Саманта Джеймс Верное сердце

Пролог

Англия, начало октября 1215 года

– Ну давайте, рассказывайте. Есть у вас какие-нибудь новости об Эллисе из Уэстербрука? – раздался властный голос Иоанна, короля Англии, последнего из отпрысков дьявола, как называли в народе мятежных сыновей Генриха Плантагенета, вечно находившихся в ссоре со своим отцом и друг с другом.

Гилберт из Линкольна нерешительно мял в руках шляпу, уставившись снизу вверх на чернобородое лицо своего повелителя. Как и большинство англичан, он уже успел устать от непомерной алчности короля – ропот недовольства был слышен по всей стране. Многие из баронов Иоанна возмущались беспрестанными поборами ради пополнения королевской казны, а также требованием взяться за оружие, чтобы монарх мог вернуть свои норманнские и анжуйские владения по ту сторону Ла-Манша. В начале лета Иоанн вынужден был подписать Великую хартию вольностей, однако до сих пор не мог смириться с поражением, и его раздоры с баронами продолжали заливать кровью английскую землю. Дошло до того, что образовался заговор баронов с целью убийства короля. Однако эта затея окончилась крахом, ибо стрела, выпущенная в Иоанна, когда того хитростью заставили отделиться от своих спутников во время охоты, пролетела мимо цели – в самый последний момент его лошадь встала на дыбы. Но та же стрела поразила одного из королевских телохранителей, отправившегося на поиски своего заблудившегося монарха. Злоумышленник скрылся в чаще деревьев, поскольку лес в этом месте был особенно густым, и лишь спустя несколько недель его удалось поймать и бросить в темницу. Им оказался Эллис, лорд Уэстербрук. Однако с Эллисом находился еще один человек: перед тем как испустить последний вздох, смертельно раненный телохранитель успел прохрипеть, что убийц было двое.

Люди Иоанна поспешили увезти монарха подальше от этого злополучного места, чтобы предотвратить новые покушения на его жизнь. И именно из-за этой неудачной попытки убить короля Гилберт из Линкольна вынужден был вскочить в седло и мчаться словно одержимый почти двое суток подряд, чтобы добраться до своего повелителя. Он промок до нитки и продрог до самых костей из-за беспрестанного дождя; ручейки воды стекали с плаща прямо на тростниковые циновки под сапогами. Гилберту явно было не по душе известие, которое он намеревался передать королю, так как у него были все основания опасаться, что настроение Иоанна после этого станет столь же скверным, как и погода за окнами замка.

– Да, сир. Я принес вам новости о… об Эллисе.

Иоанн тотчас подался вперед в кресле. Этот негодяй Эллис был схвачен недалеко от шотландской границы, и король приказал доставить его в свой замок Рокуэлл, расположенный по соседству. Но несмотря то что лорд Уэстербрук охотно признал собственную вину, его упорное нежелание назвать имя своего сообщника, участвовавшего в покушении на короля, приводило последнего в ярость. Иоанн, таким образом, оказался поставленным перед дилеммой… впрочем, ненадолго. У Эллиса, безусловно человека гордого и честного, как и у любого смертного, тоже были уязвимые места: если как следует надавить, даже самый отважный рано или поздно сломается. Иоанн уже слышал о том, как горячо Эллис любил своих детей, и именно по этой причине отправил верных ему людей в замок Уэстербрук с поручением схватить дочь Эллиса Джиллиан и сына Клифтона. Иоанн не сомневался в том, что Эллис сразу же запоет соловьем, как только увидит перед собой дочь и сына с лезвием меча у шеи.

– Ладно, выкладывайте все как есть! Я должен об этом знать и узнаю – рано или поздно! Эллис назвал имя другого негодяя, который пытался меня убить? Кто он? Кто этот мерзавец?

Гилберт побледнел, украдкой взглянув на двух приближенных короля – Джеффри Ковингтона и Роджера Сеймура. Здесь присутствовал также и лорд Соммерфилд, ибо в ту ночь король Иоанн решил остановиться у него в замке.

