"Холодный викинг" - читать интересную книгу автора (Хилл Сандра)

— Но я не могу принять такие дорогие вещи. Боюсь потерять!

— Не стоит опасаться, они принадлежат Торку.

Джида показала на маленький деревянный сундучок, стоявший в углу с откинутой крышкой. Руби внимательно изучила руны, вырезанные в дереве: «Thorrk а Кistu Тhasa».

Она решилась спросить, что означает надпись, и Джида перевела:

— «Эта шкатулка принадлежит Торку». Торк хранит свои сокровища здесь, поскольку своего дома у него нет. Но большую часть накопленного он отвез к деду.

— Ну, если они действительно взяты у Торка, я не возражаю. Помимо всего прочего, он мой муж или нечто вроде. Да и обязан мне кое-чем, после того как дурно обошелся со мной.

Джида, выслушав это, поджала губы:

— Но он дал тебе все это не насовсем!

— Понимаю.

Джида вытащила из сундучка изящный золотой пояс, который можно было подогнать по размеру. Он скреплялся золотой пряжкой в виде такого же дракона, как на брошках, только янтарные глаза были побольше.

«Элизабет Тейлор просто умерла бы от зависти», — — злорадно подумала Руби. Да, стиль викингов, может, не так уж и плох!

Ну а тем временем Джида неодобрительно прищелкнула языком: ей явно не нравилась стройная фигурка Руби.

— Ай-ай, неужели ты росла в такой бедной семье, что они даже не могли откормить тебя по-настоящему? Кожа да кости!

Она начала ловко работать бесценной иголкой, которую вынула из крошечного цилиндрика, всегда свисавшего с ее броши.

Руби оглядела себя. Кожа и кости? Но не по стандартам двадцатого века, когда идеальной была именно такая фигура, как у нее, а не слегка расплывшееся, женственно-мягкое тело Джиды.

— Месяц доброй еды, и на костях нарастет побольше мяса, уж это точно.

Неужели ей придется пробыть здесь еще месяц? Но если это и так, Руби преисполнилась решимости не дать никому испортить изящную фигуру, которой ее наградило небо, и превратить себя в уродливое подобие рубенсовских красоток.

Они отправились во дворец верхом, хотя идти было недалеко, но женщииы оберегали от грязи башмаки из мягкой кожи и шлейфы платьев, при ходьбе волочившихся по земле. Все трое ехали боком, хотя Руби, не привыкшая к такой позе, смертельно боялась упасть и судорожно вцепилась в гриву коня.

Во дворце царило веселье. Сотни прекрасно одетых мужчин и женщин сменялись и громко переговаривались.

— В честь чего король дает сегодняшний праздник? — спросила Руби Джиду.

— Прибыл гонец от Ательстана с брачными бумагами. Мы отмечаем помолвку короля.

Руби последовала за семейством Олафа к столу, стоявшему совсем близко к возвышению, где сидел Торк, король и самые почетные гости. Здесь, в отличие от нижних столов, были постелены тонкие скатерти и разложены тяжелые серебряные приборы.

Торк, великолепный в темно-синей тунике, вышитой серебром, и черных штанах, мог считаться олицетворением благородного рыцаря-викинга. Он медленно, со скучающим видом пил эль. Каждый раз, когда он поднимал чашу, в свете масляных светильников и факелов сверкали серебряные браслеты на предплечьях. Круглый, усаженный драгоценными камнями диск красовался на толстой серебряной нагрудной цепи. Светлые волосы лежали на плечах, но он заложил их за уши, где… О Боже, с мочки одного уха свисала сережка в виде молнии. Ее муж, Джек, в жизни бы не надел ничего подобного! Но Торгу серьга шла, поскольку подчеркивала мужественный, чуть зловещий вид настоящего пирата.

Интересно, сможет ли она когда-нибудь уговорить Джека проколоть ухо? И, представив мужа в деловом костюме, с сережкой в виде молнии, едва не засмелась, так позабавила ее эта картина.

В этот момент Торк заметил Руби, и в ясных синих глазах промелькнуло изумление. Он почти неприметно кивнул, не отрывая от нее взгляда. И словно та же самая молния неожиданно ударила между ними, соединив тончайшей нитью взаимного притяжения. Правда, продолжалось это всего мгновение, потому что Руби увидела женщину, сидевшую рядом с Торком. Та самая растрепа с пристани!

Руби стиснула кулаки и вынудила себя отвернуться.

