"Сезон охоты на падчериц" - читать интересную книгу автора (Саморукова Наталья)

Глава 3. В которой камера оператора судорожно скакала по каким-то руинам, еще дымящимся.

В десятом часу в комнате сестер началась суета. Они хлопали дверцами шкафа, хихикали, разговаривали с кем-то по телефону. В десять сестры вышли в гостиную при полном параде. Анна — в красном, Мария — в голубом. А может, наоборот, в голубом была Анна. Смотрелись они ослепительно, почти неприлично.

И все-таки я не верила ни в их глупость, ни в их красоту.

— Мы готовы, — сказала та, что была в красном.

— Фима, мы готовы, — повторила та, что была в голубом.

Ко мне они не обращались. Я этим вечером в расчет, видимо, не принималась.

— Я тоже готов, — сказал Фима, выходя из клозета и застегивая на ходу ширинку. Поистине, двинешься тут с ними.


Оставшись одна, я некоторое время предавалась размышлениям. Мысли мои уносились далеко от экзотической Калькутты. Со скоростью света преодолевая тысячи километров, они сиротливо топтались на заледенелом пороге деревянного загородного домика. Сделав пару попыток дозвониться Лешке, поняла, что сегодня не мой день. Связь категорически не соглашалась нарушить деревенскую идиллию, которой наслаждался сейчас любимый мужчина. Ну и ладно. Все равно он меня простит. Все равно без меня ему никуда. Точнее, это мне без него никуда. И он, как человек ответственный, не может этого не понимать.

Последний год я не знала, какого бога благодарить за то, что он послал бедной замученной одиночеством Настеньке такого роскошного во всех отношениях мужчину, как Лешка. Преодолев критический с точки зрения обустройства личной судьбы тридцатилетний рубеж, я рассчитывала только на работу. Именно в ней я пыталась найти отраду душе и усталое удовлетворение телу. Но и с работой не больно клеилось. А уж с мужчинами и подавно. Не умея флиртовать и полагая, что естественность — лучшее украшение девушки, я отпугивала потенциальных кавалеров задолго до того, как их мысли успевали приобрести эротическую подоплеку. В итоге со мной любили выпить пива, потрепаться за жизнь, поспорить на сложную политическую тему. Но конфеты и комплименты друзья мужского пола дарили не мне, а моим манерным приятельницам, которых сами же за глаза иначе как стервами не называли.

Одно время я даже подумывала о том, чтобы кардинально сменить имидж, перевоплотиться в эдакую ведьмочку с ярко подведенными глазами и острым как бритва язычком, капризную, требовательную, загадочную. “Не смеши меня, — сказала мне тогда подруга Санька, — положим, актерского мастерства тебе хватит, чтобы продержаться в роли месяц-другой. Возможно, ты даже успеешь за это время захомутать одинокого красавчика. А дальше что? Так и будешь всю жизнь играть? Свихнешься рано или поздно. А коли выйдешь из роли, разочаруешь милого. Нет, мать, надо искать мужика, который примет тебя такой, как ты есть. В парикмахерскую я бы на твоем месте сходила. Но вот все эти роковые штучки… оставь”.

Не знаю, все ли устраивало во мне Лешку, но он меня принимал. Как факт. Ворчал иногда, что все женщины как женщины, на каблучках, при макияже, а я зимой и летом, за исключением редких праздников, одним цветом — джинсы, спортивная обувь и в качестве единственной уступки его мужскому вкусу — свитера не балахоном, как раньше, а по фигуре. Но дальше тихой критики милый не шел. Он и сам по большей части ленился “выглядеть”. И все-таки, положа руку на сердце, я не могла поручиться, что он не восхищается втайне яркими перышками моих потенциальных соперниц. Одна из них не так давно активно замаячила на горизонте.

Лешка — психиатр, ведущий частную практику. Были в его карьере и стремительные взлеты, и сокрушительные падения. Когда-то ему принадлежала целая клиника, но партнер подставил его так, что бизнес рухнул словно карточный домик. Однако у Лешки осталось имя в медицинском мире. И отбоя от пациентов не было. Заново начав с нуля, он открыл маленький кабинет. Постепенно практика росла, и кабинета стало мало. Лешка объединился с коллегой и снял на паях небольшой офис. В офис конечно же потребовалась помощница.

