12

Без устали скакала Суль по улицам Осло в поисках своего господина и повелителя из преисподней. Она не могла спокойно усидеть и в новом доме Лив, без конца украшая его и покупая новую мебель.

Но его она больше не видела.

Не прошло и трех дней с момента ее приезда в Осло, как у нее начались неприятности.

Она делала покупки для дома. Стоя возле прилавка, она собиралась купить красивый кожаный полог, с тиснением и орнаментом, который так подходил к постели в маленькой спальне. Почти всю мебель и вещи привезли из Липовой аллеи, но в доме еще многого не хватало. Полог был как раз подходящей длины и Суль кивнула торговцу в знак того, что купит его.

Но в это время подошла какая-то знатная дама и решительно заявила:

– Я беру этот полог!

Суль запротестовала.

– Нет, послушайте…

Торговец не осмеливался стать на ее сторону, предпочитая делать то, что приказывала дама.

Суль пришла в такую ярость, что забыла обо всем на свете. В глаза ей бросилось то, что дама была в юбке, подпоясанной широким поясом.

– Пусть твоя юбка спадет с тебя, старая кляча, пусть все увидят твои жирные подпорки! – сквозь зубы процедила она.

Суль так желала этого, что пояс развязался у всех на глазах и юбка тяжело упала на пол, что, разумеется, привлекло внимание присутствующих.

Дама завопила, но ей удалось взять себя в руки.

– Хватайте ее! Хватайте эту ведьму с дурным глазом!

Суль не сопротивлялась. Она была просто вне себя, поэтому и позволила связать руки.

Двое крепких мужчин повели ее в контору бургомистра, находящуюся поблизости. За ними следовала целая толпа.

Суль воспринимала все происходящее так, словно это ее не касалось. Люди – они ведь такие ничтожные и жалкие, а у нее был куда более могущественный покровитель, который время от времени принимал человечески облик и навещал ее.

Ее привели в большой зал, где сидели и разговаривали несколько человек. Толпа осталась снаружи. Те двое, что привели ее, низко поклонились:

– Эта женщина у всех на виду занималась колдовством, – сказал один из них. – В этом нет сомнения.

Суль поняла, что самого бургомистра там нет и перед ней его помощники. Один из сидящих проворчал:

– Как же я устал от этой вечной возни с ведьмами! Это дело для попов, а не для нас!

– М-м-м-м, подождите-ка, – сказал другой, говорящий с датским акцентом. – Мы уже встречались с этой дамой раньше. Клянусь, это крупная рыба!

Суль пристально смотрела на него, но не узнавала.

– Это та самая женщина с желтыми кошачьими глазами, – продолжал он, – Она бесследно исчезла из Копенгагена после одного скандала! Да, за ней следует присматривать, господа! Она способна на многое! В Копенгагене распространились слухи, будто она может заставить кого угодно ползать на четвереньках и многое другое.

Его коллега содрогнулся.

– Нет, я не хочу этим заниматься. Отошлем эту женщину к приставу, это его дело, а не наше. Его карета у дверей.

Так и было решено. Суль вывели через задний вход, одному из мужчин велели сторожить ее.

И когда она шла через двор к карете, до нее впервые дошло, что на самом деле случилось, и ее охватил страх. Она боялась не за себя, а за свою семью – и она решила не говорить свое имя.

Кучер, сидящий на козлах, обернулся, чтобы взглянуть, кого ему предстоит везти. Это был крепкий светловолосый мужчина с весьма привлекательной внешностью, но с пустым взглядом. Услышав его тяжелый вздох, она взглянула на него – и чуть не вскрикнула, вовремя одернув себя.

Клаус! Ее первая любовь!

Восемь лет прошло с тех пор, но по его глазам она прочитала, что он никогда не забывал ее. Теперь он служил на конюшне у пристава. Вот это совпадение!

