"Сын соперника" - читать интересную книгу автора (Браун Саймон)Глава 2В открытое окно башни подул легкий ветерок. Бумаги на столе зашуршали, и Гэлис подняла глаза. Солнце стояло высоко, и девушка с удивлением поняла, что середина дня уже миновала. Должно быть, стратег вглядывалась в пустоту уже… Нет, попытка посчитать потраченное на это занятие время не удалась, так как разум отказывался выполнять столь точную логическую операцию. У Китайры это получилось бы, даже стой она на голове с закрытыми глазами… Сердце Гэлис дрогнуло. Ей показалось, что сейчас всю ее жизнь заполняют либо воспоминания о том, как было найдено тело Китайры, либо мысли о том, как пережить потерю возлюбленной. Пытаясь перехитрить судьбу, стратег буквально завалила себя работой. А может, раны, вызванные воспоминаниями, слишком часто заставляли реальную жизнь отступать на второй план, выводя на первый память о Китайре?… Иногда Гэлис мерещилось, будто Китайра говорит с ней, но, собираясь ответить, она уже никого не видела перед собой. В такие моменты боль возвращалась с новой силой. Девушка постоянно твердила себе, что не одинока в страданиях. Нападение плутократов стоило гибели и увечий многим и многим… Потребовалось более двух дней на то, чтобы похоронить всех погибших; кроме того, было очевидно, что многие раненые не проживут и недели. По ночам, прерывая мучительный и неглубокий сон Гэлис, в темное небо Кидана уносились вопли и скорбные стенания тех, кто потерял близких в страшной битве. Иногда стратег спрашивала себя: а могла ли она справиться со своей утратой быстрее, выживи принц? Да, наверняка всем стало бы от этого немного легче… Генерал Третий Принц Мэддин Кевлерен возглавлял экспедицию, отправившуюся из далекой Хамилайской империи в Новую Землю для основания поселения в таинственном Кидане, который к тому времени – благодаря помощи и поддержке королевства Ривальд, вечного врага Хамилая, – был захвачен плутократами. Среди участников экспедиции находились и Гэлис с Китайрой; кроме того, в ее составе был Полома Мальвара, бывший префект Кидана, возвращавшийся из ссылки. Руководство походом являлось всего лишь предлогом для того, чтобы отдалить Мэддина от двора его кузины, императрицы Лерены Кевлерен. Причиной немилости послужила любовная связь принца с простолюдинкой и появление на свет их общего ребенка. Впрочем, и мать, и дитя погибли во время путешествия по Бушующему морю, что лишь добавило некой пикантности к смерти самого Мэддина. Гэлис осторожно поднялась с пола, стараясь не перевернуть стопки уже просмотренных бумаг Китайры, и подошла к узкому окну, выходящему на северную сторону крепости. В лучах послеполуденного солнца Кархей, самый северный из трех островов, на которых стоял Кидан, походил на нефритовую слезинку. Воды реки Фрей, омывавшей остров, казались золотыми. Именно на Кархее поселенцы из Хамилая обрели новый дом, построив хижины и проложив дороги. Гэлис различила очертания Херриса, самого большого из островов. Именно там располагались дома коренных жителей. Рядом находился Длинный мост. Он объединял две разделенные пополам Седловиной части Херриса. Несколько киданцев подобно Гэлис смотрели на север, наблюдая за работой пришельцев. Наверное, они считают нас завоевателями, подумала девушка. Все же мы пришли без приглашения, пусть даже и освободили их от гнета плутократов и их ривальдийских покровителей… Интересно, а как бы она себя чувствовала на их месте? Наверное, была бы крайне возмущена. Подобная мысль странным образом всколыхнула разум Гэлис. Она понимала, что частично это объясняется зыбкостью очертаний будущего – и не только ее собственного, но и всех колонистов из Хамилая. Гэлис сказала себе, что единственной возможностью преодолеть сложившуюся неопределенность являлись четкое планирование и постоянная