И она нарисовалась в стремительно короткие сроки, сокрушив уже на первом собеседовании и Лешку, и его напарника Димку умопомрачительной длины ногами, идеально подогнанным по волнительно округлой фигуре костюмом, белокурыми волосами и совершенным знанием испанского языка. И хоть испанский был совершенно лишним, именно он стал последней каплей в переполненной чаше восхищения. Они ее взяли.

Двадцатилетняя Леночка принялась активно обустраивать офис и прибирать к рукам начальство. По ее разумению, мужская часть вселенной должна была крутиться именно вокруг нее. Шаг влево, шаг вправо — преступление. Незамужняя, но не знающая недостатка в обожателях, она, похоже, никогда не останавливалась на достигнутом. Пара лишних поклонников, по ее разумению, никому еще не мешала.

Очень скоро Лешка с Димкой стали ходить на работу чисто выбритыми, аккуратно причесанными и благоухающими дорогим одеколоном. Собираясь у нас дома на кухне, они вовсю подтрунивали над манерами Леночки, над ее кокетством и внешним лоском, но видно было — лукавят. Втайне они ею гордились и даже соревновались между собой за право подать ей пальто. Пару раз, заскочив к Лешке в кабинет, я была неприятно поражена, до какой степени примитивным может быть высокоинтеллектуальный, тонкий, прочитавший всю мировую классику Димка. Стоило Леночке склонить свой шикарный бюст над его столом, и он покрывался предательским румянцем. Лешка же в это время ревниво сверкал глазами. В общем, определенные нехорошие подозрения у меня были, но я гнала их прочь. И старалась делать вид, что меня не задевают Леночкины шпильки. “Отлично выглядишь, Настенька, — сладко улыбалась она мне, — поправилась, округлилась”. И томно потягивалась, демонстрируя свои точеные формы.

Запоздалые опасения вдруг настигли меня. А один ли сейчас Лешка? Действительно ли он наслаждается обществом кота Вениамина в глухих лесах Подмосковья? Не помогает ли ему коротать вечерок прекрасная нимфа?

Еще раз набрав его номер и услышав механический голос автоответчика, я спустилась вниз, на улицу. Вполне может быть, что пока я тяжким трудом, буквально с риском для жизни зарабатываю трудную копеечку, мой ненаглядный неплохо проводит время. О том, что ненаглядный сам же изо всех сил отговаривал меня от вояжа, я в соответствии с проверенной веками женской логикой и не вспомнила.


Воздух ночной Калькутты касался лица слегка влажным бархатом. Духоты не было, но ощущалась непривычная для северного человека теплая плотность ветерка, ночные звуки были отчетливыми, но мягкими. Дом наш стоял в отдалении от оживленной магистрали, здесь не было ни кафе, ни баров, только на противоположной стороне проулка белела палатка зеленщика, сейчас плотно закрытая.

Примостившись на низенькой лавочке, почти полностью скрытой в густых зарослях дерева неизвестной мне породы, я достала сигарету. Курить не хотелось, но привычный ритуал успокаивал. Будь что будет. Возможно, в прошлой жизни я была павлином и теперь по законам кармы отдуваюсь за былое самодовольство. За полночь к подъезду подкатила новенькая БМВ, из нее выплыла дородная женщина в нарядном сари, отчего-то русая, а не смолянисто-черная и не седая, как все местные дамы.

— Мамочка, аккуратнее, — обратился к ней чернявый, похожий на галчонка молодой мужчина. С некоторым опозданием я поняла, что обратился он к ней на чистом русском языке. Следом за матроной из салона вышел пожилой индус, одетый вполне цивильно и уже на местном языке что-то буркнул спутнице. Та вяло отмахнулась и, подобрав длинный подол, грациозно ступила на порог. Вот так дела. Мир и впрямь так тесен? Или дело в чем-то другом? А может, русские слова мне пригрезились? Как я ни напрягала ухо, больше ничего не услышала. Через пару минут в квартире, расположенной двумя этажами выше нашей, вспыхнул свет.

