"Преступный викинг" - читать интересную книгу автора (Хилл Сандра)ГЛАВА 9Селик энергично работал руками, без устали переплывая озеро от одного берега до другого и обратно, и опять туда и обратно… Он погружал лицо в ледяную воду и мощными движениями рук рассекал чистую поверхность воды. Рейн сидела на берегу, обхватив колени руками. Она терпеливо дожидалась, когда Селик, устанет и его гнев немного утихнет. Всем сердцем Рейн рвалась к Селику, поняв, что ее признание в любви разбудило в нем воспоминания об ужасной трагедии. Теперь она знала, как он мучился и как стал жестоким. Когда голос призывал ее спасти Селика, должно быть, он имел в виду именно это. Наконец Селик вынырнул из воды, словно великолепный дельфин, и, смахнув с лица длинные волосы, поплыл к мелководью. Когда он встал на ноги, у него от усталости подгибались колени. Рейн хотела было помочь ему, но решила подождать, чтобы не злить своего возлюбленного изгоя. Своего нежного и неукротимого викинга. Он шел по мелководью, не замечая Рейн. Широкие плечи, узкие бедра, длинные мускулистые ноги. Страдание затуманило ему глаза, вытянуло губы в тонкую упрямую линию. Он, как всегда, в одиночку сражался с демонами в своей душе. «Этого мужчину я люблю», — подумала Рейн, совершенно уверенная в своих чувствах. Ее глаза ласкали его тело, а сердце переполнялось гордостью и тревогой. Увидев ее, Селик остановился как вкопанный, потом медленно нагнулся и поднял с земли одежду. Не стесняясь своей наготы, он неторопливо натянул штаны и тунику и, лишь затянув кожаный пояс, равнодушно спросил: — Зачем ты здесь? Рейн в упор посмотрела на него, не зная, говорить, что она знает о его прошлом, или не говорить, но, видно, он все прочитал на ее лице и с возмущением выдохнул: — Кто сказал? — Ты сам. Он замер, потом, видимо, понял, что в своем смятенном состоянии говорил вслух, что думал. — Убби восполнил пробелы. — Ему надо отрезать язык, — устало проговорил Селик, усаживаясь рядом с ней на землю и вытирая волосы. — Я не собираюсь обсуждать с тобой мое прошлое, — твердо сказал он. — Поэтому хоть раз запри рот на замок. Рейн и вправду хотела было заговорить, но потом решила подчиниться. Селику и так досталось. Позже. Теперь его лучше чем-нибудь повеселить, а не добавлять ему страданий. Пусть он хоть ненадолго, хоть на час, забудет терзающие его воспоминания. И Рейн принялась рассказывать обо всем, что случилось в Равеншире в его отсутствие. Когда она добралась до Герва и его ухаживаний за Бланш, у Селика изменилось выражение лица и он даже улыбнулся, услыхав про любовные наставления Берты. А потом он рассмеялся, когда она пересказала ему, как Берта сравнила его с жеребцом, а ее с охочей кобылой, и его серые глаза заблестели. — А ты охочая? — спросил Селик, и с удовольствием увидел, что она смущенно вспыхнула. — Да нет. — А, все упорствуешь, будто у тебя отвращение к постельным развлечениям. И не вздумай задирать нос. Ты все равно лжешь. Я-то уж знаю, какая ты. — Я не лгу, — возразила Рейн. — И я никогда не говорила, что мне противен секс. Я лишь говорила, что могу спать, а могу и не спать. Это не имеет для меня значения. По крайней мере, не имело в моей другой жизни. — Мне показалось иначе, когда… Селик умолк, пожав плечами. — Это с тобой иначе, Селик. — Так кто же теперь отклоняется от своей линии? Рейн улыбнулась, удивившись, как это он запомнил выражение из ее прежней жизни. — Это иначе с тобой. Ой, не хорохорься, как петух, — добавила она, вызвав у него взрыв хохота. — И вовсе не потому, что ты так здорово все умеешь. Это всего лишь