"Роман на Рождество" - читать интересную книгу автора (Джеймс Элоиза)

Глава 5

При виде Вильерса Джемма почувствовала, будто камень упал с души. Только теперь она поняла, как волновалась, – брат Деймон остался цел и невредим, а вот что с ее милым другом и партнером по шахматам…

Герцог остановился в дверях, не обращая ни малейшего внимания на пристальные взгляды сотен глаз. Он был немного бледен, но, как всегда, необычайно элегантен.

Обычно слово «плащ» ассоциируется с черным бархатом, но плащ, прикрывавший в тот вечер плечи герцога, был из розового шелка, отороченный темно-лиловой тафтой с изумительной вышивкой, которая напоминала кованый узор – даже во Франции, при Версальском дворе, Джемма ни разу не видела такого великолепия, хотя провела там не один год. Черные с сединой волосы Вильерса были собраны сзади и перевязаны бархатной лентой, идеально подобранной под цвет плаща.

– Плащ прикрывает его раненое плечо, – пробормотал Деймон. – Умный парень.

– Второго такого нет, – ответила Джемма улыбаясь.

В своем стремлении к элегантности Вильерс вплотную подошел к опасной черте, разделяющей мужественность и женственность, но, как ни странно, в яркой, подчеркнуто модной одежде он выглядел больше мужчиной, чем многие другие в заурядной. Разумеется, этому способствовали и черты его лица, которые никак нельзя было назвать женственными (например, крупный нос и квадратный подбородок), особенно в сочетании с природной сдержанностью герцога и его всегдашним скучающим выражением лица.

Действительно, в Англии больше не нашлось бы никого, кто надел бы такой плащ, вернее, осмелился бы надеть. Но при всем этом Вильерс выглядел великолепно, как какой-то сказочный принц, счастливый обладатель целого гарема прелестных женщин.

Боком протиснув кринолин между двумя дамами, остолбеневшими при виде нежданного гостя, Джемма присела перед Вильерсом в глубоком книксене.

– Ваш приход – огромная честь для нас, ваша светлость, – приветствовала она герцога.

– Я пропущу прием у герцогини Бомон только в тот день, когда с меня будут снимать мерки для гроба, – ответил Вильерс с не менее глубоким поклоном и продолжил, покосившись на Деймона: – Хотя ваш братец приложил все силы, чтобы я оказался на этом весьма неудобном ложе, я остался жив и готов к новому поединку.

Поклон, который отвесил ему Деймон, сделал бы честь и императору.

– Только не со мной, ваша светлость, – проговорил юный дуэлянт. – Я больше не хочу с вами драться.

– Разумеется, я вам не верю, – ответил раненый герцог с улыбкой. – Я нахожу положение побежденного весьма неудобным и не желаю новых неудач, Гриффин. Представьте, в какие-то два дня я проиграл дважды – вам и вашей сестре.

– Если вы имеете в виду наш шахматный поединок, – тоже улыбнулась Джемма, – то вы проиграли всего лишь одну, самую первую партию.

Вильерс обвел взглядом притихших гостей, жадно ловивших каждое слово, и они тотчас отвернулись, безуспешно пытаясь придать себе равнодушный вид. На губах герцога снова заиграла улыбка, но на сей раз в ней было что-то дьявольское.

– Думаю, нам надо сегодня начать вторую партию, герцогиня, – сказал он. – Мне известно, что несколько глупцов заключили пари относительно исхода нашего шахматного матча, поставив больше двух тысяч фунтов. Было бы невежливо заставлять их ждать.

По залу пробежал шумок, похожий на шелест волнуемой ветром пшеницы: в последние несколько недель ставки спорщиков сильно возросли, а с известием о проигрыше Вильерса, считавшегося лучшим шахматистом Англии, они должны были взлететь до небес, не говоря уже о том, что…

Появившийся возле Джеммы супруг, герцог Бомон, как и подобает тонкому дипломату, отвесил Вильерсу глубокий поклон.

