"Государь" - читать интересную книгу автора (Браун Саймон)

ГЛАВА 24

Поул искал ответ на загадку и наконец почувствовал, что решение найдено. Священник понял: это был поворотный пункт в том, как он смотрел на свою веру и на свою работу примаса Церкви Подлинного Бога. Как священник, он презирал поворотные пункты – путь к спасению всегда должен быть прямым – но как ученый он бурно радовался тем извивам и поворотам, которые привносили в жизнь опыт и знания.

Осторожно открыл он начатую им новую книгу, заполненную странными буквами древнего алфавита, употребляемого в томах Колануса. Пройдясь взглядом по тому, что он уже написал на нескольких первых страницах, Поул взял перо, собираясь продолжить работу. И заколебался.

Он отложил перо.

Был ли он уверен? Не слишком ли он торопится? В конце концов, ему всего лишь несколько ночей назад удалось добиться первого успеха – понимания, что символы на корешках томов, хотя и не идеограммы, были все же по существу идеограмматическими. Каждая буква действительно обозначала звук, а каждая группа букв – слово, но сами слова описывали не содержание томов, а их роль в целом. Он был в церковной библиотеке, где проводил большую часть своего времени, отчаянно пытаясь найти какой-то ключ к разгадке имени божьего. Он тщательно проверял все теологические трактаты на всех полках, когда из них выделилась одна книга – не из-за своего содержания, а из-за того, что стояла не на той полке. Маленький красный оттиск на корешке указывал на ее принадлежность к разделу естественной философии, а не к разделу вводных рассуждений.

Пораженный мыслью, что, возможно, точно так же обстояло и со словами на корешках древних томов, он на следующий день наведался в центральную библиотеку теургии, тщательно отмечая главные разделы, по которым они каталогизировали свои книги. Как и в Церковной библиотеке, разделы эти отражали скорее принцип, чем тему, скорее сущность чего-либо, чем сам предмет. Позже он сопоставил все транслитерации, какие смог сделать с томов, и сравнил их с названиями разделов. И с удивлением и воодушевлением заметил, что некоторые либо идеально совпадали, либо слишком походили друг на друга, чтобы такое сходство могло быть просто случайным. Эта вторая группа стала настоящим прорывом, она показала Поулу, что древние, ранее неизвестные буквы можно заменить буквами современного алфавита, употребляемого повсюду в Тиире.

С этого задела он получил возможность расшифровать большинство слов и групп на корешках томов из башни. Любое новое слово он старательно записывал и пытался найти его в основном тексте томов и угадать по контексту его значение. Если он находил одно и то же слово появляющимся в схожем контексте, то делал вывод, что приблизился к установлению его настоящего значения. Это не всегда срабатывало, однако позволило Поулу начать составлять простой и примитивный словарь.

После визита в библиотеку теургии он к ночи того же дня знал уже, что у него есть инструменты, необходимые для расшифровки всех томов. Вот на этом-то он и остановился на два дня.

Древние маги составили заговор против Колануса с целью заполучить в свои руки эти тома, понимая, что те могут быть источником всей его власти, светской и магической. Коланус удивил заговорщиков, открыв им доступ к томам. Конечно, они не смогли их прочесть. И какое же право имел Поул читать их или даже пытаться расшифровать для кого-то другого? Примаса не интересовала власть как таковая, говорил он себе, и у него не возникало искушения по тем причинам, по каким оно появилось у древних магов. Но вот знание его интересовало. Это было его самой большой силой и самой большой слабостью как священнослужителя. Знание было и основанием, и врагом веры; без знания не было никакой возможности понять бога, но знание же могло позволить усомниться в боге.

Даже в первые годы своего послушничества Поул считал знание орудием, используемым богом для приведения своего народа ближе к себе, и он стремился к знаниям в полную меру своих способностей – ив эти дни после прорыва с алфавитом и языком томов, примас пришел к убеждению, что он тем самым исполняет задачу, поставленную ему богом.

«И за это будет награда», – сказал он себе, страстно желая в это верить.

Имя божье.

Он снова взялся за перо.