потому, что ты — это ты. Так определено небом. Мы созданы друг для друга. — Это комплимент или оскорбление? — сухо переспросил он. Слава Богу, он уже не такой мрачный. Мама всегда говорила, что путь к сердцу мужчины, особенно любовника, лежит через его улыбку. А Селик уже давно не улыбался. Она на секунду задумалась, а потом расцвела на глазах, сообразив, как потешить его мужское самолюбие и в то же время рассмешить. Ну конечно, это так просто! — Знаешь, Селик… — начала она преувеличенно ласково, отчего он сразу повернулся к ней с тревогой в глазах. О да, дорогой, у тебя есть основания для тревоги. — …Знаешь, если мы когда-нибудь займемся любовью… Едва заметная улыбка появилась у него на губах. Хорошо, милый. Улыбнись. И успокойся. — …Если мы когда-нибудь займемся любовью, клянусь, я непременно покажу тебе точку «Г». Вот! Ну, как твое мужское самолюбие поживает? — Я знаю, что пожалею потом, но все же не могу удержаться от вопроса. Скажи, пожалуйста, что это за чертова точка «Г»? А я-то думала, ты не спросишь. — В моем времени не пришли к единому мнению, но многие авторы литературы о сексе… — Авторы литературы о сексе? Ты уверена, что те, кто объявляют себя знатоками таких вещей, не жулики? Рейн с улыбкой кивнула. — Это наверняка французы, — заявил он с насмешкой. — Мужчины во Франции убеждены, будто они — лучшие любовники в мире. Скорее всего, они написали многие из книг, на которые ты все время ссылаешься. — Сотни. — Ха! Клянусь я знаю не меньше этих самозванцев. Несомненно, детка. — В любом случае, пока ты опять не прервал меня, скажу, что многие авторы не признают существования точки «Г» у женщин. С другой стороны, женщины заявляют, что она у них есть. Рейн дала Селику подробный урок женской анатомии с описанием местонахождения точки «Г» и ее возможностей. Сначала он долго смотрел на нее во все глаза, пораженный обилием медицинской терминологии, а потом расхохотался. — Честно говоря, никогда прежде мне не приходилось встречать женщины, похожей на тебя. Ты знаешь так много о любовных играх мужчин и женщин, как будто ты не женщина, а чертова книжка. Но, думаю, на самом деле ты ничего не знаешь. Да-да, ты невинна, как девственница, которая в первый раз собирается лечь в постель с мужчиной. — Нет! Он вновь засмеялся, а потом поднял ее на ноги и повел прочь от озера, каждый раз щипая за зад, если она замедляла шаг. Пока они шли, он не переставал смеяться, то и дело восклицая: — Точка Г! Черт побери! Точка Г! Вскоре показался Убби, который со страхом ждал возвращения хозяина. Сначала он, ничего не понимая, лишь растерянно смотрел то на смеющегося Селика, то на раздраженную Рейн, потирающую зад, а потом расплылся в счастливой улыбке и кивнул Рейн, словно поздравляя ее с победой. Убби решил, что Рейн совершила еще одно ангельское чудо. Что же до Селика, то он несказанно удивил ее, когда вдруг прошептал ей на ухо: — Спасибо. Очевидно, он вполне оценил ее стремление развеселить его. Через несколько дней Селик оседлал Яростного и взлетел в седло, собираясь вновь покинуть Равеншир. Рейн на своем коне с нелепым именем Божий Посланец подъехала к нему сзади, и Селик мысленно застонал, гадая, чем он еще провинился и за что она будет его ругать. — Спасибо, что позволил мне ехать с тобой в Йорвик. От ее ласкового тона у него глаза полезли на лоб. Что-то ей было от него нужно, не иначе. — Я попросилась в Йорвик, потому что там, возможно, я лучше пойму, зачем послана сюда. Если мне удастся найти место, где потом у нас построили музей, я наверняка… Селик недоверчиво фыркнул. — Что? Ждешь послание