А еще через пару минут во двор въехало роскошное авто с шашечками на боку. Хихикая, толкая друг друга локотками, на освященный пятачок выскочили Анна и Мария. Странно, отчего Фима не открыл им дверь? Он телохранитель или кто?

— Да спит она уже, спит, — шептала сестра в голубом.

— Ну и хорошо, что спит, правда? — вторила ей та, что в красном.

— Тихо вы, щебетуньи, — цыкнул на них грузно вывалившийся из салона Ефим и, что-то коротко бросив водителю на вполне приличном английском, аккуратно закрыл за собой дверь. Сейчас они общались друг с другом совсем иначе, чем при мне. Все трое вели себя приятельски небрежно, и Фима вовсе уже не походил на хмурого лакея.

— Тихо, тихо, — передразнила девица в голубом, — кто бы говорил, да, Анна? — Слегка виляя узкими бедрами, они направились к парадному. В голубом была, как оказалось, Мария.

Я выждала еще пять минут и поднялась следом за ними. Вся компания сидела, открыв рот, у телевизора и смотрела новости. Камера оператора судорожно скакала по каким-то руинам, еще дымящимся. Показалось или нет? Нет, не показалось, у разрушенной стены лежало изуродованное тело, рядом еще одно. О чем говорил комментатор, я не понимала, репортаж шел на местном наречии, но суть сюжета в особых объяснениях не нуждалась.

Анна прикрыла рот ладошкой, Мария вцепилась в ручку кресла. Какие впечатлительные барышни, однако. Но и Фима сидел белее снега и неотрывно смотрел на мерцающий экран.

— Вы чего тут затихли? — нарушила я их скорбное замешательство.

Все трое как по команде вздрогнули.

— Мы были там…— еле слышно проговорила Мария.

— Там были…— эхом откликнулась Анна.

— Где? — не сразу врубилась я.

— В этом баре.

— Когда это вы там были?

— Два часа назад. Фима, мы были там два часа назад, да?

Фима промолчал и переключил программу.

— Два часа назад, — наперебой залепетали девочки, — и два часа назад, чуть раньше, там прогремело. А мы уже уехали, случайно уехали. Мы встретили семью, которая сдала нам квартиру, и уехали с ними в ресторан к их знакомым. Тетя Наташа решила угостить нас настоящей индийской едой. Тетя Наташа — русская. Она знакомая мамы. Она тут рядом живет, на пятом этаже. Мы совершенно случайно уехали. Фима, Фима!

Но Фима испарился в направлении санузла, откуда неслись характерные звуки. Кажется, его тошнило.


— Я в Калькутте почти двадцать лет, но очевидцем такой истории стала первый раз. В принципе, индусы довольно миролюбивы. Главенствующий догмат индуизма — это ахисма, то есть ненасилие. Но всякое, конечно, случается. Хозяин кафе, как и почти все пакистанские бенгальцы, мусульманин. Может быть, религиозная вражда? Хотя здесь никогда не было религиозных распрей. Но мир меняется...

— А проблемы бизнеса здесь никогда не решают насильственным путем?

— Да всякое, конечно, бывает. Полиция ведь и здесь существует, работы ей хватает. Но кафе не слишком доходное, скорее маленький семейный бизнес.

Наталья, или как звали ее Анна с Марией, тетя Наташа, оказалась на редкость приятным человеком. С утра она прибежала с ужасной новостью и вздохнула с облегчением, когда оказалось, что мы все уже знаем. Фима, так и не оправившись после вчерашнего стресса, лежал у себя в комнате с холодным компрессом на голове. Девочки пришли в себя скорее, видимо, сказывалась крепость молодой психики.

— Ах, ну конечно, конечно, тетя Наташа, — замахала руками Анна. Или Мария. Сегодня они были одеты одинаково, и я снова их путала.