Олио с Эдейтором шли вдоль причалов порта, с тянущейся за ними следом группой королевских гвардейцев. В доках военного флота кипела работа: там конопатили и смолили корабли, чинили паруса, надраивали и полировали деревянные части, проверяли и запасали шкоты. В доках торгового флота тоже кипела работа, только там сортировали и грузили припасы. Рабочие трудились с мрачными и серьезными лицами. Никто не пел рабочих песен и не шутил во всю глотку. Не слышалось смеха. Шла подготовка к войне.

Эдейтор поплотнее закутался в плащ, когда с моря налетел прохладный южный ветерок.

– Вот и еще одно лето прошло, – промолвил он.

Внезапно принц остановился.

– Прошло больше года со смерти моей матери. – Он медленно повернулся вокруг, обводя взглядом доки и побережье. – Мы неподалеку от того места, где зажгли ее погребальный костер. – Олио покачал головой. – Кто мог себе представить, что столь многое изменится за столь короткий срок?

Он рассеянно коснулся Ключа Сердца, и когда поднял взгляд, то увидел уничтоженный район старого города. Кое-что там отстроили, кое-что находилось на разных этапах расчистки, но большую часть пространства по-прежнему заполняли обугленные остовы домов и лавок. В дождливые дни над городом все еще висел запах гари, заставляя тех, у кого остались сильные воспоминания, давиться едой.

– Вы уже решили, что будете делать с этим? – спросил Эдейтор, показывая на Ключ.

– Носить на шее, – легко ответил Олио и убрал его обратно под рубашку.

– Это не ответ, ваше высочество.

– Всякий раз, когда вы так вот говорите «ваше высочество», это похоже на какой-то упрек, – рассмеялся Олио.

Эдейтор, похоже, ужаснулся его словам.

– Ваше высочество! – выпалил он прежде, чем смог остановиться.

– Вот видишь?

Эдейтор мог лишь хмыкнуть. Сложив руки за спиной, он в смущении склонил голову.

Олио положил руку на широкие плечи прелата.

– Твой вопрос я и сам задавал себе все время с тех пор, как пришел в себя, – сообщил он, возобновляя их прогулку.

– Вы нашли какой-то ответ?

– Думаю, моя задача в жизни – работать целителем. – Принц почувствовал, как напряглись под его рукой плечи Эдейтора. – Но не применяя напрямую Ключ Сердца, – быстро добавил он.

– Значит, Ключ будет присутствовать в ней в каком-то качестве? – не отставал Эдейтор.

– Вы знаете, почему их называют Ключами Силы?

Эдейтор взглянул на принца.

– Вы задаете вопросы, уводящие в сторону, – сказал он. – Последует лекция?

– Нет. Возможно, вы и так уже знаете ответ. А я вот не знал, пока хорошенько не поразмыслил над этим.

– В таком случае, если ответить как можно короче и лучше, насколько это в моих силах, то явная причина названия Ключей Силы состоит в том, что они содержат в себе великую магию и способны вершить великую магию.

– Вы говорите как маг, как вам и положено. Но, на мой взгляд, вы ошибаетесь. Думаю, их назвали Ключами Силы из-за того, что они олицетворяют собой, а не из-за того, что содержат в себе. Для большинства жителей Гренды-Лир Ключи есть принадлежность монарха и его семьи. Ключи олицетворяют сюзеренитет, величие, стабильность. Именно в этом заключается их истинная сила.

Эдейтор обдумал слова Олио, а затем спросил:

– И какой вы делаете из этого вывод?

– Что мы можем продолжить свою работу по исцелению больных и раненых, но на сей раз открыто и при полном сотрудничестве Церкви и королевы.

– И какой будет ваша роль?

– Чисто символической. Я – обладатель Ключа Исцеления. Этого хватит.

– Многие верят, что в ночь пожара вы совершали чудеса. Простой народ будет снова алкать чудес.

– Обеспечивая надлежащий уход за теми, кто в нем нуждается и не может сам позволить себе такого, мы, Эдейтор, обеспечим непрерывный поток чудес. Со временем рассказы о той страшной ночи станут походить на древние мифы; простые люди будут делать вид, будто верят в них, в то же время оставаясь теми здравомыслящими докерами, сапожниками, поварами и моряками, какими были всегда.