от бога? — Ты невозможен! Он повернулся к ней и насмешливо покачал головой. — Одна речка как-то назвала океан мокрым… Рейн рассмеялась, и ему показалось, что еще немного и сердце выскочит у него из груди. — Ох, Селик, я лю… Он поднял руку, поняв, что она хочет ему сказать. А этого он допустить не мог, поэтому глядел на желанную женщину и изо всех сил сопротивлялся ее почти неодолимой власти над ним. После их свидания на берегу озера ему удавалось удерживать ее от этих слов. Пока ничего не сказано вслух, можно делать вид, что он не замечает их крепнущую близость. На мгновение он устало закрыл глаза. О Иисус, или Один, или кто там есть, пожалуйста, не мучай меня. Мне не по силам любить. И не по силам терять. Никакой человек такое не вынесет. Он решительно расправил плечи. Доверься мне. — Что ты сказала? — с тревогой спросил Селик. — Когда? — Только что. Что-то насчет доверия, — сказал он, уже понимая, что это была не Рейн. Черт подери! Ей все-таки удалось вывернуть его наизнанку и сделать из него полоумного. Она широко открыла прекрасные золотистые глаза. — Ты тоже слышал голос. Да? — Нет. Я ничего не слышал. — Лжешь. — Мужчин я убивал и за меньшее. — Я не боюсь. — Будешь бояться. — Почему? — Р-р-р! — Селик, тебе надо быть осторожнее с твоим темпераментом. Каждый раз, когда ты злишься на меня, у тебя на лбу надувается вена. Вот хватит удар, тогда что будешь делать? Он проворчал: — Будет только один удар, моего кинжала, которым я отрежу твой болтливый язык. Убби подъехал поближе. — Хозяин, позволь мне вставить кляп ей в рот, чтобы она тебя не беспокоила, — с нарочитым подобострастием предложил Убби, который едва не плясал от радости с самого вечера, когда Селик приказал ему собираться в Йорвик. Селик, представляя эту замечательную картину, насмешливо посмотрел на него. — Я не пожалел бы состояния, чтобы посмотреть, как у тебя получится. Но готов отдать два состояния, если вы заткнете друг другу рты и дадите миру несколько минут покоя. Убби поник от оскорбления, но Селик мог бы поклясться, что предатель украдкой подмигнул Рейн. Великолепно! Сговор двух полоумных. — Все готовы ехать, — провозгласил Убби. Селик с отвращением оглядел разношерстное сборище. Хотя он оставил в замке с Тайкиром полудюжину воинов и Берту-повариху, с ним ехали две дюжины воинов и шестеро пленных. Семь пленников выразили желание стать его воинами. Все ехали на лошадях, даже Бланш. Каким-то образом в окрестностях удалось украсть достаточно лошадей. Селик хотел было подать сигнал, как вдруг его взгляд стал холодным как лед. Он увидел незнакомую всадницу. Всадников, поправил он себя. Это была молодая женщина и ее ребенок, которого она держала на руках. — Убери их, — процедил он сквозь зубы Герву. — Хозяин, — вмешался Убби, — ее муж — равенширский крестьянин. Он умер от лихорадки вчера утром, и теперь она хочет вернуться в Йорвик к своей семье. — Пусть даже ее муж был королем. Я не хочу видеть де… Он умолк, не в силах справиться с дрогнувшим голосом… — С меня и так хватит болтушек и сварливец, от которых одни только неприятности. С этими двумя не знаю как быть, — он махнул рукой в сторону Рейн и Бланш. — И так остается только рассчитывать на божью помощь. — Но, хозяин, это жестоко. У нее здесь никого нет, и некому защитить ее и позаботиться о ней. — Пускай помогает Берте на кухне. Или пусть катится ко всем чертям. Это не мое дело. Селик кивнул головой Герву, который грубо стащил женщину и ребенка с лошади. Селик как будто не обратил внимания на слезы, покатившиеся по лицу молодой женщины, и повернул коня