11

Синсив всплакнула от злости. Вот идиот, вот идиот! Вместо того, чтобы сражаться за свое право так, как делали бы это другие мужчины, этот Вендель почти добился мира между семью племенами. А они идиоты, они тоже! Все вместе придут на большой праздник! Ведь в жизни не оставалось больше никакого напряжения.

Разве было что-то прекраснее, чем двое мужчин, борющихся не на жизнь, а на смерть? Как часто она мечтала о том, что эта борьба будет из-за нее. Но до сих пор она была слишком молода, чтобы иметь ухажеров, а кроме того, здесь ведь не было никого, кто мог бы за нее драться.

С упорством она пыталась заполучить в супруги своего двоюродного брата, поскольку они были друзьями с детства и он всегда защищал ее. Уже в десятилетнем возрасте она решила, что Туу будет ее. Туу означало «огонь». Прекрасное имя! Оно было таким влекущим именно при мысли о запретном в возможных отношениях с ним. Впрочем, она вынуждена была признать, что ничего особенного не ждала от него. И у него уже было трое других девушек. Самым скверным из всего было, разумеется, то, что он казался довольно равнодушным к ней, Синсив. Но это объяснялось, естественно, тем, что он боялся, что скажут ее и его родители.

Теперь она больше не грозила покончить с собой. Ее взгляд равнодушно скользнул по Венделю, помогавшему с подготовкой к празднику. Он выглядел таким отвратительным и глупым! Все другие считали его ослепительно красивым. Он совсем не был таким, она же это видела!

Состязания должны были проходить на просторной равнине между стойбищем и площадкой для жертвоприношений. Три вождя ненецких кланов объединили свои усилия, чтобы вспомнить старые игры, которые устраивались много лет тому назад, до того, как началась большая вражда. Они были усердны, как дети, Вендель давал советы, а все женщины бегали по делам взад-вперед между чумами. Чтобы не быть в тягость хозяевам в эти скудные времена, было решено, что каждый гость должен взять с собой собственную еду на три дня – на время праздника. Вместе с Ироваром Вендель объезжал округу, чтобы пригласить другие племена. Именно Вендель разговаривал с ними о мире и примирении или, в крайнем случае, о том, что они могли бы состязаться. А затем в последний день вожди всех семи кланов могли бы собраться на совет, чтобы определить границы и разрешить другие спорные вопросы. Это стало бы стать довольно бурной встречей, но Вендель пообещал присутствовать как беспристрастный судья.

Идиоты! Восторженные идиоты! Синсив не находила себе места от ярости. Ведь все слушали эту глуповатую, самонадеянную селедку с молоками! Дурацкие светлые волосы, которыми так бездумно восхищались пятеро глупых девиц, ведь эти волосы выглядят полинявшими! И что он хотел позаботиться о них! Они ведь пустое место, пустое место!

Синсив почти рыдала.

А если бы она была с ним во время поездки сюда? Она одна… Усилием воли она освободилась от таких нелепых мыслей.

Неужели он не мог бы совершить один единственный подвиг, хоть чего-то стоящий? Убить волка или победить самого сильного мужчину в стойбище? Так нет же! На это у него не было охоты. А покрыть себя позором – это он мог. Трусливый идиот!

Синсив заметила, что начала выражаться немного однообразно. Она смотрела на него, стоявшего в кругу мужчин и пытавшегося натянуть похожий на арбалет гарпун, который они использовали для охоты на тюленей. Использовать гарпун для того, для чего он предназначен? Нет, видите ли, он этого не мог! Она смотрела на него и ненавидела его, потому что он связался с теми пятью. Она смотрела на него и ненавидела его, и ее грудь напрягалась, а тело становилось тяжелым и слабым. Она со стыдом вспоминала, как надумала ходить без штанов под длинной меховой рубашкой. В случае, если бы им двоим пришлось по делам уйти из стойбища. Она вспомнила, как гладила руками свое тело тихой ночью, зная, что он лежал в другой части чума. Пусть с ним случится все плохое! Она не хочет его больше видеть. Она выйдет замуж за Туу, она должна это сделать.