– Вы недооцениваете силу мифа, – рассеянно возразил Эдейтор.

Они уже оставили порт позади и неспешно шли по заполненным народом прибрежным рынкам. Люди спешили убраться с дороги свиты царственной особы. Эдейтор заметил, что лица некоторых, глядящих на их группу, весьма хмурые. Из-за того, что им мешают, предположил он. Но потом заметил, что те немногие, кто хмурился, уделяли внимание только принцу. Этого не может быть, сказал он себе. Никто не испытывал неприязни к Олио.

– Ничего подобного я не недооцениваю, – сказал Олио.

Впереди них раздался тяжелый топот. На сей раз посторонилась даже свита царственной особы, когда мимо них промаршировала идущая в порт рота пехоты. Кроме оружия, солдаты несли и вещмешки.

– Отправляются в Чандру, – пояснил Олио Эдейтору. – Собирается Великая Армия.

Эдейтор подавил дрожь. Ему невольно подумалось, что великие армии навлекали на себя великие катастрофы. Его внезапно захлестнула волна неистовой и жгучей любви к Кендре, к этому великому городу, в котором он прожил всю свою жизнь – и все же боялся за него. Все полагали, что Линан никогда не доберется сюда, что Кендра защищена армиями, Розетемами и Ключами Силы. Ему хотелось крикнуть им, что и у Линана есть армия, что он Розетем и обладает двумя из четырех Ключей Силы. Он хотел снова вернуться в порт и еще раз увидеть отраженное в воде солнце, трепещущие на ветру вымпелы кораблей и кружащих в восходящих потоках морских птиц. Эдейтор понимал, что может сделать это и в иные дни, но никак не мог отделаться от чувства, что настанет день – и скорее раньше, чем позже – когда все это можно будет увидеть в последний раз.

Он задрожал от мысли, что Кендра может быть смертной.

Это была встреча, которой не жаждал ни тот, ни другой, но которая происходила уже в третий раз и произойдет по меньшей мере еще один. Оркид и Деджанус встретились в кабинете коннетабля, сидели по разные стороны стола и передавали друг другу документы.

– Это приказ о реквизиции мяса, – сказал Оркид. – Комитет на своем последнем заседании одобрил его стоимость.

Деджанус пробежался взглядом по документу, подписал его и передал обратно.

– А это приказ о реквизиции угля.

– Для чего мне уголь? – не понял Деджанус.

– Он нужен вашим кузнецам.

Деджанусу следовало самому сообразить, для чего нужен уголь, и оба собеседника прекрасно это знали.

– А сколько места в трюме займет это добро? – агрессивно спросил он, пытаясь прикрыть смущение гневом.

Оркид, не меняя выражения лица, сверился с черной книжечкой, которая, казалось, всегда была в его в левой руке.

– Один корабль. Мы отрядили «Радервей», одномачтовый шлюп, принадлежащий купцу Огдаю Тайку из Луризии, с задачей отвезти уголь и привезти обратно больных и раненых…

– Мне незачем знать, как называется этот проклятый корабль! – закричал Деджанус.

Он подписал приказ о реквизиции угля и бросил его обратно Оркиду.

– Ты спросил…

– Сколько еще проклятых бумажек я должен подписать?

– Несколько.

Деджанус накренился над столом.

– А зачем тебе вообще нужна моя подпись на них? – прошипел он. – В конце концов, я же не состою в вашем проклятом комитете.

– Конечно же, потому, что ты командующий армией, – ответил Оркид. И, тяжело вздохнув, положил ладони на бумаги. – Мы уже говорили об этом. Ты всегда хотел именно этого, Деджанус, и теперь ты этого добился. Всего почета и славы, которые дает пребывание во главе самой большой армии, когда-либо создававшейся в Гренде-Лир. Однако вместе с почетом и славой достаются все эти мелочи и скука. Именно их ты сейчас и получаешь.

Деджанус откинулся на спинку кресла и презрительно улыбнулся.

– Тебе доставляет огромное удовольствие выводить меня из себя, не так ли?