– Счастлив видеть вас, ваша светлость, – приветствовал он гостя, и в его голосе не было ни неприязни к Вильерсу, ни волнения из-за участия Бомона в параллельном шахматном поединке с женой. А ведь злые языки поговаривали (и половина Лондона этим слухам верила), что призом победителю в поединке Джеммы Бомон с Вильерсом и собственным мужем была она сама. Естественно, герцогиня рассчитывала выиграть и у того, и у другого. – Я с большим сожалением узнал о вашем ранении, – продолжал Бомон так, словно его шурин не имел к этому происшествию никакого отношения. – Не лучше ли было вам отдохнуть, ваша светлость?

– Ах, этот отдых, – со скучающим выражением произнес Вильерс. – Не стоит преувеличивать его значение, особенно сейчас, когда появился шанс сыграть в шахматы. Видите ли, – добавил он, – я не люблю проигрывать.

– Но мы делаем не больше одного хода в день, – с наигранной серьезностью возразила Джемма, – и сегодня вы не сможете определить, проиграете вы или победите.

– Я приложу все силы, чтобы привести вас в трепет своим искусством шахматиста. Испуг лишит вас способности логически мыслить, и вы сами бросите игру.

– Такая перспектива меня действительно пугает. Я согласна с мужем, вам нужен отдых, но раз вы настаиваете… Если вы соблаговолите сопровождать меня в библиотеку, то мы можем начать игру.

– Окажите мне честь, – поклонился Вильерс.

Джемма взяла его под руку, и они двинулись сквозь толпу. Шушукавшиеся пэры расступились перед ними, словно перед всходившей на трон королевской четой.

– Признаться, мне гораздо больше пришлась по душе камерная обстановка, в которой прошла наша первая встреча, – сказал Вильерс.

– Если вы настаиваете на продолжении игры, когда в доме полно народа, то вас не должна смущать публичность. Я ни за что не приглашу вас в свою спальню во время приема.

Поприветствовав лорда Сосни кивком, Вильерс снова повернулся к Джемме.

– Я кое-что понял во время поединка с вашим братом, – сказал он.

– Что вам было бы неплохо взять несколько уроков фехтования? – предположила Джемма с самым невинным выражением лица. Заметив, что леди Рапсфеллоу с выпученными от напряжения глазами прислушивается к их разговору, герцогиня с улыбкой обратилась к ней: – Да, миледи, мы намерены начать вторую партию. Не хотите ли к нам присоединиться?

Издав восторженный возглас, почтенная дама засеменила за ними.

– Вы слышали старую легенду о дудочнике, который уводит крыс из города? – шепнул Вильерс, наклонившись к Джемме.

– Я рассчитываю, что леди Рапсфеллоу помешает вам сосредоточиться, – рассмеялась герцогиня. – Так что же вы поняли во время дуэли?

– Будучи человеком неглупым, – продолжал с улыбкой Вильерс, – я сразу сообразил, что моя жизнь в руках вашего брата. В голове наступила особая ясность, как бывает, когда вдруг оказываешься на краю пропасти…

– Деймон никогда бы не пошел на убийство, – попыталась успокоить герцога Джемма, одновременно кивая двум дамам, которых даже не знала по имени.

– Правда, я решил, что доброе имя невесты значит для Деймона меньше, чем моя грешная жизнь, но ведь я мог и ошибиться, не правда ли? Вы думаете, этот случай изменил меня? Увы, этого не произошло.

– Понимаю, – ответила Джемма. – Однажды в Париже я попала под карету, и когда пришла в себя, то первая мысль была не о том, что станет с моей душой, а цела ли моя пелерина.

У распахнутых дверей библиотеки стоял наготове лакей, ожидавший приказаний. Сопровождаемые примерно сорока гостями Джемма и Вильерс прошли внутрь и уселись за шахматный столик. За спиной картинно завернувшегося в свой великолепный плащ герцога маячил лорд Рэндалф.

