"Без промаха" - читать интересную книгу автора (Чайлд Ли)

Глава десятая

Папок было двенадцать. Одиннадцать содержали необработанные данные – газетные вырезки и интервью. Двенадцатая – исчерпывающее резюме первых одиннадцати. Эта была толста, как средневековая Библия, и читалась, будто роман.

История начиналась с родителей. Мать выросла в Орегоне, перебралась, чтобы окончить колледж, в штат Вашингтон, потом снова вернулась в Орегон. Начальный период основанного ею фармацевтического бизнеса занимал три страницы.

Затем описывалось образование, полученное отцом. Приводилась дата начала военной службы и дата ухода в отставку по причине ухудшения здоровья, однако никаких деталей не сообщалось. Он тоже был уроженцем Орегона и, вернувшись к гражданской жизни, женился на аптекарше. Вскоре у них родилась дочь, а два года спустя – Брук Армстронг.

Отец умер от удара вскоре после того, как Армстронг покинул дом ради учебы в колледже. Армстронг провел семь лет в двух университетах – сначала в Корнеллском, штат Нью-Йорк, потом в калифорнийском Стэнфорде. В Стэнфорде он познакомился с девушкой из Бисмарка. Оба учились в аспирантуре на политологов. Они поженились, обосновались в Северной Дакоте, и Армстронг начал свою политическую карьеру в законодательном собрании штата.

– Здесь вроде ничего? – спросил Ричер.

– Как и где бы то ни было, – ответил Суэйн.

– Так чем же, собственно, объясняется ваше «ощущение»? Кто и почему так сильно ненавидит Армстронга?

– Точно не знаю, – ответил Суэйн. – Ощущение – оно и есть ощущение.

– Ладно, – сказал Ричер. – Отправляйтесь домой. Суэйн поспешно удалился, а Ричер принялся перелистывать страницы, посвященные остальным годам жизни Армстронга. Нигли перебирала бесконечные исходные материалы. Примерно через час оба сдались.

– Выводы? – спросила Нигли.

– Что-то от меня все время ускользает. В ходе кампаний люди, как правило, в средствах не стесняются, так? Используют все, что позволяет им предстать в выгодном свете. Вот тут говорится о его матери. Зачем?

– Чтобы привлечь на свою сторону независимых женщин и мелких предпринимателей.

– Хорошо, кроме того, имеются данные о компании отца.

– А это для привлечения бизнесменов.

– Вот именно, – сказал Ричер. – Однако подробности его службы в армии опущены. Обычно, если твой папа служил в армии, ты кричишь об этом во все горло. А здесь – ни единой подробности. Это бросается в глаза.

– Его отец умер бог знает когда.

– Не важно. И что значит «отставка по причине ухудшения здоровья»?

– Ну, это вряд ли связано с Армстронгом. Отец ушел в отставку еще до его рождения. И умер тридцать лет назад.

Ричер кивнул:

– И все же мне хотелось бы узнать о нем побольше. Наверное, придется расспросить самого Армстронга.

– Нет необходимости, – ответила Нигли. – Я сама могу все выяснить.

Ричер зевнул.

– Ладно, выясни. Завтра с утра.

– Я сделаю это ночью.

– Тебе надо поспать. Это подождет.

– Я теперь больше не сплю.

Ночной дежурный вызвал машину, довезшую их до мотеля в Джорджтауне, и Ричер отправился прямиком в свою комнату.

Там было тихо и пусто. Его охватило ощущение утраты. Ему не хватало Фрелих. «У меня предчувствия насчет сегодняшнего дня. Думаю, именно сегодня мы либо победим, либо потерпим поражение», – сказала она. «Поражение – это не по нашей части», – ответил он.

Постель была холодная, свежие простыни коробились от крахмала. Он скользнул под них и пролежал с час, глядя в потолок и напряженно размышляя. А после заставил себя заснуть.