Гилберт обхватил руками колени, чтобы унять дрожь. Он опасался за свою жизнь и ничего не мог с этим поделать. Злопамятность Иоанна уже стала притчей во языцех. Если королю будет угодно, он может приказать выжечь ему глаза, отрезать нос… или придумает что-нибудь похуже. Многие были уверены в том, что не кто иной, как Иоанн приказал расправиться со своим родным племянником Артуром, герцогом Бретонским, оспаривавшим его права на трон Англии. Неудивительно, что Гилберт из Линкольна отнюдь не горел желанием являться к королю с той вестью, которую он должен был передать ему в тот вечер.

Под испытующим взглядом Иоанна ладони Гилберта стали влажными, а на лбу выступил пот.

– Я… я не знаю, сир, – запинаясь выговорил он. – Эллис так и не успел назвать имя своего сообщника.

Улыбка тут же исчезла с лица короля. Его пухлые, унизанные перстнями пальцы нетерпеливо постукивали по столу. Король раздраженно нахмурился.

– Силы небесные! Неужели среди моих слуг не осталось никого, кроме недоумков? Раз так, какого дьявола вы ко мне явились? Или он бежал?

– Нет, сир.

– Что же тогда?

Гилберт судорожно сглотнул. Он-то хорошо знал, что даже под пыткой нельзя вырвать у Эллиса признание. По правде говоря, его охватывал трепет при одной мысли о том, что пришлось вынести Эллису, ибо сам он никогда не смог бы выказать на его месте столько непоколебимого мужества и стойкости. Судя по рассказам, Эллис ни разу даже не вскрикнул…

– Он мертв, сир. Эллис из Уэстербрука мертв. Король Иоанн не произнес ни слова. Затем вскочил на ноги, глаза его пылали гневом.

– Мертв? Как так мертв? Я же приказал оставить его в живых до тех пор, пока я не вернусь, а его дочь и сына не доставят в Рокуэлл! – заорал он, не давая Гилберту вставить пи слова. – Силы небесные, кто это сделал? Какой мерзавец осмелился нарушить мой приказ? Клянусь, его голова очень скоро…

– Вы неверно меня поняли, сир, – поспешил заверить короля Гилберт, пока Иоанн окончательно не потерял самообладание. – Эллиса никто не убивал – ни ваши люди, ни кто-либо еще. Он сам покончил с собой, повесившись у себя в темнице.

На губах короля от ярости выступила белая пена.

– А его дети? – осведомился он.

Колени Гилберта снова задрожали. Король Иоанн недаром пользовался репутацией человека жестокого и беспощадного.

– Замок Уэстербрук оказался пуст, сир. Дочь и сын Эллиса исчезли бесследно. Похоже, тайно бежали оттуда ночью… вместе с большинством своих вассалов.

На один короткий миг, равный удару сердца, король уставился на Гилберта с таким выражением, что у бедняги с перепугу кровь отхлынула от лица. В голове мелькнула мысль, что Иоанн в приступе гнева представлял собой не слишком привлекательное зрелище. Нет, в этом человеке, величавшем себя королем Англии, не было ничего величественного. Губы приоткрыты в злобном оскале, черты лица искажены яростью. Иоанн не унаследовал цвет лица и волос Плантагенетов, как его белокурый красавец брат Ричард Львиное Сердце, после смерти которого единственный оставшийся в живых сын Генриха II взошел на английский престол, зато, похоже, ему и впрямь передался знаменитый темперамент его предков…

Гилберт был уверен, что негодующий взор короля вот-вот поразит его прямо на месте, обратив в груду пепла… Но тут Иоанн вдруг круто повернулся и проследовал к противоположному краю зала, отшвырнув в сторону толстой, обутой в кожу ножищей остатки еды вокруг его кресла повсюду валялись кости вперемешку с рыбьими головами и крошками хлеба. Все это время с уст его срывались самые ужасные проклятия. Пламя его гнева, похоже, разгоралось все сильнее, так что содрогались даже высокие деревянные стропила, перекрывавшие просторный зал замка Соммерфилд…

– Ей-богу, кем он себя возомнил? Ну уж нет, я не позволю ему оставить себя в дураках! Только не этому негодяю Эллису!