Где теперь Туу? Какое-то мгновение она совсем не могла вспомнить его лицо.

Только посмотрите, как все старались для него, Венделя. Все мужчины, те, которым было положено знать больше него. Что же сделал он такого выдающегося?

Синсив не понимала, что его восхищение их способностью приспосабливаться к самым нечеловеческим ситуациям делало их счастливыми и заставляло их полюбить его. Его дружелюбие и интерес, спокойствие и хорошее настроение, разумеется, способствовали этому.

Молодая девушка не понимала также, что большая доля ее агрессивности по отношению к нему объяснялась ее неудержимым стремлением к самостоятельности.

Она не хотела замечать добродетелей Венделя. Единственное, о чем она могла думать, это то, что сказали девушки о его физических достоинствах.

Одна вещь несказанно радовала ее: то, что он хотел выдать их замуж за таран-гайцев. Пусть он сделает это. Тогда им было бы так хорошо. И разве это не означало, что они ему уже надоели?

Про себя она плакала: она должна была быть первой! Единственной!

Синсив понимала к своему стыду и позору, что ее мысли теперь устремились в ложном направлении. Она должна была выйти замуж за Туу, и никто не мог ей в этом помешать. Никто, кроме нее самой… Проклятие! Она шипела от ярости на свои мысли, управлять которыми была не в состоянии.

Вендель подошел к ней неожиданно. Ее первым побуждением было убежать. Но он не должен был торжествовать оттого, что она убежала от страха перед ним. Она осталась на месте и только глотала слюну.

– Привет, Синсив, – сказал он приветливо на ее родном языке. Он теперь выучил очень много слов и мог вести сносную беседу с юраками. – Разве это не прекрасно?

Они стояли бок о бок и смотрели на стойбище. Сейчас начали приезжать гости, всюду вокруг стойбища юраков возникали новые временные жилища. Синсив знала многие племенные символы, которые устанавливались перед площадкой для жертвоприношений. Кроме знаков трех племен, которые жили здесь летом, она увидела теперь знак лесных юраков с предгорьев Урала – с легко узнаваемым украшением в виде рогов оленя наверху и полосками оленьего меха, колышущимися на вечном ветру с Ледовитого океана. Племя Синсив имело в качестве эмблемы рога северного оленя, а их соседи – моржовые бивни и китовый позвонок. Здесь была и еще одна эмблема, которую она раньше не видела. Она принадлежала их дальним соседям с другого берега Оби – енисейским самоедам, услыхавшим о состязаниях и попросивших об участии в них. Енисейские самоеды жили изолированно, как и все народности на Севере, в стране крайнего холода. Их просьба была удовлетворена, они стали восьмым племенем-участником игр, и теперь их символ – череп внушающего страх снежного барса – висел на их штандарте с развевающимися полосками пятнистого меха. А как раз теперь собирались установить свою эмблему люди из Салехарда – не много ни мало как череп медведя. Последние участники – самоеды с Ямала – были в пути, это знали все. Их тотемом был волк. И теперь вот эти с Таран-гая. Но приедут ли они или нет – никто не знал. Были сильные сомнения в том, что они приедут. Вендель внезапно заговорил с ней:

– Почему ты не хочешь выйти за меня замуж, Синсив?

Она пыталась относиться неприязненно к мягкому дружелюбному голосу. Она просто фыркнула в ответ. Тогда он лукаво улыбнулся.

– Ты просто делаешь вид, будто сама решила, не так ли?

«Вот окаянный человек, неужели он может читать мысли? К тому же он плохо говорит!»

Он продолжал:

– Но если бы сейчас ты решила, что хочешь выйти за меня замуж – без нажима других, возможно, они бы даже запретили тебе это, – сказала бы ты тогда «да»?

Она смотрела на него, задумавшись. Мысль бесконечно привлекательна.

