"Пурпур и бриллиант" - читать интересную книгу автора (Паретти Сандра)

15

Они сидели в сумрачной зале, где тяжелый свод покоился на высоких столбах. Быстро и незаметно, что было так не похоже на него, Симон проглотил все поданные Мирто кушанья, запил их двумя стаканами анисовой водки и исчез с багажом Каролины, чтобы помочь капитану Мора в приготовлениях.

Скрестив ноги, Каролина сидела на кожаной подушке перед камином. Огонь всегда имел над ней какую-то магическую власть. Еще ребенком она могла часами сидеть так, забыв обо всем, следить за игрой пламени, забыв обо всем, следить за игрой пламени, чье таинственное потрескивание было ей ближе, чем людские голоса, и чью неистовую горячую силу Каролина ощущала внутри себя, словно не женщина родила ее, а эта огненная стихия.

Она взяла каминные щипцы и поворошила красные угли. От одной головешки отскочил кусок, полыхнул вдруг голубыми огоньками, весело поскакавшими по другим углям, и погас. Как в любви, думала она: всполох, опаляющее дыхание огня, а потом снова темнота, зола и холод. Поэтому так нетерпеливо люди ищут забвения в любви, как в сладком сне, – а потом просыпаются и встречаются лицом к лицу с реальностью жизни.

Стерн. Разве между ними было по-иному? Они позволили друг другу найти убежище в этой любви, согреться в пламени страсти. Они были друг для друга источником в пустыне. Даже то, как она сегодня об этом вспоминала, доказывало ей, что все прошло, осталось позади, как бесконечные пески и жажда. То, что связывало ее с герцогом, она никогда не могла так хладнокровно вспоминать и так трезво оценивать. И теперь не могла. Это было нечто более высокое и сильное. Сильнее ее. Она могла убегать от него, могла желать другого мужчину; узы, которые она считала разорванными, становились только крепче.

Гоунандрос отложил в сторону книгу, которую читал. Потом подвинул к себе медную пепельницу и выбил о ее край свою трубку. Он может быть доволен: случилось все, как он хотел. Хорошо, что француженка возвращается в свой мир. Диагноз, который он с самого начала поставил пагубной любви Стерна, только подтвердился. Лучше всего будет, если они уже больше не встретятся.

Петрос положил трубку на стол. Если бы он мог знать, где сейчас Стерн и что с ним. Он был в городе уже больше восьми часов. Только чтобы отвлечься от тяжелых раздумий, врач спросил Каролину:

– Может быть, вы хотите оставить Стерну какое-нибудь сообщение?

Каролина мгновение пристально смотрела в его глаза, затем снова уставилась на огонь.

– Вы знаете Рамона. Знаете, какой он гордый. Расскажите ему сами обо всем, что произошло. Каждое мое слово способно только ранить его. Позже он сам поймет, что было между нами.

Гоунандрос был тронут. Он внезапно почувствовал желание поговорить с ней по душам, узнать ее получше, но с улицы уже звучал голос Мора.

– «Перетта» готова, – громко объявил капитан, входя в дверь.

Он подошел к столу, схватил бутылку, приложился к ней, отпив солидный глоток. Потом провел рукой по губам. – Все-таки тебе удалось втянуть меня в свои благородные дела, Петрос. Вы, греки, и черта научите молитвам.

Каролина поднялась со своего места у камина.

– Не слушайте его, – сказал Гоунандрос. – Я гарантирую вам, что он благополучно доставит вас до корабля.

Мора громко захохотал:

– Это был бы первый христианско-мусульманский союз. Если он войдет в моду, тогда скоро придется забыть о стрельбе. – Он повернулся к Каролине: – Пойдемте, мадам!

Каролина взяла плащ, набросила его на плечи и посмотрела туда, где только что сидел Гоунандрос. Она хотела попрощаться с хозяином дома, поблагодарить за помощь – но тот незаметно вышел из комнаты. Они пересекли залу, спустились по винтовой лестнице и вышли через железную дверь наружу. Друг за другом спустились на мол. Шлюпка с непривычно высокой мачтой тихо колыхалась на волнах. Парус еще не был поднят. Симон протянул Каролине руку.

