"Гордячка" - читать интересную книгу автора (Марш Эллен Таннер)

Глава 3

Залитый светом большой зал Нортхэда был так ослепительно красив, что его можно было сравнить даже с огромными приемными залами Букингемского дворца. Сотни свечей горели в мерцающих бронзовых подсвечниках, расположенных вдоль стен, а хрустальные люстры, излучавшие теплое сияние, освещали бесценные гобелены и отражались в полированных каменных плитах пола. На галерее музыканты в черных костюмах играли нежные мелодии, и томные звуки скрипок, смешиваясь с гулом людских голосов, резонировали под сводами бревенчатого потолка.

Большинство гостей было из местной аристократии: представители наиболее именитых семей Корнуолла; остальные же приехали на бал издалека, и их слуги с вещами заполонили все западное крыло дома. Шампанское через золотистые желоба разливали из бутылей с длинным горлышком по тонкостенным бокалам из звонкого стекла, а затем слуги в традиционных ливреях с галунами разносили искристый напиток на серебряных подносах.

Женщины в праздничных платьях всех цветов и оттенков шелестели огромными веерами и весело болтали со своими кавалерами. В отличие от скучного столичного приема викторианской эпохи здесь ощущалась аура провинциальной добросердечности, каждый гость мог от души насладиться атмосферой покоя и уюта.

В соответствии с символом празднества столы были украшены огромными букетами цветов из сада и охапками вереска с лугов. Глинтвейна и сидра, как и шампанского, было вволю, и столы ломились от всевозможных корнуолльских блюд и изысканных закусок. Куда ни кинь взгляд, везде были улыбающиеся лица и повсюду слышались веселые голоса; ни у кого не возникало и тени сомнения относительно того, что бал удался графу и графине Монтеррей на славу.

На минуту воцарилась мертвая тишина, когда музыканты закончили сонату Моцарта. Но тут же повышалась веселая мелодия, от которой ноги готовы были сами пуститься в пляс. Большинство собравшихся знали, что это знаменитый деревенский танец, десятки лет исполнявшийся у Бэрренкортов в начале праздника.

Ожидание традиционного танца в этот вечер подогревалось тем обстоятельством, что все знали: танец начнет сам граф в паре со своей дочерью леди Сэйбл, которая привлекала особое внимание всех присутствующих. Пытаясь пробиться вперед и вытягивая шеи, гости стремились поскорее взглянуть на леди Сэйбл, появления которой ждали с таким же нетерпением, с каким ожидают выхода невесты на обряде венчания.

И девушка не разочаровала гостей. Сэйбл вплыла в Большой зал под руку с отцом, устремив взор на его прекрасное лицо; и казалось, она не слышит восторженного шепота гостей. От сознания того, что она – продолжательница традиций Бэрренкортов, у нее перехватило дыхание, а блеск в глазах отца еще более подчеркивал значение этого события. Никакой выход в свет в Лондоне не шел для Сэйбл ни в какое сравнение с этим.

На ней было белое шелковое платье, которое мягко шелестело, когда она вступила с отцом в танцевальный круг. Поскольку времени для сложной вышивки не хватило, искусная белошвейка сшила для Сэйбл пышные юбки в виде ярусов, каждый из которых отделялся от следующего ослепительно белой шелковой лентой с топкими кружевами. При свете свечей ее волосы мягко поблескивали, отливая теплыми оттенками эбенового дерева, а огромные глаза сверкали ярче сказочно красивых драгоценностей, украшавших ее белоснежную шею.

Сэйбл давным-давно овладела сложными па «танца Бэрренкорт»; поскольку же всю прошедшую неделю она репетировала их с матерью, то теперь, вложив свою руку в перчатке в руку отца, чувствовала себя вполне уверенно.

В зале раздались приглушенные аплодисменты воодушевленной публики, когда Чарльз начал первую фигуру. Сходство между красавцем графом и его грациозной дочерью было столь велико, что гости восхищенно перешептывались и одобрительно кивали.

