5

Эллен не знала, сколько она стояла так ранним, тихим утром, прислонившись к плечу Натаниеля, дрожа от страха, в то время как его руки медленно ласкали ее.

В конце концов, уткнувшись лицом в его пиджак, она сказала:

– Ты можешь теперь рассказать об этом моем качестве.

– Да, – ответил он. – Это очень редкое качество. Мне известно только два таких случая, происшедших в давние времена и в другой стране, у нас же я таких людей не встречал. Если не считать, конечно, родню моей матери, Людей Льда, среди них подобных случаев хоть отбавляй, но это совсем другое дело. Качество, о котором я говорю, имеет чувственный характер, хотя по масштабности оно уступает аналогичному моему качеству. Ты очень чувствительна и восприимчива к настроениям и внешним воздействиям. Но главное не в этом.

– Давай лучше начнем с тебя, – перебила она его, желая, с одной стороны, протянуть время, а с другой – внести во все ясность. – Я знаю, что ты не умеешь читать мысли, но в то же время благодаря тебе я смогла разобраться в своих ощущениях. Ты всегда знаешь, что я чувствую.

– Да. Такое бывает у некоторых животных. Собаки, например, очень восприимчивы к человеческим чувствам или, лучше сказать, к расположению духа. Они реагируют на страх, злобу, дружелюбие, грусть и так далее. Ведь чувства создают определенную атмосферу, порой даже запах. Чего нельзя сказать о мыслях. Мысль быстротечна, иррациональна и мертва. Все мои «сверхъестественные» ощущения базируются на чувствах, побуждениях, стремлениях и настроениях других.

Эллен задумчиво кивнула.

– Ты ведь с самого начала знал о том, что возле моей двери стоял тот дворянин? Ты ведь знал, что он находится в запертой комнате?

– Да. Но мошенничество с самогоном сбило меня с толку. Это тоже создавало свою атмосферу. Атмосферу скаредности, бесчестия и предательства.

Эллен было не по себе.

Она прижималась к Натаниелю, прижималась щекой к его плечу, словно желая набраться у него сил и спокойствия, она знала, что должно произойти, хотела предотвратить это, но, в отрыве от всякого здравого смысла, тянула время и принималась говорить совсем о другом.

– Что же это за третье решение, о котором говорил ленсман? – спросила она.

– О, речь шла всего лишь о том, что какой-нибудь старый бродяга забрался в дом, чтобы стащить себе еды, пока никого нет. Поэтому мы и разговаривали шепотом. Но давай поговорим теперь о «привидении»…

«Нет, не надо!» – мысленно произнесла Эллен, но промолчала.

– Собственно говоря, никаких привидений не существует, – бодро начал Натаниель. – После смерти люди уже не ходят. Но если имели место сильные эмоциональные напряжения, они как бы повисают в воздухе. Понимаешь?

– Конечно! – горячо воскликнула она. – Ведь привидениями становились какие-то особые люди. Те, кто умер быстрой смертью, в результате насилия или несчастного случая, или самоубийства. Злодеи, несчастные… Их чувства и настроения могли быть невероятно сильными. Ведь это не они сами, а их умонастроения продолжают жить в определенных местах?

– Совершенно верно! И к тому же в таком концентрированном виде, что люди, обладающие повышенной чувствительностью, поддаются их воздействию, причем, как правило, в той или иной связи с происшедшими когда-то событиями.

Его слова немного сбили ее с толку.

– Но какое отношение ко всему этому имею я? – спросила она.

– Ты? Мне совсем не хотелось бы говорить тебе об этом, дружок!

Вот так! Сети раскинуты, и она с головой попалась в них!

– Прошу тебя, расскажи… – удрученно произнесла она.

Печально посмотрев на нее, он сказал:

– Как я уже сказал, ты очень восприимчива к весьма специфическим вещам. Несчастные, продолжающие жить в своем отчаянии, ищут у тебя помощь.

Эллен почувствовала сильнейшее головокружение.

– Нет! Нет! – воскликнула она. Но она знала, что протестовать бесполезно. Она знала, что он был прав.

Натаниель задумчиво произнес:

– Я назвал бы это «немыми воплями», которые можем услышать только мы с тобой, да кое-кто еще, единицы.

Эллен прикусила губу.

Она пыталась убедить себя в том, что все это ей снится, но все, что ее окружало – берег реки, гостиница, Натаниель, ночная рубашка… все это было совершенно реально.

– Они установили контакт со мной, – еле слышно произнесла она. – Но почему именно со мной? На его лице появилась нежная улыбка.

– Потому что ты испытываешь горячее желание придти кому-то на помощь. Ты чувствуешь свою ответственность за всех слабых и несчастных, разве не так? Ты наделала много глупостей в своей жизни, Эллен, из-за своего бездумного стремления сделать что-то для других, не думая при этом о последствиях, и к тому же у тебя явный крен к мимолетным улучшениям, не так ли?

– Так.

– И ты можешь отдать все, что имеешь, тому, кто испытывает нужду. Разве я не прав?

– Прав… – удрученно произнесла Эллен.

