"Сатанинские стихи" - читать интересную книгу автора (Рушди Салман)

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Я не стану поклоняться тому, чему вы будете поклоняться,и вы не поклоняйтесь тому, чему я буду поклоняться.И я не поклоняюсь тому, чему вы поклонялись,и вы не поклоняетесь тому, чему я буду поклоняться!У вас — ваша вера, и у меня — моя вера!Коран, сура 109 «Неверные», ст. 2-6

Меня зовут Анна Нэнси Оуэн.

Разумеется, это псевдоним (желающим не составит труда узнать, откуда он взят и что он означает).

Я сделала то, что сделала, потому что ненавижу инквизиторов, какой бы веры они ни были и в какие бы одежды ни рядились.

Я не могу оставаться равнодушной к католикам, запрещающим «Последнее искушение Христа», и к фашистам, сжигающие Хемингуэя.

Я не могу оставаться равнодушной к мусульманам, убивающим режиссеров и переводчиков, и к «Идущим вместе», топящим «неправильные» книги в символическом унитазе.

Я не могу оставаться равнодушной к государственным чиновникам, составляющим списки запрещенной литературы и требующим возвращения тиражей, и к православным церковникам, пытающимся запретить дарвинизм.

И мое отношение к тем, кто пытается законодательно запретить Коран — не лучше.

Человек вправе ознакомиться с любыми источниками, чтобы составить собственное мнение. Он не такое тупое животное, как желают думать власть имущие. Он не такое тупое животное, как старается доказать сам, регулярно игнорируя уроки истории. Он — Человек Разумный. Предостережение Рэя Брэдбери должно оставаться научной фантастикой, а не просачиваться раз за разом в нашу повседневность, как кошмары Джибрила Фаришты — главного персонажа «Сатанинских стихов».

*

Когда, долгих восемь месяцев назад, я впервые взяла в руки их английский текст, я была удивлена, ибо собиралась переводить стихи, а нашла роман. Думаю, эта маленькая иллюзия развеялась сейчас у многих русскоязычных читателей, прежде знакомых с названием, но не с сюжетом. Несмотря на то, что роман этот переводился на русский, как минимум, дважды, а первая его глава даже публиковалась в периодике, его переводов нельзя найти в библиотеках, Сети и книжных магазинах: страх перед убийствами, перед терактами со стороны этой самой опасной из современных инквизиций внес эту книгу в список запрещенных даже раньше, чем это успели сделать официальные власти.

Пробежав текст беглым взглядом, я была удивлена еще раз — гораздо серьезнее, чем в первый. Я ожидала обнаружить антиклерикальный памфлет, антиисламистскую публицистику в духе Орианы Фаллачи (как и Рушди, приговоренной Исламом к смерти, но избегнувшей приговора благодаря раку), и потому, как человек, веротерпимый в общем и целом (я не враг Ислама как такового; тем более я — не враг мусульман, некоторые из которых являются моими друзьями; я враг фашизма, и фашизм религиозный ничуть не лучше фашизма националистического, как бы ни прикрывался он Именем Бога), я бралась за его перевод почти неохотно, исключительно гласности ради.

Но я не нашла в «Стихах» никаких «анти». Напротив, я была поражена религиозностью Салмана Рушди: его подлинной религиозностью — духовностью, не отягченной догматами и обрядностью. Той же, с которой я столкнулась, смотря «Догму», «Послание» или «Последнее искушение», читая булгаковского «Мастера» (преемственности с которым Рушди не отрицает). Две смерти — Мирзы Саида (в восьмой главе) и Чангиза Чамчавалы (в девятой) — показывают это со всей очевидностью, на которую только может претендовать Писатель. Бог (кем бы он ни был) любит нас такими, какие мы есть: как детей, созданных по Своему Образу и Подобию; как детей, способных достичь Бога, стать Богом; как Сынов и Дочерей Человеческих. И Силу — силу оставаться самим собой, силу отстаивать свои убеждения — Он ценит, уважает в нас куда больше, чем рабскую покорность.

