2

Луна виднелась за темными тучами, которые проно­сились по небу. Время от времени бледный круг луны показывался между ними и бросал короткий холод­ный отблеск голубовато-зеленого света на дом, сто­явший на гребне холма.

Это был большой двухэтажный особняк со мно­жеством окон, отражавших лунный свет. Может быть, когда-то он и был покрашен, но теперь серая древе­сина проступала среди полос отслоившейся краски. Черепица заросла мхом, и столбы под верандой про­гнили сверху донизу. На первом этаже за старомод­ными гардинами было заметно слабое свечение; вто­рой этаж выглядел безлюдным, в его окнах висели потрепанные остатки портьер.

Когда луна снова скрылась за облаками, дом предстал во всей своей угрюмости. Но вот внезапно показался мимолетный отблеск в окнах второго эта­жа – слабый и рассеянный, словно кто-то нес стеа­риновую свечу за многослойной занавесью паутины.

Луна вышла опять, и свет тут же исчез.

Но не было никого на дороге, ведущей к холмис­той гряде, кто бы увидел это. Не было желающих посетить дом, как и тех, кто бы согласился повстре­чать живущих там, да и не было ни у кого стремле­ния выяснить, почему этот дом пользовался такой дурной славой. Он напоминал дом с привидениями, да и был на самом деле им, как утверждали окрест­ные жители. Говорили даже о криках в ночи и дру­гих не менее странных вещах.

Только луне было позволено любить этот дом. Пришел день, и луна погасла.

Гури Мартинсен ослабила туго затянутый ворот­ник и обмахнула лицо перчатками. Она была полной женщиной тридцати пяти лет, ее красное лицо блесте­ло от пота. На ней была неудобная юбка с турнюром, шляпа сползла на лоб и держалась лишь на заколках.

– Нет, я больше не в силах ступить и шага. Я спущусь вниз к реке и отдохну.

Ее муж слегка раздраженно поставил чемодан перед собой. Ему тоже было жарко.

– Гури, у нас мало времени. Уже поздно, и те­тушки ждут нас.

Гури как раз спускалась вниз к реке.

– Ты сказал, что здесь от станции недалеко. А мы уже идем целую вечность!

– Вечность, – пробормотал он. – Всегда ты пре­увеличиваешь.

Но он должен был признать, что дорога оказа­лась значительно длиннее, чем запомнилось ему. Как же давно он был здесь последний раз! В то время и железных дорог-то не было.

– Пойдем, Сисель, – позвала жена их восьми­летнюю дочь.

Сисель боязливо ступала по траве, тщедушная маленькая девочка с редкими, светлыми волосами и взглядом, который как будто всегда просил проще­ния. Ее отец покорно вздохнул и поплелся следом.

– Но нам нельзя надолго задерживаться, – крик­нул он. – Время идет, а нам надо идти дальше.

Сисель всунула свою маленькую ручонку в папи­ну ладонь.

– Можно мне остаться с вами? – протянула она жалобно.

– Мы ведь уже говорили об этом. Папа и мама отправляются в первую в своей жизни заграничную поездку. Нам надо немного побыть одним, ты пойми. Тебе придется пока пожить у дедушкиных сестер. Они наверняка добрые, а мы скоро вернемся.

Уве Мартинсен надеялся, что его тетки окажутся приятными. Он не видел родственниц с детства. Тог­да он слегка побаивался их. Но это было давно; они наверняка оттаяли на старости лет. Уве было извест­но об оригинальности тетушек, ведь вся остальная семья с ними не общалась. Но Гури и он планирова­ли разбить лед, оставив Сисель у бабушек (и изба­вившись от нее на время). Три очаровательные ста­рушки…

Им будет так приятно заполучить малышку к себе в дом! Раз уж они живут в деревне и все такое…

Сисель больше не говорила о поездке. Все равно не поможет.

Вместо этого она начала бегать вдоль берега, пока родители сидели и отдыхали каждый на своем кам­не. Сисель была такая легкая и худенькая, что жара от палящего солнца не беспокоила ее. Она рассмат­ривала всякие чудесные камешки на песке и бросала изредка какой-нибудь из них в протекавшую рядом воду.

Девочка нагнулась, чтобы ближе разглядеть что-то, блестевшее на дне, прямо у берега. Что бы это могло быть? Она опустила руку, почувствовала, как поток подхватил ее, но все-таки достала предмет.