– И эта беспредельная заботливость и добросердечие в сочетании с тем, что ты постоянно балансируешь между двумя мирами, влечет к тебе несчастных из потустороннего мира. Не слишком ли это сложно для тебя?

– Нет, нет, продолжай!

– Сам я не разделяю мир на здешний и потусторонний, я использую это упрощенное выражение для того, чтобы ты лучше смогла меня понять.

– Пока что я понимаю тебя. Но как я могу помочь этим несчастным?

– Никак, – мягко ответил он. – Но я могу им помочь.

Ошеломленная его ответом, Эллен сказала:

– Ты-то можешь… Но как? Каким образом?

– Тебе не стоит вникать в это, это слишком ужасно. Скажу только одно: я могу успокоить их, снять налет трагических чувств, присущий тому или иному месту, но как я это сделаю – касается только меня.

– Не думаю, что мне когда-либо захочется об этом узнать, – сказала Эллен, сразу почувствовав озноб.

– Для тебя будет лучше оставаться в неведении. Но, если тебя это утешит, скажу, что дворянин этот не особенно симпатичная личность, он вполне заслужил свои страдания. Он заперся в комнате исключительно из чувства мести; молодая дама, не пожелавшая снизойти до него, должна была увидеть… И он лежал взаперти, злился на самого себя и усыхал от голода. Никто не приходил к нему на помощь. Вспомни, как люди говорят: «в последний раз, когда видели его…»

– Да.

– Так вот, это он сам встал и открыл дверь, чтобы сказать, что он желает, чтобы его спасли… Но было уже поздно. Он уже превратился в мумию, и тот, кто увидел его, подумал, что это привидение и захлопнул дверь, которая с тех пор и не открывалась. Ты же знаешь, в 1700-х годах люди были суеверны. А у него больше не было сил подняться.

– Откуда ты все это знаешь?

– Я же был ночью в этой комнате, дружок, – ответил Натаниель.

– Я это знаю, – сухо ответила Эллен. – Но мне все равно его жаль, – упрямо добавила она.

– Он как раз и почувствовал это.

– Может быть… Но он так и не понял, что глупо вел себя при жизни. Он просто несчастный. Натаниель мягко улыбнулся.

– Сейчас я пойду в ту самую комнату и освобожу его от страданий. Нет, я не читаю молитв или заклинаний над такими, как он. Я не священник и не колдун. Но подобные вещи отнимают у меня все силы. И мне не хотелось бы, чтобы ты видела меня после этого.

– О, Натаниель, – с отчаянием в голосе произнесла она. – Каким одиноким ты должен быть!

– Да, – сухо ответил он и отпустил ее.

Понимая, что собирается задать ему слишком интимный вопрос, она все же не могла удержаться от любопытства и спросила:

– У тебя есть… какая-нибудь подруга?

– Как она может быть у меня? – в сердцах ответил он. – Я заранее знаю, что каждая из себя представляет. Конечно, в свое время меня интересовали девушки, и я им нравился. Внешне все было превосходно. Но одной из них я был нужен для того, чтобы показывать меня всем, и к тому же она была жадной, другая не отличалась особой верностью и была слишком незрелой, у третьей был острый язык, хотя она тщательно скрывала это. Ведь я же вижу их насквозь, Эллен! И к тому же: какую жизнь я могу предложить им? Во-первых, все мои мысли заняты этой ужасающе сложной задачей, а во-вторых: возможно ли со мной вообще жить, учитывая все то мрачное, что стоит за моей спиной? Никто из этих девушек ничего не знал о моих особых качествах. Об этом знаешь только ты.

– И кого… кого же ты видишь во мне?

– Но я ведь уже сказал! Мы можем стать друзьями. Может ли между нами быть что-то большее, сказать трудно, поскольку эти чувства слишком иррациональны. Они могут придти совершенно внезапно, и нередко бывают очень некстати. Но хорошими друзьями мы можем быть в любых обстоятельствах. Ты смогла бы при случае проявлять терпимость по отношению ко мне, потому что ты понимаешь меня. Но этого делать не нужно. Предостережение было слишком серьезным, Эллен. Я знаю, что произойдет с нами, если мы будем вместе: один из нас будет в смертельной опасности и увлечет за собой другого. И тогда одного из нас ждет смерть – нетрудно догадаться, кого.

– Как тяжело с тобой расставаться… – печально произнесла она.

Взяв ее лицо в свои ладони, он сказал:

– Когда ты приехала сюда, ты была несчастна. Какой-то юноша?

– Да. Во мне было столько нерастраченной любви, и пока он интересовался мной, я думала, что нужно просто дарить свою любовь. Но это оказалось не так.

– И ты чувствовала себя униженной и глупой, обнаружив, что его интересовала только мимолетная связь. Твоя любовь полностью истощилась?

– Нет, нет! Я как аккумулятор: любовь во мне все прибывает и прибывает, и теперь ее гораздо больше, чем раньше.

– Но никто не хочет воспользоваться ею? Опустив глаза, она сказала:

– Да. И я не хочу больше влюбляться. Это приносит такие муки.