Она предостерегающе посмотрела на него и села в карету. Солдат, сопровождавший ее, сел рядом. У него было с собой письмо, в котором речь шла о ней.

Суль решила прервать эту поездку до того, как ее доставят в дом пристава. И Клаус должен был помочь ей. С солдатом особых проблем не было. Только бы доехать до нужного места…

Клаус залез на козлы и выехал на боковую улицу, где не было толпы. Вскоре они выехали из города, взяв курс на запад. Наклонившись к кучеру, солдат сказал:

– На этот раз мы поймали крупную дичь. Это самая опасная ведьма на Севере!

– Она? – Клаус испуганно взглянул на Суль.

– Да. На этот раз она попадет на дыбу, а оттуда прямиком на костер. Думаю, сам епископ будет присутствовать при этом.

– Но вы не можете сжечь ее! – в сердцах воскликнул Клаус.

– Она чертовски красива, не спорю. Но это как раз и хуже всего.

Клаус весь сник и застонал.

Они заехали в лес. С победоносным видом солдат шагнул мимо Суль и стал, широко раздвинув ноги, прямо против болота.

«Место подходящее», – подумала Суль, все это время сохранявшая хладнокровие.

Неожиданно она издала пронзительный крик, напоминающий крик пикирующей хищной птицы. Одновременно с этим она схватила с пола кареты железный скребок и ударила его острой частью в бедро лошади. Конь припал на задние ноги и с силой рванулся вперед. Потеряв равновесие, солдат свалился прямо в болото. А конь несся в диком галопе через лес, так что Клаусу и Суль вдвоем приходилось удерживать его. В довершение всего Клаус свалился с козел.

– Вы с ума сошли, – прошептал он, когда лошадь немного успокоилась. – Что, по-вашему, скажет на это пристав?

– Что, по-твоему, он скажет, если я приеду к нему? – стиснув зубы, ответила Суль. – Он отправит меня на костер, предварительно помучив.

– Нет! Нет, он этого не сделает! Я видел, как они обращаются с ведьмами! Это ужасно!

Конь перешел на шаг.

– Ну вот, мы и приехали, – сказала Суль, забирая с собой письмо к приставу, которое валялось на полу. – Я останусь здесь, а ты можешь ехать домой, в свою конюшню.

– Нет, я не могу приехать туда без арестанта, вы сами хорошо это понимаете! Я останусь с вами.

– Тогда пошли скорее, а то кто-нибудь нас увидит.

– А как же лошадь и карета?

– Мы не сможем забрать карету, а распрягать коня нет времени. Не знаю, как там дела у солдата, может, он бежит за нами по пятам.

– Нет, не бежит, – мрачно ответил Клаус, слезая с козел. – Ему больше никогда не придется бегать.

– Тогда пошли, – нетерпеливо произнесла Суль. Ее совершенно не беспокоила судьба солдата.

Клаус шлепнул коня по шее.

– Домой! – ласково сказал он животному. – Домой, во двор!

С громыхающей сзади каретой конь помчался по лесу. Стук его копыт еще долго доносился до них.

Сами же они свернули с дороги и направились в глубокое, заросшее мхом ущелье. Сначала они бежали изо всех сил, потом пошли помедленнее.

– Где мы находимся? – остановившись и едва переводя дух, спросила Суль. Они стояли на холме, и вокруг были леса, одни леса. Далеко на юге поблескивала поверхность воды – фьорд Осло.

– Не знаю, – ответил Клаус, тяжело и хрипло дыша. – Во всяком случае, к северу от крепости Акерсхюс.

Поразмыслив, Суль сориентировалась. Она незаметно оглядела Клауса. Простой и неуклюжий. Но она могла понять себя в четырнадцать лет. Он привлекал ее своим мощным сложением, ясным выражением лица и несомненной мужской потенцией. Она тихонько рассмеялась.

– Да, Клаус, старый друг, это в самом деле неожиданная встреча.

Вид у него был несколько сконфуженный.