*

Я не профессиональный переводчик. В школе я держалась твердой четверки по английскому, хотя и регулярно путала времена. В университете (я училась русской словесности и потому полагала, что английский мне никогда не пригодится) четверка стала менее твердой, но дожила до выпуска. Но я знаю и люблю русский язык. Я умею подбирать эпитеты и синонимы, обожаю каламбуры и скрытые цитаты, а главное (смею надеяться) — обладаю особым вкусом к Слову: подобно гурману, дегустирующему редкие вина. И потому, добравшись примерно до второй трети текста, я была приятно удивлена в «мистический» третий раз. И поняла, что роман (многие авторские реплики в котором произнесены от лица Дьявола) все же не случайно называется стихами.

Весь текст пронизывают многослойные, многосложные, сплетающиеся, подобно ажурной паутине, рифмы. Не банальные концевые созвучия строк (что обычно и принято называть «рифмой»), а куда более сложные конструкции отзвуков и гиперссылок, связующие роман не только сюжетно, но и образно, словесно, и простирающие свои щупальца далеко за его пределы: в мировую литературу, кинематограф, мифологию, историю, а порою — и в личную жизнь Салмана Рушди. Начав свой путь практически в любой точке романа, ты по цепочке, шаг за шагом, можешь пробраться в любую другую его точку, следуя этому сплетению ариадновых нитей цитат и каламбуров. И если в первой трети романа я поразилась обилию говорящих имен, то ближе к трети последней я пришла к убеждению, что в «Стихах» практически отсутствуют неговорящие: имена почти всех персонажей, упомянутых в романе, отсылают нас к персонажам историческим, либо содержат зашифрованные авторские намеки, либо связываются друг с другом сложными созвучиями и анаграммами. Вот лишь один пример:

В начале романа Джибрил Фаришта и Саладин Чамча падают из самолета с высоты Эвереста. Любовница Джибрила — Аллилуйя Конус — альпинистка, поднявшаяся на Эверест. На Конусную Гору поднимается для встречи с Архангелом Джибрилом Пророк Махаунд (образ которого списан с Мухаммеда и который тоже является инкарнацией Джибрила Фаришты). Любимая жена Махаунда — Аиша. Это же имя носит пророчица из сна Джибрила, ведущая деревенских жителей в Мекку. Деревенского старосту зовут Мухаммед-Дин, а его жену — Хадиджа (как и первую жену Пророка Мухаммеда). Еще один Мухаммед — Мухаммед Суфьян — совершил паломничество в Мекку и приютил Саладина в своей гостинице. Имя его жены — Хинд, как и имя главного оппонента Махаунда (в свою очередь Абу Суфьян — исторический прообраз Абу Симбела, мужа мекканской Хинд). Хинд из Джахилии (Мекки) — жрица богини Ал-Лат, воплощением которой является Императрица Аиша, которую свергает Имам, образ которого списан с аятоллы Хомейни, издавшего знаменитую фетву...

Нетрудно запутаться в этих синицах, пшеницах и темных чуланах дома, который построен Салманом. Цитаты из книг, песен и кинофильмов, строки на хинди, арабском и латыни, названия экзотических растений и блюд, имена актеров и мифических персонажей отрезают роману путь в широкие массы, делая его элитарным, интеллигентским чтивом. И кажется совсем не удивительным поэтому, что в компании «отступников», не пожелавших, словно крысы, покорно идти к морю под дудочку пророчицы Аиши — аристократ Мирза Саид, староста Мухаммед-Дин, брамин Шри Шринивас, жена банкира Курейши и... клоун Осман. «Писатели и шлюхи, — говорит о своих соперниках Пророк Махаунд. — Я не вижу тут никакой разницы». Aurum nostrum non est aurum vulgi...

*

На этот труд меня сподвигла, сама того не желая, моя подруга Лена (я позволю себе привести в знак благодарности ее настоящее имя — зная, что по нему не смогут найти ни ее, ни меня). Она попросила меня поискать для нее в Интернете (у нее Интернета не было) литературу по сатанизму, а название «Сатанинские стихи» после присуждения ее автору рыцарского титула в Великобритании было на слуху. Я ошиблась — здесь не было сатанизма, — зато обнаружила, что перевода этой книги нет в Сети, и решила восполнить пробел, следуя собственным — довольно странным — представлениям об этих, традиционно мужских, категориях — Чести и Долге. Втянувшись в работу в середине 2007-го, я обнаружила вскоре, что становлюсь подозрительной, что начинаю оглядываться по сторонам и шарахаться от «лиц нерусской национальности», поддавшись всеобщей паранойе. Я решила, что у меня два пути: бросить перевод или избавиться от страха. Я предпочла второе.