— Я как представлю, что мы ушли оттуда буквально за несколько минут до взрыва… Конечно, ну конечно, я понимаю — судьба! — воскликнула Мария. Или Анна.

В судьбу я тоже, конечно, верила. Но, наверное, чуть меньше, чем девочки. Наталья пересказала нам содержание всех последних выпусков новостей. Как оказалось, взрывное устройство было прикреплено под одним из столиков бара. Точнее, это был не столько бар, сколько небольшая то ли кофейня, то ли чайная. Здесь потчевали десертами, играла тихая музыка, сюда приходили семейные люди, скромный и трудолюбивый мидл-класс Калькутты. Тем более чудовищной выглядела трагедия. Погибших, слава богу, не было. Взрывное устройство чудом сработало не в полную силу — столик, под которым оно помещалось, был расположен в укромной, изолированной с трех сторон нише. Тем не менее семь человек ранены, трое из них в очень тяжелом состоянии увезены в больницу, жизнь одного висит на волоске.

— Это очень, очень тихое место, — сокрушалась Наталья, — кому понадобилось? Дико, чудовищно, необъяснимо… Радж созванивался со своим другом, он служит в полиции, пока никаких гипотез. Устройство профессиональное, это все, что они могли сказать. Господи, а ведь Алеша хотел задержаться там!

— Алеша? — удивилась я.

— Алешенька, наш сын. Он два дня назад прилетел из Москвы. Учится там в академии. — В словах Натальи звучала неприкрытая гордость за сына, чернявого галчонка. — Это он пригласил нас в кафе, хотел отметить свой успех — ему удалось сдать сессию на одни пятерки. Год назад он окончил очень престижный колледж и легко поступил на вечернее отделение в Академию общественных наук. А теперь еще и работу хорошую нашел — Федор, пусть земля ему будет пухом, помог, устроил в одну из своих фирм. Мы с отцом очень рады за мальчика.

Наташа говорила, как пожилая женщина, и в манерах ее, в неторопливых движениях чувствовалось гораздо больше возраста, чем было на самом деле. Гладкая кожа, высушенная жарким солнцем, но еще не потерявшая упругости, яркие глаза, блестящие, без намека на седину волосы. Лет сорок, ну, может быть, чуть больше. А ведет себя как старушка со стажем.

— Слава богу, что все так хорошо кончилось. Для нас, — подвела я итог беседе.

— Слава богу, слава богу, — согласно закивала головой женщина.

— Ну конечно, конечно! — заголосили девочки.

Вечером мы были званы на настоящие русские пироги. Вот уж радость — в кои-то веки выбраться в Индию, чтобы отведать настоящих русских пирогов.


— Гришань, да я все понимаю. Но мне что, в лоб их спрашивать? Прямо так и спросить — я вам зачем? Нет, сама я вычислить этого не могу. Да они не общаются со мной практически. Они вообще аутичные слегка. То ли просто глуповаты, то ли слишком себе на уме. Нет, не знаю. Даже не догадываюсь. Грустят? По Фредди? Как бы не так! Они и думать о нем забыли. Ничего они не грустят. Вчерашнее событие их, конечно, напугало… Фиму тоже. Его как прибабахнуло, так он все лежит на кровати и мается. И тошнит его постоянно. Весь сортир уже уделал. Стресс у человека, стресс! Нет, у меня нет стресса. Я бодра и здорова. Алло, алло! Не слышу тебя.

Когда Гришкин домашний телефон наконец ответил его хриплым после длительного возлияния голосом, я обрадовалась и испугалась одновременно. Сбивчиво объяснив напарнику, где и по какой причине сейчас нахожусь, в течение десяти минут выслушивала грозную отповедь. Даже самые мягкие ее моменты не представляется возможным цитировать. Потом Гришка слегка притих и потребовал внятного анализа ситуации, на который я была не способна. Вчерашний взрыв прозвучал настоящим откровением. Сказать, что я не ожидала ничего в этом роде, — слукавить, но масштабы возможной катастрофы представлялись мне куда более скромными. Самое страшное, что я могла вообразить, — это похищение девочек. Но профессионально устроенный взрыв? Признаться, с куда большей уверенностью я думала о том, что опасаться за девочек вовсе не стоит. Если кто и выиграл от смерти Фредди, то это именно они и их мать, ставшие теперь состоятельными дамами. Я всерьез просчитывала вариант их причастности к убийству отчима.