– С вами случилось несчастье, фрекен. Скажите мне, вы ведь не ведьма?

– А кто же я, по-твоему?

Клаус опустил глаза.

– Ты моя девушка, – тихо сказал он.

– Это ты верно заметил, – с неожиданной мягкостью сказала она. – Так что же мы предпримем?

Клаусу не так-то легко было строить всякие запутанные планы. Он ковырял в песке носком башмака и молчал.

– Мне нельзя ехать домой, в Линде-аллее, – сказала Суль. – Власти еще не знают моего имени, и я должна обезопасить свою семью. И я не могу вернуться в Осло. Они снова схватят меня, они узнают меня по глазам.

– А я не могу вернуться домой, в конюшню пристава, – сказал Клаус. – Да я и не хочу. Мне там было несладко.

Суль заметила на его лице шрамы от ударов кнутом.

– Единственное место, где мне было хорошо, это Гростенсхольм, – мечтательно произнес он. – Вот туда бы мне вернуться!

– Не мечтай. Я узнала, что тебя выслали оттуда, чтобы разлучить нас.

На высокой сосне, стоящей на открытом месте, закричал коршун. Суль посмотрела наверх.

– Но это им не удалось, – продолжала она. – Мы все-таки были близки с тобой в тот раз…

Клаус судорожно вздохнул, вспоминая это.

– С тех пор я знал лишь одну тоску, – сказал он, – и теперь я снова чувствую ее.

– Но, дорогой мой, разве у тебя не было других девушек?

– Были. Но они ничего для меня не значили, эти тупые коровы!

Суль была польщена.

– Ладно. Куда же мы пойдем?

Клаус посмотрел на небо.

– Я думаю…

«Он думает!..». – усмехнулась про себя Суль, но вслух ничего не сказала.

– …что мы должны пойти ко мне домой.

– В конюшню пристава? Это было бы глупее всего!

– Нет, нет, мы пойдем домой!

«А ведь Клаус должен быть родом из этих мест», – подумала Суль. Она всегда воспринимала его как пришельца, выросшего на заколдованной болотной кочке и теперь слоняющегося среди людей.

– А что скажет на это твоя семья?

– У меня нет семьи.

Суль просияла.

– Так чего же мы ждем? Это близко?

– Совсем рядом.

Это и вправду было «рядом». И уже к вечеру они добрались до убогого домишки, стоящего на вершине заросшего лесом холма. Суль поинтересовалась, как называется этот хутор, но Клаус и сам не знал. Он называл свой дом просто «местом». Суль поняла только, что они находились севернее Осло и Линде-аллее – и довольно далеко от них.

Однако деревянный домик был крепким, и они сразу принялись наводить там порядок, затопили печь. А ночью Клаус пережил наяву свою мечту: он лежал и объятиях Суль. И тайком плакал от счастья.

А Суль? Она немного позабавилась. Клаус был влюблен в нее совершенно бескорыстно, ничего не прося взамен, принимая ее такой, как она была – и к тому же он был физически крепок и складен. Если и был на земле мужчина, любивший Суль такой, как она есть, так это именно Клаус. Или его тоже привлекала ее внешняя красота? Нет, она не сомневалась в его чувствах. Во всяком случае, он подходил ей как мужчина, да у нее и не было выбора – ведь она теперь не смела нигде показываться.

На какой-то миг она снова почувствовала тоску по тому мужчине, которого видела в трактире, о котором мечтала как о любовнике. И Суль была твердо уверена в том, что когда-нибудь снова увидит его.

Дома в Линде-аллее ничего не знали о том, что случилось с Суль. Просто она внезапно исчезла из нового дома в Осло. Служанка сказала, что она пошла за покупками, а потом не вернулась домой.