Приближенные короля лорд Джеффри Ковингтон и лорд Роджер Сеймур встревоженно переглянулись. Наконец Ковингтон, потихоньку встав с кресла, положил руку на плечо Гилберта и что-то тихо произнес, кивнув в сторону двери. У Гилберта хватило ума последовать совету Ковингтона. Он поспешно удалился, горя нетерпением оказаться как можно дальше от этого зала… и от своего разъяренного монарха.

Джеффри Ковингтон остался стоять на месте, слегка расставив в стороны ноги. На его широком лбу залегли складки, словно он напряженно над чем-то размышлял. Старший из двух советников Иоанна, Роджер Сеймур, провел рукой по своей лысеющей макушке, после чего сложил перед собой руки на широких коленях. Он не смел поднять испуганных глаз на разъяренного монарха.

Ковингтон, тщедушный на первый взгляд, был жилистым и выносливым, с быстрыми плавными движениями. Когда он заложил руки за спину, пламя камина отразилось на блестящей поверхности подвешенного к поясу меча. Джеффри отличался ровным нравом и спокойно выжидал, пока ярость монарха не утихнет. Наконец Ковингтон откашлялся и произнес:

– Сир…

Словно не слыша, Иоанн продолжал расхаживать взад-вперед по комнате.

– Бог ты мой, ну и мерзавец! Эллис, наверное, думал, что возьмет надо мной верх, лишив меня возможности ему отомстить. Я бы с радостью приказал вырвать ему ноздри! Выжечь глаза раскаленным железом! Отрезать ухо и послать его дочери вместо подарка! Уж тогда бы он у меня заговорил!

– Сир… – повторил Ковингтон уже громче.

– Клянусь Богом, ему не лишить меня этого удовольствия! Вы слышите меня? Не лишить!

– Сир, вам нужно успокоиться.

– Успокоиться? Как, черт побери, я могу быть спокоен? – снова взорвался Иоанн. – Замок Уэстербрук должен быть сожжен дотла! Его сровняют с землей. Проследите за этим, Сеймур.

Сеймур наклонил голову:

– Как вам будет угодно, сир.

– Клянусь ризами Христовыми, Эллис еще поплатится за все! Он пытался обмануть меня – меня, короля Англии! – покончив с собой, чтобы я не смог установить личность того, другого человека, который хотел видеть меня мертвым. Но, говорю вам, этому не бывать! Никогда! Эллису из Уэстербрука не удастся меня провести. Он должен быть сурово наказан за измену, о Ковингтон нахмурился.

– Но как, сир? Он уже мертв. Разве это само по себе не наказание?

– Нет, только не для него! – Иоанн резко остановился. – Его дети, – заявил он решительно. – Они должны умереть.

Ковингтон и Сеймур снова переглянулись.

– Но, сир, – медленно произнес Сеймур, – старшая из них – юная девушка, а младший – всего лишь мальчик двенадцати лет от роду. Едва ли они смогут в будущем причинить вам вред…

– Не имеет значения. Потомство Эллиса должно быть истреблено на корню. Нельзя допустить, чтобы эта девица произвела на свет детей, продолжив род своего отца, так же как и ее брат. Да, все семя Эллиса должно исчезнуть с лица земли! Лишь тогда я смогу считать себя отмщенным.

Сеймур побледнел как полотно. Даже Ковингтону стало неловко. Сеймур первым осмелился нарушить молчание:

– Сир, неужели вы и вправду намерены их убить?

– А почему бы и нет? Или вы плохо меня расслышали, Сеймур? Хочу видеть их в могиле – обоих!

Сеймур положил руки на стол. Он перевел взгляд с короля на Ковингтона, затем снова на короля. На сей раз первым поднял руку Ковингтон:

– Сир, умоляю вас, не поймите меня неправильно. Я… то есть мы… ни в коей мере не оспариваем ваше решение. – Он продолжал, старательно подбирая слова: – Есть немало людей, которые до сих пор полагают, что именно вы несете ответственность за смерть вашего племянника Артура, которую оплакивал весь христианский мир. Разумеется, я знаю… мы знаем, – поспешно поправился Джеффри, – что вы понятия не имели о его исчезновении. Но расправиться с дочерью и сыном Эллиса означает навлечь на себя новые обвинения.