В шесть утра его разбудил звонок от портье мотеля, а минуту спустя кто-то стукнул в дверь. Ричер выкатился из постели, завернулся в полотенце и посмотрел в дверной глазок. За дверью стояла Нигли с чашкой кофе. Ричер впустил ее, сел на кровать, а Нигли прошла мимо него к окну. Вид у нее был напряженный. Похоже, она всю ночь так кофе и пила.

– Итак, отец Армстронга, – произнесла она. – Его призвали в самом конце войны в Корее. В боях никогда не участвовал. Однако получил звание второго лейтенанта и был определен в пехотную роту. Рота стояла в Алабаме.

Ричер сонно кивнул. Отхлебнул кофе.

– Какой-нибудь идиот-капитан, гоняющий солдат на бесконечные учения, – сказал он.

– Да, и взвод Армстронга на них обычно побеждал. Он был строг и жесток. Если кто-то давал маху и взвод терял очки, он здорово выходил из себя. Дважды ему это сходило с рук. Однако в третий раз он сильно избил человека, и его выставили. В общем-то, дело замяли – его отправили в отставку по причине стресса, вызванного боевыми действиями, хотя боевым офицером он не был.

Ричер скривился:

– Сколько было пострадавших?

– О них можно забыть. Один погиб во Вьетнаме, другой умер лет десять назад в Палм-Спрингс, третий живет во Флориде, ему уже за семьдесят.

– Дохлый номер, – сказал Ричер.

– Зато это объясняет, почему во время избирательной кампании об отце ничего толком сказано не было.

– Есть шансы, что Армстронг унаследовал характер отца?

– Дело возможное, – ответила Нигли, – но, думаю, будь это так, этот самый характер уже давным-давно проявился бы.

Ричер глянул в окно.

– Мы видим Армстронга не таким, каким видят его обычные люди, – сказал он. – Почти для любого жителя страны все эти политиканы на одно лицо.

– И что же?

– А то, что Армстронг проделал в ходе кампании одну абсолютно фундаментальную, элементарную вещь. Привлек к себе внимание всей страны. Думаю, это и стало причиной.

– Каким образом?

– Ну, допустим, его лицо попалось на глаза человеку, который знал его в прошлом.

– Например?

– Скажем, когда-то давным-давно Армстронг, вспылив, избил тебя. Или унизил. Прошли годы, и вдруг – нате вам, его физиономия появляется во всех газетах. Что бы ты сделала?

– То есть ты говоришь о своего рода мести.

Ричер кивнул:

– Это объясняет слова Суэйна о том, что кто-то хочет заставить его страдать. Причины могут быть связаны с Армстронгом как с человеком. И могут быть очень личными.

Нигли перестала расхаживать по комнате и уселась в кресло.

– Все это очень шатко, – сказала она. – Люди обычно справляются с такими вещами.

– Ты же не справилась с тем, что заставляет тебя неприязненно относиться к чужим прикосновениям.

– Ладно, – ответила она. – Нормальные люди справляются с ними.

– Нормальные люди не похищают женщин, не отрезают пальцы и не убивают ни в чем не повинных людей.

– Хорошо, – согласилась Нигли. – Будем считать это нашей версией.

Ричер не ответил.

– Пора двигаться, – сказала Нигли. – В семь у нас встреча с Бэнноном. Ему мы что-нибудь скажем?

– Нет, – ответил Ричер. – Да он и слушать не станет.

В конференц-зал Ричер с Нигли пришли последними. Бэннон и Стайвесант уже сидели там.

– ФБР своих агентов в Грейс, штат Вайоминг, посылать не станет, – сообщил Бэннон. – Такова просьба Армстронга.

– Мне это подходит, – сказал Ричер.

– Вы зря тратите время, – сказал Бэннон. – Эти ребята хорошо знают что к чему. Они уже поняли, что его заявление – ловушка. Они там попросту не появятся.

Ричер кивнул:

– Это не первая поездка, которую я совершу впустую.

