"Роман на Рождество" - читать интересную книгу автора (Джеймс Элоиза)

Глава 17

13 июля

Гневливость была чужда миролюбивой натуре Поппи, но сейчас ярость жгла ее грудь, словно раскаленный уголек. Это чувство вспыхнуло, когда Флетч прислал записку, в которой сообщал о намерении навестить жену.

«Навестить»! Прошло целых два месяца, как Поппи ушла, и вот наконец он решил ее «навестить»!

Что она ему сделала плохого? Ничего – просто всем сердцем любила его.

– И он меня когда-то любил, – сказала молодая герцогиня своему отражению в зеркале.

После свадьбы она старалась поддерживать высокий, соответствующий ее новому положению уровень во всем – она подкрашивала губы, даже выходя к завтраку, и никогда не появлялась на людях dishabille.[9]

Но невысказанные требования мужа давили на Поппи постоянно. «Наверное, во мне слишком мало французского, – решила она, – он хочет, чтобы я была похожа на француженку, хоть я ею не являюсь».

На деле ее отношения с мужем стали напоминать отношения с леди Флорой, но мать требовала от Поппи совсем иного, нежели Флетч. «Будь красивой, будь сильной, будь послушной», словно говорила она дочери. В то же время Поппи внушалось, что самого главного она добиться не в силах. «Ты никогда не будешь столь же красива, как я, – не раз говаривала маман. – Тебе недостает моего обаяния. Это я должна была выйти за герцога».

Вдруг в голову Поппи пришла ужасная мысль: а что, если она никогда не любила Флетча по-настоящему, а просто подчинилась приказу матери выйти замуж за герцога, в то время как Флетч оказался единственным холостым обладателем этого титула? Поппи задумалась – действительно, все остальные герцоги, которых она встретила в Париже после своего первого выхода в свет, были женаты.

Нет, надо признать, что она совсем не понимала мужа, даже, пожалуй, не знала, что он за человек. Как в таком случае она могла считать, что искренне любит его? Неожиданная догадка слегка ослабила то ужасное напряжение, в котором находилась Поппи, – действительно, она только думала, что любит Флетча, а на самом деле обманывала сама себя…

Что касается леди Флоры, то выбора не было: каждая дочь обязана любить свою родительницу, как бы та ее ни разочаровала. А вот Флетч – его можно не любить, и пусть себе сердится и досадует сколько хочет!

«Я должна сделать свой собственный выбор, – подумала Поппи, – должна решить, как поступить со своей жизнью». Оскорбленное сердце подсказывало ей: не возвращайся в дом Флетча, прекрати попытки ему угодить и не старайся его полюбить.

Чего ей хотелось больше всего на свете, так это возможности быть просто Поппи, а не герцогиней Флетчер.

Решено, так и будет!

Тотчас множество идей хороводом закружились у нее в голове – столько дел можно переделать, столько книг прочесть, столько интереснейших мест посетить! От радости у Поппи даже случилось легкое головокружение – ах, она совсем не хочет быть герцогиней, ей достаточно просто быть самой собой.

Она может жить одна – посмотрите на Джемму, которая в свое время оставила мужа и стала жить отдельно! Поппи наверняка справится не хуже. И еще можно путешествовать!

В ее воображении замелькали волнующие виды Парижа, берега могучего Нила, дикие просторы обеих Америк…

Размышления Поппи прервал негромкий стук в дверь, и заглянувшая в комнату горничная сказала:

– Его светлость герцог просит его принять.

Поппи привычно потянулась к помаде, чтобы подкрасить губы, но отдернула руку. Зачем краситься, стараться быть красивой, ведь она никогда не любила Флетча?..

Спускаясь по лестнице в гостиную к мужу, Поппи поймала себя на том, что улыбается. Как давно она уже не улыбалась в его присутствии? Наверное, больше года. Подумать только, сколько времени она отчаянно пыталась понять, как угодить Флетчу, как вернуть его любовь!

Однако даже в ее новом душевном состоянии Поппи было нелегко переступить порог гостиной – помня, как Флетч красив, она с трудом сохраняла присутствие духа, хоть и убеждала себя, что теперь красота Флетча не имеет для нее никакого значения.

С черными, как эбеновое дерево, блестящими волосами, прямым носом и миндалевидными глазами, придававшими ему немного экзотический вид, Флетч действительно был чертовски хорош собой. Наверное, зная это, он сразу взял требовательный тон.