Пир продолжался больше трех часов, одно блюдо сменялось другим, превосходное вино и крепкий эль лились рекой. Пока слуги убирали со столов, собравшиеся оживленно переговаривались в ожидании развлечений. Астрид застенчиво беседовала с Селиком под неотступным хмурым взглядом Олафа. Король со своими придворными сошел с возвышения. Грудастая блондинка беззастенчиво висла на Торке. Ревность сжигала душу Руби, и она ненавидела себя за это. С чего ей ревновать к этому викингу? Он ей не муж!

Но так ли это?

Женщина напоминала Руби кого-то. О нет! Только не Долли Партон! Такого совпадения ей не вынести. Значит, Торк и Джек предпочитают женщин одного типа. Но Джек не мог серьезно говорить о том, что поищет женщину с телом Долли Партон! Он просто дразнил Руби!

Слуги расставили стулья у подножия лестницы, для самых знатных господ. Олаф выдернул Руби и Джиду из толпы и усадил на край возвышения. Многие рассаживались на широких низких скамьях, встроенных в стены. Остальные тихо переговаривались. Развлечения начались с того, что молодая женщина спела прелестную балладу под аккомпанемент брата, игравшего на лютне. Потом скальд, или поэт-сказатель, рассказал несколько саг о храбрости викингов в бою, поведал о смелых людях, которых воля жестоких правителей и перенаселенность вынудили искать новые земли, — совершенно новое истолкование мотивов, побуждавших викингов идти в набеги! А ведь историки считали их всего-навсего кровожадными дикарями!

В одной из саг говорилось об отце Торка, короле Норвегии Гаральде, и о том, как он получил прозвище «Прекрасноволосый». Скальд начал с описания славных деяний Гаральда, из которых самым памятным было объединение Норвегии.

— Но еще одно завоевание достойно того, чтобы его воспеть, — это повесть о том, как Гаральд полюбил прекрасную Джиду, дочь короля Хордаленда.

Руби хотела было спросить у Джиды, уж не в честь ли королевской дочери она получила имя, но жена Олафа была полностью поглощена рассказом, и Руби украдкой взглянула в сторону Торка. Тот сидел, развалившись в кресле, вытянув перед собой ноги, и цинично усмехался. Вероятно, история была не совсем правдивой.

Скальд объявил, что Джида отказалась выйти замуж за молодого Гаральда, пока тот не объединит Норвегию, как сделал Горн в Дании. И король поклялся не стричь волосы и не брить бороду, пока не достигнет цели. Десять лет ушло у него на то, чтобы стать верховным правителем. После того как он привел в порядок волосы и бороду, сменил прозвание «Гаральд Косматый» на другое — «Гаральд прекрасноволосый». И тогда Джида добровольно пришла в его постель, присоединившись, судя по всему, к целому гарему жен и наложниц.

— Драконье дерьмо! — громко, грубо выругался Торк. Среди царившей тишины бесцеремонный воз глас прозвучал ударом грома.

— Тебе не понравилась сага? — осведомился Зигтриг, повернувшись к Торку.

— Вот именно. Конечно, Норвегию объединили, верно, но тем, кто знает, как хитер отец, и в голову не придет поверить, чтобы каприз какой-то девчонки мог подвигнуть его на такое дело!

— Ты прав, Торк, — немного подумав, согласился Зигтриг, — но история все равно хороша. — И, повернувшись к смущенному скальду, спросил: — Ты знаешь еще что-нибудь?

— Да, но не отвечаю за правдивость саг, — проныл скальд. — Я готов поведать только то, что мне передали.

Он вопросительно взглянул на Торка, боясь, что тот снова вмешается, но викинг безразлично молчал, глядя в чашу, и скальд продолжал рассказ. На этот раз сага была посвящена предку Руби, Грольфу, которого изгнали из Норвегии, несмотря на дружбу его отца, графа Ронвальда Мора, с Гаральдом. Скальд проследил генеалогию Грольфа на протяжении одиннадцати поколений, от короля Форнойта в Финляндии, и заключил рассказ словами:

— И король франков Шарль Простак отдал ему провинцию Нормандию.

Руби увлеченно слушала историю, жалея, однако, что скальд выбрал именно эту тему. Наверняка Зигтриг вспомнит о ней!

— А где девушка, утверждающая, что приходится родней Грольфу? — внезапно вопросил король, обыскивая взглядом толпу. — Ее еще не обезглавили?

Господи Боже, да король просто помешан на казнях!

Руби попыталась спрятаться за Олафа, но тот опустил ее на пол и велел выступить вперед.