Когда танец завершился, вокруг зарумянившейся и возбужденной девушки столпился народ, чтобы поздравить ее, а граф, изящно поклонившись и выпустив руку дочери, пошел на поиски графини, дабы пригласить ее на следующий танец. Сэйбл не рассчитывала на то, что отец прилюдно похвалит ее, но одобрение, которое она прочла в его изумрудно-зеленых глазах, когда он поклонился ей, согрело ее больше любых похвал.

Полный энтузиазма, Нед завладел маленькими ручками сестры и повел ее на вальс, прежде чем это успел сделать кто-либо другой. Хотя прошло всего одиннадцать месяцев, брат так вырос, что возвышался над сестрой на целую голову; и он взирал на нее покровительственно, на молодых же людей, торопившихся потанцевать с ней, – насмешливо.

– Как у меня получилось? – чуть задыхаясь, спросила Сэйбл.

– Ты была очаровательна! – пылко воскликнул Нед. – Миссис Фаллоуз гордилась бы тобой сегодня!

Сэйбл засмеялась, вспоминая их бывшую учительницу танцев. Высокая, чопорная и начисто лишенная чувства юмора, миссис Фаллоуз отчаялась когда-либо научить молодого наследника Сен-Жерменов и его сестру простейшим элементам бального танца.

– Должно быть, мы сократили ей жизнь на добрый десяток лет, – снова улыбнулась девушка.

– Лишь потому, что она пыталась сделать из пас настоящих леди и джентльмена, – усмехнулся Нед. – Видимо, мы, Сен-Жермены, слишком грубы для этого.

– В особенности Лайм, – вставила Сэйбл.

Нед недоуменно поднял бровь, и она махнула рукой в сторону открытых дверей, в которых показалась любопытная веснушчатая мордашка младшего брата. Отыскав их глазами, Лайм весело улыбнулся им и исчез; причем брат и сестра успели заметить на щеках мальчишки следы девонширского крема.

– Он снова побывал на кухне, – заметил Нед. – Боюсь, утром будет жаловаться на боли в животе.

– Крем входит в программу праздника, – сказала Сэйбл. – Что это был бы за бал по случаю сбора… то есть сева, если бы Лайм не переел!..

Нед запрокинул темноволосую голову и рассмеялся. Когда же музыканты кончили играть, он повел сестру к ряду стульев, расставленных у высоких окон.

– К сожалению, мне придется оставить тебя, – сказал он с грустью в голосе. – Мама просила меня играть роль радушного хозяина.

– Сочувствую тебе, – лукаво улыбнулась Сэйбл, заметив, что молодые девушки провожают Неда разочарованными взглядами.

– Бессердечная девчонка! – пробормотал Нед и направился к группе нарядно одетых девушек, болтавших в дальнем углу зала. Учащенное трепетание их вееров подсказало Сэйбл, что они не оставили без внимания его приближение.

– Вас что-то забавляет, леди Сэйбл?

Ей стало не по себе, когда она услышала голос Уайклифа Блэкберна. Подняв глаза, Сэйбл прежде всего увидела его впалые щеки, а затем длинную шею, которая выглядывала из неимоверно жесткого белого воротничка рубашки; костюм из саржи сидел на нем откровенно мешковато.

– Вы не откажетесь станцевать со старым другом? – спросил Клиф.

Не желая показаться невоспитанной – даже по отношению к такому неприятному человеку, как Уайклиф, – Сэйбл неохотно поднялась и протянула ему руку.

– Вы выглядели такой хрупкой, танцуя с отцом, – пробормотал он, когда они вошли в круг. – Иногда меня беспокоит: в состоянии ли он должным образом позаботиться о вас?

– Что вы хотите этим сказать? – ледяным тоном осведомилась девушка. Если таков был новый план действий Клифа с целью завоевать ее, то он явно просчитался, ибо Сэйбл не терпела никакой критики в адрес своих родителей.