– Кажется, недавнюю партию у Парсло вы начали с пешки на е-4, – напомнил лорд. – Сегодня вы атакуете с другого направления?

– Нет, – буркнул Вильерс, ставя пешку на е-4.

– Новшества всегда рискованны, – улыбнувшись Рэндалфу, резюмировала герцогиня и сделала свой ход.

– И это все? – взвизгнула леди Рапсфеллоу. – Больше ничего не будет?

– Шахматная партия – довольно скучное зрелище, миледи, если игроки делают по одному ходу в день, – умиротворяющее заметил лорд Рэндалф, подхватывая ее под руку и направляя к двери.

– Не следует ли им еще подумать? – артачилась почтенная дама.

Джемма поймала взгляд Вильерса – его глаза под тяжелыми веками смеялись.

– Я как раз собираюсь последовать совету этой леди, – сказал герцог, – поэтому не считайте себя победительницей раньше времени.

– Недооценивать противников не в моих правилах, – ответила Джемма.

Нетерпеливые наблюдатели начали покидать библиотеку столь же стремительно, как и вошли.

– Вы недоговорили, ваша светлость, – напомнила Джемма герцогу. – Что же вы поняли во время дуэли с моим братом?

Оглядев опустевшую комнату, он откинулся на спинку стула и произнес:

– Что совершил ошибку.

– Только одну? – Герцогиня не смогла скрыть разочарования. – Я своим давно счет потеряла.

– Тогда у вас преимущество, потому что на моем счету не так уж много ошибок.

– Это вы так думаете, – уточнила Джемма.

– Вот именно. Но если уж я совершаю ошибки, то стараюсь это делать элегантно, – продолжал Вильерс. – Одной из моих ошибок стал Бенджамин, герцог Берроуз.

Джемма удивленно подняла на него глаза, но он предвосхитил ее вопрос:

– Я знаю, вы наслышаны о самоубийстве Бенджамина и о моей роли в этом деле. Мы с вами решили стать друзьями, но, боюсь, после смерти Бенджамина многие сомневаются, что я способен на искреннюю дружбу.

– Я с вами не согласна. Действительно, Бенджамин предпочел умереть…

– После того как проиграл мне в шахматы.

– …но его смерть не может бросить тень на вас. Бенджамин то и дело совершал необдуманные поступки, о которых после жалел.

– Вы правы…

Вильерс опустил взгляд, и его длинные ресницы скрыли от Джеммы выражение его глаз. Внезапно он снова взглянул на нее, и теперь в его глазах было нечто такое, что заставило ее слегка покраснеть.

– Я принял решение больше никогда не допускать ошибок в отношениях с друзьями, – проговорил герцог.

– Не бойтесь, я не убью себя в случае вашей победы, – ответила Джемма. – Можете даже меня критиковать. Во мне столь силен боевой дух, что я скорее убью вас, чем себя.

– Вот дрянь! – выругался Вильерс, впрочем, лицо его оставалось совершенно бесстрастным.

– Видите, мы действительно можем стать добрыми друзьями, – со смехом констатировала Джемма. – Я столь же страстная поклонница шахмат, как и Бенджамин, но когда проигрываю, то стремлюсь только к одному – отыграться.

– Шахматы – ваша единственная страсть?

Она замолчала, обдумывая ответ, но потом решила быть искренней до конца:

– Думаю, да. Я очень ценю своего мужа, друзей, обожаю брата, но мое сердце принадлежит шахматам. По моим наблюдениям, у таких, как я, других увлечений практически не бывает.

– Пожалуй, я – подтверждение вашей теории, – ответил Вильерс. – Но у меня нет семьи, которую я мог бы любить, поэтому мои чувства направлены на противоположный пол, хотя отношения с ним весьма непостоянны.

– Как и мои, – призналась герцогиня. – Это серьезный недостаток, который часто приводит к большим скандалам.