– Суль есть Суль, – сказал Тенгель с притворной веселостью, видя, что все вокруг не на шутку обеспокоены. – Просто ей вдруг захотелось поехать куда-нибудь…

– Не исключено, – сказал Даг, пришедший вместе с матерью и Якобом Скилле. – Это на нее похоже.

Лив тайком посматривала на Дага: она явно оправилась от пережитого. Но еще не до конца – в глубине души она все еще чувствовала вину, мысль о который вдолбили в нее Лаурентс и его мать. Неудачный брак всегда воспринимается как крушение – даже невиновной стороной. Будучи самой религиозной в семье, Лив тяжело переносила происшедшее, хотя теперь уже могла смеяться.

– Мне так не хватает Суль, – вдруг сказала она. – Было так чудесно жить с ней в одной комнате. Она так помогала мне, когда мне снились дурные сны. Однажды она всю ночь утешала меня, как мать утешает ребенка, а в другой раз отругала за то, что я была такой глупой и верила их злым словам. Теперь некому утешить меня, жизнь временами кажется мне постылой…

Все уставились на Лив.

– Тебе снятся плохие сны, Лив? – испуганно произнесла Силье.

Лив очнулась: до этого она говорила как бы сама с собой.

– Что? Ах! Да, снятся. Я теперь вообще не могу уснуть, потому что рядом нет Суль.

– Нет, тебе нельзя больше быть одной! – в сердцах сказала Шарлотта. – Дорогая Лив, прости мне мою фамильярность, но иногда мне кажется, что Даг ничего так не желает, как жениться на тебе. Почему бы нам сейчас не поговорить об этом?

– Сейчас? – широко раскрыв глаза, произнесла Лив. – Но это слишком рано!

– Но ты так нуждаешься в ком-то, кто был бы рядом!

Лив опустила глаза.

– Или о ком можно было бы заботиться, – смущенно произнесла она, – чтобы забыть о самой себе…

– Ты вполне могла бы позаботиться обо мне! – улыбнулся Даг.

– Вы, что, в самом деле так думаете? – вмешалась Силье, которая вопреки всему, была самой несговорчивой. – Что скажут об этом люди? Ведь после смерти Лаурентса прошло всего несколько месяцев!

– Сплетни и слухи никогда не занимали меня, – сказала Шарлотта. – Но на этот раз я сама распущу слухи. Я расскажу всем соседям и знакомым об ужасных сторонах характера Лаурентса и его матери. Все будут шокированы, озабочены судьбой Лив. Всем будет ее жалко! А еще я расскажу о жутких кошмарах и о том, как ее любит Даг. Силье кивнула.

– Кое-кто будет злословить, но большинство, я думаю, отнесутся к происходящему с пониманием. Что же касается священника…

– У меня прекрасные отношения со священником, – сказала Шарлотта. – Ведь это я подарила церкви такие красивые подсвечники! Вряд ли он будет противиться, иначе я заберу их назад!

Даг улыбнулся.

– Мама, вы такая практичная!

– Но пышную свадьбу мы устраивать не будем, – сказала Силье.

– Вы договариваетесь обо всем за моей спиной! – смущенно произнесла Лив. – Но я не смогу опять выйти замуж – никогда! Я ни на что не гожусь, меня не за что любить. У меня не может быть детей.

– Ну, ну, – попытался успокоить ее Тенгель. – В последнем ты не можешь быть уверена. Это наверняка вина Лаурентса.

– И никто из нас не считает тебя ни на что не годной, – сказал Даг. – Ты же знаешь!

– Нет человека, более разностороннего, чем ты, Лив, – добавила Шарлотта. – Ты интеллигентная, художественно одаренная натура, ты великолепно украшаешь и обустраиваешь дом, знаешь толк в счете…

– И ты полна любви ко всему живому, – подхватил Тенгель. – От тебя всегда исходит солнечный свет! Это мы, Лив, подтолкнули тебя на этот ужасный брак. Ты можешь нас простить?

Лив смотрела на всех печальным, растерянным взглядом.