к воротам. Он выехал на мост, ни разу не обернувшись на плачущего ребенка и на его рыдавшую в отчаянии мать. Селик не смотрел и на Рейн, зная, что увидит на ее лице. А твоя жена искала у кого-нибудь спасения перед приходом саксов? Может быть, ей тоже отказали в помощи, как этой женщине? Селик проглотил застрявший в горле комок. Что это с ним? Еще месяц или год назад он, не раздумывая, предоставил бы эту женщину и ее проклятого ребенка их судьбе. Если честно, он и сам мог бы стащить их с лошади. Не глядя на трусившего сзади Убби, он покопался в карманах туники и достал мешочек с монетами. Бросив его пораженному слуге, он хрипло приказал: — Отдай ей и позаботься, чтобы она уехала. У Убби засверкали глаза, и он, не задав ни единого вопроса, развернул коня и поскакал обратно в Равеншир. Селику показалось, что он слышит, как Убби бормочет: «Я знал, что ты сделаешь. Я знал…» Селику не нравилось, как повернулась его жизнь в последнее время. Он словно выпустил из рук поводья. Слишком много людей. Слишком много забот. И он решил в Йорвике избавиться от всех этих пиявок. Тогда он снова сможет сражаться против саксов. И искать Стивена из Грейвли. В одиночку. Этот путь он выбрал давным-давно. С этого пути нельзя сойти. С него нельзя свернуть. Он себе не позволит. Xa! Селик усмехнулся. Опять этот проклятый голос. Черт бы его подрал. Если это Бог, то почему он насмехается? Он торопливо огляделся, может быть, смеялся кто-то из воинов. Не похоже. Все ехали молча, напряженно всматриваясь вдаль. Он пожал плечами, не желая верить в невозможное. Ну конечно, это он сам произнес. Такое с ним уже бывало. Не Бог же, в самом деле, говорит у него в голове. Только этого не хватало. Стоит только поверить и… Нет! Сохрани и помилуй, Господи! Придется поверить. Он застонал, и Убби посмотрел на него, удивленно подняв брови. Селик грубо выругался и пустил коня в галоп, не зная, что еще сделать, чтобы привести в порядок свои мысли. Когда они на другое утро въезжали в Йорвик, Рейн едва сдерживала волнение. Воины взяли Селика и ее в кольцо и настороженно посматривали по сторонам, нет ли где саксов, особенно когда они проезжали по мосту через реку Оуз, которая неторопливо несла свои воды вдоль улицы, которую Убби назвал Миклгейт, или Великой улицей. Мать рассказывала Рейн, что Йорвик, как в десятом веке называли Йорк, был как бы воротами из Скандинавии в Англию. Через него торговые пути шли в Ирландию, Шотландию, Германию, в страны Балтии и еще дальше. Рейн чуть не свернула шею, стараясь все увидеть и разглядеть, пока они ехали по узким затененным улочкам торгового города. Построенные римлянами стены с восемью массивными башнями, когда-то защищавшие город со всех сторон, и несколько домов лежали в развалинах, свидетельствуя о недавних набегах саксов. Правда, Убби сказал, что ни одного скандинавского короля тогда не было здесь… А в воздухе витал дух возрождения и преуспеяния, новое быстро сменяло старое. До чего все люди похожи, думала Рейн, глядя на пеструю толпу скандинавов, англичан, исландцев, норманнов, франков, германцев, русских. Здесь были даже торговцы из восточных стран. Какофония языков создавала причудливый фон, на котором по-будничному деловито шумел торговый город. Переругиваясь на чудовищной смеси разных языков, торговцы и матросы выгружали экзотические товары из пузатых торговых судов, стоявших на слиянии рек Оуз и Фосс. Убби разглядел великолепные вина из Фриссии, янтарь, шкуры и китовый ус из Балтии, мыло из Норвегии, ручные мельницы из Германии и пестрые шелка с Востока. Ремесленники