– Пришли результаты баллистики, – сказал Бэннон. – Ружье, найденное на складе, – то самое, из которого стреляли в Миннесоте.

– А как его доставили сюда? – спросил Стайвесант.

– Наверняка могу сказать только, как его сюда не доставляли. Не по воздуху. Мы проверили все самолеты, садившиеся в восьми аэропортах. Ничего подозрительного.

– То есть его привезли в машине? – спросил Ричер. Бэннон кивнул:

– Однако от Бисмарка до Вашингтона больше двух тысяч километров. За столь короткий срок его сюда привезти не могли. Значит, оно попало в Вашингтон прямиком из Миннесоты – это чуть больше тысячи восьмисот километров, за сорок восемь часов управиться не сложно. Мы думаем, что эти двое ко вторнику разделились – один отправился в Колорадо, другой в Миннесоту – и потом так раздельно и работали. Тот, кто выдавал себя за бисмаркского полицейского, действовал в церкви один. Мы думаем, что у него был только пистолет-пулемет. Что имеет смысл, поскольку он знал, что, как только обнаружится подброшенная винтовка, охрана возьмет Армстронга в кольцо. А против группы людей пистолет-пулемет – оружие более надежное.

– Тогда зачем другому понадобилось ехать сюда? – спросил Стайвесант.

– Да затем, что это ваши люди. Они понимают, что гарантировать успех покушения в каком-то одном месте невозможно. Поэтому они просмотрели расписание Армстронга и решили дублировать один другого.

– Однако вчера они были здесь оба, – сказал Ричер. – Вы говорите, что первый привез сюда «вайми», но я-то видел на крыше склада человека из Бисмарка.

Бэннон кивнул:

– Дублирование было уже ненужным, потому что вчера у них была последняя на долгий срок хорошая возможность. Скорее всего, малый из Бисмарка прилетел обычным самолетом.

– Где же тогда пистолет? Он должен был бросить его в Бисмарке – между церковью и аэропортом. Вы его нашли?

– Нет, – ответил Бэннон. – Все еще ищем.

– И кто тот человек, которого задержали полицейские?

– Его мы в расчет не берем. Почти наверняка это обычное гражданское лицо.

Ричер покачал головой:

– То есть этот малый подбросил винтовку, а потом поскакал в церковь с пистолетом?

– Почему бы и нет?

– Вам случалось когда-нибудь лежать в засаде, ожидая человека, которого вы должны подстрелить?

– Нет, – ответил Бэннон.

– А мне случалось. Вы приходите на место заранее, определяете дальность стрельбы, угол возвышения или понижения местности. А после просто лежите. И знаете, чего вы хотите больше всего на свете?

– Чего?

– Чтобы кто-нибудь, кому вы доверяете, прикрывал вам спину. Если эти люди профессионалы, какими они, по вашим словам, являются, нечего и думать о том, чтобы кто-то из них работал на колокольне в одиночку.

– Он прав, – сказала Нигли. – Скорее всего, тот, кого задержала полиция, и был спрятавшим винтовку прикрытием.

– Что вызывает вопросы, – сказал Ричер. – Например, кто все это время катил сюда машиной из Миннесоты.

– Ладно, – сказал Бэннон. – Выходит, их было трое.

– У вас навязчивая идея, – покачал головой Ричер.

– Мы придерживаемся нашей теории, – ответил Бэннон.

– Ну и придерживайтесь, – сказал Ричер. – По крайней мере не будете путаться у меня под ногами.

– Предупреждаю, никакого самосуда.

– Вас понял.

Выражение лица Бэннона смягчилось. Он глянул на пустое кресло Фрелих:

– Хотя, должен сказать, ваши мотивы мне понятны.

– Их было двое, не трое, – сказал Ричер. – Третий человек увеличил бы риск стократно.

– Как же тогда было дело с винтовкой?

– Они отправили ее почтой, – ответил Ричер. – «Федерал-экспрессом», «Ю-пи-эс», чем угодно. Скорее всего, сунули в связку пил и молотков и назвали все это доставкой образцов инструментов.