Прекрасно! Все начинается по новой!

Руби шагнула к королю, высоко подняв подбородок, пытаясь не показать, как дрожат ноги.

— Ты выглядишь куда лучше, чем во время нашей первой встречи, — ехидно заметил король, казалось, совсем забыв, что в прошлый раз на ней почти ничего не было. Но Руби не собиралась напоминать ему.

— Почему мы не видели тебя при дворе?

Он, очевидно, запамятовал также, что поручил ее попечению Торка.

— Я живу с семьей Олафа.

Зигтриг кивнул косматой головой, вспомнив все, и проницательно взглянул на Торка:

— Вижу, ты быстро избавился от назойливой девчонки!

И, не дожидаясь ответа, снова обратился к Руби:

— На какое имя ты отзываешься?

— Руби. Руби Джордан.

— Тебя зовут так же, как драгоценный камень?

— По правде говоря, моя мать была помешана на музыке кантри. Она назвала меня и Люсиль, мою сестру, в честь любимых песен, и действительно, впоследствии эти вещи стали настоящей классикой музыки кантри.

Здоровый глаз короля зажегся явным интересом. Правда, он, вероятно, почти ничего не понял из сказанного, если не считать слова «музыка».

— Ты споешь для нас, — высокомерно бросил он.

— Но я не настолько хорошо умею петь!

Торк подавился вином, и приятель начал колотить его по спине, чтобы остановить взрыв смеха, который последовал сразу за словами Руби. Та с отвращением взглянула на викинга.

— Неважно, — рявкнул Зигтриг. — Пой.

Руби покраснела от стыда. Дома она могла аккомпанировать себе на гитаре сына, и сейчас поспешно взяла лютню, надеясь, что сможет взять несколько аккордов. Она попробовала поиграть и нашла, что хотя это далеко не то же самое, но все-таки лучше, чем ничего.

— Попытаюсь, — решила она, — но не ожидайте слишком многого.

Король ничего не ответил, но по его виду стало ясно, что ожидает он как раз многого. Что он сделает, если ему не понравится пение? Отрубит ей голову?

— Прежде чем начать, я хочу объяснить несколько слов, которые могут быть вам непонятны. В моей стране разразилась когда-то большая война, названная Азиатской. Эта песня о храбром воине, который был так тяжело ранен, что ноги его перестали двигаться, а вместе с неспособностью ходить он еще потерял и… — Руби поискала нужное слово. — Свое мужское достоинство.

Увидев, как несколько человек понимающе кивнули, она продолжала:

— Его раны так страшны, что он готовился к скорой смерти, но все-таки глубоко обижен молодой женой, которая хочет от жизни больше, чем брак с искалеченным мужем.

В комнате стояла мертвая тишина. Викинги зачарованно слушали.

Руби несколько секунд перебирала струны лютни и начала петь, сначала нерешительно и тихо, о том, как бедняга умоляет жену не уезжать с другим. Когда она хрипловато повторила припев, одобрительные улыбки засветились на лицах свирепых воинов, а на глазах остальных блеснули слезы. Руби, сама того не понимая, выбрала песню, нашедшую отклик в сердцах закаленных людей, прекрасно понимавших, как велика может быть цена победы. Подобное может случиться в любой момент с каждым из них, как уже случилось с некоторыми товарищами.

Когда Руби закончила, в зале воцарилось долгое молчание.

Господи, не означает ли оно, что настало время рубить головы?!

Руби поглядела на Торка, который отставил кубок и пристально наблюдал за ней, явно завороженный ее пением. В напряженном взгляде было столько неожиданного тепла, что тонкая нить магнетического притяжения, соединявшая их, стала гораздо прочнее.

Но тут весь зал взорвался одобрительными криками, которые грубо вернули к действительности Руби и Торка. Король Зигтриг встал и так воодушевленно хлопнул Руби по плечу, что та едва не уронила лютню.

— Превосходно! Превосходно! — объявил он. — Завтра ты научишь этой саге моего скальда!

Сказитель явно не обрадовался такому приказу.

— Ну а теперь спой про свою сестру. Как ее зовут?

— Люсиль.

Викингам понравилась и эта песня о жене-изменнице, которую муж нашел в пивной и упрекает за то, что бросила его и четверых голодных детей. Они даже запомнили припев и теперь подпевали низкими голосами, упрекая легкомысленную Люсиль за то, что выбрала самое неподходящее время, чтобы уйти от мужа.