– Я вижу, что тебе нравится быть строптивой, – сказал Вендель. – Но я не женюсь на тебе на таких условиях с твоей стороны. Я просил твоей руки, чтобы обрадовать твою мать и потому, что я хочу тебя. Боги должны знать, что я больше всего хотел бы уехать домой, но ты удерживаешь меня…

Ей было очень трудно следить за тем, что он говорил, потому что его речь состояла из слов, не управляемых никакими грамматическими правилами. Но к своему огорчению она обнаружила, что хотела бы понимать все, что он ей говорил. Все!

Ее глаза отчаянно искали Туу, словно для того, чтобы зарядиться от него новой силой. Но он был занят чисткой рыбы у своего чума, и все, что она чувствовала это, неодолимое влечение к мужчине рядом с ней. Ее тело было, как дымящийся горячий котел, где содержимое бурлило, и кипело, и томилось. «Он не любил их, – пронеслось в ее мозгу. – Мать рассказывала мне, что он взял их только потому, что ему было жаль их. Сам он никогда раньше не дотронулся ни до одной женщины. Значит, если я была бы с ним… то я бы стала его первой».

Как язык ищет зуб, который сломался, так и она постоянно возвращалась к этому. Так что это было лишь случайностью, что она не стала первой. Она ничего не знала о планах Венделя на ее счет. О его желании взять Синсив с собою домой. Показать ей, как жил его народ, как тепло и прекрасно могло быть в Швеции, как он хотел дать ей новую жизнь. Потому что он и не думал оставаться здесь целую вечность, как бы ему ни нравился этот народ. А жена обычно следовала за своим мужем, не так ли? Ой, ой, тогда он мало знал Синсив! Он сказал осторожно:

– Твоя мать очень больна, Синсив. Она просила меня жениться на тебе во время празднеств.

Одна половинка Синсив яростно протестовала, другая испытывала при этой мысли приятное возбуждение.

– Я это знаю, – коротко сказала она. – Отец будет строить для нас новое жилище. Все уже решили за меня. Разве у меня не должно быть своего мнения?

Он улыбнулся ее сердитому ребячливому тону.

– Твое мнение – единственное, что для меня что-то значит.

Она смотрела на Туу. Она будет вынуждена делить его с тремя другими. И будет страшный скандал, если она добьется супружества со своим двоюродным братом. Может быть, их изгонят из племени? А если она не скажет «да» Венделю? Тогда она будет вынуждена выйти замуж за старика, у которого уже было трое старых жен. Синсив была не из тех, кто мог делить мужа с другими. Она хотела быть единственной!

Сердитая на весь свет, но твердо решившая не уступать, она прошипела:

– Ладно, если ты теперь хочешь иметь меня, то иди и убей волка!

– Нет, – сказал Вендель.

– Тогда кита?

– Этого я тем более не сделаю. Ты не значишь для меня так много, чтобы убить ради тебя невинное животное.

Синсив выла от бешенства и унижения.

– Ладно, тогда победи пятерых мужчин в игрищах. Покажи, что ты на что-то годишься!

Вендель посмотрел на маленьких старательных мужчин, которые упражнялись на площадке неподалеку.

– Неужели я, с моим ростом и силой, буду огорчать этих людей?

В добром Венделе не было и намека на дух соперничества. Синсив онемела. Она лишь смотрела на него в упор, не в силах произнести ни слова. В конце концов ей это удалось:

– И ты говоришь, что хочешь меня?

Вендель злился на самого себя, у него было скверно на душе. Собственно, она вообще была не в его вкусе, но он желал ее, потому что так было решено колоссальной волей Тун-ши.

– Да, я хочу тебя, Синсив. Я хочу этого больше, чем чего-либо другого. Ведь проводятся также состязания певцов, не правда ли? И в игре на флейте. В последних я не могу участвовать, я никогда не отважился бы состязаться с таран-гайцами. Но я могу петь…

– Петь? – всхлипнула Синсив от обиды и повернулась, чтобы убежать.

Тут Венделя охватила ярость. Он резко схватил ее за руку и повернул к себе.