– Никакие хорошие слова не помогут, – с упорством произнесла она. – Я не могу снова выйти замуж!

У Дага был совершенно несчастный вид.

– Ты не пойдешь за меня, Лив? Это ты хочешь сказать?

Она заплакала.

– Я больше… ничего… не желаю. Он убил меня. Он все убил во мне!..

Даг обнял ее.

– Пойдем, Лив, – мягко произнес он и добавил, повернувшись к остальным: – Мы поговорим с Лив наедине.

Они вышли в соседнюю комнату.

– Суль рассказала мне, как поступал с тобой Лаурентс. Он убил в тебе способность к чувственной любви. Я все понимаю, Лив. Понимаю, что ты либо начнешь бунтовать, либо окончательно смиришься с этим.

– Но ведь мой протест направлен не против тебя, Даг.

Он просиял.

– Считай, что я принимаю сказанное как вызов, потому что знаю, сколько страсти и тепла таится в тебе. Дай же мне шанс, Лив, разбудить в тебе все это. Даже если на это уйдет много лет.

Она судорожно рассмеялась и уткнулась лбом в его щеку.

– Я не осмеливаюсь больше оставаться наедине со своими мыслями, Даг. Я так нуждаюсь в твоей близости!

– Именно об этом мы все давно уже говорим тебе!

– Но я не могу быть такой эгоистичной, ведь я никогда уже не стану прежней…

– Послушай, Лив…

А в гостиной в это время вздыхала Силье:

– Я беспокоюсь о двух наших девочках, это так скверно, когда ничем не можешь помочь…

Аре встал и, набрав во всю грудь воздух, сказал:

– Завтра же утром я поскачу в Осло и попытаюсь найти Суль!

– Нет, не ты, – сказал Тенгель. – Ты нужен здесь. Я как раз подумал, что сделаю это сам.

В этот момент появились Лив и Даг – рука об руку.

– Мы попробуем! – сказал Даг.

Лив молчала. Но в ее глазах был слабый, затаенный свет, и это безгранично обрадовало всех.

Но Тенгель не нашел следов Суль.

Пока случайно не услышал о ведьме с кошачьими глазами, избежавшей последнего путешествия в своей жизни – на костер.

Это потрясло Тенгеля, но он побоялся слишком много расспрашивать. Ясно было только одно: ведьме удалось сбежать. И теперь она как сквозь землю провалилась. Этого было для него достаточно. Таких ведьм было немного. И это могла быть только Суль. Тенгель от всего сердца желал ей удачи. Ему ничего не оставалось делать, как вернуться домой, где было столько проблем.

Проблемы были прежде всего у Дага с лесоторговлей. Теперь он был разочарован во всех и во всем. Он так хорошо все продумал, создал условия для рабочих и тех, кто привозил лес. Но к чему все это привело? Другие крестьяне прослышали о его предложениях и теперь соглашались продавать свой лес только за хорошую цену. А тут еще лесовладельцы ополчились на него, он впал у них в немилость, ведь люди стояли в очереди на рабочие места на его заводе, а власти не хотели вмешиваться, получая высокие налоги. Даг быстро пришел к печальному выводу, что проще всего не обременять себя заботами о бедняках.

Мета ходила за Аре по пятам, как верный пес: на осеннюю вспашку земли, на отел коров, на уборку двора – она сгребала сухую листву с таким рвением, будто это были не листья, а золотые монеты. Аре часто вздыхал, видя ее рвение, но уже не ругал ее.

Суль забавляла жизнь в примитивном домике Клауса, но недолго. У них мало было общего, разве что ночи, однако она навела в доме порядок, выбросила старый хлам, сделала жилище уютным.

Днем Клаус рыбачил и собирал мерзлую бруснику. Питались они довольно однообразно, но сносно.