Мора прыгнул на борт и указал на скамью у поручня:

– Садитесь здесь! – Бросив взгляд на Симона, он продолжил: – И пожалуйста, объясните своему спутнику, что здесь приказываю я. И пусть он меня не злит.

На дамбе появился Гоунандрос. Он отвязал трос от кнехта и бросил его в шлюпку. Петрос двигался нетерпеливо, порывисто. Длинным шестом он оттолкнул лодку от берега. Та мягко двинулась вперед. Уже через несколько метров морской туман поглотил шлюпку.

Склоняясь под ветром, «Перетта» шла вперед. Ее нос разрезал волны, при каждом накате содрогаясь от кливера до руля. Волны захлестывали корму. Каролина сидела на скамье, опустив руку в воду. Ветер овевал ее лицо, еще разгоряченное от близости к огню камина. Ветер играл ее волосами, выдувал из головы все мысли, освобождал ее от стеснения и беспокойства, с которыми она взошла на борт лодки. Она чувствовала, что спасена. Тяжкая ноша, принесшая ей и счастье, и несчастье, свалилась с нее, как листва с осеннего дерева. Как будто она не взяла с собой ни одного воспоминания о той долгой и страшной дороге, что осталась позади. Вдруг огромная волна подняла лодку и снова бросила ее вниз, так что шлюпка ударилась о воду, и брызги дождем полетели на сидящих. С криком Каролина вцепилась в Симона и тут же сама засмеялась над своим испугом. Она увидела его глаза прямо перед собой. Как проста стала жизнь с тех пор, как он рядом с ней.

– Плавание из Лиссабона сюда было таким же бурным? – спросила она.

Его густой бас исходил как будто из самой глубины его большого сильного тела:

– Я сел на корабль уже позже, в Марселе.

– Но ты ведь сказал, что был в Лиссабоне.

– Мне пришлось вернуться назад, в Розамбу.

Каролина так давно привыкла к его неспешному бретонскому говору, что не заметила, как медлит он с ответом.

– Как там, в Розамбу? – оживленно спросила она. – Как управляющий и егерь? Все еще спорят о разведении фазанов? Как чувствует себя Филипп в роли хозяина? Или братец снова вернулся в парижские угодья, где охотится на дам от тридцати до сорока? Ты должен мне все рассказать.

Но ее оживление разом угасло, когда она взглянула на Симона. Казалось, он перестал даже дышать, и под темным плащом и мягкой шляпой скрывается не живой человек, а кусок дерева. Каролина, ничего не понимая, подтолкнула его:

– А может, Филипп женился?

– Пожалуйста, не надо, – хрипло сказал Симон.

Каролина непонимающе уставилась на него. Он сидел, сложив руки на коленях и сгорбившись, словно страшная тяжесть навалилась ему на плечи.

– Филипп мертв.

Волны методично бились о борт, гуляли за шлюпкой. Филипп, шептали волны. Филипп мертв. Филипп. Шлюпка поднималась и вновь ныряла вниз, упрямо продвигаясь вперед. Тяжелую тишину нарушал только плеск волн о ее корпус. Каролина сидела неподвижно. Филипп! Филипп мертв. Это все еще шепчут волны или уже ее губы?

Филипп в гробу – холодный и неподвижный... Он, такой юный, веселый и любящий жизнь... Его светлые волосы, всегда будто спутанные ветром; карие глаза, горевшие жаждой жизни. Розамбу – без его легких шагов, приказов, без его смеха?! Комнаты, которые при нем выглядели всегда так, будто по ним прошел ураган, теперь прибраны и мертвы.

– Простите! Я должен был сразу сказать вам это. Я знаю, что вы мужественны – однако я не мог решиться...

Чей это голос, кто осмеливается нарушить похоронный шепот волн! Как она устала быть мужественной. Дорого бы она дала, если б он утаил от нее это! Если бы не сказал – ни сейчас, ни потом!

– Как это случилось? – Она удивилась, что губы слушаются ее.

– Дуэль.

Это было абсурдно, но мысль о том, что Филипп погиб с оружием в руках, немного успокоила ее боль. Ей казалось, она слышит голос Филиппа: «Имей в виду, я погибну когда-нибудь на дуэли!»