– Ты, проклятая маленькая ведьма! Неужели только насилие, кровь, и грубая сила могут доставить тебе удовольствие? Тогда пойдем! Оставайся со мной в чуме, потому что никого нет дома. Тогда ты получишь так много, сколько сможешь. Но после этого я поставлю на тебе крест. Ты понимаешь? Я получу от тебя все, чего хочу, а после этого ты можешь убираться к черту!

Синсив смотрела на него сияющими глазами. Все ее лицо словно преобразилось, она улыбалась ему именно так, как он этого желал.

– Но я хотела бы стать тебе хорошей женой, Вендель. Лучшей, какую ты можешь иметь. И я честная девушка. Ни один мужчина не посмеет дотронуться до меня, пока я не стану его супругой.

«А ты дьявол», – думал Вендель, все еще злясь. Но теперь он так распалился от желания обладать ею, коснувшись языком ее узкой гордой шейки, прижав к себе ее стройное тело, что мог только с готовностью кивнуть в знак согласия.

Синсив улыбалась медленной и ленивой улыбкой. Теперь она убедилась, что у Венделя был темперамент. И что он желал ее безмерно.

Девиц же он выдавал замуж за других.

На следующий день прибыли они, мужчины и женщины из Таран-гая. Все стойбище вышло, чтобы видеть их приезд. Только видеть, никто другой, кроме семьи Ировара не осмелился пойти и встретить их. Впереди они несли огромную эмблему с рогами овцебыка, такими широкими, что они доходили до концов поперечной штанги. Овцебык свидетельствовал о том, что они пришли с востока. Эмблему с рогами нес Сармик, «Волк».

Все в стойбище поежились, все собравшиеся гости тоже. Но одетые в мех дикари прибыли с мирными намерениями. И все обратили внимание на то, как учтиво они приветствовали молодого светловолосого великана Венделя из страны, о существовании которой они никогда не подозревали. Они долго разговаривали с Тун-ши и Ироваром, а после этой беседы Ировар провел вокруг площадки перед чумом Венделя вместе с Синсив. Эта простая церемония, как потом понял Вендель, была, к его удивлению, свадьбой.

Полуночное солнце светило через отверстие в крыше нового жилища, которое Ировар и Нгут возвели для них из моржовых шкур. Вендель встал и натянул на себя одежду. С удивлением он смотрел вниз на Синсив, свернувшуюся клубком под шкурами. Она довольно вздохнула.

«Как это случилось? – думал он. – Что двигало мною? Была ли это только воля Тун-ши или это был я сам, желавший этого супружества? Может быть, это было скорее чувство чего-то неизбежного, чего-то, для чего я был избран и чего не мог предотвратить? Душой и сердцем я, собственно, не хотел ее, потому что не могу принять ее суровый нрав. Но теперь она – моя жена, и я, конечно, чувствую к ней нежность. Она ведь еще ребенок, шестнадцати лет от роду. Я возьму ее с собой в Сконе, и со временем мы, пожалуй, приспособимся друг к другу…»

Сама Синсив была довольна. То, что сказали девушки, было правдой: Вендель был в постели что надо. А теперь он принадлежал ей, тогда как глупые простушки страшно обрадовались тому, что могут ехать к мужчинам в Таран-гай! Пусть мир будет с ними. Она не будет не будет скучать о них.

Снаружи еще слышался шум праздника в эти поздние ночные часы. До сих пор он удивительно хорошо удавался. Он начался немного сдержанно и осторожно. Непривычны для всех были правила. Но теперь, когда миновал первый день, натянутость отступила, люди всех племен общались друг с другом, довольные этим перерывом в их очень тяжелом труде.

Синсив с изумлением обнаружила, что все люди смотрели на Венделя снизу вверх, как на мудрого судью, да, почти как на Бога. Это ей нравилось, и она с большим рвением старалась угодить ему в постели. Вендель заметил это. Он не знал, как ему к этому относиться. С пятью девушками все было как будто менее сложно. Настоящее, чувственное тепло. Страсть Синсив, казалось, зависела от ее восхищения им – будто она мысленно представляла его себе в борьбе с дикими зверями или его победу над врагами. Казалось, что только такие представления могли зажечь в ней желание.