Маленькая обезьянка, устроившись на раскидистой ветке, удивленно смотрела на меня. “Чего так орешь?” — читалось в ее глазах. Днем дворик был не так уютен, как ночью. Он был тесен, и здесь совершенно невозможно было спрятаться от посторонних глаз. Стоило мне найти более-менее укромный уголок, прискакала мартышка и начала строить рожи. А потом, так и не дождавшись должного внимания с моей стороны, принялась бросать мне на голову мусор.

— Поди прочь, зараза, — цыкнула я на нее и снова набрала Гришкин номер.

— Пропадаешь, мать, фигово у вас там, в Калькутте, со связью. Как городишко-то?

— Да я его вижу, что ли?

— Что? А как же знаменитые экскурсионные маршруты?

— Да никуда они, Гриш, не ездят. И даже, по-моему, не собираются. Послезавтра летим в Гонконг, а Индии так и не увидели. Ни кусочка, кроме дороги из аэропорта.

— В общем, я так и полагал. Не путешествия же ради они так рванули.

— Но могли бы хоть делать вид.

— Вот именно, — подумав о чем-то своем, сказал Гришка. По традиции он не спешил меня знакомить с собственными умозаключениями.

— А что с убийством Федора? Есть что-то новое?

— Да так…— неопределенно молвил Гришка, — кое-что тут выплыло. Но пока ничего особенного.

— Но хоть время, когда его застрелили, удалось установить?

— Застрелили? — удивился Григорий. — А кто тебе сказал, что его застрелили?

— Ну здрасьте! А что же с ним приключилось? Его загрызли вампиры?

— Да нет, какие там вампиры. Взорвали его.

— Что???

— Не кричи так громко. Взорвали. В сотовый телефон было заложено миниатюрное взрывное устройство. Весьма профессиональное, скажу тебе. Направленным взрывом ему снесло часть головы… Ну в общем, сама понимаешь. Детали тебе нужны? Нет? Ну и славно. Ничего в них хорошего нет.

— Е-мое, — опешила я.

— И я того же мнения. Думаю, тебе, Настя, надо собирать манатки. Все больше и больше мне эта история не нравится. Насть, ты меня слышала?

— Слышала, Гриш, слышала. Я, между прочим, не так уж рвалась в гости к Федору… Мог бы и сам к нему пойти, раз такой умный.

— Потом будешь отношения выяснять! Сейчас давай двигай за билетами, дура кретинская!

— Сам такой, и не смей на меня орать, — обиделась я и нажала отбой.


— А кто ваш мужчина? — не унимались за обедом девочки. Видимо, проблема полов начала волновать сестер не так давно, слишком уж живым любопытством светились их глаза, когда речь заходила о взаимоотношениях мужчин и женщин. Точнее, Анна с Марией сами упорно заводили об этом речь. Особой стеснительностью они не отличались и вопросы имели обыкновение задавать прямые.

— Кто? Вас его паспортные данные интересуют?

— Ах, ну конечно! Можно подумать! Нужны нам его паспортные данные, конечно!

Анна — скорее всего именно она, а не Мария, я постепенно стала различать сестер, — накручивала на тоненький палец густой блестящий локон и мечтательно смотрела в окно, за которым корчила рожи, кажется, все та же знакомая обезьянка. Мария вела диалог со мной. Иногда они менялись ролями, и тогда Мария принималась мечтательно глазеть в окно. Но у нее, честно говоря, выходило это куда хуже, чем у Анны.

— Кто он в жизни?

— А вы, Машенька, кто в жизни?

— Я не Машенька, я Анна. И мне в жизни совсем не обязательно быть кем-то. Я же не мужчина. В самом-то деле!

— Ну конечно, конечно! Разве она мужчина? — захихикала сестра.