зазывали покупателей, сидя за прилавками перед домами, и предлагали им гребни из слоновой кости, костяные коньки, бронзовые броши, поясные пряжки и браслеты, стеклянные бусы и бусы из агата, деревянные кубки и кухонную утварь, украшения из золота и серебра с драгоценными камнями. Рейн показалось странным, что на улице, или у «ворот», как говорили скандинавы, продавали столько однотипных товаров, например, была улица бондарей, улица ювелиров, улица стекольщиков. — Похоже на огромную ярмарку, — взволнованно сказала Рейн, повернувшись к ехавшему рядом Селику. Целый день он делал вид, что не замечает ее, но на этот раз не отвернулся. — Да, на твою мать ремесленники тоже произвели впечатление, — вспомнил он, казалось, польщенный ее вниманием к живописным улицам города. — Коппергейт. Медные ворота. Здесь много мастерских. Рейн восхищенно разглядывала главную артерию города десятого века, зная, что где-то здесь в ее времени находится Музей викингов. — Селик, отсюда началось мое путешествие во времени. Он застонал, едва она упомянула путешествие во времени, которое он неохотно, но признал, но наотрез отказывался обсуждать. — Ты, конечно, ждешь, чтобы я отвернулся, а сама взлетишь на своих ангельских крыльях и поминай как звали. Пожалуйста, милая госпожа, позволь мне посмотреть, как это будет. — Не язви. Я не говорила, что хочу вернуться домой. Сначала хотела, а теперь нет. Я сама не знаю, чего хочу. Неожиданно впереди оказалась телега, запряженная быками, и им пришлось остановиться. Воины Селика тревожно оглядывались, не появились ли саксы. — Я бы не отказалась от янтарных бус, — как бы между прочим заметила Рейн, глядя, как за ближайшим столом ювелир опытной рукой режет и полирует оранжево-желтые камни. Потом она усмехнулась. — Как думаешь, они натуральные? Селик улыбнулся, взглянув на нее так, что это можно было посчитать за ласку, и у Рейн замерло сердце. Она наслаждалась редким согласием между ними. Ей хотелось протянуть к нему руку и убрать с его лица волосы. Но она боялась, что он оттолкнет ее руку или скажет что-нибудь обидное. Она очень удивилась, когда Селик, хитро подмигнув ей, повернулся к ремесленнику. Он бросил смотревшему на них во все глаза юноше монету и показал на ожерелье в его руках. Ювелир подал его Селику и благодарно кивнул. Рейн с улыбкой потянулась за ожерельем и промурлыкала: — О, спасибо, Селик, оно великолепно. Но Селик не отдал ей ожерелье. — Ты мне дашь взамен один «Лайфсейвер». Одна конфета в обмен на бесценное ожерелье. Heплохая сделка! — Я же говорила, что они закончились. — Ты врешь. Рейн рассмеялась. — Ладно. Но только одну конфету. Она порылась в своем рюкзаке, достала упаковку «Тропических фруктов» и протянула ему желтую кругляшку с ананасовым вкусом. — Это что? Мне нравится красная. — Последние вишневые я отдала Тайкиру и Убби. Это ананасовая, кажется. Селик с досадой посмотрел на нее, словно она распорядилась его конфетами и с опаской положил желтый кружок на язык. Тотчас его лицо приняло удивленное выражение. — Тебе нравится? — Да. Но красная все же лучше, — заметил он. Потом нагнулся к ней и надел на нее ожерелье. — Оно подходит к твоим золотистым глазам, сладкая. Ему нравятся мои глаза. — Я тебе говорила, что со мной делают твои любовные словечки? — хрипло спросила она, подъехав ближе. Но он не придержал коня, чтобы между ними осталось прежнее расстояние. — Любовные словечки? Какие любовные словечки? — Сладкая. Дорогая. — Ха! Это не любовные словечки. Это просто… — он замолчал. Телега освободила дорогу, и Селик поехал дальше. Рейн замешкалась, но