– Поппи! – увидев жену, строго сказал он и нахмурил брови.

Это облегчило ей задачу – она была сыта по горло его хмурыми взглядами.

– Да, Флетч? – ответила герцогиня с улыбкой, в которой уже не было обычного для прежней Поппи подобострастия щенка, вымаливающего ласку у хозяина.

– Ты должна сейчас же вернуться домой.

– Не хочу, – спокойно сказала она и села в кресло. – Я собираюсь остаться у Джеммы по крайней мере еще на несколько месяцев. Она не уедет за город до декабря, потому что Бомон принимает участие в заседаниях палаты лордов, вот я и составлю ей компанию.

– Перестань, пожалуйста, Поппи. Неужели нельзя обойтись без скандала? Мы достаточно давно знаем друг друга, чтобы ты могла просто простить мне мой проступок и вернуться домой.

– Я тебя прощаю.

– Вот и хорошо, – произнес Флетчер с таким видом, будто нисколько не сомневался в великодушии жены.

– Хотя ты при всех вел себя со мной ужасно грубо.

– Я ведь уже извинился! Уверяю тебя, это больше никогда не повторится.

– И ты заигрывал с одной из моих подруг.

– Но я не имел ни малейшего понятия… – начал оправдываться Флетчер, но осекся.

– Да, для этого случая тебе трудновато найти оправдание, – задумчиво сказала герцогиня, постукивая пальцем по подлокотнику кресла. – Луиза действительно моя подруга, причем одна из лучших, к несчастью для тебя. Но в Лондоне очень много женщин, с которыми я не знакома.

– Да уж, – подтвердил он, и ей показалось, что он впервые смутился.

– Поэтому я считаю, и ты, наверное, согласишься со мной, что сейчас нам обоим следует подумать о будущем, – мягко продолжала Поппи.

К ее удовольствию, у Флетчера от удивления отвисла челюсть.

– Нам надо составить план, – пошла в наступление молодая герцогиня. – Очевидно, когда-нибудь нам снова придется начать совместную жизнь – скажем, лет через пять или около того. Когда ты почувствуешь, что рождение наследника больше нельзя откладывать, уверяю тебя, я тотчас откликнусь на твой призыв. Сразу после нашей свадьбы мне очень хотелось завести ребенка как можно скорее, но сейчас я понимаю, что гораздо, гораздо разумнее подождать, ведь у меня столько дел!

– Вот как? – ошеломленно пробормотал Флетчер.

– Да. Так вот: поскольку мы с тобой расстались вполне по-дружески, то можем спокойно, без взаимных обид все как следует спланировать. Я предлагаю пожить отдельно пять лет, а затем мы могли бы снова сойтись.

– Что-что?

– Можно, конечно, пожить отдельно и дольше, но, боюсь, в таком случае мы рискуем остаться бездетными, ведь мы женаты уже четыре года, однако до сих пор не обзавелись потомством.

Флетчер не сводил с жены изумленного взгляда.

– Детали мы можем обсудить позже, – снова ободряюще улыбнулась Поппи. – Ты хочешь что-нибудь сказать? – Она ждала ответа, но Флетчер, казалось, потерял дар речи. – Джемма уверяет, что с удовольствием возьмет меня с собой в загородное имение на Рождество, – снова заговорила герцогиня. Внешне очень бодрая и оживленная, она, однако, по-прежнему чувствовала раскаленный уголек у себя в груди. – О, с нами будет большая компания. Потом я могла бы провести несколько лет во Франции. Впрочем, я еще не уверена, что хочу этого. Я собираюсь изрядно попутешествовать. Но не волнуйся, Флетч, – подстегиваемая сердечной болью, с сарказмом добавила Поппи, – я буду держать тебя в курсе относительно своих передвижений, ведь не знать о местонахождении собственной жены так неловко! Муж не должен выслеживать жену, словно охотник куропатку.

– У меня такого и в мыслях не было, – вновь обретя дар речи, ответил Флетчер.

– Я обязательно сообщу, куда собираюсь поехать, так что тебе не придется беспокоиться. Ах да, совсем забыла, ты же у нас никогда ни о чем не беспокоишься, не правда ли?