– Мне кажется, что за его лощеной наружностью скрывается необыкновенно жесткий человек, – продолжал Клиф, не замечая, что глаза Сэйбл гневно сверкнули. – Кстати, откуда у него такой безобразный шрам на лице? Никто из членов вашей семьи никогда не рассказывал мне об этом.

Сама Сэйбл втайне всегда считала, что шрам придает отцу вид смельчака, и ее оскорбило пренебрежительное замечание Уайклифа.

– Этот шрам – знак величайшей любви отца к моей матери, – сказала девушка. – Когда он спасал ей жизнь, его поранил турок. – Огонь в глазах Сэйбл вспыхнул еще ярче. – И этот турок поплатился жизнью за свою дерзость.

Уайклиф, посчитавший эту отповедь признаком кровожадности, вновь подумал о том, какие дикие и необузданные эти Сен-Жермены, хотя внешне – утонченные и воспитанные люди. Он подозревал что леди Сэйбл, несмотря на свою редкостную красоту и кажущуюся мягкость, так же дика и необузданна, как и остальные члены ее семьи. Эта мысль почему-то возбудила его, и он еще крепче обнял ее топкий стан, не замечая отвращения, появившегося на лице партнерши.

К счастью, танец скоро закончился, и Сэйбл отделалась от ненавистного поклонника. Ее гораздо больше устраивали другие молодые люди, жаждавшие ее внимания; большинство из них – сыновья ближайших друзей ее семьи, с которыми она была знакома с детских лет. Теперь она имела возможность по-настоящему насладиться праздником – смеялась, танцевала и пила гораздо больше глинтвейна, чем стоило.

Когда музыканты сделали небольшой перерыв, Сэйбл, к своему большому облегчению, смогла ускользнуть от своих воздыхателей. Не замеченная никем, она убежала в сад и, приподняв задевавшие за кусты юбки, медленно пошла по аккуратным дорожкам, по обе стороны которых росли цветы и живые изгороди. Ночь выдалась прохладной, но сад был защищен от безжалостных ветров, и обнаженные плечи девушки ласкал пахнущий йодом легкий бриз. Обернувшись, она посмотрела на дом, в высоких окнах которого приветливо горели огни. В ночном воздухе раздавались взрывы смеха и слышались обрывки оживленных разговоров, свидетельствовавших о том, что гости довольны и веселы.

– Я уверен, что вы не сбежали со своего первого бала в Корнуолле, леди Сен-Жермен. Ведь это было бы непростительным нарушением приличий!

Сэйбл ахнула, увидев высокую мужскую фигуру, преградившую ей дорогу. Свет, льющийся из окон дома, освещал черты загорелого лица. Нельзя было не узнать насмешливого блеска в этих холодных голубых глазах. Сэйбл всплеснула руками и прижала ладони к щекам…

– Вы?! – В смятении она вглядывалась в лицо капитана, обратив внимание и на элегантный покрой его темного пальто. «Неужели я сплю?» – пронеслось у нее в голове.

Губы, менее двух недель назад так неистово целовавшие ее на затемненной веранде в Лондоне, искривились в загадочной улыбке:

– Вижу, вы прыгаете от радости, что снова встретились со мной!

– Что вы здесь делаете? – строго спросила Сэйбл. Девушка отчаянно пыталась преодолеть страх, охвативший ее.

– Хотите верьте, хотите нет, но я получил приглашение! – дерзко заявил Морган Кэри. – Я опоздал, однако ваша мать любезно приняла мои извинения. После этого она хотела представить нас друг другу, но вы исчезли, и никто не знал, куда вы направились. Памятуя лондонский опыт, я вышел в сад, ибо предположил, что это в ваших привычках – ускользать из бального зала в перерыве между танцами. И я вижу, что не ошибся.