Я рассказала о том, чем занимаюсь, некоторым своим знакомым — тем, кого считала своими близкими: маме, моему парню, нескольким подругам (среди них есть и мусульманка). И случились две вещи: во-первых, благодаря их поддержке, я обрела уверенность в себе и перестала бояться, во-вторых (как в детективе не лучшего пошиба) — узнала, что знаю своих подруг далеко не так хорошо, как полагала. Одна из них, как выяснилось позднее, работала на влиятельную государственную организацию, называть которую я, по понятным причинам, не буду. Ничего серьезного — «внештатный агент», — но у нее оказались кое-какие личные связи повыше, и через нее я смогла не только получить — чуть раньше большинства россиян — информацию о том, кто будет выдвинут в президенты от «партии власти», но и выяснить, что в переводе «Сатанинских стихов» заинтересованы высокопоставленные лица в Кремле (в связи с созданием так называемого «Всеобщего Антиисламского Фронта») и в Московской Патриархии (понятное дело, в связи с нежелательной «конкуренцией»), и что некое крупное издательство собирается анонимно издать один из уже имеющихся переводов в ближайшее после выборов время.

Это снова чуть было не заставило меня бросить работу над текстом. С одной стороны, был большой риск не успеть вовремя и закончить перевод после того, как он окажется пущен «в народ», да еще и, скорее всего, с «официозными» предисловиями. С другой — не хотелось чувствовать себя марионеткой в руках государства, выполнять волю власть имущих. Но потом я уяснила для себя одну важную вещь: я не должна действовать так, как хотят от меня другие; я не должна действовать и наперекор тому, чего хотят от меня другие; я должна действовать так и только так, как хочу я сама, как считаю нужным, правильным. И я продолжила, и даже успела раньше, чем власти. Может быть, теперь они будут сердиты на меня так же, как и мусульмане :)

Через друзей-анимешников я вышла на некоторых молодых переводчиков, заинтересовавшихся моим проектом. Поскольку они были из разных точек бывшего Советского Союза, мы договорились о «развиртуализации». Встреча была назначена в начале года «на нейтральной территории»: в Екатеринбурге, возле дома известного переводчика, рок-поэта и (до самой своей смерти) редактора специализирующегося на «скандальных книгах» издательства «Ультра-Культура» — Ильи Кормильцева. Мы учредили «Тайный Клуб Хитоши Игараши» (в честь японского переводчика «Сатанинских стихов», убитого исламистами) и объявили Джихад (Священную войну) «современной инквизиции», в какие бы одежды она ни рядилась (то, что начали мы с Ислама, лишь отражает современное положение дел в мире). Мы поклялись друг другу, что нашим оружием будет только Слово. Мы провозгласили нашим «почетным руководителем» Хитоши Ирагаши, а нашими «шахидами» («мучениками за веру») и почетными членами — Тео ван Гога, Ориану Фаллачи и Кронида Любарского. Мы договорились, что нашим общим псевдонимом станет «А. Н. Оуэн» (Анна Нэнси — для женской половины, по нику, выбранному мною изначально, и Алек Норман — для мужской). Настоящих имен друг друга не знаем даже мы сами. За время, прошедшее с нашей встречи, один из нас перевел с голландского субтитры к десятиминутному фильму «Покорность», за который был убит его режиссер Тео ван Гог, а другая — несколько стихов (скорее феминистических, чем антиисламских) бенгальской писательницы Таслимы Насрин, за голову которой, как и за голову Рушди, исламские фундаменталисты назначили награду. Надеюсь, на этом наша деятельность не закончится, хотя после издания «Стихов» в Интернете на придется на некоторое время «залечь на дно».