Разжав кулак, она увидела, что это была просто монета со странным узором. Похоже на какие-то бу­ковки или значки. Монета была в плачевном состоя­нии, вряд ли кто-то взял бы ее себе, но девочка тща­тельно вытерла ее о траву и положила в карман. Мама позвала дочку, и Сисель вернулась к родителям. Они снова продолжили свой изнуряющий путь вдоль берега.

– А ты уверен, что мы правильно идем? – спро­сила Гури своего мужа.

У него уже не было прежней уверенности.

– Должно быть, да, – сказал он с тяжелым сер­дцем. – Но, с другой стороны, мы теперь были бы уже на месте. Здесь все так переменилось с тех пор, как я был ребенком. Железная дорога и …

– Дурная голова! – фыркнула Гури. – Ну так спроси вон тех мальчишек возле лесопилки!

Они действительно сбились с пути. Лишь через несколько часов они снова вышли на нужную доро­гу.

С некоторым недоумением они рассматривали дом на вершине холма. Уже опустились сумерки, ветра в этот вечер не было, и снова взошла луна. Ее изум­рудный, струящийся свет освещал знакомый дом.

– Что за страшный замок с привидениями! – прошептала Гури. – Твои тетки действительно жи­вут здесь?

– Адрес правильный. Но это хуже, чем я ожи­дал, – сообщил Уве. – Его не ремонтировали сотню лет.

Сисель ничего не сказала. Ее трясло от страха.

– Но ведь они охотно приглашали девочку, – Уве попытался успокоиться.

– Ну спасибо, если ты называешь это «охотно», – ответила Гури. – «Девочка может приехать. Но мы рассчитываем, конечно, на скромное вознагражде­ние». И точка.

– Они же старые и наверняка бедные, – всту­пился за теток Уве. – Пойдем, внутри, должно быть, находиться приятнее.

Хриплый звонок прозвучал, когда потянули за шнур возле входа. Через некоторое время дверь при­открылась на дюйм, не больше. Дверная цепочка была туго натянута.

– Добрый вечер, – бесстрашно поздоровался Уве, обращаясь к щели. – Это мы, привезли девоч­ку.

Дверь медленно отворилась, и семью впустили в прихожую, обставленную черной мебелью и скудно освещенную старомодной лампой.

– Здравствуйте, здравствуйте, тетя… мм-м… Герд, давно мы не виделись! – произнес Уве.

Сисель уставилась на огромную камею и на два рыбьих глаза над ней. Тетя Герд с тусклыми, без­жизненными волосами выглядела расплывшейся. У двери стояла такая же бледная, но более худая стар­шая сестра, Агнес. В комнате сидела пухлая млад­шая сестра Беата, она была поглощена пасьянсом и жевала конфеты.

– Проходите, – проквакала тетя Герд. – По­здно вы заявились.

Уве пролепетал что-то о том, как они заблуди­лись, и после взаимных приветствий тетя Агнес отру­била:

– Деньги на стол, Уве! Твой отец всегда был не­брежен с деньгами, так что лучше будет, если мы получим плату за девочку немедленно. После отпус­ка у тебя, наверное, не останется ни гроша. Я подсчи­тала почем нынче жилье и хлеб. К тому же мы выч­тем за дрова, износ мебели и за другие убытки. И не забудь почасовую оплату для нас, ведь за твоей до­черью нужен присмотр. Двадцать пять крон будет вполне приемлемо, не так ли?

– Двадцать пять крон? – вскрикнула Гури ошеломленно. – За восемь дней? Нет, но…

– Да, мы можем потребовать и тридцать.

– Нет, спасибо, сойдемся на двадцати пяти, – вздохнула Гури.

Это был почти весь их бюджет на поездку.

– А где она будет жить? – поинтересовался Уве.

– Мы выбрали коричневый салон, – сказала тетя Герд. – У нас нет лишних спален, а в коричневом салоне стоит часть менее ценной мебели. Для нас будет лучше, если она будет спать там.

Мнение самой Сисель, естественно, не учитывалось.

– Но это не значит, что она сможет распоряжаться мебелью как захочет, – вмешалась тетя Агнес. – Это фамильные реликвии, и мы к ним сильно привя­заны.