вскоре догнала викинга. — Селик, спасибо. Я буду любоваться ожерельем. Всегда. Потому что это твой подарок. — Это всего лишь безделушка. Не преувеличивай. — О, так похоже на тебя — одной рукой давать, а другой отбирать. Почему ты отталкиваешь меня? — А почему ты навязываешься мне? — Потому что я была послана… — Богом, чтобы меня спасти, — закончил он за нее, в раздражении покачав головой. — Пожалуйста, оставь меня в покое, женщина, и стань ангелом-хранителем для кого-нибудь другого. А еще лучше, расправь крылья и лети на крышу своей церкви. — Он махнул рукой на многочисленные церкви, мимо которых они проезжали. — Твое карканье неплохо будет звучать на фоне голубиного воркованья. Рейн было открыла рот, чтобы ответить, но вовремя прикусила язык и смешно сморщила нос: — В самом деле, не верится, что здесь столько церквей. Мы проехали не меньше дюжины. А где собор Святого Петра… ну, при котором «больница»? Селик махнул рукой на высокий шпиль вдалеке. — Отвезешь меня туда? — Подумаю… Да, отвезу. — Может быть, мне удастся там поработать. Он ухмыльнулся. — Занятная будет картинка — ты врываешься в собор и предлагаешь свои услуги святым отцам. Рассказываешь о том, как расширяются вены. Из-за тебя у них самих полопаются сосуды. Рейн улыбнулась. — Пожалуй, лучше приставай к ним, чем ко мне, — резко проговорил Селик. — А то прилипла ко мне, как тень. Ты да еще этот чертов Убби. У Рейн стало тяжело на сердце от его слов. Неужели этот человек, которого она полюбила, и в самом деле считает ее всего лишь ненужной обузой? Дай Бог, чтобы это было не так. — Сегодня? Ты отвезешь меня туда сегодня? Он покачал головой, смеясь над ее настырностью. — Сегодня я должен избавиться от пленников и хорошо бы еще от Убби и воинов. Избавиться? Он хочет их продать? Рейн хотела спросить, не собирается ли он продать и ее тоже, но побоялась его ответа. — И куда ты потом? Он пожал плечами. — Может, на юг. Рейн хотела было еще раз поговорить с ним о том, что мщение… Но в ноздри ей ударил отвратительный запах. — О Господи, это еще что? — Это Пейвмент — улица, которую не скоро забудешь. Узнаешь запах бойни и кожи? Смотри. Селик показал на дома, на которых на огромных крючьях висели разные животные. Потроха валялись на земле. Кровь ручьями стекала в реку. Трудолюбивые ремесленники костяными ножами обдирали шкуры, после чего покрывали их толстым слоем куриного помета. Другие очищали шкуры, которые были положены одна на другую, от куриного помета и окунали их в перебродивший ягодный сок. Вскоре она увидела и конечный результат этих усилий — кожи, натянутые на деревянные рамы, и сшитые из них ботинки, куртки и пояса. Дома были одновременно и мастерскими, и жилыми помещениями. На задних дворах сидели женщины, играли дети. Вонь, казалось, им вовсе не мешала. Гуси и куры свободно бродили где хотели, свиньи громко хрюкали в маленьких загончиках. Несколько детей играли на деревянных дудках. Торговцы, ремесленники и их семьи казались вполне мирным народом. Их вид совершенно не соответствовал представлениям людей из времени Рейн о викингах и саксах мрачного средневековья. Это было не то, что прежде возникало в ее воображении, она видела сцены из битвы под Бруненбургом или воинственного Селика. Она задумалась, пытаясь найти место для своего викинга-изгоя в этой мирной картине. — Селик, а что бы ты делал, если бы не был воином? — Что? — Я хочу сказать, когда моя мать была здесь, ты ведь еще не… сражался, правда? Он улыбнулся тому, как она выбирает слова. — Я уже и тогда был викингом. — Да-да, знаю. Но ты же не собирался