Бэннон ничего не сказал. Он просто встал и вышел. Стайвесант остался сидеть, он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Нам надо поговорить, – сказал он.

– Вы нас увольняете, – отозвалась Нигли.

Он кивнул, сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил два тонких белых конверта.

– Это уже не внутреннее дело, – сказал он.

– Но вы же знаете, что Бэннон ищет не там, где следует.

– Надеюсь, он и сам это поймет. Пока же мы будем защищать Армстронга. У нас нет юридических оснований для опережающего использования посторонних.

– Дайте нам время до конца дня, – сказал Ричер. – Нам нужно поговорить с Армстронгом. Наедине – он, я и Нигли.

– Я не могу позволить вам разговаривать с Армстронгом в мое отсутствие.

– А в вашем присутствии он говорить не станет. Стайвесант промолчал. Ричер взглянул ему в лицо:

– Расскажите мне о почте. Давно вы проверяете почту Армстронга?

– С тех пор, как он стал кандидатом.

– И все, кроме угроз, передается ему?

– Естественно.

– Нам необходимо увидеться с Армстронгом. Мне и Нигли, наедине. После этого мы будем считать себя уволенными, а вы никогда нас больше не увидите.

Стайвесант вернул оба конверта в карман пиджака.

Наступил следующий за Днем Благодарения день, Армстронг по-прежнему отказывался появляться на публике, однако договориться о встрече с ним оказалось делом очень непростым. Главным препятствием было десятилетней давности правило, согласно которому ни один из охраняемых не может оставаться с посетителями наедине. Стайвесант без особой охоты, но все же решился сделать из него исключение. А затем позвонил Армстронгу домой, чтобы договориться о встрече.

Армстронг сказал Стайвесанту три вещи: во-первых, его матери стало хуже, поэтому, во-вторых, он собирается сегодня после полудня слетать в Орегон и поэтому, в-третьих, встреча с Ричером и Нигли должна быть короткой.

– Никаких физических контактов, – сказал им у себя в кабинете Стайвесант.

– Даже рукопожатия? – улыбнулся Ричер.

– Рукопожатие, я думаю, допустимо. Но не более того. И ни слова о текущей ситуации. Ему ничего не известно, и я не хочу, чтобы он узнал что-либо от вас. Это понятно?

Ричер кивнул.

– Понятно, – сказала Нигли. Стайвесант отвел взгляд в сторону.

– Хочу поблагодарить вас за все, что вы сделали, – сказал он. – Я намереваюсь подать в отставку. Теперь мне приходится драться, чтобы сохранить за собой это место, а я не настолько привязан к нему, чтобы за него драться.

– Эти люди никогда не были вашими агентами, – сказал Ричер.

– Знаю. Но я потерял двух человек. Вам же я хотел сказать, что испытывал настоящее удовольствие, работая с вами.

Все помолчали.

– И еще, я рад, что в последние минуты М.-И. вы были рядом с ней. – Стайвесант снова вынул из кармана два конверта и протянул их через стол. – Внизу вас ждет машина, – сказал он. – Вы доедете в ней до Джорджтауна, а оттуда будете двигаться своим ходом.

Брезентовый навес так и стоял на тротуаре перед домом Армстронга. В беловатом сумраке под ним Ричера и Нигли встретили трое агентов. Один из них выставил перед собой руку и несколькими быстрыми жестами показал, что им придется подвергнуться обыску. Нигли стояла напрягшись, пока чужие руки охлопывали ее, впрочем, обыск оказался поверхностным. К ней почти и не прикасались. А керамический нож Ричера они и вовсе прошляпили.

Агенты ввели их в прихожую и заперли дверь. Один из охранников провел их в кухню-столовую. Здесь стоял сильный запах кофе. Армстронг с женой сидели за столом с тяжелыми фаянсовыми кружками и газетами. На миссис Армстронг был костюм для пробежек. Выглядела она усталой и павшей духом. Армстронг же выглядел собранным. В чистой рубашке с закатанными до локтей рукавами. Без галстука.