Сэйбл не знала, как реагировать на его сарказм. То обстоятельство, что сэр Морган Кэри стоит прямо перед ней и похваляется тем, что приглашен на бал, привело девушку в смятение; она никак не могла собраться с мыслями.

– Так отец пригласил вас? – спросила она наконец, желая услышать подтверждение этого факта.

Сэр Морган хмыкнул, и ей показалось, что его смешок не так уж неприятен.

– Видимо, это не просто переварить, не правда ли? Возможно, вам легче будет меня понять, если я объясню, что просил с ним встречи и он предложил мне приехать в Нортхэд. А тот факт, что я приехал в день вашего первого бала, – простое совпадение.

– Вы приехали в Корнуолл повидать отца? Но зачем? Сэр Морган сумрачно взглянул на нее:

– Вы чересчур любопытны, ваша милость. Успокойтесь, мне необходимо обсудить с лордом Монтерреем обычные коммерческие дела.

Он заметил недоверие в глазах девушки, которые в темноте казались почти черными. Зато ее шелковое белое бальное платье отливало серебром, и капитан не мог не обратить внимания на ее обнаженные плечи и крепкие бугорки грудей, которые вздымались и опадали в едином ритме с учащенным дыханием.

– Вне всякого сомнения, вы задаетесь вопросом: мол, какие дела могут быть у такого человека, как я, с вашим отцом?.. – усмехнулся сэр Морган, но вдруг осекся.

Он понял, что у него больше нет охоты пикироваться с этой девушкой. Капитана вновь охватило то неистовое желание, которое он испытал, когда держал Сэйбл Сен-Жермен в своих объятиях, и которое никак не мог удовлетворить, несмотря на то, что знал за свою жизнь многих женщин.

– Мне абсолютно все равно, какие дела связывают вас с моим отцом, – заявила Сэйбл, и голос ее дрожал. – Если он решил принять вас в нашем доме, то я не опозорю его, поступив иначе. А теперь, если вы не против, мне нужно вернуться к гостям.

С этими словами она повернулась и направилась к дому. Морган пристально смотрел ей вслед, покачивая головой. На его губах играла мечтательная улыбка. «Да она просто испорченная, взбалмошная девица, которая выглядит слишком соблазнительно!»

Вернувшись в зал, Сэйбл нехотя приняла приглашение на танец. Когда гордый ее согласием партнер вел девушку по кругу, она намеренно не обращала никакого внимания на Моргана Кэри, который, вернувшись из сада, оживленно беседовал с графом. Казалось, капитан совершенно забыл о ней, и Сэйбл ужасно злилась на него за это; к тому же ее одолевало любопытство. Отец ничего не говорил о том, что сэр Морган Кэри, рыцарь Ордена Бани, будет присутствовать на балу. Что за общие дела могут быть у этого высокомерного, бесшабашного капитана с Чарльзом Сен-Жерменом?

Она видела, как сэр Морган повел ее мать на танец. Графиня улыбалась ему, когда они грациозно вальсировали, и головы всех гостей повернулись в их сторону. Было очевидно, что графиня наслаждается танцем, и Сэйбл вспомнила, как мать призналась, что при первой же встрече с капитаном сочла его весьма обаятельным мужчиной. Девушка подумала о возможной реакции родителей, если бы они узнали, что вытворял с ней и что говорил ей капитан на веранде у Хэверти. Она очень сомневалась, что, узнай родители правду, они бы принимали его в Нортхэде так сердечно.

– У тебя такой вид, словно ты только что съела целый лимон! – пошутил Эдвард, когда Сэйбл вышла из танцевального круга и подошла к нему. – Ну что, галантный Клиф больше не докучает тебе, не так ли?

Глаза девушки сузились, когда она увидела, как Морган Кэри взял изящную ручку графини в свою огромную ручищу и повел ее обратно к улыбающемуся, благожелательному графу.