работа для достижения поставленных целей. Но битва за город, отнявшая у девушки все, чем она жила, сделала ее бесчувственной к дням и неделям, ожидавшим впереди. Будущее перестало волновать. С глубоким разочарованием Гэлис Валера поняла, что жизнь без Китайры не имеет для нее никакого смысла. Стратег еще раз окинула взглядом город и дала себе обещание постараться жить для всех тех людей, кто даже сейчас занимался тяжким трудом, починяя поврежденную в битве стену. Просыпаясь каждое утро, они находили в себе силы и мужество прожить новый день ради других – тех, кто не увидит более ни одного рассвета. Гэлис представила себе, как будет выглядеть Кидан через десять-двадцать лет: благоустроенный порт, мосты, соединившие все три острова, паровые суда, отправляющиеся от причалов в отдаленные уголки Новой Земли… В своих грезах девушка видела жителей Кидана и Хамилая, трудившихся рука об руку и позабывших о прошлых разногласиях. У Гэлис ком стал в горле. Ей показалось, что прошлое возвратилось, что они с Китайрой снова вместе. Она отмахнулась от этой иллюзии, уставившись в холодную каменную стену комнаты, ставшей последним пристанищем ее подруги. По полу торопливо прошуршал жук, которого стратег машинально раздавила ногой. Бумаги ее возлюбленной валялись по всей комнате: их можно было обнаружить под столом, стульями, между посудой, даже в дорожном сундуке Китайры. Затем повторила вслух: – Я была ее возлюбленной. Она принадлежала мне, а я – ей… Более трезвомыслящая часть разума напомнила ей, что Китайра не стала жертвой обыкновенного нападения. Нет, смерть ее не была заурядной. Гэлис понимала, что здесь не обошлось без Сефида. Но оставались вопросы: как, за что… и кто именно Обладал им. Вряд ли ответы будут найдены. Стратег знала, что не остановится в своих поисках. Она не могла смириться с тем, что Китайра умерла без всякой на то причины. Внезапно, совершенно неожиданно для себя, девушка вспомнила голубое сияние, исходившее из этой самой комнаты в тот момент, когда она стояла на восточной стене. Когда же это произошло? Вчера? Позавчера?… Чем было вызвано сияние? Оно возникает в результате воздействия Сефида, Гэлис была уверена в этом… по крайней мере, иначе объяснить увиденное невозможно. Но было ли сияние вызвано присутствием постороннего в покоях, или же это остаточное явление воздействия той силы, которая убила Китайру? Плечи Гэлис опустились: столько вопросов без ответов… Тяжело вздохнув, она нагнулась к сундуку. Замки легко подались, крышка откинулась назад. На самом верху лежало великолепное красное платье – то самое, которое Китайра надела всего лишь раз, специально для Гэлис, когда они встречались с императрицей Лереной. – О-о!… Девушка нежно дотронулась до платья. Поколебавшись, достала его, осторожно положила на единственную имевшуюся в комнате походную кровать и вновь бросилась к сундуку. Коробочки, шарфики, украшения… Небольшая баночка с хной. Пакетик с голубой краской. Еще книги. Нижнее белье. Щетки для волос, одна со сломанной черепаховой ручкой. Зеркальце с отслаивающимся серебряным покрытием. Детская игрушка – тряпичный котенок, запрятанный между аккуратно сложенными шерстяными чулками и парой мягких туфель… Давняя любовь Китайры, догадалась Гэлис и достала игрушку. Поднеся ее к носу, она ощутила запах погибшей подруги. Ей хотелось заплакать, завыть от боли, переполнявшей сердце… Неожиданно в сундуке ярко засветилось нечто, спрятанное под тряпичным зверьком. Гэлис присмотрелась внимательнее. Горе уступило место удивлению. Там лежала фамильная императорская цепь. Полома Мальвара стоял неподалеку от храма богини Кидан. Именно в честь нее город и получил свое название. Выйдя из дома – одетый в свои самые лучшие и яркие одежды, с белой лентой префекта на шее, – Мальвара направился к Великому