Я отдаю себе отчет, что появление этих материалов в свободном доступе может спровоцировать очередную волну межрелигиозных и межнациональных конфликтов, террористических актов и даже военных действий. У меня не было такой цели, равно как и желания оскорбить чьи-либо религиозные чувства. Однако трусливо молчать я не намерена тоже, и если чрезмерно политкорректные правозащитники найдут в «Сатанинских стихах» какую-либо религиозную или национальную нетерпимость, то пусть перечитают роман еще раз... а потом прочитают Коран, в котором неоднократно и прямым текстом высказываются призывы к уничтожению «неверных» — то есть немусульман (сура, взятая в эпиграф — скорее исключение, нежели правило). И либо запрещают и Рушди, и Пророка, либо позволяют читателям самим разобраться, где правда, а где ложь.

*

Работая над переводом, я натолкнулась и на множество трудностей менее философского, более практического характера. Говоря честно, «Сатанинские стихи» — книга, непереводимая в принципе: сотни словесных игр, отсылок к реалиям английской и индийской культуры, цитат из неизвестных русскому читателю произведений, упоминаний незнакомых русскому читателю деятелей делают это произведение, как я уже упоминала, невероятно тяжеловесным. Авторский слог тяжел и для англичанина: некоторые предложения занимают несколько строк, знаки препинания в отдельных местах отсутствуют начисто, слова громоздятся в чудовищные конструкции без пробелов. Все это я постаралась реализовать и в переводе — несмотря даже на то, что русский язык (прошу прощения за невольный каламбур: быть может, я заразилась ими от Рушди) длиннее английского.

Ниже я постараюсь рассказать о тех тонкостях перевода, которые вызвали у меня наибольшее затруднение, и о тех принципах, которые выработались у меня за полгода работы над текстом (и два месяцами — над комментариями к нему). Это — чисто технические подробности, интересные скорее переводчикам, чем читателям, поэтому все, кому они неинтересны, могут смело пропускать эти длинные абзацы до следующей звездочки.

Обнаруживая в романе цитаты из других источников, я по возможности отыскивала их существующие русские переводы. Если переводов было обнаружено несколько, я включала в текст романа или наиболее известный, или (если они были неоднозначны по передаче оригинала) тот, который наиболее вписывается в контекст, — и только если русских версий не удавалось обнаружить совершенно, я переводила их самостоятельно (точно так же, как упомянутые в тексте названия книг и фильмов). Поскольку многие из приведенных цитат, легко узнаваемые англоязычным читателем, незнакомы русскому, я взяла на себя смелость в подходящих для этого местах добавить легко узнаваемые для русского слуха фразы из песен и фильмов, чтобы они вызывали ту же реакцию узнавания, которую должен вызывать оригинал. Также в начале каждой главы и раздела, обозначенного цифрой, я поместила эпиграфы, отсутствующие у автора: надеюсь, читатель оценит это небольшое литературное хулиганство.

Наталкиваясь на рифмованные фразы, словесные игры и другие поэтические приемы организации текста, я старалась передать их адекватными русскими приемами, даже если это несколько уменьшало точность перевода. К сожалению, мои «поэтические таланты» не позволили мне сделать грамотный литературный перевод стихотворных текстов с полным соблюдением техники оригинала, но, во всяком случае, я постаралась передать те технические и смысловые особенности, которые важны для понимания текста. Например, если сказано, что это газель, я использовала характерную для газели схему рифмовки.