– Нет, – отрезала Сэйбл, – боюсь, что дела обстоят гораздо хуже!

Нед удивленно посмотрел на нее, но она лишь покачала головой и горестно вздохнула.

– Не важно. Просто мне не хотелось бы, чтобы Сен-Жермены всегда проявляли такое гостеприимство, впуская к себе любого подонка, которому случится постучаться в двери Нортхэда.

С этими словами, прежде чем брат успел расспросить ее, она отошла, приглашенная на танец еще одним молодым поклонником. Нед же, оставшись стоять у двери, пытался разгадать смысл странного замечания сестры.

Когда гости разошлись, было уже далеко за полночь. Выглядывая из затемненного окна Большого зала, Сэйбл видела розовеющий горизонт, а это означало первые проблески утренней зари на земле Корнуолла. Девушка так утомилась на балу, что потеряла всякий интерес к Моргану Кэри. Еще бы, ведь этот капитан даже не пригласил ее на танец! «Дай-то Бог, чтобы к утру он исчез!» – подумала Сэйбл.

Пожелав родителям спокойной ночи, она направилась в свою спальню. Однако не стала вызывать Люси, которую незадолго до этого видела в гостиной, где гужевались слуги и жители окрестных деревень и где камеристка танцевала с дородным грумом Джимсом. Люси приветливо помахала ей рукой, а у камеристки было такое счастливое лицо, что Сэйбл тотчас догадалась: она наконец выбрала себе мужа.

Сладко зевнув, Сэйбл сама сбросила свое чудесное бальное платье. На туалетном столике горела единственная свеча, освещавшая изысканный, теплых тонов балдахин над кроватью. Девушка на минуту присела на мягкий диванчик у окна. Хотя она смертельно устала, в ее жилах все еще играло вино, а в ушах звучала музыка – в общем, ей вовсе не хотелось спать. Было очевидно, что бал удался на славу. Об этом ясно свидетельствовали веселые лица гостей, когда они расходились по отведенным им комнатам или вызывали свои кареты и экипажи.

Брови девушки сошлись на переносице, когда она вдруг вспомнила о Моргане Кэри. Сэйбл безотчетно сравнила его обветренное, суровое лицо с холеными лицами молодых людей, улыбавшихся ей на балу. И эти мысли встревожили ее.

«Почему мои мысли, – спрашивала она себя, – постоянно возвращаются к человеку, который был груб со мной и оскорблял меня?» Не менее досадно было и то, что она не могла забыть неистовой страстности его поцелуев и ответного пламени, которое он разжег в ней. Тот факт, что она никогда и ни с кем не испытывала ничего подобного, озадачивал ее, и Сэйбл пыталась объяснить все это обыкновенным девичьим любопытством. «А кроме того, – говорила она себе, – разве имеет значение то, что его поцелуи вызвали во мне какие-то непонятные чувства?» Она считала его самодовольным и несносным наглецом и решила при первой же возможности высказать ему свое мнение о нем, не выходя, разумеется, за рамки приличий.

Рано утром Сэйбл разбудил Лайм, который хихикал и стаскивал с нее одеяло. Открыв глаза, она увидела, что младший братишка нетерпеливо переминается с ноги на ногу и весело улыбается ей. В своих коротких штанишках и белой рубашке, с взъерошенными темными кудрями он выглядел удивительно невинным.

– Ах, Лайм, – застонала Сэйбл, пряча лицо в подушку, – что тебе нужно?

– Люси просила разбудить тебя. Она говорит, что у меня это получается намного лучше, чем у нее.

«Пожалуй, она права», – подумала Сэйбл. Было очевидно, что Лайм сгорает от нетерпения, и это гораздо больше побуждало подняться с постели, чем если бы ее начала трясти за плечо Люси. Обычно Сэйбл была ранней птахой, но накануне она легла так поздно, что ей ужасно хотелось подремать хотя бы еще полчасика.

