"Остров Весёлых Робинзонов (с иллюстрациями)" - читать интересную книгу автора (Санин Владимир Маркович)

ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ Продолжение

Словно подчеркивая опасность ситуации, рослый де­тина в рыжей ковбойке схватил ружье и выстрелил в Шницеля, который вновь залаял из-за кустов. Шницель с визгом исчез, но, судя по здоровому оп­тимистическому лаю, был невредим. Антон не вы­держал.

– Нельзя допустить, чтобы собака так глупо погибла, – решил он. Борис кивнул, и Антон, низко согнувшись в кустах, отправился в обход за своим вос­питанником.

– Они сейчас в двадцати шагах от ружей, – не­терпеливо прошептал Зайчик. – Борька, давай по­мчимся, ей-богу, успеем схватить ружья. Ну, вот увидишь.

– Давайте! – подхватили Юрик и Шурик.

– Погодите. – Борис поморщился. – Холм идет вниз обнаженный, без растительности. Каждую секун­ду они могут обернуться, и тогда мы в лучшем случае отделаемся дракой.

– Что ж, – храбро сказал Ладья. – Зайчик научил меня кое-каким приемам!

Несмотря на трагизм положения, все прыснули.

Сзади послышался шорох, мы обернулись. В со­провождении весело скалящего зубы Шницеля к нам пробирались Антон и Потапыч.

– Они были в лагере, – громким шепотом со­общил Потапыч. – Сразу, как только вы ушли. Хотели с плиты жаркое взять, да Раков одному поварешкой за­ехал по лбу, схватил кастрюлю с кипятком и как заорет: «Всех ошпарю!» Из кухни как ветром сдуло!

Шницель залаял. Браконьеры обернулись и по­смотрели на вершину холма, но, к счастью, ничего по­дозрительного не заметили. Раздосадованный Антон резко встряхнул пса, и Шницель, потрясенный таким обращением любимого хозяина, жалобно заскулил у его ног.

– Дело опасное, – констатировал Борис. – Това­рищи, я никого не задерживаю. Все желающие могут идти в лагерь.

– Как вам не стыдно, – обиделся Прыг-скок.

– Прошу внимания, меня осенило, – важно изрек Антон, чмокнув в нос обиженного Шницеля. – Я не Наполеон, конечно, но мой план, безусловно, носит на себе следы гениальности. Мы со Шницелем появляем­ся открыто, со стороны кустов и привлекаем к себе внимание. К нам, конечно, подойдут– надеюсь, без серьезных последствий, – и силы врага тем самым бу­дут раздроблены. А с противоположной стороны, отку­да до ружей метров сорок, поползут по-пластунски, скажем, Зайчик, Борис, братья и Миша. Все остальные – резерв главного командования. Они ри­нутся с холма, чтобы довершить разгром противника. Пуля дура, штык молодец. Я кончил.

– В этом плане что-то есть, – задумчиво прогово­рил Борис. – Вы скромничаете, Антон, насчет Напо­леона. Я, пожалуй, согласен.

– Это нечестно, – вдруг возразила Машенька. – Антона могут избить. С ним пойду я.

Машенька покраснела и резко отвернулась. По­краснел и Антон.

– О, это будет могучая поддержка, – съязвил Борис. – Никуда вы, Машенька, не пойдете! Еще этого не хватало!..

– Пока еще главный врач санатория я! – вспылила Машенька, впервые за все время напомнив нам о своем высоком положении.

– А я – наделенный всеми полномочиями предсе­датель коммуны, – холодно отпарировал Борис. – Идите, Антон. Будьте осторожны. Мы уходим одновре­менно. Потапыч, вы остаетесь начальником резерва, действуйте по обстановке.

В детстве, когда были исчерпаны остальные аргу­менты, мне не раз приходилось для разрешения споров прибегать к физической силе. Мы, мальчишки, гор­дились расцарапанной до крови щекой, щеголяли ли­ловым синяком и вызывали бешеную зависть сверст­ников ярким фонарем под глазом – высшим знаком отличия, добытым в честном кулачном бою. Это были добрые, любимые нами свалки, без них мальчишеская жизнь стала бы серой и тусклой, лишенной всякого смысла.

Но теперь предстояло более опасное приключение, и я, как и мои друзья, не без легкого сердцебиения отправился ему навстречу. Мы сошли с холма и, обогнув его справа, осторожно залегли в кустах. Спустя несколько минут послышался лай Шницеля, и вслед за псом на опушку вышли – Борис в сердцах чертыхнулся – Машенька и Антон. К ним сразу же двинулись два браконьера.

– Осталось четверо, – шепнул Борис и снова чертыхнулся: явно нарушая утвержденную диспози­цию, с холма нетерпеливо спускался Потапыч.