Квадранту – главной площади города. Полома остановился перед скромным каменным входом в храм – обычная арка и деревянная дверь. Горожане, спешившие по своим делам, проходили мимо префекта, уважительно кивали в знак приветствия, он же отвечал им рассеянно. Мальвара долго колебался, прежде чем сделать первый шаг. Наконец он толкнул дверь и оказался внутри атриума, сразу же попав в золотой поток света, струившийся из западного окна. Множество сверкающих пылинок плясало на этой воздушной дорожке. Солнце начало клониться к закату, и один из его лучей медленно пополз по каменному полу базилики, освещая цитаты из описания жизни богини, вырезанные на тяжелом базальте. Полома поднял руку, словно пытаясь ухватить свет. Он наблюдал за тем, как лучик скользит по его гладкой коричневой коже. Молящиеся вокруг засуетились, некоторые стали кланяться префекту. Свет перемещался дальше. Сбитый с толку Полома опустил руку и огляделся по сторонам, не понимая, какая сила привела его сюда. Он медленно двинулся вперед по храму – большому квадратному зданию с огромными окнами, увенчанному высоким оштукатуренным куполом. В центре храма находилась статуя самой Кидан. Ее раскрашенное лицо было прекрасным и одновременно чужим, но в любом случае – необыкновенно реалистичным. Казалось, что скульптор, создавший это чудо, действительно лицезрел богиню. Человеческие голова и туловище Кидан переходили в крокодилий хвост, символизируя суть города, расположенного между морем и сушей. Глядя на статую, Полома бессознательно начал шептать молитву, обращенную к богине. Эта молитва была знакома ему еще с далекого детства… Осознав, что делает, префект остановился. В последние несколько лет богиня плохо заботилась о своем городе: она не достойна поклонения. Мысль, без сомнения, богохульная, но, к своему удивлению, Мальвара не почувствовал вины. Нет, Полома пришел не для того, чтобы помолиться. Он повернулся к выходу, удивляясь собственной непредсказуемости и размышляя над тем, что заставило его отклониться от заранее выбранного маршрута, однако неожиданно остановился и снова посмотрел на статую. Прихожане тихо шептали молитвы; двое или трое пришли с детьми, которые не могли высидеть на месте и минуты. Полома вспомнил, как появился здесь впервые с отцом. Сначала статуя впечатлила его, затем испугала. Но наивная детская вера находила в ней объяснение вопросам по поводу того, как устроен окружающий мир. Ему захотелось вернуть всю простоту детства, вернуть прежнюю жизнь, все то, что было с ним до ссылки. Часовня наполнялась людьми. Непонятно, что сделало ее столь популярной среди горожан. Очевидно, все мечтали о возвращении к прежней жизни… Свет из окна сделался насыщенно-желтым. Полома вспомнил, что его ждут. Он вышел из базилики и быстрым шагом продолжил свой путь к Великому Квадранту. Члены городского совета, все празднично одетые, собирались вокруг префекта. Мальвара заметил, что лица безрадостные, словно они стеснялись присутствовать на собрании. Последний раз он выступал перед своими коллегами более двух лет назад. День тогда выдался праздничным: члены Ассамблеи избирались на новый срок. Небо было голубым и ясным, а настроение – радостным и бодрым. Собравшиеся зрители восхищенно смотрели на происходящее. Советники светились гордостью за город и свой народ. Затем ривальдийские солдаты, проникшие в город благодаря предательству плутократа Майры Сигни, заполнили площадь. Они открыли по собравшейся толпе стрельбу из огнестрелов… Полома напомнил себе, что все это произошло, когда старый мир рухнул. Он оглядел площадь. На булыжниках до сих пор виднелись пятна крови, оставшиеся с того дня. Однако после недавней битвы за город появились и свежие… В северо-восточном углу площади расплывалась самая большая из зловещих отметин. Именно отсюда