Но Суль знала, что это скоро кончится. Клаус же был счастлив пока, но недалеко было то время, когда неизбежно придет нужда и заботы о будущем. А Суль не была особенно терпеливой. Беспокойство уже гнало ее вперед. Собственно говоря, она уже насытилась Клаусом. Ему нечего было ей больше дать. Ее удерживало лишь что-то вроде сочувствия к нему.

У нее были и трудности иного рода. Первый раз, увидев Клауса нагим, она даже испугалась: так много было на его теле шрамов. Но страшнее всего была глубокая, гноящаяся рана на бедре. Кожа вокруг нее покраснела. Он сказал, что это после удара плетью. Его заставили самым унизительным образом спустить штаны, после чего он получил удар за то, что дал больной лошади слишком много корма. То, что лошадь потом выздоровела, не имело значения. Бережливость прежде всего! Суль, как могла, обработала рану. Но воспаление уже пошло вглубь, рана продолжала гноиться. А тот ничтожный запас лекарств, который был у нее, уже кончился.

Однажды утром Клаус не смог встать. У него начался жар, нога так опухла, что он не мог ее согнуть. Суль дала ему настоящее колдовское зелье, самое сильное из оставшихся у нее лекарств. Это помогло лишь на короткое время.

Выпал снег. Запасы еды кончились два дня назад, и Суль решила на несколько часов оставить Клауса и пойти порыбачить на лесное озеро. Но ей пришлось отказаться от этой затеи: Клаус был почти без сознания. Она стояла и долго, пристально смотрела на него.

У нее осталось еще немного зелья, чтобы положить конец страданиям этой жалкой жизни. Он ничего теперь не значил для нее, он был только ее товарищем по постельным играм. Он и раньше немного значил для нее, просто он был одним из тех, кто способен удовлетворить ее чувственные желания… Впрочем, одно время Клаус интересовал ее как мужчина: он был по-своему дик и примитивен, был красиво сложен и… любил ее. Поначалу это привлекало Суль. Беспомощная, невинная душа в этом безжалостном мире!..

Запрокинув голову, она оглядела жилище: четыре стены и потолок. Незнакомец из трактира! Почему же он не приходит? Нет, он не может знать, что она находится здесь, в этом безлюдном месте. Возможно, он с нетерпением ждет ее где-то… Но, с другой стороны, если он и в самом деле Властитель преисподней, явившийся в мир, чтобы навестить ее, он должен знать, где она находится! Уж это точно. Так почему же он не идет?

В глазах Суль зажглось нетерпение. Что она делает здесь с этим несчастным Клаусом? Почему не идет в большой мир? Она взяла маленький кожаный мешочек с травами и долго, задумчиво переводила взгляд с этого мешочка на испускающего дух человека. Через некоторое время она уже спускалась с холма в мир людей.

Но она была не одна. Тропа круто вела вниз, редкие деревья цеплялись за склон похожими на когти корнями. Вместо санок Суль взяла широкую доску, на которой лежал Клаус. Она тащила безжизненное тело к обрыву.

Она не дала ему средства, ускоряющего смерть. Путь был труден, но она не хотела оставлять его наверху. Возможно, это был его последний путь. Но все равно, он должен быть похоронен по-христиански: Суль знала, насколько сильна была его вера в Бога. Впрочем, она все еще не была уверена в том, что это его последний путь.

Вид у Клауса был ужасен: воспаление распространилось по всему телу. Одно только лицо оставалось нетронутым: его туповатое, с бараньим взглядом лицо приняло теперь ангельское выражение. Суль даже вспомнила цитату из Библии: «Блажен праведник, ибо ему дано узреть Бога». Или что-то в этом роде, она не была особенно сильна в Библии.

У нее было одно желание: добраться с Клаусом до Тенгеля, пока еще не поздно. Ведь у Тенгеля были более сильные средства, чем те, что остались при ней, когда ее схватили.