– И все же я бы не отрицал возможность любви столь категорично, как вы. Несколько недель назад, когда вы предложили мне свое расположение, я сказал, что никогда не пойду на связь с женой моего старого друга Бомона…

Джемма замерла – действительно, тогда, сердясь за что-то на мужа, она предложила Вильерсу себя, но он отказался.

– Так вот, я передумал, – продолжал герцог. – В те пять минут, когда моя жизнь висела на кончике клинка вашего брата, я вспомнил, что никогда по-настоящему не любил женщину. А ведь именно об этом я мечтал много лет! Не могу объяснить, почему столь опрометчиво пренебрег своей мечтой.

Лицо Джеммы напряглось.

– Надеюсь, вы не хотите сказать, что любите меня? – спросила она.

– Нет, конечно, – заверил герцог. – Но я могу вас полюбить. Уверен, из всех знакомых женщин вы единственная, кто может воспламенить мое сердце. Понимаете, для любви всегда нужна решимость. Обожая шахматы, я чувствую, что одной этой страсти мне недостаточно. Возможно, мы с вами найдем друг в друге то, чего нам не хватает.

– Если только мы способны на истинную любовь…

– Думаете, вы не способны? А вот у меня была любовь, правда, не в общепринятом, плотском смысле этого слова.

– Бенджамин?

– Да. И еще, – Вильерс снова поднял на Джемму глаза, и этот взгляд заставил ее вздрогнуть всем телом, – Элайджа Бомон, ваш муж.

– Вы же были друзьями детства…

– Он был прекрасен уже в ту пору.

– Мой муж?

– Он хотел переделать мир, строил различные планы и без устали делился ими с другими.

– Элайджа до сих пор полон планов, – с симпатией заметила Джемма. – Похоже, он уверен, что без него палата лордов не сможет работать.

– Он думал так и раньше, и, возможно, был прав. Элайджа не только умен, он честен, а это большая редкость среди политиков.

– Что же погубило вашу дружбу?

– Что обычно губит мужскую дружбу? – криво усмехнулся Вильерс.

– Женщина? – догадалась Джемма.

– Ее звали Бесс. Я хотел бы в красках описать ее красоту, но, на беду, слишком плохо помню ее лицо, хотя искренне любил ее или думал, что любил.

– И Бомон тоже? – не удержалась от смешка Джемма. – Представляю, как вы с ним соперничали друг с другом в борьбе за внимание этой Бесс. Судя по имени, она не принадлежала к нашему кругу и вы не могли на ней жениться, да?

– Имя ничего не значит: одну из моих высокородных кузин тоже звали Бесс – Вильерс встал и предложил собеседнице руку. – Но вы, разумеется, попали в точку, потому что наша Бесс занимала вполне достойное положение в обществе – она разливала пиво в деревенском трактире.

– Представляю, как вы с Бомоном просиживали там день и ночь, надеясь привлечь взгляд ее голубых глаз.

– Нет, я сидел там один. Видите ли, в юности мой огромный нос казался еще больше…

– Но вы все же завоевали Бесс, – предположила Джемма, думая о том, что в молодые годы Вильерс, вероятно, был чудо как хорош. Она бы и сама на месте Бесс не устояла перед ним.

– Да, но только до тех пор, пока Бомон не решил ее у меня отнять.

– Это несправедливо и совсем на него не похоже.

– О, на свете много непонятного, – со вздохом заметил герцог, открывая дверь библиотеки. – Я только хотел сказать вам, Джемма, – он произнес ее имя нарочито медленно, с нежностью, – что я совершил ошибку, отвергнув ваше великодушное предложение.

Джемма растерялась, не зная, что ответить.

К ее удивлению, Вильерс отвесил глубокий поклон и продолжил:

– Хочу честно предупредить, ваша светлость, я сделаю все, чтобы вас соблазнить.

Он развернулся и зашагал прочь, шурша своим великолепным шелковым плащом.

Остолбеневшая герцогиня осталась стоять в коридоре, провожая герцога взглядом.