Иоанн уже снова опустился в кресло.

– Тогда об этом никто не должен знать, кроме присутствующих, – заявил он.

На лбу у Сеймура выступил холодный пот.

– Но, сир, – робко возразил он, – я позволю себе спросить: на кого вы намерены возложить столь тягостное поручение?

Король Иоанн хранил молчание. Его взгляд остановился на темноволосом мужчине, сидевшем по другую сторону стола – том самом человеке, в чьем замке он случайно остановился на ночь. Хотя тот за время разговора не проронил ни слова, его внимательные зеленые глаза зорко следили за происходящим.

Иоанн задумчиво поглаживал бороду. По правде говоря, он и сам затруднялся. Король никому не доверял и сам не пользовался доверием. Вопрос о том, кому поручить убийство девушки и мальчика, и впрямь был весьма щекотливым. Такую задачу нельзя было возложить на кого-либо из его наемников, а тем более на человека, который мог солгать, обмануть или предать его. Однако по слухам, мужчина, сидевший напротив, лорд Соммерфилд, был ожесточен и подавлен кончиной любимой жены, случившейся в самом начале этого года. Насколько было известно Иоанну, лорд Соммерфилд, охваченный скорбью, не примкнул к баронам, собравшим свою армию при Раннимиде, этим негодяям, заставившим его подписать Великую хартию вольностей. О, как Иоанн втайне ликовал, узнав о том, что папа римский Иннокентий решил дело в его пользу! Понтифик не только отверг этот документ как нелепый, но и потребовал от мятежников сложить оружие, пригрозив в противном случае отлучить их от церкви. Впрочем, даже такая угроза не помогла умиротворить недовольных баронов. Однако Иоанн по-прежнему оставался королем Англии и на сей раз твердо намерен был с ними расправиться. Осведомители доносили ему, что заговорщики снова взялись за старое и, как всегда, ожесточенно спорят между собой. Не важно. Однажды бароны in уже объединились против него, но больше этого не повторится. Нет, нет, он не допустит, чтобы его снова поставили на колени.

Но этот человек… этот никогда не пользовался особой благосклонностью короны, но и в опале тоже не был. Более того, он принадлежал к числу людей, не привыкших к поражениям: воинская доблесть и успехи на турнирах принесли ему славу, уступающую разве что славе Уильяма Маршалла, а также множество призов и денег в качестве выкупа. К тому же, быстро рассудил про себя король, если этот малый будет занят поимкой дочери и сына Эллиса, вряд ли он сможет примкнуть к заговорщикам.

Да, но ни земли, ни богатства не способны толкнуть такого человека на столь грязное дело – убийство детей, – он и так ни в чем не нуждался. А вот если взять его маленького сына в заложники и держать при себе до тех пор, пока поручение не будет выполнено… это уже совсем другое дело.

Сеймур и Ковингтон по очереди посмотрели в ту же сторону, что и король, остановив взгляды на мужчине за дальним концом стола – мужчине, на чье красивое лицо, казалось, набежала мрачная тень.

Иоанн улыбнулся и заговорил тихим голосом. Тс, кто хорошо его знал, понимали, что именно в такие минуты он был наиболее опасен.

– Кто больше подходит для этой цели, чем тот, кто у нас под рукой? – произнес он невозмутимо, обращаясь к хозяину замка. – Я щедро отблагодарю вас, сэр, ибо я готов позаботиться о вашем сыне до вашего возвращения.

То было скрытое предостережение… не высказанная вслух угроза. Возможно, Иоанн и понимал, что этот человек сейчас мысленно проклинал судьбу, которая привела в ту ночь короля Англии в его замок, а теперь толкала его на путь убийства, не оставляя выбора. Наверное, он считал, что поступает мудро, избегая опрометчивых союзов v другими представителями знати и не попадаясь на глаза королю. Ибо, хотя у него и было за плечами немало сражений, его никак нельзя было назвать человеком, лишенным жалости или сострадания. Но даже он не осмелится противиться монаршей воле – особенно когда на карту была поставлена жизнь его сына…

– О да, – лукаво произнес Иоанн, – кто справится с этим лучше, чем Гарет, лорд Соммерфилд?