«Часть мебели» было слабо сказано, старухи явно поскромничали. Комната напоминала магазин с ба­рахлом, которое антиквар уже не рассчитывал про­дать, там стояла мебель разных эпох в загадочных сочетаниях, и вычурные предметы сомнительной цен­ности занимали все свободное место. Уве проклады­вал себе дорогу к расшатанной кровати, пробираясь между столами и стульями, этажерками и раскра­шенными гипсовыми статуями.

– Здесь ты будешь спать, Сисель, – успокои­тельно сказал он девочке, но по ее полным слез гла­зам увидел, что вся эта затея оставить дочку в доме у теток оказалась ужасной ошибкой. Отец понимал ее, он и сам бы не стал здесь жить.

Гури отозвала его в сторону для разговора с гла­зу на глаз. Она выглядела недовольной.

– Неужели нельзя оставить Сисель у кого-нибудь другого?

Уве покачал головой.

– Слишком поздно.

– Теперь нам придется заночевать! – заявила Гури. – Из-за этого целый день пропадет. Но, по крайней мере, мы составим девочке компанию. Прав­да, в этой комнате мы не сможем остаться, здесь слиш­ком мало места.

После множества жалоб и возражений сестры со­гласились, чтобы родственники легли в дальней ком­нате. Но вначале Уве поклялся заплатить за ночлег. Тетки утверждали, что это принесет им совершенно ненужные дополнительные хлопоты.

Когда они получили от Уве тяжелым трудом за­работанные деньги, их довольные лица говорили о возможности компромисса.

Сисель стояла у окна. В ярком лунном свете вид­нелись лишь самые крупные звезды. Если от Ориона провести черту, то получатся чьи-то плечи. А еще ма­ленькие злые глазки и рот с кривой ухмылкой.

Луна освещала коричневый салон, который на­зывался так вполне заслуженно. Свет падал на кро­вать несчастной Сисель, которая лежала под одея­лом и изредка всхлипывала. Восемь бесконечных дней и ночей ей предстояло провести в этом ужасном доме среди неприветливых теток! Вот если бы ей разреши­ли остаться с папой и мамой! Но они твердят о том, чтобы «побыть немного одним», «попытаться что-то сохранить» и о других глупостях.

Она должна завтра сбежать, подумалось девоч­ке. Ей было все равно куда, замерзнет ли она, умрет с голоду или получит солнечный удар, придется ли ей ночевать в лесу. Все, что угодно лучше, чем эти холодные старухи и их страшный дом!

Внезапно Сисель замерла и высунула голову из-под одеяла. Было трудно различить отдельные пред­меты в странной меблировке, но она и не видела ни­чего необычного. Она только слышала что-то. Что-то неопределенное.

Ее отделяли от родителей несколько комнат. Звать на помощь не имело смысла. Да она и не смела кри­чать. Подумать только, а вдруг и впрямь еще кто-то находится в комнате?

Но нет, она слышала этот звук не рядом с собой. Он шел сверху. Шаркающие шаги на верхнем этаже. Пустом.

Кто-то ходит там, наверху, скорее, крадется на цыпочках. Половицы скрипят и повизгивают.

Тем не менее Сисель немного успокоилась. Кто бы ни бродил там, наверху, он не смог бы достать ее.

Возник новый звук. Девочка узнала его, она слы­шала такой же много раз из родительской спальни. Приглушенное поскрипывание кровати. Размеренное и ритмичное. Ей никогда не нравился этот звук, хотя она и не знала, что он означал. Обычно он усиливал­ся через некоторое время, а затем Сисель всегда чув­ствовала толчки в стену и слышала учащенные силь­ные вздохи.

Эти звуки пробуждали в ней неясное чувство не­удовлетворенности и разочарования.

Там наверху продолжался скрип, прямо как дома, он становился сильнее и быстрее – и вдруг стало тихо. Через мгновение Сисель опять услышала пре­жние шаркающие шаги.

Все стихло, и она снова забралась под одеяло.

Дорога очень утомила ее. В конце концов она зас­нула.

Спала она тревожно. Все вокруг грохотало, зве­нело и трещало.

Необычайно пугающий сон, полный сильных и страшных звуков.

Внезапно она проснулась, словно дрожь пробе­жала по телу. Ее разбудил настоящий шум, резкий хлопок и удар. Но теперь это было в комнате, без всякого сомнения!