Руби имела оглушительный успех. Викинги, подбадривавшие ее топотом и стуком кубков, оказались настоящими любителями музыки кантри. Они потребовали, чтобы Руби пела снова, и спросили, не знает ли она еще песен. Только Торк, казалось, снова ушел в себя. Куда девался теплый блеск глаз?

— Не вижу ничего смешного в песне, славящей женскую измену. Женщинам незнакома верность!

Король и некоторые мужчины радостно взревели, услыхав слова Торка. Они знали, как пренебрежительно относится Торк к женщинам, и, вероятно, разделяли его мнение.

— Ты не прав, Торк, — покачала головой Руби. — Песня осуждает тех немногих женщин, которые не ценят хороших мужчин.

Но какой смысл пытаться защитить себя перед Торком? Руби подумала, что неплохо бы тоже выпить пива, но поняла, что ее судьба зависит от доброго настроения короля, и лихорадочно попыталась припомнить хотя бы одну песню. Ничего не приходило на ум. Но тут Руби неожиданно вспомнила две зажигательных мелодии, которые часто слышала по автомобильному радио. Викингам они должны понравиться из-за забавного текста и очень низких нот, которые брались в припеве. Когда она закончила петь «У меня друзья в притонах» Гарта Брука и «Все мои буйные дружки придут сегодня» Хэнка Уильямса-младшего, в зале едва не слетела крыша от воплей, взрывов хохота и громких просьб спеть еще.

Руби закончила выступление старой песней Макдевиса «Боже, как трудно быть смиренным», наблюдая за буйным весельем викингов, прекрасно понявших, что она высмеивает именно их.

Торк рассматривал Руби со странно вопросительным видом. Она интриговала его, как и остальных викингов, в этом не было сомнения, но светилось в этом ошеломляюще красивом лице еще что-то, чего Руби никак не могла определить. Пронизывающие голубые глаза приковали ее взгляд, и Руби безуспешно пыталась угадать, что хочет сказать ей Торк. Где-то в глубине души она знала ответ, но пока он ускользал от нее. Измучившись от неотвязных мыслей, Руби машинально поднесла руку ко лбу.

— Девушка просто падает от усталости, — заметил Торк королю, мгновенно поняв, в чем дело. — Отпусти ее.

И, не дожидаясь ответа Зигтрига, подозвал лютниста с сестрой и велел им заменить Руби, а сам взял ее за руку и повел подальше от толпы, где и вручил свой кубок с вином. Руби коснулась губами того места, где были его губы, и сделала большой глоток, не сводя взгляда с Торка, удивляясь испытующему выражению его глаз.

Она почувствовала, как закружилась голова, когда волна внезапного желания окатила ее. Неожиданно Руби поняла, что хотел сказать Торк. Такое же выражение светилось на лице Джека, когда он был возбужден и хотел заняться любовью.

— Кто ты? — хрипло прошептал он.

— Твоя жена.

Торк отрицательно покачал головой, но тем не менее спросил грубым, обуреваемым желанием голосом:

— Ты ляжешь со мной в постель?

Руби улыбнулась откровенным словам. Да уж, Торк не станет ходить вокруг да около:

— А ты обвенчаешься со мной?

Торк улыбнулся находчивому ответу и покачал головой, по-видимому, уверенный, что Руби шутит.

— Я хочу тебя! — бросил он, подчеркивая каждое слово, пытаясь объяснить, что чувствует. Словно прерывистое дыхание и затуманенные глаза не говорили достаточно ясно и без слов!

— Знаю, — шепнула Руби, кладя руку на его плечо, и едва не отпрянула, ощутив чувственный жар, загоревшийся в ней всего лишь от легкого прикосновения!

Призывная улыбка осветила лицо Торка. Он понял, что происходит с ней, и, возможно, сам испытывал то же самое.

— Ты дразнила меня много дней, с тех пор как появилась на пристани, милая, — выдохнул он. — Странное притяжение влечет меня к тебе. Я почти готов поверить, что мы знали друг друга когда-то раньше. Ты, пожалуй, действительно знаешь, как возбудить во мне желание.

Безумное, невероятное удовольствие охватило Руби при этих словах.

— Может, ты волшебница, Руби? И заколдовала меня? — тихо спросил Торк, забирая у нее чашу и ставя ее на ближайший подоконник. Большим пальцем он стер каплю вина с подбородка Руби, а когда хотел вытереть руку о тунику, Руби завладела его большим пальцем и кончиком языка слизала вино.