– Прежде ты никогда так не разговаривала со мной, Поппи, – нахмурился герцог. – Я искренне сожалею, что разозлил тебя.

Он казался таким смущенным, выбитым из колеи, что она не выдержала и хихикнула, как прежняя Поппи:

– Да, я злюсь, Флетч, но не только на тебя, а на нас обоих. Мне не следовало выходить за тебя замуж.

– Ты так думаешь?

– Я думаю, что вышла за тебя по настоянию своей матери.

– Нет, ты любила меня!

– Ты ошибаешься, Флетч. – Она снова не смогла сдержать улыбки – как все-таки приятно говорить правду ему в лицо! – Моя мать внушала мне с семилетнего возраста, что мой долг – стать женой герцога. Ты был первым английским герцогом, прибывшим в Париж во время моего дебюта в свете, вот я и вышла за тебя. Разумеется, тогда я думала, что влюблена, но не так давно поняла, что ошибалась. Впрочем, – она сделала небольшую паузу, чтобы подчеркнуть значимость своих слов, – это даже хорошо, поскольку ты, очевидно, некоторое время назад сделал такое же открытие.

Флетч открыл рот, чтобы возразить.

– Разве нет? – не давая ему солгать, спросила Поппи. – Мне кажется, что ты не только понял, что не любишь меня, но и решил искать любовь на стороне.

Он не ответил, и в комнате повисло молчание. С каждым мгновением оно становилось все невыносимее для Поппи – пусть между ними и не было любви, но разве явная готовность Флетча к измене не унизительна?

– Я не вижу необходимости продолжать обсуждение, – не выдержав, заявила Поппи.

– А мы ничего и не обсуждали, – запротестовал Флетчер.

– Тут нечего обсуждать.

– Ты должна сейчас же вернуться домой, Поппи, – вновь потребовал он с упрямством маленького мальчика, выросшего в сиротском приюте.

– И не подумаю.

– Это твой долг!

– С какой стати? – На мгновение слова застыли у нее в горле: несмотря на ее решимость, браваду и все, в чем она уверяла мужа, крошечная частичка ее сердца сопротивлялась.

– Видишь ли, твоя мать…

– Ах вот как, дело в моей маме… – Протестующий голос сердца умолк, и Поппи, подавив нахлынувшие слезы, взяла себя в руки. – Что ты хотел сказать о маме?

– Ты прекрасно знаешь, что леди Флора переехала в наш дом, – мрачно сверкнув глазами, сказал Флетчер. – Прошло уже два месяца, но она, похоже, и не думает перебираться обратно.

– Уверена, ты найдешь с ней общий язык, – пожала плечами Поппи, с удовольствием отмечая, что отчуждение в его взгляде ее больше не пугает.

– Что ты задумала? – прищурился герцог. – Кто состряпал этот безумный план? Признайся, тебя подучила герцогиня Бомон?

– Она ничего не знает о моем плане, уверяю тебя, – честно призналась Поппи. – Единственное, о чем я с ней говорила, – это совместная поездка за город на Рождество. И уж конечно, я не посвящала ее светлость в свои умозаключения о нашем с тобой браке. Но она знает, что о нем думаешь ты. Должно быть, сейчас об этом наслышана большая часть Лондона.

– А ты стала злой, – заметил Флетчер.

– О Господи, не хотела тебя обидеть, – ответила Поппи. – Но я столько времени и душевных сил потратила на безуспешные попытки пробудить в тебе любовь, что поневоле очерствела.

– Твоя мать… – проговорил герцог, ощущая свое бессилие что-либо изменить.

Ярость, тлевшая в груди Поппи, вспыхнула с новой силой – похоже, Флетча волнует только неудобство, связанное с переездом в его дом леди Флоры. Хотя, конечно, его можно понять: маман трудно назвать приятной соседкой.

– Ладно, я поговорю с ней, – снисходительно согласилась Поппи, решив, однако, этим и ограничиться – она просто поблагодарит леди Флору за помощь.

– Поппи! – позвал Флетчер, и в его голосе звучала мольба.

Но герцогиня уже перевернула эту страницу своей жизни. А муж… Он мог отправляться куда угодно, хоть в преисподнюю, со всеми своими изысканными черными одеяниями и неотразимым обаянием! Она развернулась и не прощаясь направилась к двери.

– Поппи!

Она вышла, не удостоив его даже взглядом.