– Вперед! – приказал Борис, и мы побежали к ружьям.

Воспоминания участников-ветеранов и свидетель­ства очевидцев помогли несколько часов спустя полно­стью восстановить и внести в летопись коммуны кар­тину этой операции. Поэтому я беру на себя смелость объективно и в порядке последовательности рассказать о событиях, происшедших на всех участках боя.

Это произошло за считанные минуты. Два бра­коньера, подошедшие к Антону и Машеньке, доволь­но грубо спросили, что им здесь нужно. Антон привет­ливо поздоровался и пояснил, что они интересуются процессом глушения рыбы, о котором до сих пор зна­ли только из газетных источников. Полная достоин­ства и любознательности речь Антона не сделала, однако, браконьеров дружелюбнее. Без всяких дипло­матических тонкостей они посоветовали нашим раз­ведчикам немедленно отправляться восвояси, иначе вместо глушения рыбы их познакомят с процессом глушения людей. Антон мягко возразил, но его собе­седники уже заметили Потапыча, который разрезал веревки на ногах плененного козла. Один из браконье­ров с воплем бросился к старику, а другой остановился в нерешительности. Не теряя времени, Антон подсечкой ловко сбил его с ног и навалился сверху, а верный Шницель впился острыми зубками в руку повержен­ного врага. Пока Антон и Машенька с трудом удержи­вали пленника на траве, разыгрались такие события.

Потапыч, тряхнув стариной, легко расправился со своим противником, и тот стонал, лежа на земле. Остальная четверка, разгадав намерения нашего от­ряда, ринулась к ружьям, в нескольких шагах от ко­торых и произошло столкновение. Детина в рыжей ковбойке подхватил Бориса и швырнул его в меня. Мы высекли лбами искры и рухнули под ноги Шури­ку. Детина замахнулся на Юрика, и тут же выбыл из строя, как самостоятельная боевая единица: сокруши­тельным ударом в челюсть Зайчик послал его в нокаут. Пока Юрик катался по траве в обнимку с другим про­тивником, Зайчик апперкотом в солнечное сплетение вывел из строя третьего, а четвертого ласково принял в объятья подоспевший Потапыч. На помощь брату по­доспел и Шурик: усевшись верхом на извивающегося браконьера, братья хладнокровно вязали ему руки. Выполнил свою боевую задачу и наш славный резерв: ружья оказались в руках Льва Ивановича, Ладьи и Прыг-скока.

Между тем браконьер, сбитый с ног Антоном, от­чаянными усилиями вырвался и помчался к лодкам. И здесь его ждало заслуженное возмездие: освобож­денный от пут Мармелад вне себя от ярости бросился за обидчиком и двинул его рогами в то место пониже спины, о котором Вольтер писал, что из глубокого ува­жения к дамам он никогда не решится его назвать.

Смирных, как овечки, браконьеров Потапыч од­ного за другим перетащил на моторку, вытащил ключ и велел быть паиньками. Мы стали с ружьями на берегу, а Потапыч на вто­рой моторке отправился за милицией. Пленники сначала хныкали и угова­ривали, потом перешли к угрозам. И хотя браконье­ры, с ужасом поглядывав­шие на грозную фигуру Зайчика, дальше угроз не шли, мы почувствовали ог­ромное облегчение, когда прибыли три моторки с ми­лиционерами.

Милиционеры горячо нас поблагодарили, забрали пленников и двинулись в обратный путь.

Мы пыжились и смотрели друг на друга с чудовищ­ной гордостью. Нас буквально распирало от самомне­ния. Вот на какие дела способны мы, члены славной коммуны имени незабвенного Робинзона! Мы шли до­мой, захлебываясь от восторга и обнимая друг друга, как три мушкетера и один безвестный гасконец после легендарной победы над гвардейцами де Жюссака. Все весело смеялись надо мной и Борисом: на наших лбах полыхали багрово-синие шишки; восхищенно погля­дывали на ободранный до крови кулак Зайчика; сочув­ствовали профессору, которому Прыг-скок при захвате ружей едва не выбил прикладом зуб; ласкали Шнице­ля, доказавшего, что он не зря ест свой хлеб. А путь нам озаряло цветущее ухо Антона, ярко-розовое ухо, кото­рое от полученного удара выросло чуть ли не в два раза. – Ну, вот мы и дома, – вздохнув, сказал Зайчик, скромный, самоотверженный герой Зайчик, внесший решающий вклад в нашу победу.

Сквозь редеющий лес уже были видны крыши на­ших домов.

– Надеюсь, – проворковал Ладья, – коллега Черемушкин больше не скучает по сюрпризам и неожидан­ностям, о которых он недавно говорил со свойствен­ным ему красноречием?

Профессор потрогал свой зуб – и промолчал.