народное ополчение Кидана, сияя на солнце остриями копий, двинулось вперед, чтобы атаковать ривальдийских солдат, разодетых в бело-голубые цвета… От воспоминаний застучало в висках. Префект помассировал голову кончиками пальцев. Один человек, который находился среди вражеских солдат, не был одет в бело-голубую форму. Высокий, бледный и темноволосый юноша, сопровождаемый охранниками, а рядом с ним… Лицо Мальвары скривилось. Рядом с ним – жертва. Полома до этого никогда не видел Кевлеренов, не говоря уже о возможности наблюдать, как те пользуются магией. Безусловно, он, как и многие другие, слышал рассказы об этой выдающейся семье. Торговцы, приезжавшие в Кидан издалека, из-за самого Бушующего моря, привозили вместе со своими товарами небылицы и легенды. Кевлерены являлись могущественным кланом, использовавшим Сефид, мощнейший источник силы, находившийся в другой части мира. Они продвигались от центра своего могущества на запад и восток, постепенно захватывая недавно появившиеся королевства Ривальд и Хамилай. Две ветви этой семьи унаследовали непримиримую вражду завоеванных королевств и стали заклятыми врагами. Они хватались за любую возможность насолить друг другу. Кидан являлся тем лакомым кусочком, в борьбу за который оказался втянут один из Кевлеренов – в тот самый день, когда все и произошло, – здесь, на Великом Квадранте… В молодости Полома узнал от одного купца, что Кевлерены могут использовать Сефид только в том случае, если пожертвуют чем-то дорогим и любимым. Поэтому каждый из семьи постоянно имел при себе целый зоопарк, обитатели которого гордо звались питомцами. Кроме того, у них были слуги, Акскевлерены. Однако самым близким для каждого Кевлерена являлся Избранный, доверенный помощник и лучший друг, приберегаемый для наиболее мощного Обладания. Большинство Кевлеренов проводили всю жизнь, даже не задумываясь о возможности гибели своих Избранных. Полома впервые испробовал на себе действие Сефида, причем вызванного именно принесением в жертву Избранного… Позади строя солдат он заметил Кевлерена, схватившего за шею женщину, которая шла рядом с ним. Поначалу префект не понял, что происходит, но внезапно глаза женщины закатились, а сквозь пальцы Кевлерена просочилась кровь. Тело Мальвары ощутило волну сильного холода; вокруг разлилась невидимая, но явственная Полома почувствовал легкое головокружение. Он прикрыл глаза, и воспоминания потихоньку отпустили. Кидан всегда был насыщен радостью и счастьем: теперь же его переполняли горе и боль событий недавнего прошлого. Началось деление на своих и чужих. Мальвара надеялся, что избавление от плутократов и их сподвижников поможет залечить раны Кидана. Но уже сейчас намечалось четкое разделение горожан на исконно проживавших на этой территории и колонистов, недавно пришедших из Хамилая. Префект подумал о смерти принца Мэддина Кевлерена, ставшей искренним горем для него самого. Однако несчастье должно разрядить сложившуюся обстановку, потому что хамилайцы остались без очевидного и абсолютного лидера, которому были беззаветно преданы. Закончив восстановление стены после битвы, большинство хамилайцев поселились на острове Кархей. Примерно в это же время почти все коренные киданцы перебрались на Херрис, пытаясь приспособиться к новой жизни. Обитатели двух островов общались друг с другом лишь в случае крайней необходимости. Четкое деление на группы усиливалось природной недоверчивостью и стремлением находиться рядом с себе подобными. Среди советников уже ходили слухи о том, что некоторые киданцы, возмущенные количеством пролитой крови при изгнании плутократов и их союзников из Ривальда, считали, что попали в новую зависимость от иноземцев. Только на сей раз иноземцы были гораздо лучше вооружены и обучены. Следовало заметить, что только хамилайцы имели