– Грустно было услышать о вашей матери, – сказала Нигли.

Армстронг кивнул:

– Стайвесант сказал, что вы хотите поговорить с глазу на глаз.

– Это было бы неплохо, – отозвался Ричер. Армстронг кивнул снова:

– Тогда пойдемте.

Он провел их в соседнюю комнату. Армстронг закрыл дверь и сел за стол. Ричер с Нигли заняли по креслу.

– Все это выглядит очень конфиденциальным, – сказал Армстронг.

Ричер кивнул:

– И в конечном итоге мы, я думаю, договоримся, чтобы конфиденциальным оно и осталось.

– Что вы хотите мне сообщить?

– Мистер Стайвесант ознакомил нас с основными правилами, – сказал Ричер. – Сейчас я начну их нарушать. Секретная служба перехватила пять писем с адресованными вам угрозами. Первое пришло по почте восемнадцать дней назад. На всех стоит вместо подписи отпечаток большого пальца. Мы нашли в Калифорнии старика, которому он принадлежит. Палец был отрезан и использовался на манер резинового штемпеля.

Армстронг молчал.

– Второе письмо обнаружилось прямо в кабинете Стайвесанта. Со временем выяснилось, что его доставил туда ведающий системой наблюдения технический сотрудник по имени Нендик. Чтобы заставить Нендика сделать это, у него похитили жену. Он до того боялся, что неизбежный допрос может стать для нее опасным, что впал в кому.

Армстронг по-прежнему молчал.

– В службе работает исследователь по имени Суэйн, сделавший важное умозаключение. Он понял, что и самому Нендику отведена роль сообщения, то есть их оказалось уже не пять, а шесть. Потом мы добавили к ним человека с отрезанным пальцем – получилось семь. Плюс еще двое, убитые во вторник, это восьмое и девятое сообщения. Два ничем не связанных человека по фамилии Армстронг, их убили в виде демонстрации того, что сделают с вами.

– О нет, – произнес Армстронг.

– Итак, девять посланий, – продолжал Ричер. – Цель всех – помучить вас, да только вам никто о них не сказал. В конечном итоге я задумался, а может быть, счет у нас все еще не полный? Я думаю, посланий было самое малое десять.

– И каково же десятое? – спросил Армстронг.

– Что-то, проскользнувшее непосредственно к вам. Думаю, оно пришло в самом начале, еще до того, как Секретная служба насторожилась. Думаю, вы знаете, кто все это делает и почему.

– Это очень серьезное обвинение, – сказал Армстронг. Ричер наклонился к нему.

– Дело-то вот в чем: если я стою в том дворе, раздавая куски индейки, и вдруг кто-то открывает стрельбу, а кто-то еще заливает меня кровью, лежа на мне, я задаюсь вопросом: кто они, черт побери, такие? Какого дьявола им нужно? Самые что ни на есть основные вопросы. Но вы их не задали. Единственное возможное объяснение: вы уже знали ответы.

Армстронг промолчал.

– И потому я думаю, что вы чувствуете себя немного виноватым, – сказал Ричер. – Думаю, поэтому вы и согласились выступить по телевидению с заявлением, поэтому согласились сами явиться на заупокойную службу.

– Я политик. У каждого из нас сотни врагов.

– Это не политика. Это дело личное, – отозвался Ричер. – Ваш политический враг – это какой-нибудь фермер в Северной Дакоте, обедневший на десять центов в неделю из-за того, что вы изменили размеры субсидий.

Армстронг хранил молчание.

– Я не дурак, – сказал Ричер. – Я мужчина, на глазах у которого умерла любимая женщина.

– Да ведь и я тоже не дурак, – произнес Армстронг.