Но это было, несомненно, прекрасно! Конечно, он плавал в море блаженства и, конечно, желал ей только блага! Она ведь была так молода, он не должен был ждать от нее слишком многого. Когда она познакомится с жизнью в Сконе, с кротостью его матери, то острые углы у нее, пожалуй, сгладятся.

Синсив наблюдала за своим мужем, полузакрыв глаза. Он был величественным, и она еще позаботится о том, чтобы со временем он стал хорошим охотником… Сильным, жестоким, смелым и кровожадным!

На третий день состязаний Ировар попросил Венделя побеседовать с ним. Швед оторвался от состязания в игре на флейте, за которым он следил с подлинным наслаждением. Было ясно, что мужчины из Таран-гая были тут непревзойденными. В течение этих дней они держались сами по себе, небольшим стойбищем, подальше от других. Но Вендель видел время от времени, как сидят во время встреч вечером позади всех, с глазами, полными тоски, и робкой счастливой улыбкой на губах. Если бы он смог вовлечь их в сообщество с другими племенами, то это было бы хорошее дело, он знал это. Но они были такими дикими, такими своеобразными, что должно еще пройти время, прежде чем они решится сделать шаг вперед, а другие племена примут их.

Однако, как он догадывался, состязание в игре на флейте повысит их престиж. Даст им собственную гордость, а, возможно, и мужество, чтобы быть вместе с другими вечером.

Самоеды были непьющими, они не знали с винокурения. Пока нет. Единственным хмельным напитком, о котором они знали, было кобылье молоко – кумыс, с которым они познакомились от монголов. Поскольку сами юраки не имели лошадей, то они пили этот напиток чрезвычайно редко. Однако Вендель знал, что русские расселялись на все более обширных территориях. Они уже имели контакты с народами северной Сибири. А с русскими пришла водка. Все дело было в сопротивляемости этих народностей. Некоторые, жившие в изоляции племена, погибли при встрече с алкоголем.

Он не желал этим своим друзьям такой судьбы. Прислушиваясь к чудесным звукам флейты, он отошел вслед за Ироваром немного в сторону. Самоед смотрел на него своими умными прищуренными глазами.

– Как ты знаешь, Тун-ши ворожила вчера вечером. Это отняло у нее слишком много сил. Она попросила меня поговорить с тобой.

Вендель кивнул и стал ждать. Ему очень нравился его тесть. Ировар теребил пальцами свою куртку:

– Тун-ши не вернется вместе с нами в зимнее стойбище.

– Не вернется? Но как она…

– Она просила, чтобы ее отпустили сейчас.

Вендель онемел.

– У нее только одна просьба – к тебе, – продолжал Ировар. – Ее дух не обретет покой, пока она не будет знать, что ты зачал с Синсив ребенка. А потерянная душа, Вендель, это – очень серьезно.

Молчание. Было ясно, что у Ировара тяжело на душе.

– Ты сделал это? – спросил он тихо.

– Еще нет. Ировар, я тоже не поеду в зимнее стойбище. Я думал о том, чтобы взять Синсив со мной в мою страну. Ей будет хорошо, я это обещаю тебе. Она перестанет мерзнуть и уставать от трудной жизни. И тогда лучше подождать с ребенком, пока мы не будем там.

Ировар посмотрел на него.

– Ты говорил об этом с Синсив?

– Нет, но я собирался сделать это.

Его тесть задумчиво покачал головой.

– Тебе никогда не удастся уговорить на это мою дочь! Эта жизнь означает для Синсив все. Она никогда не покинет этих берегов или нашего зимнего стойбища в тайге.

– Но я получу в наследство великолепную усадьбу.

– Я знаю, что ты – не первый встречный. Но ты знаешь мою жену. Она знает, чего хочет. И я не думаю, что она хочет, чтобы Синсив покинула эту страну.

– Но у меня, Ировар, здесь нет будущего!

– Я знаю, мой сын. Пойди и поговори об этом с Тун-ши!

– Я должен это сделать. Состязание теперь закончилось, и нет необходимости в моем дальнейшем присутствии как судьи. Ну, пошли!