Она хотела спросить у него, откуда он так много знает о ее прошлом, но вид у него был такой усталый и измученный, что она не решилась тревожить его подобными пустяками.

– Во мне самом столько нерастраченной любви, – задумчиво произнес он. – Светлой, радостной, обнадеживающей любви. Но вокруг меня бродят лишь тени.

– Если бы я была твоей подругой, я бы приняла и твою мрачную любовь, Натаниель. Потому что это часть тебя, мимо которой пройти невозможно. И я надеюсь, что ты когда-нибудь встретишь ту, кто поймет это.

Она отвернулась, не желая, чтобы он заметил ее печаль.

Но он это, конечно же, заметил.

– Эллен, – тихо сказал он.

– Да…

– То ужасное, что ожидает нас, произойдет еще очень не скоро.

Подняв голову, она посмотрела на него.

– Тебе это известно? – спросила она.

– Да. Это произойдет не сейчас. Но только не думай, что я настраиваю тебя на какое-то – Бог весть какое – ожидание!

– Не бойся, – радостно улыбнулась она. – Я и не думаю влюбляться в тебя. Я хочу быть просто твоим другом. Я так нуждаюсь твоей дружбе!

– И я в твоей, Эллен. Я только думаю, что…

– Что? – нетерпеливо спросила она.

– Нет, ничего. Просто у меня есть к тебе два вопроса. Первый: что за семейный скандал у вас произошел? Не могла бы ты рассказать мне об этом прямо сейчас? Тебя ведь по-прежнему что-то гнетет.

Она сразу съежилась.

– Конечно, этот скандал был для меня очень неприятен! И до сих пор меня мучает мысль о нем. Я много дала бы за то, чтобы услышать твое мнение по этому поводу. Но, как я уже сказала: я могу очернять себя сколько угодно, в особенности, перед тобой. Но чувство приличия подсказывает мне, что я не должна чернить других. «О покойниках плохо не говорят…» и все в таком духе. И о живых тоже.

Он удивленно уставился на нее, но, поскольку она ничего больше не сказала, кивнул.

– Я уважаю твою точку зрения, хотя мне кажется разумным, чтобы ты рассказала о темных пятнах своей семьи. Или никаких темных пятен там нет?

– Есть. Но не об этом речь. Ты собирался задать мне два вопроса. Не пытайся увиливать! Он улыбнулся.

– Нет, учитывая, что то ужасное, что должно произойти между нами, произойдет не сейчас…

– И что? Почему ты не договариваешь?

– Потому что я не уверен в том, что мы поступаем неправильно. Но… хочешь, чтобы я освободил тебя от твоего детского страха?

– От этих воспоминаний?

– Да.

– Что для этого требуется?

– Прежде всего, мы должны вернуться на то самое место.

Внезапно ее обдало холодом.

Они остановились на полдороге к гостинице. Эллен пыталась сосредоточиться, но все плыло у нее перед глазами: пейзаж, река, солнечный свет, птицы, автомобили… все!

Снова увидеть его!

Вернуться в эту жуткую долину… вместе с Натаниелем.

Снова пройти через весь этот кошмар…

Нет, нет, ни за что!

– Да, спасибо, – ответила она.

– Превосходно! Но мы не можем сделать это сейчас, сначала мне нужно заняться другим. Трое детей бесследно исчезли три недели назад. Ходят слухи о черной магии и прочих жутких вещах.

– Могу я поехать с тобой? Натаниель задумался.

– В Англию? Нет. Это невозможно. Но если хочешь, я напишу тебе.

– О, да! Напиши, будь добр! Длинные отчеты, каждый день!

– Только этого не хватало! – засмеялся он. – Ну, ладно. Тогда я оставлю тебе свой адрес. Сказав это, он задумался.

– Я понимаю, – торопливо произнесла она. – Ты не даешь кому попало свой адрес. Но на меня ты можешь положиться. Я никому не скажу о тебе и о том, что здесь произошло, никому не назову твоего имени.

– Это хорошо, – улыбнулся он, доставая ручку и бумагу. Записав свои данные, он вырвал из записной книжки листок и протянул ей.

– Может быть, заберем твой багаж и тем самым покончим с гостиницей «У старой переправы»?

– С радостью!

Они пошли дальше. Солнце уже припекало.

– Этот листок, который я дал тебе, Эллен… Если я понадоблюсь тебе, немедленно позови меня! Но я надеюсь, что подобное с тобой больше не случится.

– А ты… – смущенно произнесла она. – Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь… Но, конечно, тебе это не понадобится…

– Но почему же! – вырвалось у него из самой глубины сердца. – Если бы ты знала, как я нуждаюсь в тебе, ты бы испугалась!

Эллен бросила взгляд на листок бумаги.

Там было написано «Натаниель Гард из рода Людей Льда» и дан адрес отеля в Англии.

В скобках он написал: «Тебе не нужно писать на конверте „из рода Людей Льда“. Мы не используем это имя официально».

Она сжала в руке листок бумаги. У нее было такое чувство, будто ей оказали безграничное, немыслимое доверие.