– Я так и думал. Что-то возвращается к вам из прошлого, вы полагаете, что можете просто отмахнуться от него и надеяться на лучшее? – Ричер немного помолчал. – Я думаю, вы были подвержены вспышкам ярости. Так же, как ваш отец. Думаю, что задолго до того, как вы научились контролировать их, вы причиняли людям страдания – некоторые забыли об этом, некоторые – нет. Думаю, что кто-то подавлял в себе злобу, пока в один прекрасный день не включил телевизор и не увидел, впервые за тридцать лет, ваше лицо.

– В какой мере обо всем этом осведомлено ФБР? – поинтересовался Армстронг.

– Ни в какой. Мы их обогнали.

– И каковы же ваши намерения?

– Я собираюсь помочь вам, – ответил Ричер. – Не потому, что вы этого заслуживаете. Это будет совершенно случайным побочным продуктом моего желания поквитаться за Нендика и его жену, за старика по имени Андретти, за двух людей по фамилии Армстронг, за Кросетти и в особенности за Фрелих, бывшую подругой моего брата.

– Все это останется между нами? – спросил Армстронг.

– Должно остаться. Мне же будет лучше.

– Похоже, вы задумали применить крутые меры. Ричер кивнул:

– И после мы все будем жить счастливо.

Повисло долгое молчание. Ричер наблюдал за тем, как Армстронг-политик понемногу обращается в обычного человека.

– Во многом вы ошибаетесь, – наконец сказал тот. – Но не во всем.

Армстронг наклонился, выдвинул ящик письменного стола. Достал из него пухлый конверт и бросил его на стол.

– Полагаю, это и есть первое послание, – сказал он. – Письмо пришло в день выборов. Секретную службу оно, должно быть, несколько озадачило, однако она его пропустила.

Адрес был отпечатан на уже знакомой наклейке. Отправлено откуда-то из Юты 28 октября. Ричер заглянул в конверт.

В нем лежала одна лишь миниатюрная бейсбольная бита. Сувенир. Бита была надпилена и сломана пополам.

– Я не был подвержен вспышкам ярости, – сказал Армстронг. – Однако вы правы, у отца они случались. Мы жили в маленьком городке в штате Орегон. Жизнь там выглядела примерно так же, как на только-только осваиваемой территории. Закон соблюдался не всегда, но, в общем, было неплохо.

Мне было восемнадцать. Я собирался в колледж, проводил дома последние недели. Сестра куда-то уехала. У наших ворот висел почтовый ящик. За год до того, в Хэллоуин, ящик разбили – ну, знаете, обычная в этот день история, юные хулиганы болтаются по городку с бейсбольными битами. Отец услышал, как разбивают ящик, погнался за ними, но даже разглядеть их как следует не смог. Он соорудил новый ящик, покрепче, и тот стал у него чем-то вроде пунктика.

– А потом хулиганы вернулись, – сказала Нигли.

– Под конец лета, – подтвердил он. – Двое молодых ребят, в грузовичке и с бейсбольной битой. Я их и раньше видел. По-моему, они были братьями. Настоящие крутые ребята, пригородное хулиганье из тех, от кого стараешься держаться подальше. Они замахнулись было, чтобы разбить ящик, но тут вылетел отец, и началась перебранка. Они издевались над ним, угрожали, говорили гадости о матери. Тащи ее сюда, говорили они, мы поможем ей поразвлечься с этой битой. Тут началась драка, и отцу в ней повезло. Бита разлетелась на две половинки. Он заволок юнцов во двор, вытащил откуда-то трелевочную цепь, висячие замки и приковал обоих к дереву. Отец словно с ума сошел. Он избивал их сломанной битой. Потом сказал, что, если они не станут молить о прощении, он прямо сейчас поможет им поразвлечься с битой. С расщепленным ее концом. И они стали его умолять, и умоляли громко и долго.

Армстронг помолчал, потом продолжил:

– Я был там все это время. Старался успокоить отца и все такое. Но те ребята смотрели на меня так, точно я во всем этом участвую. Я же видел полное их унижение, а хуже этого для хулигана, полагаю, и быть ничего не может. В глазах их горела абсолютная ненависть. Ко мне.