Линде-аллее! У Суль защемило в груди. Почему она никогда не могла обрести там покой? Что же гонит ее все дальше и дальше? И теперь она не имеет права жить там. У нее больше нет на это права, ведь она может навлечь на них беду.

Она тащила «санки» по земле, по траве и камням, стараясь не потревожить Клауса при спуске. Но на крутом обрыве доска опрокинулась, и Клаус упал. Он лежал, уткнувшись лицом в снег.

– Не можешь ты лежать, как следует, чертов дурак! Неуклюжий увалень! – ругалась она, изо всех сил таща его обратно на доску. – Ну, вот, лежи смирно, простофиля!..

Спуск продолжался. Временами медленно, временами так быстро, что Суль едва поспевала за «санками». На вершине одного из холмов она села передохнуть на доску. Их обоих заносило снегом но она и не думала бросить больного.

Все это время Клаус был без сознания. Может быть, он уже мертв?

«Весьма мрачное погребальное шествие», – угрюмо думала она, очередной раз укладывая его на доску. Она давно уже сбилась с дороги и теперь просто спускалась вниз. Внезапно она очутилась на краю обрыва. Одна она как-то смогла бы спуститься, цепляясь за корни деревьев, но с «санями»…

Суль долго стояла в раздумье. Наконец она решила пустить все на самотек. «Все равно он окажется внизу!» пробормотала она, подтолкнула доску – и та быстро заскользила вниз по льду и снегу.

«Пока она идет прямо, это ничего, – думала Суль, глядя вниз, – но если перевернется, тогда…»

Доска продолжала скользить вниз. Суль стояла наверху, сжав кулаки и прикусив губу.

«Лежи на месте, – мысленно приказывала она. – Лежи на месте, иначе тебя занесет, и я уже не найду тебя!»

Он свалился. Но это было уже внизу, на ровном месте, куда теперь надо было спуститься и ей. Доска продолжала скользить, пока не ударилась о дерево и не остановилась.

– Ура! – закричала Суль, стоя наверху и размахивая руками в знак триумфа. – Мы спустились, Клаус! Мы спустились!

Были уже сумерки, когда она тащилась через долину в сторону своего дома, где не была так долго. Ночь обещала быть морозной.

Суль привязала к доске веревку, но веревка была старой и часто рвалась: она сплошь состояла из узлов и была очень короткой.

В конце концов Суль пришлось толкать «санки» сзади. Силы ее были на исходе, к тому же она не ела уже несколько дней.

Клаус лежал без всяких признаков жизни. Она хорошо укрыла его, так что не видно было лица – да она и не хотела его видеть.

Выпрямившись, Суль огляделась. Она узнала эту местность.

Она долго стояла в раздумье. Нужно как можно быстрее попасть в дом. Но кто пустит их? Насколько далеко распространились слухи о «ведьме с желтыми глазами»? Дело было рискованным.

Вдруг глаза ее сверкнули: есть один человек, который даст ей ночлег и не выдаст ее.

Или выдаст?.. Стоит ли рисковать? Может, это все равно, что лезть волку в пасть?

Суль вздрогнула. Она знала, где он живет – человек, с которым никто не разговаривал, которого все обходили стороной, у которого не было друзей. Это было рядом.

Он приходил как-то вечером в Линде-аллее. Подождал, пока все пациенты Тенгеля получат свои лекарства и уйдут, и только тогда вошел в дом. Мрачная, страшная фигура.

Палач.

Тогда он повредил себе руку, и Тенгель вместе с Суль лечили рану. На следующий вечер он опять пришел – и на следующий. Он сидел и смотрел на Суль горящими глазами, пока она возилась с его раной.

Когда она взглянула на него, он отвел взгляд, сделав вид, что с ним ничего не происходит.

После этого он больше не приходил.

Палач… Кто же, если не он мог выдать ее! Разве теперь она не его добыча? Но Суль не думала, что он сделает это. Она решила померяться с ним силами.

Собравшись с духом, она снова принялась толкать ногами доску.