Бесчисленное количество раз повторял он эти слова; еще не умея толком держать в руках шпагу, он уже мечтал драться на дуэли. Из года в год в день своего рождения он устраивал турниры, где юноши из предместья сражались в поединках деревянными саблями.

– Из-за женщины?

Симон снял шляпу и стал вертеть ее в руках, сминая мягкие поля.

– Это произошло в Лиссабоне. В двух словах всего рассказать невозможно.

– С кем он дрался?

Симон промолчал, а Каролина не решалась взглянуть ему в глаза. Она ждала, хотя уже не нуждалась в его ответе. Шум волн бился в ее ушах. Звук все усиливался, нарастал, превращался в оглушительное громыхание.

– Остановите шлюпку! – внезапно крикнула Каролина.

Мора оглянулся:

– Это вам не карета, – сказал он, добродушно усмехаясь.

– Поворачивайте! Сейчас же! – В ее голосе было нечто, заставившее капитана подчиниться.

– Спустить паруса! – крикнул он своим людям. – Оставить только кливер.

Шлюпка замедлила ход. Ритм бьющих о борт волн стал реже.

– Кто это был? – требовательно спросила Каролина. – Говорите прямо.

Симон оставил шляпу в покое и поднял лицо. Неужели это Симон? Ей показалось, что этого мужчину Каролина никогда прежде не видела. И внезапно она все поняла.

– Это был герцог, – сказала она.

Она знала, что это правда, и все же ждала, что Симон начнет все отрицать.

Но он молчал.

– Он убил Филиппа? – Она забыла, где находится.

Потеряв голову, она вскочила на ноги и шатаясь побрела к борту.

Симон догнал ее, оттащил обратно.

– Да выслушайте же меня! Да, дело было в женщине – в вас! Все это было каким-то ужасным недоразумением. Это Филипп принудил герцога к дуэли. Вы же знаете своего брата. Когда он ненавидел, то становился другим человеком, не ведающим, что творит. Филипп боготворил герцога. Это был его идол, пример для подражания, он хотел быть таким, как герцог. Но когда вас похитили, все изменилось! Филипп винил во всем одного герцога, он возненавидел его. Когда герцог, вместо того чтобы следовать за вами, послал в Африку Рамона Стерна, Филипп совсем потерял голову.

Каролина позволила снова усадить себя на скамью. Она слышала голос Симона, но не понимала его слов. Это был всего лишь шум, сотрясение воздуха – как плеск воды, свист ветра и хлопанье паруса.

– Когда я приехал за ним в Лиссабон, он кипел от ненависти. Мы отправились к герцогу, но не застали его дома. Там, на широкой лестнице, мы встретили того араба, что привез весть о вашей смерти. Я уже сказал вам, что герцог не поверил ему. Чтобы доказать, что вы живы, он повел нас с Филиппом в дом и показал целый бриллиант. Тогда Филипп в гневе бросил ему под ноги шпагу. Подождите! Да, дело дошло до драки, но не герцог убил его...

Каролина прервала Симона:

– Где похоронили Филиппа?

– В Розамбу.

Она кивнула. Мать. Отец. А теперь Филипп! Осталось лишь одно свободное место в семейном склепе. Она станет последней. Узкая полоска земли, белая мраморная плита, куда заходящее солнце будет бросать последние угасающие лучи – да и то только летом, когда оно описывает большой круг.

Каролина сделала знак Мора. Капитан закрепил штурвал, взял стоящую на корме лампу и подошел к француженке. Он злился на самого себя, но не решался спросить, в чем же дело. От этой женщины, поднявшей к нему бледное и поразительно спокойное лицо, исходило что-то, заставившее его зябко поежиться.

– Мы плывем обратно, – тоном, не терпящим возражений, сказала Каролина.

Подчиняясь односложным приказам капитана Мора, матросы изменили курс. Несмотря на сильный бриз, они проделали этот маневр так ловко, что никто ничего не почувствовал, а шлюпка, казалось, подчинялась не ветру и вол нам, а таинственной внутренней силе.

