Социологический зачин

Социология и история развития России в значительной мере вытекает из её климата и географии, задавая особые условия хозяйствования. Это хорошо понимали русские историки и экономгеографы XIX века (Соловьев С.М., Ключевский В.О. и др.). В русле данного понимания пишут и некоторые современные авторы (1). Псевдолиберальный вариант реформ подходит к концу. Нынешний этап открытости обернулся для страны деиндустриализацией. Стало очевидно, что в России при её вхождении в мировой рынок не выгодно производить слишком многое. Суровость климата задаёт запредельный потолок издержек. Наше пространство, если брать его в совокупности, мало пригодно для получения ликвидного на мировом рынке прибавочного продукта. Процесс деиндустриализации идет и на Западе, подобно озоновой дыре расползаясь по всему северному полушарию. Просто Россия во второй раз в прошлом веке оказалась слабым звеном в цепи передовых стран, и здесь некоторые тенденции мирового развития проявились с большими разрушительными последствиями.

Запад пока умело сопротивляется. Военно-политическое превосходство и финансовый прессинг, технологический отрыв и информационный монополизм пока что позволяют США и другим странам ядра удерживать лидирующие позиции. Как долго это продлится никому неизвестно. И это их проблемы. За время нашего противоборства с Америкой обозначились новые перспективные центры развития. Зафиксированная ещё Лениным тенденция неравномерности развития стран в эпоху империализма продолжает действовать и в начале нынешнего века в эру постиндустриального империализма и глобализации. Вопрос, кого и куда она заведёт.

Но мы никогда не были частью Запада. Все века своей истории мы были относительно отсталой северной страной со своими амбициями, проблемами и праздниками. То, что сейчас движение на Запад, несмотря на нарастающее глухое недовольство общественного мнения, продолжается, не сулит для грядущей русской политической истории ничего хорошего.

Запад в который раз по-хозяйски расположился у нас дома товарами и рекламой, валютой и суррогатами политических институтов. Много говорится об интеграции… При весьма вероятном дальнейшем нарастающем экономическом отставании России интеграция будет идти не по нашим правилам. Войдя в Европу ослабленными, страна займёт в ней место, которое слабым и положено, несоизмеримое со своим масштабом и потенциалом. С другой стороны, в случае замедления темпов развития, избегнув тисков Евросоюза и сохранив номинальную независимость, мы рискуем превратиться в полупустынную периферию интегрирующейся Европы. В подобие Канады при США, только с более низким уровнем жизни. Ломка барьеров при сохранении диспропорций условий и перспектив приведут к нарастанию постоянного оттока из России на всепожирающий Запад всего сколько-нибудь пользующегося там спросом: невостребованного нашей экономикой ноу-хау; материальных ресурсов, в том числе, не возобновляемых; молодёжи, которая в массовом порядке не торопится возвращаться обратно и отдавать то, что в неё было вложено всем социумом и т.д. Такой отток идёт, например, в Германии из её остающейся менее раз-витой восточной части в западную. Но это хотя бы внутренний обмен, в рамках целого.

Впрочем, неосмердяковская часть политических сил непрочь пристегнуть Россию к Европе по частям, путём последовательного выделения из состава государства наиболее удобных с точки зрения аппетитов последней кусков.

Стать одной из провинций объединённой Европы — жалкая участь для страны с тысячелетней историей, ещё двадцать лет назад претендовавшей на мировое лидерство! Впрочем, сходный исторический пример имеется. Это Великобритания, в замках которой призраки былого величия вполне уютно соседствуют с жующими гамбургеры туристами.

В любом случае, нужно сначала набрать потенциал силы, а не отдавать за просто так 70% суверенитета и задарма в придачу энергоресурсы по связанным обязательствам. Поступаться независимостью выгодно, как правило, небольшим странам, которые в обмен получают защиту и доступ на рынки своих более крупных соседей. Странам, не имеющим собственного проекта национального существования. А значимые величины не интегрируются, а образуют союзы по своим правилам. России выгоднее оставаться самостоятельным центром мирового развития, занять отдельную нишу в мировом разделении труда, прав и обязанностей. Быть самобытной альтернативой либеральной демократии.

