незнакомец, чуть сзади свора лающих собак, а за ними я, - когда показалась стоящая у полицейского участка машина, которую все еще окружала порядочная толпа. Проповедник несколько раз каркнул - я затрудняюсь подобрать другое слово, - и люди поспешно стали расходиться. Он даже не заметил своего бега, и тут следует отдать ему должное: он показал себя неплохим спортсменом, а футах в десяти от машины просто сильно оттолкнулся, подпрыгнул и словно поплыл к ней по воздуху, а затем плюхнулся прямо на место водителя. Возможно, все дело было в том, что собаки до смерти его напугали, а при определенных критических обстоятельствах человек способен буквально на чудеса, которые в обычное время кажутся невероятными. Впрочем, даже в этом случае проповедник продемонстрировал отличную атлетическую подготовку, никак не вязавшуюся с его внешностью огородного пугала.

Едва он оказался на месте водителя, как машина мгновенно взмыла в воздух и в считанные секунды, легко порхнув над крышами, исчезла в темном небе. Двое полицейских, которых Чет выделил для охраны, стояли, разинув рты и глядя на то место, где она только что находилась. Начавшие было расходиться по приказу незнакомца люди остановились и тоже удивленно таращились на пустое место. Даже собаки, носившиеся по кругу, были обескуражены и то и дело поднимали головы и жалобно подвывали.

Я стоял вместе со всеми, стараясь отдышаться после пробежки, когда сзади послышался топот и кто-то схватил меня за руку. Это был полковник Шелдон Рейнольдс.

- Что случилось? - встревоженно спросил он.

Я с горечью, и отнюдь не стесняясь в выражениях объяснил ему, что именно произошло.

- Он улетел в будущее, - заключил полковник. - Ни его, ни машины мы никогда больше не увидим.

- В будущее?

- Да. Скорее всего туда. Иначе это никак не объяснишь. Сначала я полагал, что Джордж установил контакт с "летающей тарелкой", но я ошибался. Незнакомец, должно быть, путешественник из будущего. Видимо, вы были правы в отношении его языка. Это новая семантика, своего рода стенографический язык, составленный из основополагающих звуковых комбинаций. Вероятно, такой язык можно создать искусственно, но это потребует много времени. Надо полагать, он возник или был позаимствован, когда их раса отправилась к звездам, - знаете, своего рода универсальный язык, вроде языка знаков некоторых индейских племен...

- Но ведь тогда выходит, что и дядюшка Джордж путешествовал во времени! - воскликнул я. - Да у него не хватит ума...

- Послушайте, - остановил меня полковник, - для того, чтобы путешествовать во времени, возможно, вообще ничего не нужно знать. Возможно, человек просто должен что-то почувствовать или быть в соответствующем настроении. Не исключено, что в современном мире найдется всего лишь один человек, способный испытывать подобные чувства...

- Но, полковник это же абсурд! Допустим, чисто теоретически, что Джордж действительно побывал в будущем. Почему же, скажите на милость, люди будущего выбрасывали свои вещи, почему там была эта самая свалка?

- Откуда мне знать, - сказал полковник. - Вернее, я не могу ручаться, но у меня есть одна гипотеза.

Он подождал, не спрошу ли я, какая именно, но, так как я промолчал, начал сам:

- Мы немало говорили о контактах с другими цивилизациями, которые рассеяны в космосе, и даже проводили специальные прослушивания космоса в надежде поймать сигналы, посланные разумными существами. Пока таких сигналов не удалось принять, и, возможно, что мы их вообще никогда не услышим, ибо отрезок времени, на протяжении которого цивилизация является высокоразвитой в технологическом отношении, может оказаться очень коротким.

Я покачал головой:

- Не пойму, к чему вы ведете. Какое отношение к сигналам из космоса имеет то, что произошло в Уиллоу-Гроув?

- Согласен, возможно, не такое уж большое, если не считать того, что если контакт когда-либо и состоится, он должен произойти с технологически развитой расой, подобной нашей. А, по мнению ряда социологов, технологическая фаза любого общества со временем сама себя изживает или же создает такие условия, против которых восстают люди, или, наконец, приводит к тому, что интерес общества переходит с технологии на другие вопросы, и...