Со штурвалом в руках и незажженной сигарой в зубах, стоял на корме капитан. Стараясь не выдавать своего любопытства, он искоса поглядывал на Каролину. Капюшон упал с ее головы, и свет лампы теперь освещал ее лицо. Ее губы были чуть приоткрыты, глаза устремлены вдаль. На виске билась голубая жилка.

Легкий туман собирался над морем, неся с собой запах водорослей. Ночь была темной, безлунной, но усыпавшие небосвод звезды сияли так же ярко, как приближавшиеся огни Алжира. Город вырастал над черным зеркалом моря, как многоступенчатая пирамида из белого камня. Берег становился все ближе.

Каролина с испугом наблюдала за его приближением. Она сама отдала приказ возвращаться. Но что ей тут делать? Что ей вообще делать там, где есть люди, терзающие других людей? Нет, прочь, прочь отсюда – от мертвых и живых, от прошлого и будущего – и от себя самой. Каролина не желала ничего иного, кроме как укрыться за любыми стенами – только чтобы защитить свою жизнь. И такое убежище у нее было – Розамбу, замок ее отца, с крепкими стенами и прекрасным парком. Теперь этот замок стал тих, как монастырь. Пруд у турецкого павильона, статуи, тенистые, заросшие шиповником беседки. Розамбу.

Ей нужен корабль. Гоунандрос должен найти его.

Она поднялась и подошла к Мора.

– Вы потеряли свое судно. Сколько вам понадобится времени, чтобы снарядить новое?

Мора вынул сигару изо рта и принялся разглядывать ее, пытаясь справиться с изумлением.

– Куда вы собираетесь плыть?

– В Марсель. Скажите, когда мы сможем выйти в море?

– Корабль найти недолго. Что касается команды, я надеюсь, капитан Мора еще что-нибудь значит для пиратской братии. Но в любом случае вам придется смириться с видом не слишком приятных физиономий.

– Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до Марселя?

– Это зависит от того, как часто вам будет приходить идея повернуть обратно.

– Такое не повторится.

Она говорила с ним так, словно он был ее давним и хорошим знакомым. Он бросил сигару в море.

– Рассчитывайте на одну неделю.

– С балластом судном легче управлять, – сказала Каролина. – Однако на это времени может не быть, – практическая сметка никогда ей не изменяла.

Женщина, понимающая в судоходстве! Она все больше вырастала в глазах капитана.

– Вы можете быть спокойны. К завтрашнему дню у вас будет судно, какое полагается.

– Какое полагается, – повторила она как эхо.

– Я не хотел доставить вас к кораблю супруга, а теперь собираюсь плыть с вами в Марсель. – Мора был смущен, что бывало с ним крайне редко.

Он не знал, правильно ли поступает. Все было необычно с этой женщиной. Она не приказывала, не просила, не пыталась воспользоваться своим богатством. Просто невозможно было поступать иначе, чем хотелось ей.

Каролина вернулась на свое место и погрузилась в молчание. Она не замечала вопросительного взгляда Симона. А он все ждал какой-нибудь реакции, чего-то, что прервет эту тягостную тишину.

– Вы ведь не дослушали меня до конца, – начал Симон.

Он хотел разрушить ту стену, что она возвела вокруг себя.

– Не герцог убил Филиппа. Даже во время дуэли он надеялся, что Филипп опомнится. Он прекратил бой, но как раз это возмутило вашего брата больше всего. Филипп бросил шпагу и вынул пистолет...

Каролина бросила на Симона взгляд, заставивший его замолчать.

– Это случилось, – сказала она. – Филипп мертв. О чем же ты говоришь?

То глубокое разочарование, что знакомо только искренне и преданно любящим людям, охватило Симона. Те самые качества, которые обычно так восхищали его в ней, теперь вызывали раздражение. Он желал бы видеть Каролину слабой, беспомощной, плачущей. Все было бы лучше, чем это непроницаемое спокойствие. Почему она не была такой, как другие женщины, которые даже после того, как любимый мужчина причинил им такую боль, все равно отправились бы к нему – просто потому, что не в состоянии в одиночку нести этот крест? Ее сила пугала его, он видел в ней залог новых тяжких испытаний, причину рока, тяготевшего над ней.

Шлюпка достигла алжирского берега. Нос ткнулся в мол.