Глаза Торка потемнели. Вздрогнув, он схватил ее за талию, притиснул к стене так, что ноги ее едва касались земли, и прижал возбужденным телом, двигая бедрами из стороны в сторону, пока их тела не слились в единое целое — женская грудь с мужской, мужская плоть с женской.

— О-о-о, — мягко простонала Руби, и из горла Торка непроизвольно вырвался ответный стон.

Когда Торк чуть отстранился, а потом снова почти вдавил ее в стену, коснувшись самого чувствительного местечка, Руби охнула.

— Я показал тебе, чего хочу, — пробормотал Торк, — но чего хочешь ты?

— Я… Как насчет одного из поцелуев, о которых мы говорили тогда?

Торк по-волчьи ощерился, немедленно вспомнив ее слова, и нагнул голову так, что их губы почти соприкасались.

— Как там? Длинные, медленные…

Когда наконец его губы завладели ее ртом, Руби потеряла голову. Поцелуй оказался таким же зажигательным, как с Джеком. Они целовались бесконечно, забыв о том, что нужно дышать. Руби наслаждалась прикосновением его губ, прекрасно помня и зная, что нужно этому мужчине. Казалось, она изголодалась до такой степени, что готова часами выдерживать эту сладкую пытку.

Наконец Торк отодвинулся и прошептал, игриво покусывая ее нижнюю губу:

— Что там еще говорил тот человек по имени Кевин? Крепкие и глубокие, не так ли?

И когда язык Торка проник сквозь ее приоткрытые губы и начал медленное ритмичное движение, входя и выходя изо рта, Руби обвила руками шею Торка и слегка раздвинула ноги, чтобы лучше его чувствовать. Наслаждение было так велико, что Руби обмякла в объятиях Торка. Тело Торка судорожно сжалось. Грубо оторвавшись от Руби, он сжал ее лицо в больших ладонях и так невнятно, что она едва расслышала, спросил, очевидно, едва владея собой:

— А что еще нравилось тому Кевину в поцелуях?

— Не помню, — призналась Руби, наблюдая, как и глазах Торка загорелись веселые искорки, но тут же пробормотала: — Нет, вспомнила. Долгие, глубокие, крепкие, влажные поцелуи, которые длятся день, два и три…

Торк слегка отодвинулся, глядя на нее затянутыми дымкой страсти глазами.

— Ты вправду волшебница?

— Нет, просто женщина.

— И станешь моей женщиной на эту ночь?

Руби тихонько застонала, потому что Торк снова соблазнял ее легчайшими движениями бедер.

— О Торк, часть меня жаждет этого, но…

— Какая именно часть? — осведомился он, кривовато усмехаясь и поднимая брови, перед тем как вновь прижаться к ней.

— Это несправедливо, — запротестовала Руби, коротко засмеявшись. — Торк, я тоже хочу тебя, но слишком стара для случайных связей. Я жила с тобой, то есть с Джеком, слишком много лет, чтобы удовлетвориться столь малым.

— Случайная связь?

— Это означает, что я не желаю быть очередной зарубкой на столбике твоей постели лишь для того, чтобы оказаться забытой на другой день. Если, конечно, твое приглашение не распространяется на одну ночь.

Она с надеждой взглянула на него.

Торк обнажил белые зубы в чарующей улыбке:

— О милая, бьюсь об заклад, пройдет не одна ночь прежде, чем мы насытимся друг другом.

Да уж, в этом сомневаться не приходилось. Каждый дюйм кожи Руби горел от желания отдаться ему. Торк, нетерпеливо хмурясь, повторил:

— Ты разделишь со мной постель сегодня?

— А ты признаешь себя моим мужем?

Торк вопросительно нагнул голову. Но глаза тут же загорелись гневом, как только он осознал, что она просит больше, чем он готов дать.

— Никогда! — взорвался он, отскакивая от Руби.

Куда девалась сжигавшая его страсть? Он яростно ударил кулаком о ладонь.

— Мне следовало знать. Женщины всегда стараются выпросить у мужчины как можно больше. И никогда не отдают свою любовь без всяких условий!

— Это несправедливо.

— Каким я был глупцом, когда выказал искренние чувства, ведь ты же просишь плату за свои милости!

Горящие глаза презрительно оглядели Руби.

— Правильно сделала твоя мать, когда назвала тебя именем потаскухи из песни!

— Торк, это неправда! — вскрикнула Руби, но он уже исчез. Руби коснулась пальцами распухших от поцелуев губ, чтобы унять рыдания.

Когда этот человек прекратит ранить ее?!