Оркид вернулся к бумагам. Выбрав одну, он протянул ее Деджанусу.

– Список достойных повышения офицеров из местных полков и одного-двух из Стории.

– Не притворяйся, будто не расслышал меня, аманская пиявка. Оркид протянул второй документ.

– И противоположный ему, список арестованных за происшествие в доках три дня назад, из-за которого пострадали двое рабочих и за которое пришлось заплатить из бюджета армии… – он повернул документ, чтобы прочесть написанную внизу цифру, – весьма существенную сумму.

Их взгляды на мгновение встретились. Оркид глядел равнодушно, даже глазом не моргнул. Деджанус взял документы, поставил свою подпись и отдал их.

– Не могу дождаться, когда наконец уберусь из этого города, – промолвил Деджанус голосом, в котором так и сквозила жалость к себе. – Почему я торчу здесь, когда моя армия уже собирается в южной Чандре?

– Большая часть армии в Чандру еще не прибыла, а сейчас в Кендре есть многое, требующее твоего внимания.

Деджанус встал, ножки его кресла заскрежетали по каменному полу.

– Ничего здесь не требует моего внимания! Нужна лишь моя подпись. Если бы требовалось мое внимание, я бы по-прежнему состоял в комитете.

– Если б ты по-прежнему состоял в комитете, – ровным тоном ответил Оркид, – то все королевство восстало бы сейчас против королевы и ты командовал бы разве что похоронным нарядом.

Канцлер заворожено наблюдал за тем, как лицо Деджануса сделалось белым, как снег, а брови ощетинились, словно кусты-проволочники.

– Мне следовало бы убить тебя за это, – обычный рев Деджануса упал до придушенного шепота.

– Ты всегда исходишь из того, что я против тебя, что когда я говорю тебе что-то, то пытаюсь оскорбить тебя. Ввиду нашего общего… прошлого… тебе следовало бы знать, что я не могу себе этого позволить. Мне совершенно невдомек, почему ты упорно считаешь, будто я готов горло себе перерезать, лишь бы помешать твоей карьере.

– Ты не хотел видеть меня командующим армией. Не хотел даже, чтоб я был коннетаблем.

– Да и нет. Я не хотел, чтобы ты командовал армией, так как эта задача, на мой взгляд, тебе не по плечу. Но хотел добиться для тебя должности коннетабля после того, как взойдет на трон Арива, так как считал, что эта задача тебе по плечу.

Деджанус моргнул, озадаченый откровенностью канцлера. Она не сильно уменьшила его гнев, но он оказался лишенным всяких оснований для этого гнева, помимо негодования из-за мнения Оркида насчет его способности командовать Великой Армией и из-за внезапной пугающей мысли, что Оркид, возможно, прав.

«Я не испугаюсь вновь! – неистово твердил он себе. – Я не испугаюсь вновь!»

– Я оставлю эти бумаги здесь, хорошо? – спросил Оркид, похлопав по стопке. – Можешь изучить их на досуге и вернуть мне, когда подпишешь.

– Ты же знаешь, что я не стану их читать.

– Да, знаю. Но ради королевства, Деджанус, по крайней мере, сделай вид, будто ты умеешь командовать. Так я смогу делать вид вместе с тобой.

Прежде чем Деджанус сумел придумать ответ, Оркид уже исчез.

Арива обнаружила, что одиночество тяжелее всего ночью, и теперь, когда погода становилась холоднее, оно парило над ней, словно призрак. Она обложилась подушками и стегаными одеялами, и все же постель ощущалась такой пустой, как если бы Арива была листочком в неохватном море. В иные ночи проходил не один час, пока ей удавалось заснуть, а просыпалась она, едва светало – и удивлялась, как вообще уснула. Днем она отгораживалась от одиночества просто усердной работой, но когда оставалась одна, когда слишком уставала для чтения записок Харнана, или докладов Оркида, или королевской корреспонденции, оно снова поднималось и окружало ее. В каком-то смысле одиночество это было даже хуже страшного горя, которое она пережила после смерти Сендаруса и ребенка; горе потонуло под валом грандиозных катастроф, обрушившихся на ее королевство, и выплывая вместе. с ним, Арива нашла силу, которую не ожидала.