Наибольшую сложность в этой связи представляла передача имен собственных. В тех случаях, когда англоязычному читателю была совершенна очевидна игровая составляющая имени, русское ухо не различило бы ничего, кроме его «нерусского» звучания. Взяв в качестве образца для подражания перевод произведения другого английского классика, «злоупотребляющего» говорящими именами — «Танцоров на Краю Времени» Майкла Муркока, — я решила, что будет правильнее полностью поменять такие имена, сохранив «нерусское» звучание, но сделав их более понятными для читателя (по крайней мере, достаточно образованного). Так, например, вместо Юджина Дамсди (чья фамилия составлена из «doomsday» — «Судный День», в оригинале намекающего на его религиозные взгляды, и «dumb» — «немой», указывающего на одно описанное в романе событие) появился Амслен Магеддон, чье имя представляет собой название одного из языков жестов для глухонемых, а фамилия явственно созвучна с Армагеддоном — местом Последней Битвы Добра и Зла. Хэл Уэланс (фамилия которого означает красивый, но бесполезный элемент декора) стал «Хэлом Паулином» (с намеком на павлина из мультфильма про барона Мюнхгаузена), Максим из Шоу Чужаков — «Максимильяном» (для большего сходства с фамилией своей партнерши по шоу — Мими Мамульян), Спуно (от «spoon» — «ложка», что является переводом индийского «чамча») — «Вилли» (от слова «вилка», а также с дополнительной параллелью с Вильгельмом-Завоевателем, с которым далее сравнивается Саладин). В ряде случаев на тех же основаниях и аналогичным способом приходилось менять цитаты (например, в диалоге Мирзы Саида и его тещи) и отсылки к фильмам (например, вместо слова «pussies-galore», обозначающего проституток и вместе с тем намекающего на Пусси Галоре из фильма про Джеймса Бонда, я написала «Такие биби — и только для моих глаз», намекая на Биби из фильма «Только для твоих глаз» про того же агента 007 и вместе с тем используя часто встречающееся в романе индийское слово со значением «девушка», «женщина»), при этом я старалась не впадать и в другую крайность: излишнюю русификацию характерно английских (или индийских) образов. В двух случаях для перевода лондонского жаргона кокни использовался его наиболее близкий русский аналог — «падонковский язык».

Другую сложность представляли местоимения второго лица. В английском нет их разделения на простую и уважительную формы, подобно русскому «ты» и «Вы», поэтому обычно я старалась придерживаться следующих принципов. Местоимение «Вы» употреблялось при общении незнакомых или малознакомых друг с другом людей; при обращении человека, явно стоящего ниже по возрасту или социальному положению, к вышестоящему человеку; при сочетании с уважительными обращениями («мистер» и т. п.), даже если они использовались (зачастую — в ироническом смысле) применительно к близким людям; в ситуациях, когда говорящий подчеркивает превосходство собеседника. Местоимение «ты» употреблялось при общении близких людей, равных или примерно равных по положению (друзей, любовников, супругов — при условии, что описанные отношения в семье предполагают относительное равенство); при обращении человека явно более высокого статуса к человеку явно меньшего (например, отца к сыну). Разумеется, в ряде сложных ситуаций приходилось пользоваться интуицией и отклоняться от этой схемы, а случаи перехода с «ты» на «Вы» и обратно иногда, возможно, происходят трудноуловимо для читателя.

Отдельной проблемой являлись некоторые многозначные слова английского языка. Одно из них — «power». Вот список его значений: сила, мощь; могущество; способность, возможность; значение (слова в контексте); сила (физическая), мощность, энергия, производительность; оптическая сила линзы; власть; держава; полномочия, уполномоченность, право, полноправие; сверхъестественное существо, божество; шестой ранг ангелов в средневековой их классификации; вооруженный отряд; куча, множество, большое количество чего-либо; математическая степень. Во многих из этих значений это слово употребляется и в романе (иногда могут подразумеваться одновременно несколько значений). В русской версии переводилось контекстуально. «Dream» — еще одно очень сложное для адекватного перевода слово. Его значения — сон, сновидение, мечта, греза, видение, наваждение. Поскольку весь роман построен на стыке сна и реальности, в разных случаях может подразумеваться или какое-либо одно значение, или несколько (а то и все) сразу, причем зачастую трудно установить, какое именно имел в виду автор. Наиболее уместный перевод в сомнительных местах, пожалуй, «греза», но и он не всегда уместен. Разумеется, это далеко не все «трудные» в этом отношении моменты.

Слова неанглийского происхождения (в большинстве случаев — из хинди) для сохранения «экзотики» и колорита передавались транскрипцией: в том случае, если слово это встретилось мне в русскоязычных источниках, я использовала устоявшуюся традицию, в других передавала так, как считала наиболее правильным (к сожалению, отсутствие даже поверхностного знакомства с хинди не позволило мне сделать это полностью правильно). Фразы на других языках тоже оставлялись без перевода, а в тех случаях, когда исходный язык обладал письменностью, отличной от латиницы, сохранялась их английская транскрипция. Иногда не переводились и английские названия и цитаты из песен, достаточно широко известных в оригинале (например, знаменитое квиновское «Show must go on»).