— Ну хорошо. Фима — кто?

— Ой, какая вы хитрая, вы уходите от ответа, уходите. Ну конечно!

— Фима — бык, — вдруг подала голос Мария. Нет, Анна. Черт, кажется, я опять в них запуталась.

— Господи, что значит бык? — поразилась я.

— То и значит, — насупились девочки, — хотя сам-то он себя воображает охотником.

Я улыбнулась.

— Мой мужчина совершенно точно не бык. Не козел, не носорог, не жираф. И даже, смею надеяться, не охотник. Он хороший человек.

— Ну конечно, — хором завопили девицы, — хороший человек! Можно подумать!

Они точно дуры, решила я. Но тут одна из них меня огорошила:

— А что это меняет? Можно быть хорошим человеком и никем. Взаимоисключения тут нет.

— Ну конечно, — поддержала ее сестра, — или никем, или быком. Выбор-то невелик.

— А можно быть ни тем, ни другим? — спросила, слегка опешив, я.

— Можно, — пожала плечами та, что лучше смотрела в окно, — про то и речь.

— И кем же?

— Это уж не нам решать, правда, Мария?

— Ну конечно, конечно! Я же тебе говорила, что она не знает!

Сестры переглянулись. Их ангельски чистые глаза на короткое мгновение стали осмысленными и пытливо умными, но длилось это так недолго, что я засомневалась — уж не привиделось ли?

— Наверное, в колледже у вас любимым предметам была философия? — улыбнулась я.

— Философия? — всплеснули руками сестры. — Кто же нам стал бы преподавать философию? Не было у нас никакой философии.

— А что же было? — от нечего делать поддержала я разговор, что вдруг странным образом обеспокоило Анну и Марию.

— У нас много чего было, — сказала одна.

— Да, — поддержала ее другая.

— Но философии не было.

— Не было.

— А математика?

— Математика? Ну конечно! Математика была, и химия, и физика, и психология. А еще очень много спортивных предметов, и основы этикета, и полито-логия, и вождение. Да, Мария? Я ничего не забыла?

— История была…

— Плотная программа, — восхитилась я.

— О, ну конечно! Очень плотная!

— На мальчиков, наверное, совсем времени не оставалось?

— Настя, а вы провокатор! Конечно! Так мы вам и сказали про мальчиков! Да если хотите знать, нам плевать на мальчиков! Мальчики нам совсем не нравятся.

— Кто же вам нравится? — с испугом спро-сила я.

— Мужчины! — со знанием дела пояснили сестренки. — Нам нравятся настоящие мужчины, похожие на нашего отца.

— А кто ваш отец, простите за нескромный вопрос?

— О, наш отец замечательный! Он — великий человек, он самый смелый и красивый из всех, кого мы знаем!

— Ваша мать развелась с ним?

— Нет, она никогда за него и не выходила. Но какая разница? Нам он писал все время, да. Каждый месяц мы получали от него письма.

— И сейчас получаете?

— Сейчас нет, — погрустнели девочки. — Когда Ангелина познакомилась с Фредди, письма прекратились. Потом мы уехали учиться. Наверное, он потерял нас.

— Но мы найдем его! — горячо уверила одна сестра.

— Обязательно! — поддержала ее вторая. — Только нам сдается, кто-то очень сильно не хочет, чтобы это произошло.

— О чем вы? — не поняла я.

Все это время Фима смирно сидел в сторонке, но, услышав подобное предположение, недобро хмыкнул. Это у него получилось помимо воли, и он даже слегка застеснялся. Девочки презрительно глянули на него и примолкли.

— На пироги мы не пойдем, — капризно сказали они, уходя к себе в комнату. — Ступайте, Настя, одна.

— Пожалуй, и я тогда не пойду.

— Ступайте, — повелительным тоном повторила одна из сестер, — а то тетя Наташа расстроится. Ей очень хочется пообщаться на русском.

— Алеша разве не говорит по-русски?

— Алеша, можно подумать! — Хихикая, девочки плотно прикрыли за собой дверь.