Но теперь Гренда-Лир приспосабливалась к новому положению вещей, и Ариве пришлось наконец встретиться лицом к лицу с истинным одиночеством собственной жизни. Как королева она и так уже была отделена от большинства людей; когда же она стала вдовой, изоляция ее стала полной. В наихудшие минуты она без труда могла вообразить себе, что ее никто не любит, что она никому не нужна, всеми отвергнута – но долго жалеть себя было не в ее характере, и она вспоминала про любовь и поддержку со стороны Олио, про преданность Оркида Грейвспира и Харнана Бересарда.

По иронии судьбы, Арива понимала, как можно оказаться одинокой из-за того, что она была королевой – и все же как королеве ей чаще приходилось с кем-то общаться, чем как женщине.

И венчая все это, голова у нее была забита подробностями войны против Линана. Она наизусть знала численность каждого подразделения войск, прибывающих к Великой Армии, и откуда оно поступило; знала число кораблей, военных и торговых, занятых перевозкой и снабжением этой армии, знала, сколько все это будет стоить ее королевству. Экономике понадобится целое десятилетие на восстановление. А сама корона будет в долгу большую часть ее царствования.

«Но Гренда-Лир выживет», – говорила она себе. Как ни странно, из-за мятежа Линана оно станет более сильным и единым. В некотором смысле он оказал ей услугу, низведя Хаксус – самого давнего врага Гренды-Лир – до положения всего лишь провинции, готовой к аннексии по завершении военных действий. Весь континент Тиир окажется под властью ее Дома. Пустельга Розетемов будет развеваться над каждым городом, каждым портом, каждым кораблем, бороздящим моря этого континента.

Она постепенно осознала растущий у нее где-то между грудей тяжелый вес. На мгновение она подумала, что в сердце ее поселился страх, но почти сразу же сообразила, что ощущение вызвано Ключом Скипетра. Она в удивлении приподняла стеганое одеяло. Ключ выглядел так же, как и всегда. Она осторожно коснулась его и ахнула, когда между Ключом и ее пальцем проскочила искра. Такое уже случалось, когда она впервые коснулась его после убийства Береймы.

Что происходит?

Когда сердцебиение и дыхание ее участились от волнения и страха, она почувствовала, как на ее разум постепенно наползает тяжелое и темное беспамятство.

– Нет! – выкрикнула она, но голос у нее оказался тихим и слабым.

Ключ стал теперь таким тяжелым, что давил на нее, как огромная каменная гиря.

А затем она оказалась уже не в Кендре.

Перед ее мысленным взором промелькнуло лицо, женское, одновременно древнее и прекрасное, манящее и ужасающее. Потом другое лицо – какой-то четтки, не юной девушки, но и не намного старше, сильной, могущественной и решительной. «Как я», – подумала Арива. Лицо Эйджера Пармера, одноглазое и серьезное. Лицо еще одной женщины, тоже молодой, но несомненно кендрийки; ее окружала огромная аура силы. Наверное, та магичка, которая сбежала вместе с Линаном – но уже не школярка.

А затем лицо Линана – но драматически, жестоко изменившееся, бледное и со шрамом, с глазами, слишком старыми для его восемнадцати лет. Он был наг, возбужден, разгорячен и бормотал непристойности.

Арива попыталась отвести взгляд.

По-прежнему Линан, а затем иное присутствие, смутный призрак над ним, говорящий с ним, но не на каком-либо языке из тех, которые знала Арива. Беглый взгляд на лицо – первое из увиденных Аривой, лицо с желтыми глазами и неестественно однородного цвета радужкой. Ужасающие глаза. Лицо отвернулось, и темные крылья обернулись вокруг Линана.

Арива ощутила неодолимую потребность бежать куда глаза глядят. Она снова попыталась отвести взгляд, отправить себя в какое-нибудь другое место, но сила, которая перенесла ее сюда, не позволяла ей сбежать.

Существо с лицом женщины улыбнулось ее брату. Губы приоткрылись, и из уголков рта засочились струйки крови.

Арива пронзительно закричала, и все покрылось мраком.