быть им до конца жизни. Ты сам говорил мне, что перестал… до того, как… — Я был купцом. — Купцом? Таким же, как эти люди, которые сидят на улице? — Нет. У меня было пять торговых кораблей. Я несколько раз в год ходил в Хедеби и даже в Миклгаард, продавая и покупая. Ужасная мысль пришла Рейн в голову, и она испугалась. О Боже, только не это. — Чем ты торговал? Он пожал плечами. — Да всем подряд. — Он пристально посмотрел, на нее и понял. — Нет, недоверчивая женщина, рабами я не торговал. Рейн с облегчением вздохнула. — Так и вижу тебя на палубе корабля, плывущего из одного порта в другой. — Очень рад, что тебе нравится, — проговорил он с шутовским поклоном. — Но я еще был ремесленником. Я делал… Он замолчал и покраснел, сообразив, что сказал слишком много. — Что? Ну же? Почему ты замолчал? Что ты делал? — Зверей, — робко признался он. — Я вырезал из дерева разных, зверей, но почти никогда ими не торговал. Чаще всего просто отдавал их де… знакомым или друзьям, которым они нравились. Детям. Он отдавал фигурки детям. Хм-м-м. Еще один ключик. — Мне бы хотелось взглянуть. У тебя они есть? Он помрачнел. — Нет. У меня ничего нет. Я все уничтожил. Не хочу даже вспоминать о том безмятежном времени. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Мои руки слишком запачканы кровью. Они проехали густонаселенную часть города и оказались в предместье, где дома были больше, добротнее и стояли не так скученно. Убби подъехал к Рейн, а Селик приотстал, чтобы поговорить с Гервом. Рейн видела, что Убби совсем измучен, так как из-за долгой дороги у него обострился артрит. — Убби, я знаю, что в Пейвменте забивают скот. Ты можешь завтра свозить меня туда? Мне надо поговорить с мясниками. — О чем? Ты голодная? Рейн рассмеялась. — Нет. Я возьму у них надпочечные железы и, наверное, сумею изготовить что-то вроде кортизона. Попробуем сотворить чудо с твоим артритом. Его лицо мгновенно просветлело, но страх победил, когда Рейн объяснила, что такое надпочечные железы. — Ты хочешь обложить меня коровьими внутренностями? — Нет, глупый человек, ты будешь принимать это внутрь. Он ненадолго задумался, взвешивая все за и против. — Ты говоришь «внутрь», значит, я буду есть эти чертовы внутренности? — Да, но… — Никогда! Хозяйка, я позволял массировать мое тело в самых неподходящих местах. Ты сделала меня посмешищем всего Равеншира, вымазав горячей грязью, и я не протестовал. Но и это еще не все. Я плавал в ледяной воде, чтобы доставить тебе удовольствие, не говоря уж о горячих ваннах, в которые ты заставляла меня залезать. Но я отказываюсь есть коровьи внутренности. Даже для меня есть предел. Рейн залилась смехом в ответ на длинную тираду Убби. — Убби, я не предлагаю тебе есть их сырыми, потому что так они тебе не помогут. Хотя… х-м-м… надо подумать. А что, если смешать их… измельчив сначала… Можно сделать таблетки. Не знаю, что получится… — Ха! Я тебе не свинья. Помнишь, ты сама говорила, что из меня получилась бы хорошая свинья? — Не свинья, а морская свинка, — с улыбкой поправила его Рейн. Она похлопала Убби по корявой руке. Он в самом деле отлично сотрудничал с ней в поисках средств, которые могли бы улучшить его здоровье. И кое-что ему очень помогло. — Селик! Рейн с Убби обернулись и увидели в дверях большого дома маленькую седовласую женщину с добрым лицом. Дом был отделен от соседних двором с деревянной оградой, но своей архитектурой не отличался от обычных домов, принадлежавших викингам. Разве только его богато украшали искусно вырезанные из дерева наличники и дверная рама. Несколько вооруженных