Нынешняя российская элита настроена слишком прозападно. Ей по-прежнему очень хочется попасть в цивилизованное комфортное сообщество. Движение в сторону Запада продолжится, невзирая на сопротивление слоёв-аутсайдеров. Однако для функционирования мировой экономики через двадцать лет потребуется столько же, сколько и сейчас ресурсов и лишь 20% населения планеты. Лишь по одной этой причине, у большей части населения России, даже если оно скукожится в несколько раз, не остаётся шансов в обозримой исторической перспективе добиться для себя стандартов жизни, сопоставимых с лучшими мировыми. У него для этого просто не будет политических ресурсов.

Данный вывод вытекает, в том числе из анализа общих тенденций современного отечественного политического процесса. В новейшей политической истории России можно выделить несколько этапов. Ключевые события девяностых годов были связаны с расколами внутри правящей элиты. Каждый раз победившая часть элиты оттесняла проигравших на периферию политического процесса, перераспределяла в свою пользу собственность и блага.

Выборы 1991 года носили романтически-демократи ческий характер. В 1993 году пришёл черёд полууправляемых выборов. Выборы 1999 года завершили собой очередной этап трансформации политической системы — стали почти полностью управляемыми. Наступил период управляемой демократии. Отныне формирование тех партий, которые претендуют на долю в управлении, происходит исключительно на элитарной основе. А сами основные партии ещё меньше, чем прежде связаны с широкими социальными слоями. Между столичной и региональной элитой заключён вполне сердечный конкордат. А на региональном уровне так же чётко обозначились местные вертикали власти. Поэтому в последние полтора-два года сузилось поле для приработка у практикующихся на выборах политологов. Ведь во многих регионах большинство мест распределено задолго до голосования. Электоральный процесс приобретает контролируемый правящей элитой характер. Попадание случайных и нежелательных с точки зрения элиты элементов внутрь принимающего решения слоя практически исключается.

Единственная в недалёком прошлом крупная партийная сила — коммунисты, претендовавшие ранее на роль оппозиции, могут теперь только униженно договариваться об условиях своего политического существования, взамен на лояльность к проводимому курсу. Основная часть КПРФ будет и дальше интегрироваться в истеблишмент, а оппозиционность ограничится ни к чему не обязывающим славословием на митингах. Текущая законодательная деятельность коммунистов это полностью подтверждает.

А один из сохранившихся центров воспроизводства национальной традиции — сервильное православие, с настойчивостью, достойной лучшего применения, претендующее на роль единственного сосредоточия духовной жизни, так же не заинтересовано в антагонистических отношениях с властью.

В быстрые периоды социально-экономического развития, динамика развития общественного сознания, как правило, запаздывает поспевать за изменениями. Слои-аутсайдеры не могут одномоментно впитать в себя навязываемую СМИ систему ценностей или, тем паче, прекратить своё существование. Поэтому практически при любом, даже самом успешном сценарии развития страны, неизбежно возникновение и оформление достаточно широкого антиглобалистского движения.

В нем будет представлен пёстрый конгломерат сил. Закономерно присутствие в этом конгломерате и значительной части язычества, которое при всей своей неоднородности, является нонконформистским и оппозиционным по отношению к либерально-космополитическому миропорядку и системе ценностей.

Позиционирование язычества в антимондиалистской нише уже начало обозначаться. Социально-политическая ситуация подобное позиционирование предопределяющая —одна из причин развития неоязычества не только в России, но и на просторах Евразии, в том числе в мусульманских и полумусульманских регионах. По крайней мере, в тех из них, что достаточно модернизированы и секуляризованы. И там, где традиционность подрывалась противоречивой советской модернизацией. И там, за пределами бывшего СССР, где традиционный ислам уже не может более претендовать на единоличную духовную монополию. Поэтому ослабление духовного влияния мировых религий —так же одна из причин усиления язычества.

Вообще, изучение язычества, как общественного явления — требует междисциплинарного синтеза познавательных возможностей целого комплекса социально-гуманитарных дисциплин: психологии, эстетики, философии, социологии, культурологии и т.д.

В целом, можно смело утверждать, что развитие язычества — объективный общемировой процесс. Он многофакторно детерминирован настолько, насколько о неизбежности и детерминации уместно говорить применительно к социально-культурной сфере. Его не остановить ни замалчиванием, ни окриками. Свободолюбивые народы хотят сохранить особость и жить неповторимой национальной жизнью. Этому духовному запросу национальных душ и стихий призвано отвечать язычество.

В силу вышеназванных и некоторых других причин, в современной России для развития языческого движения и культуры сложились благоприятные условия. А славянорусское язычество вполне может стать ведущей силой общеевропейского и мирового ренессанса исконных этнорелигий.