Луна светила все так же ярко. Сисель всматрива­лась в темноту, ее сердце готово было разорваться, зубы стучали. Она жалобно застонала.

Что-то в комнате было не так, но что?

Ну да! Кто-то, должно быть, только что был здесь, ведь те два стула возле стола посреди комнаты были развернуты к ней, словно кто-то отпихнул их или спот­кнулся. А где же столик у стены?

Здесь разве не было маленького столика? Разве вместо него лежала эта перевернутая статуя негра?

Может быть, папа заходил чтобы проверить как она спит? И наверное, споткнулся…

Она не была очень-то уверена с этим столом, мо­жет, его и не было вовсе. А скульптура вполне могла все время спокойно лежать, ведь в этой комнате ни­чего не разберешь, так все заставлено.

Это наверняка папа приходил.

Она выдохнула, отдышалась как будто после бега. На ее осторожное «Папа?» никто не ответил. Ну да, он ушел к себе и лег спать. Сисель опустила голову и закрыла глаза.

Но мгновенно открыла их снова. Что-то скреблось и шуршало на полу. Она вглядывалась снова и сно­ва в темноту, но там все было тихо.

Но вот…

Сердце замерло, словно боялось биться.

Ее взгляд упал на огромное зеркало на подстав­ке, украшенной ужасными узорами непонятного сти­ля и эпохи. В зеркале отражалась часть комнаты, которая раньше была скрыта от глаз Сисель.

И девочка увидела высокую этажерку, полную отвратительных ваз, раковин и безделушек, которая медленно двигалась, скользя наискосок по полу в ее часть комнаты.

Сисель закричала, выпрыгнула из кровати, натыкаясь на мебель, которой здесь вечером не было, и бросилась наружу. Проносясь сквозь комнаты с ди­ким криком, она, естественно, разбудила весь дом.

– Что это, что случилось? – испуганно спраши­вали ее полусонные родители.

Тетки появились незамедлительно, и, выслушав невнятные объяснения девочки, зажгли по свече и вошли в коричневый салон.

Там царил неописуемый хаос. Мерцающий свет выхватывал из темноты опрокинутую мебель и пред­меты интерьера, оказавшиеся в другом конце комна­ты, вдребезги разбитый фарфор и ящики для белья, вытащенные наружу.

– Вы только посмотрите! – вымолвила тетя Агнес, вначале надолго лишившаяся дара речи. – Не­плохо для восьмилетнего ребенка!

– Ну не Сисель же это натворила, – пытался протестовать Уве.

– Вы ведь не думаете, что она смогла передви­нуть вон тот шкаф?

Нет, сестры должны были с этим согласиться.

– Но кто тогда был здесь? – спросила тетя Беа­та, круглая, как шарик, в своем потрепанном утрен­нем халате. – Ты ходишь во сне, Уве?

– Нет, я уверен… Сисель всхлипнула:

– Нет, это был не. папа. Я видела вот эту боль­шую полку, она двигалась сама собой. Ее никто не толкал.

– Глупости и вздор, – сказала тетя Герд, ее об­ширная грудь колыхалась от негодования.

– Ах, мой бедный книжный шкаф! – запричита­ла Агнес, имея в виду старого отвратительного мон­стра.

– Стекло разбито. Посмотрите! В него влетела ваза и испортила мои лучшие книги! Вам это дорого обойдется, обещаю вам!

– Но мы… – начала было Гури и умолкла. Яс­но, что им невозможно доказать свою невиновность, старухи хотели найти козла отпущения или, лучше, сразу трех. И, кстати, заработать на этом немного денег.

Пока они стояли, не в силах собраться с мысля­ми, старые каминные часы пролетели наискосок че­рез комнату и врезались в стену с ужасным грохо­том.

– Вот, вы видите, – сказал Уве. – Даже взрос­лый не сможет швырнуть их с такой силой.

Внезапно они услышали сдавленный стон тети Герд. Казалось, что у нее острый сердечный приступ, но это был только вскрик. Дрожащей белой рукой она безвольно показывала куда-то на стену за их спи­нами.

Все вместе уставились на обнаруженное ею.

Высоко вверху на стене, примерно в полуметре от потолка, на коричневых обоях виднелся глубокий от­печаток. Такой глубокий, что под обоями было смято дерево.

Все увидели, чем был оставлен след. Огромная звериная лапа с когтями.

Но каждый знал, что подобного животного не су­ществует.