воинов охраняли вход, и Рейн заметила других во дворе. — Мать! — ласково отозвался Селик, спешиваясь и бросая поводья Герву. — Мать? — спросила Рейн у Убби. — Вроде бы Селик говорил, что у него нет родителей. — Это Гайда, мать Астрид. Он для нее как сын. — Мы так беспокоились. Особенно когда узнали о Великой битве. Почему ты не послал нам весть, что жив и здоров, негодяй? — ругала его женщина, пока не оказалась в его объятиях. Он по-медвежьи облапил ее и поднял в воздух, а она ласково обхватила его шею своими маленькими ручками. — Селик, сын мой, — сказала она мягко, слегка отстранившись и ласковыми глазами вглядываясь в его лицо, по-видимому, ища новые шрамы. — Отпусти меня немедленно, здоровенный дурень, и дай я тебя покормлю. От тебя только кожа да кости и остались. Селик от души рассмеялся и, осторожно поставив ее на ноги, положил правую руку ей на плечо. Она прижалась к его груди. — Я хочу тебя кое с кем познакомить. Он подал Рейн знак, чтобы она спешилась и подошла к ним. Когда Рейн приблизилась, Селик спросил маленькую женщину: — Помнишь Руби Джордан? Жену Торка? — Конечно, — удивившись странному вопросу, ответила Гайда. — Эта… заложница… их дочь Торейн. По-другому ее зовут Слякоть… то есть я хотел сказать Дождь. Короче, она — Рейн. Рейн рассердилась на шутку, которая вовсе не показалась ей смешной. — Тогда тебя зовут ничтожество, — прошипела она, стараясь, чтобы Гайда не услышала. Но Гайда услышала, и ее лицо повеселело. — Я знаю это слово. Ничтожество. Твоя мать говорила. — Она повернулась к Селику и погрозила ему пальцем. — Что ж, очень вовремя сказано. Кстати, надоели мне все твои стражники. Господи Боже мой! Я шагу не могу ступить, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из них. Надо же! Дочь Руби! Она родилась после гибели Торка? Какая же она взрослая! Просто не верится! И высокая! Рейн внимательно вслушивалась в то, что говорила Гайда, но не все понимала в ее скороговорке. — Что она говорит? — спросила Рейн, повернувшись к Убби. — Вроде, твоя мать объяснила ей значение слова «ничтожество». Еще она говорит, что Селик поставил тут слишком много стражников, о которых она все время спотыкается, и еще ей не верится, что твоя мать родила дитя Торка после его смерти. — И она назвала меня высокой? — спросила Рейн, понимая, что Убби старается пощадить ее чувства. — Да, и это, — признал Убби. — Но любой, кто чуть больше теленка, для нее гигант. Гайда подошла ближе и, ласково протянув руки к Рейн, заговорила гораздо медленнее: — Приветствую тебя, Рейн. Дети Торка и Руби — желанные гости в моем доме. Рейн от души пожала руки маленькой женщине, ни на мгновение не усомнившись в ее искренности. — Селик сказал, что ты заложница, но в моем доме ты равная среди равных. Рейн метнула злой взгляд в Селика, который делал вид, будто не замечает ее. Она уже хотела сказать ему пару слов, как вдруг появилась самая прекрасная девушка, какую она когда-либо видела. — Селик! — закричала огненноволосая семнадцатилетняя красавица, бросаясь в раскрытые объятия Селика. Он с нескрываемой радостью подхватил ее и закружил по двору. Ничтожество! — Тайра! — восхищенно воскликнул он, наконец отпустив ее. Он, не стесняясь, оглядывал девушку с головы до ног. Земляничные волосы, крепкие округлые груди, тонкая талия, узкие бедра, отвратительно маленькие туфельки на ножках. — Ты стала совсем взрослой, пока меня не было. И очень красивой. Тайра положила нежную ручку ему на грудь и посмотрела на него знойным взглядом сквозь возмутительно длинные ресницы: — Значит, пора играть свадьбу. |
|
|