Когда он вошел в жилище Ировара, то испугался. Неужели это была Тун-ши? Она выглядела как мертвец.

Хотя Вендель и был в родстве с Тун-ши и ее детьми, он, однако, симпатизировал в основном Ировару. Эти трое были слишком суровы, слишком дики и примитивны для мягкого Венделя. Нгут был у своей матери, и они прервали беседу, когда вошли мужчины. Они присели у ее постели, и Ировар изложил точку зрения Венделя. Последний сам заключил это так:

– Ты знаешь, что я никогда не смогу стать охотником и едва ли рыбаком. Я не смогу зарезать оленя. Я намереваюсь взять Синсив домой в мою страну.

– Но Синсив не должна уйти туда, – сказала Тун-ши, при этом ее глаза горели, как раскаленные угли. – Успокойся, Вендель, все разрешится так, как и должно. Единственное, о чем я тебя прошу, это зачать с Синсив ребенка. Теперь, этой ночью. Потому что я больше не выдержу жизни, и я не освобожусь от нее, пока не узнаю, что все свершилось.

– Но Тун-ши, ты не должна умирать! Мы все любим тебя.

– Это мило с твоей стороны, йиий, – Тун-ши назвала его сейчас зятем. Обычно она обращалась к нему, используя слово «пеерене» – почетное звание для очень близких родственников. – Ну, а теперь я должна отдохнуть, ты понимаешь, у меня больше нет сил. Никто не знает, как у меня болит грудь. Так ты обещаешь? Этой ночью!

– Я обещаю. Но я не могу остаться здесь. И если Синсив не может последовать за мной, то я нарушу слово, данное ей. Что тогда с нею будет? Нет, я этого не могу!

– Не тревожься за Синсив, – сказала Тун-ши. – Ты сам устроил так, что наше племя познакомилось со многими другими. Для нашей дочери найдутся хорошие мужья.

– Но она же моя жена, и я за нее в ответе!

– Все устроится, Вендель, положись на меня!

С этими словами она велела ему идти. Вендель был взволнован и не понимал ничего.

В послеполуденное время собрался большой вновь созданный совет. Вендель отпросился с него, потому что он не мог следить за речью на разных диалектах. Руководители племен уселись в кружок перед площадкой для жертвоприношений. За ними стояли восемь племенных символов. Даже на расстоянии Вендель мог понять, что дискуссия была более, чем бурная. Время от времени тот или иной мужчина вскакивал и в ярости уходил, но всегда возвращался и снова молча садился. Никто не хотел упустить ничего…

Совещание длилось много часов. Женщины приносили им еду. Наконец, когда день закончился, пришли остальные участники соревнований. Было высказано мнение, что сейчас должно быть закрытие праздника и оглашение имен победителей. Тогда все было решено, как по мановению волшебной палочки. Члены совета встали и обняли друг друга. Венделя нашли и чествовали как героя, поскольку эта задумка принадлежала ему. Синсив видела, сколько внимания ему уделялось, и ее страсть разгорелась еще сильнее.

А ночью, последней ночью перед тем, как все гости должны были разъехаться по своим дальним домам, она приняла Венделя с большей радостью и усердием, чем когда-либо. И он не сделал ничего, чтобы предотвратить последствия их страсти. Он еще сумеет уговорить ее уехать с ним в Швецию.

На следующий день все гости покидали стойбище и радовались новому приезду сюда будущим летом. Даже таран-гайцы были довольны. Они увозили домой много призов и восемь невест, потому что за время праздников нашли себе мужей не только девчонки Венделя. Все пятеро сияли и болтали с ним. Они крепко обняли его, когда уезжали, к большому огорчению Синсив.

Он смотрел, как они исчезали в тундре, и думал, чувствуя горечь в сердце: «Люди врываются в мою жизнь и снова исчезают. Неудержимо и безостановочно. Когда я обрету покой, всерьез почувствую с кем-то настоящую общность? Здесь не мой дом. Я должен уже отправляться дальше. С женой, с которой у меня нет ничего общего, кроме вожделения. Это плохая основа для совместной жизни».