по-настоящему профессиональную армию, и именно их солдаты занимали Цитадель, охраняя ее стены. Это служило киданцам постоянным напоминанием о собственном приниженном положении. Полома тяжело вздохнул. Он знал, что подобного разделения следовало ожидать. Ни одна из групп не имела выбора в сложившейся ситуации: колонисты бежали из хамилайских тюрем и работных домов, а коренные обитатели этих мест подвергались нападениям, изгонялись из домов и запугивались иностранными наемниками и обезумевшими от власти плутократами. Мальвара услышал звук шагов и поднял глаза, чтобы увидеть Гэлис Валеру и Гоша Линседда, двух новых друзей, прибывших из-за моря. Их дружба выдержала самые тяжкие испытания и являлась одним из немногих хороших событий, случившихся с Поломой за последние два года. – Спасибо, что пришли, – тихо сказал префект. – Это особый случай, – просто ответила Гэлис. – Первый созыв настоящего городского Великого совета со времени переворота плутократов, – пояснил Гош. – Важное событие для обоих наших народов. В груди у Поломы защемило, стало тяжело дышать. Он знал, что Гош не имел в виду ничего дурного. Боже, солдаты всегда Префект обернулся, чтобы посмотреть, услышали его соратники предыдущую фразу или нет. К облегчению Мальвары, все они усердно игнорировали присутствие колонистов – как и его самого. – Для всего нашего народа, – мягко поправила Линседда Гэлис. Полковник растерянно посмотрел на девушку. – Но ведь именно это… Он припомнил свои слова и умолк. – Да, мне нужно лучше выбирать выражения, – произнес Гош после паузы. – Сейчас мы – единый народ, – добавила Гэлис. – Если же сами этого не понимаем и не принимаем, то что говорить об остальных… – Только вместе мы можем справиться с возникшими трудностями, – добавил Полома, удивляясь тому, сколько времени прошло, прежде чем взошли ростки вражды. – Положение будет лишь ухудшаться, если мы не разрешим ситуацию и не начнем все с чистого листа. Мальвара глубоко вздохнул. Столько дел, столько работы, а дни проходят впустую. Необходимо с толком использовать время, выигранное в результате победы над плутократами. – Нам пора, – сказал он, понимая, как неуверенно звучит его голос. Здание Ассамблеи представляло собой обыкновенное одноэтажное строение: в этом заключался намек на то, что все члены совета равны между собой. Советники располагались на одинаковых по высоте стульях вокруг овального стола. Они были окружены несколькими ярусами галереи, откуда взирали любопытные граждане города. Должность Поломы была чисто формальной – за исключением случаев, когда мнения собравшихся расходились. Тогда его голос являлся решающим. Неофициально же, по мнению обыкновенных жителей Кидана, глава префектуры считался руководителем города и обладал огромным влиянием. Он мог менять направление спора и задавать тон всему заседанию совета. В здании Ассамблеи привилегированное положение префекта подчеркивалось лишь наличием у него особого кресла, установленного прямо под огромным окном в потолке, что делало утренние заседания в зимние месяцы более приятными. Гэлис, находясь на одном из ярусов галереи, наблюдала за тем, как советники занимали свои места. Они были великолепны – все в ярких штанах и туниках и все издалека походили на огромных птиц. Их темные невозмутимые лица показались стратегу какими-то особенно благородными, терпеливыми и мудрыми. Некоторые советники входили в состав Ассамблеи и в период правления плутократов, а кое-кто заседал еще со времен, предшествовавших изгнанию Поломы. Стратегу показалось, что по тому, как оценивали друг друга государственные мужи, можно определить, на какие группы в парламенте они разобьются. Мальваре в данной ситуации оставалось только посочувствовать. Гэлис все еще размышляла, а Полома уже откашлялся и начал свою речь. Несмотря на