- Постойте-ка, - прервал я. - Уж не хотите ли вы сказать, что та груда разного добра, которую видел Джордж, - это результат того, что человеческая раса далекого будущего отвергла технологическое общество и выбросила различные продукты техники? Но ведь это невозможно. Если даже когда-нибудь это и случится, то отмирание техники и всех ее атрибутов произойдет постепенно. Люди просто не могут в один прекрасный день решить, что техника им больше не нужна, и начать выбрасывать всевозможные отличные и полезные вещи...

- И все же это возможно, - мрачно произнес полковник. - Это могло быть и в том случае, если отказ явился следствием какого-то религиозного движения. Незнакомец, видимо, как раз и был евангелистским проповедником из будущего. Посмотрите, что он натворил здесь за такое короткое время. Пишущие машинки, радиоприемники, телевизоры, пылесосы, сваленные в кучу у памятника, - это же все продукты технологии!

- А как быть с картиной и ведром алмазов? - возразил я. - Их ведь не назовешь техническими изделиями.

Мы оба вдруг замолчали и уставились друг на друга в сгустившейся темноте. Нам одновременно пришла мысль, как глупо стоять и спорить просто ради спора.

- Не знаю, - пожал плечами полковник Рейнольдс. - Я только высказал предположение. Машина, конечно, пропала навсегда, а с нею и все то, что Джордж сложил на заднем сиденье. Но кое-что у нас все же осталось...

Один из двух полицейских, оставленных сторожить машину, внимательно прислушивался к нашему разговору.

- Простите, что позволяю себе вмешиваться, - запинаясь, сказал он. Но от всего этого добра ничего не осталось. Все пропало.

- Все пропало! - в отчаянии закричал я. - И картина, и алмазы?! Но ведь я же предупреждал Чета, чтобы он принял...

- Шериф тут ни при чем, - возразил полицейский. - Он оставил нас двоих здесь, а двоих в здании сторожить вещи. А позднее, когда на площади началась вся эта петрушка, ему понадобились люди, и он...

- ...принес картину, алмазы и все остальное сюда и положил в машину! - с ужасом догадался я, зная Чета и его образ мышления.

- Он считал, что таким образом мы вдвоем сможем охранять все сразу, оправдывающимся тоном сказал полицейский. - Мы бы прекрасно справились, если бы...

Я повернулся и пошел прочь. Я не желал больше ничего слышать. Попадись мне сейчас Чет, я бы задушил его. И выбрался на тротуар и почувствовал, что за мной кто-то идет. Я обернулся - так и есть! - опять полковник. Глядя на меня, он безмолвно произнес: "Джордж". И тут меня осенило, я понял, что он имел в виду.

- Сегодня по телевизору будут передавать встречу "Янки" с "Близнецами"?

Полковник молча кивнул.

- Господи, тогда нужно скорее достать где-нибудь пива!

Мы сделали это в рекордно короткое время, причем каждый притащил по целой дюжине.

Но Джордж нас перехитрил. Он сидел перед телевизором в одних носках и с бутылкой пива в руке и следил за перипетиями игры.

Мы не промолвили ни слова. Просто поставили бутылки рядом с ним на пол, чтобы запас, не приведи бог, не кончился раньше времени, вышли в столовую и, тихо сидя в темноте, терпеливо принялись ожидать развития событий.

В шестом периоде ситуация повторилась. "Янки" провели уже двоих, а Мэнтл вышел на удар. Но ничего не произошло. Джордж продолжал потягивать пиво, чесать пятки и смотреть телевизор.

- Возможно, это случится в седьмом периоде, - сказал полковник.

- Возможно, - согласился я.

Мы упорно сидели в столовой, и наши надежды постепенно таяли. Ведь до конца сезона "Янки" всего лишь четыре раза встретятся с "Близнецами". А в следующем сезоне Мэнтл, как писали газеты, по всей вероятности, больше не выйдет на поле.