Отдельно стоит остановиться также на использовании в переводе ненормативной лексики. Поскольку мат — столь же важная составляющая языка, как техницизмы, архаизмы, диалектизмы и т. д., а также в целях сохранения авторской стилистики, я решила переводить английские инвективные выражения адекватными русскими, без купюр и цензуры, кроме, с одной стороны, случаев, когда стилистически более уместен нормативный вариант перевода, либо, с другой, когда возможности русского мата, гораздо более богатого и красочного, позволяют точнее передать эмоциональный колорит фразы.

Большинство других, более частных моментов перевода рассмотрено в ссылках. Все комментарии составлены мною и моими товарищами на основе компиляции данных, находящихся в свободном доступе в Интернете, а также (в гораздо меньшей степени) на основе наших личных познаний. К сожалению, у меня нет возможности перечислить все источники, поскольку они столь же многообразны, как и само творчество Салмана Рушди. Это и английские комментарии к роману (за них отдельное спасибо Полу Бриансу), и многочисленные энциклопедии (в т. ч. Википедия), и аннотации к фильмам и книгам, и онлайн-переводчики, и произведения других авторов, цитируемые Рушди, и обсуждения на форуме, и историческая литература, и многое другое. Поэтому я просто поблагодарю всех тех, кто невольно помог нам в этом деле.

Заранее прошу прощения у читателей за вкравшиеся в комментарии ошибки и неизбежную их неполноту, иногда компенсируемую столь же неизбежной избыточностью, а также за невычитанные и невыправленные ошибки и опечатки в цитатах, взятых из Интернет-источников, и за далеко не словарную унифицированность статей. Надеюсь, кто-нибудь исправит за меня эти недостатки.

*

И в заключение — об авторских правах. Все права на сам роман принадлежат, разумеется, Ахмеду Салману Рушди, кроме вклинивающихся в текст цитат. Все права на этот перевод принадлежат мне, Анне Нэнси Оуэн, однако я позволяю любым организациям (включая издательства) и частным лицам публиковать в печатных изданиях и Интернете любые отрывки из данной работы — с обязательной ссылкой на авторство перевода, а также весь перевод целиком — при условии, что он будет размещен вместе с данным предисловием. По понятным причинам у меня мало надежды получить гонорар за мой труд (не учитывая уровень сложности конкретного текста, а также его «социальную» специфику, художественные переводы такого объема стоят, как я узнала, от 50 тысяч рублей и выше), однако мне не хотелось бы, чтобы кто-либо, стремящийся к известности более, чем к сохранению собственной жизни, присвоил себе мои «лавры». Если (что маловероятно, пока я умею наслаждаться Жизнью) я захочу покончить с собой оригинальным способом; или если (что представляется мне еще менее правдоподобным) Ислам сделается вдруг миролюбивой и столь же веротерпимой религией, как это заявлено в 109-й суре Корана; или если (что кажется мне самым вероятным вариантом развития событий — лет так через...) моя смерть так и так будет неизбежна и мне захочется увековечить свое имя, — я привожу в конце этой статьи шифр, ключ к которому знаю только я и в котором закодированы мое имя и данные. Им же я могу воспользоваться, если кто-то (вдруг) пожелает передать мне вознаграждение за эту работу и у меня будут все основания полагать, что произойдет это способом, не раскрывающим моего инкогнито. Вот этот шифр:

264 422 237 156 012 080 320 130 501 304 294 011 090 301 488 902 904 303 178 116 360 301 420 627 401 205 276 152 151 371 587 918 052 404 042 140 132 191 210 115 502 828 246 153 190 811 450 234 401 111 053 144 010 531 452 428 301 601 030 018 132 881 210 112 816 826 294 157 000 640 150 121 803 120 368 113 040 501 453 134 702 013 217 023 082 181 620 714 301Будьте счастливы! Я люблю этот мир! Может быть, мы еще встретимся с вами!

Март 2008 года

Анна Нэнси Оуэн

Ахмед Салман Рушди