то, что девушка знала по-кидански всего несколько слов, она не сомневалась, что сможет уловить смысл сказанного – хотя бы по интонации. Однако Полома говорил довольно монотонно, и Гэлис поймала себя на мысли, что ее внимание рассеивается. И снова нахлынули воспоминания о Китайре. Стратег рассеянно сунула руку в карман и извлекла оттуда фамильную цепь, найденную в сундуке. Надо сказать, что сам факт находки поверг ее в крайнее изумление. Подобные вещи давались Кевлеренам в детстве для проверки их способностей к Сефиду. Хотя Китайра являлась грамматистом и всю свою жизнь изучала Сефид, это не давало ей права иметь родовую реликвию Кевлеренов. А что, если она скрывала некую часть своего прошлого от Гэлис?… Что ж, вполне вероятно. Девушке казалось, что они провели вместе не два коротких года, а целое десятилетие – настолько насыщенной событиями была их совместная жизнь… Из-за треклятой цепи стратег чувствовала себя еще более потерянной. У нее накопилось так много вопросов о жизни и смерти подруги, на которые она хотела получить ясные ответы. С чего же стоит начать? С кем можно поговорить о Сефиде? Кто укажет ей правильный путь?… Гэлис попыталась сконцентрироваться на выступлении Поломы. Неожиданно девушка уловила слово, сказанное по-хамилайски, затем несколько знакомых слов по-кидански. Это было похоже на крик человека, доносящийся сквозь бурю. – … Кидан… благодарю, Хамилай… сражение… Китайра. Гэлис была уверена, что причиной ее смерти послужил Сефид. Но кто пользовался магией?… – … союз… Кидан сильнее… Если бы только Мэддин выжил, подумала девушка. Да, он бы помог ей. Он знал о Сефиде. Хотя принц являлся одним из немногих Кевлеренов, у которого не было к нему способностей. А имелась ли у него при себе перед смертью фамильная цепь?… От неожиданной мысли по коже пробежали мурашки. А вдруг украшение, лежащее у нее в кармане, принадлежало Мэддину? Быть может, он передал цепь Китайре на хранение или для изучения? – … Майра Сигни… Кевлерен… Намойя Кевлерен… Стратег подняла глаза. Намойя Кевлерен, ривальдийский принц, которого она помогла захватить, когда город вновь отбили у плутократов. Он – и его Избранная… Гэлис выпрямилась. Конечно же, был человек, знавший о Сефиде и о фамильной цепи. Именно его, Кадберна Акскевлерена, Избранного Мэддина, она и собиралась расспросить. Он, без сомнения, поможет. С чувством вины девушка подумала о том, что не видела Кадберна после сражения. Чем он занимался все это время? Удалось ли Гошу или Поломе поговорить с ним? Поборов желание сбежать из здания Ассамблеи, чтобы отыскать Избранного Мэддина, Гэлис вновь собрала всю волю в кулак и заставила себя вернуться к реальности. До ее ушей донесся низкий, ворчливый голос с неприятной интонацией. – Наш Кидан… Она посмотрела на говорившего. Это был низкорослый человек с острым лицом и выступающим кадыком. Он склонился над столом, сверля Полому взглядом. Гэлис откровенно не понравилась его интонация, в которой чувствовалась вражда. Девушка заметила, что еще несколько советников закивали, соглашаясь с репликой. Полома набычился и повысил голос. Гэлис услышала имя – Кайсор Неври – и предположила, что оно принадлежит именно тому человеку, который привлек ее внимание. Затем Мальвара упомянул о принце, но при этом назвал его полным титулом: Генерал Третий Принц Мэддин Кевлерен. Стратег догадалась, что Полома указал присутствующим на то, что сделали хамилайцы для Кидана, о принесенных ими жертвах. Префект закончил свое выступление на восходящей интонации; у Гэлис в груди все сжалось. Ей хотелось крикнуть префекту, чтобы он никогда не заканчивал выступление вопросом, на который сам не знаешь ответа. Человек по имени Кайсор Неври легко улыбнулся и что-то произнес спокойным голосом. Послышались одобрительные крики. Затем советник поднял