– Что было потом? – спросила Нигли.

– Отец сказал, что оставит их здесь на ночь, а утром примется за них снова. Он пошел спать, а я час спустя выскользнул из дома. Я хотел отпустить их. Однако они уже сбежали. И больше не возвращались. С тех пор я их ни разу не видел.

– А отец ваш умер. Армстронг кивнул:

– У него были нелады с давлением. Я про тех юнцов, в общем-то, и забыл. Хотя, когда пришел конверт, я и секунды не гадал, от кого он, даром что миновало тридцать лет.

– Имена их вам известны? – спросил Ричер. Армстронг покачал головой.

– Я не знал о них ничего – только что они жили в соседнем городке. Так что же вы собираетесь делать?

– Я знаю, что мне хотелось бы сделать. Переломать вам руки. Потому что, не промолчи вы, Фрелих была бы жива.

– Какого черта вы молчали? – спросила Нигли.

– Да ведь я и понятия не имел, насколько это серьезно, – ответил Армстронг. – Правда. Просто думал, что мне хотели напомнить этим письмом о случившемся, выбить меня из колеи. Такая неприятная шутка. Я стал на тридцать лет старше, они тоже. Я разумный взрослый человек; я полагал, что и они такие же. Я не ощущал во всем этом никакой опасности. Почему меня не поставили в известность? Если бы Стайвесант просто спросил меня, я бы все ему рассказал.

Вот вам моя позорная тайна.

На миг в комнате наступило молчание, потом Армстронг спросил:

– Так как же, рассказать мне обо всем Стайвесанту?

– Решайте сами, – ответил Ричер. Перед ними снова был Армстронг-политик.

– Я не хочу ему говорить, – сказал он. – Погибли люди. Мы оба повинны в серьезной недооценке этих двоих.

Ричер кивнул:

– Ну и оставьте все нам. Вы знаете наш секрет, мы знаем ваш.

– И потом все мы будем жить счастливо?

– Во всяком случае, мы будем жить.

– Как назывался город? – спросила Нигли.

– Андервуд, штат Орегон, – ответил Армстронг. – Мама и теперь там живет. Через час я отправлюсь туда.

– Особенно не тревожьтесь, – сказал Ричер. – Я думаю, они уверены, что вы их помните, и им не хочется, чтобы вы привели к их двери Секретную службу. Так что дверь они сменили. И в Орегоне больше не живут.

– Но как же тогда вы их найдете? Ричер покачал головой:

– Найти их мы не сумеем. Это им придется найти нас. На заупокойной службе.

– Я тоже отправляюсь туда. И с минимальным прикрытием.

– Значит, остается надеяться, что все закончится еще до вашего появления. – Ричер встал. – Последнее: мы думаем, что эти юнцы, повзрослев, стали копами.

Армстронг замер. Он начал было покачивать головой, но перестал и просто сидел, уставясь в стол. Лицо его помрачнело, он словно услышал слабое, тридцатилетней давности эхо.

– Что-то такое было сказано во время избиения, – произнес он. – Я толком не расслышал, да и внимания тогда особого не обратил. Но, по-моему, в какой-то момент они заявили, что отец у них – полицейский. И что он может устроить нам большие неприятности.

Охранники вывели Ричера и Нигли из дома. Они прошли под брезентовым тентом, сошли с бордюра на мостовую. Повернули на восток, вернулись на тротуар и пешком двинулись в сторону подземки. Нигли вскрыла конверт, выданный ей Стайвесантом. В нем лежал чек на пять тысяч долларов. Конверт Ричера содержал два чека. Один на те же пять тысяч, другой на сумму его расходов во время аудита, оплаченных до последнего цента.

– Надо бы нам по магазинам пройтись, – сказала Нигли. – В этой одежде ехать в Вайоминг на охоту нельзя.

– Я не хочу, чтобы ты туда ехала, – откликнулся Ричер.