руку, и в здании Ассамблеи повисла мертвая тишина. Полома понял, что его перехитрили. На первом же заседании собирались обсудить вопрос, которого он тщательно избегал. Хуже того: недовольные среди коренных киданцев имели своего сторонника в совете, который уже заявил о себе. И это через десять дней после битвы, в которой киданцы и хамилайцы бок о бок сражались против общего врага! События разворачиваются чересчур быстро, подумал префект. Прошло слишком мало времени, а мнения советников уже на первом после свержения плутократов заседании разделились. – … Сейчас, когда угроза нападения извне миновала, – продолжал Неври, – мы должны сделать Кидан городом его коренных жителей… Он сделал паузу и повысил голос: – И не надо говорить, что я или мои сторонники настроены против хамилайцев! Ничего подобного! Мы желаем нашим друзьям, прибывшим из-за Бушующего моря, только добра. Но как бы они сами отреагировали, приплыви к их берегам корабли с киданцами, требующими дать им гражданство? Полома бросил быстрый взгляд на галерею и заметил, что позиция Неври нашла среди слушателей поддержку. Повернувшись к советнику, он подумал, что практически ничего о нем не знает, за исключением того, что Неври унаследовал должность после смерти старшего брата, одного из приближенных Поломы – и настолько близкого приближенного, что плутократы казнили его одним из первых. – Я буду говорить, – произнес хриплый голос с сильным хамилайским акцентом. Полома поднял глаза на галерею. Он увидел только Гэлис и Гоша, но говорил явно кто-то другой. Какой-то человек позади них резко встал. В первую секунду Полома не узнал бледное, худое лицо с горящими глазами, полными решимости, затем увидел шрамы и светлые волосы, собранные в пучок. Кадберн Акскевлерен!… Откуда он взялся? Гэлис и Гош были удивлены появлением этого человека не меньше префекта. Кадберн спустился вниз и встал рядом с Поломой. Остальные советники, включая Неври, остолбенели от неожиданного появления Избранного и не могли произнести ни слова. – Не могли бы вы переводить для меня? – спросил Кадберн у Поломы. Префект кивнул. – Мы пришли сюда – и мы гибли, сражаясь на вашей стороне и за вашу свободу, – произнес Кадберн настолько громко, что все в Ассамблее его услышали. – Поселенцы с Кархея ничего не смыслят в политических играх Кидана, но кое-что знают о том, как быть верными друзьями… Он опустил руку на плечо Поломы. Префект пристально вгляделся в лицо оратора, но Кадберн был похож на человека, полностью отдающего отчет своим словам. – Однако вы всего лишь гость в этом уважаемом собрании, – холодно произнес Неври. Полома перевел. – Вам никто не давал права голоса в присутствии… – Мой господин умер, защищая Раздались крики ужаса; советники выглядели ошеломленными. – Ваши слова, без сомнения, являются правдой, – произнес Неври. Полома, переводивший для Кадберна, подумал, что в голосе советника пропала былая самоуверенность. Неври нервно облизнул губы. – Тем не менее существуют устоявшиеся традиции, которые необходимо соблюдать… – Будьте уверены, – перебил Кадберн, – что кровожадный и мстительный Намойя Кевлерен даже сейчас обдумывает, как наказать Кидан за то, что его свергли… Избранный умолк и обвел взглядом присутствующих. – Вы думаете, что сможете продержаться против его армии, если здесь не будет войск колонистов, готовых защитить город? В зале снова стало тихо. На сей раз Полома воспользовался моментом и шагнул вперед: – Соратники! При сложившихся обстоятельствах считаю неуместным обсуждать что-либо, кроме проблем будущей безопасности Кидана!… Многие советники обменялись взглядами, но никто не осмелился выступить против префекта, даже Кайсор Неври. Полома облегченно вздохнул. Он знал, что разговор отложен, но не забыт. Тем не менее он и Кадберн получили отсрочку. |
||
|