– Пожалуйста, поторопись, Сэйбл! – взмолился Лайм, когда увидел, что сестра и не думает вставать. – Состязания начнутся после обеда, и папа уже поехал размять Де Кера. Если мы поспешим, то еще сможем нагнать его.

С минуту Сэйбл не двигалась, представляя себе, как ее щеки обдувает влажный, солоноватый ветерок с моря, когда она скачет на Амуретте галопом через вересковые пустоши. После того как она вдосталь натанцевалась и выпила столько глинтвейна, трудно было придумать более бодрящее средство.

– А Нед встал? – спросила она, соскочив с постели и ополаскивая лицо водой из хрупкого фарфорового тазика.

– Он уже давно ждет в конюшне! Поторопись, пожалуйста!

Одарив брата снисходительной улыбкой, она принялась расчесывать щеткой свои длинные волосы, потрескивавшие под се тонкими пальцами.

– Пришли сюда Люси. Пусть поможет мне надеть амазонку, и я буду готова через несколько минут.

Лайм поспешил выполнить поручение сестры. Сэйбл же положила щетку на место и, подойдя к высокому окну, раздвинула тяжелые портьеры. Яркие лучи солнца брызнули в комнату, и глаза девушки радостно загорелись, когда она увидела перед собой темно-зеленые вересковые пустоши и океанский простор. По традиции, в Нортхэде сытный завтрак подавали гостям в их комнаты, и потому она была свободна до самого полудня.

Сэйбл вполуха слушала болтовню Люси, предоставив ей возможность одеть и причесать свою госпожу. Одновременно девушка жевала ячменные лепешки и попивала кофе из чашки, стоявшей на небольшом лакированном подносе. Через десять минут она сошла вниз в красной амазонке, пригнанной по фигуре, куртке и небрежно надетой маленькой шляпке с пером. Золотые волосы Сэйбл были зачесаны назад, и из них было устроено нечто вроде короны. В руке, обтянутой перчаткой, она держала кожаный хлыст. Старый Сэм просиял, когда увидел ее идущей через двор.

– Доброе утро, леди Сэйбл! Лорд Лайм ждет вас в конюшне. Я подготовил и оседлал вашу кобылку.

На щеках девушки появились очаровательные ямочки.

– Спасибо, Сэм! А где Эдвард?

– Уехал с его милостью. – Седой старый грум бросил острый взгляд на свою молодую хозяйку. – Что-то не похоже на вас, чтобы вы упустили шанс прокатиться вместе с ними.

– Конечно, – согласилась Сэйбл. – Просто я сегодня разоспалась.

Сэм понимающе кивнул. Нельзя было сомневаться в том, что Сэйбл находилась в центре всеобщего внимания на вчерашнем балу. Даже графиня в это утро отказалась поехать на прогулку с графом, занявшись приемом гостей в своих апартаментах. Так что леди Сэйбл было простительно проспать на сей раз столь драгоценные утренние часы.

С ласковой улыбкой Сэм смотрел, как длинноногая кобыла и толстый малыш пони помчались бойкой рысцой по извилистой аллее. Подол темной бархатной юбки леди Сэйбл полоскался на ветру, обнажая ее тонкие щиколотки, обтянутые кожаными сапогами. Посадка девушки была безукоризненной. Любуясь молодыми членами семейства Сен-Жермен, так естественно сидевшими в седле, старый грум прослезился: да, такими всадниками можно было гордиться!

– Отец не говорил, далеко ли он поедет? – спросила Сэйбл, когда внушительные каменные стены Нортхэда скрылись из виду, а впереди появились зазубренные, выветренные утесы.

– До Гунард Хэда и обратно, – тоненько пропел Лайм. – Если мы поспешим, то встретим их, верно?

Сестра невольно улыбнулась, взглянув на младшего братишку.

– Это зависит от того, долго ли тебя будет слушаться Лиллибет.

– Она не посмеет заупрямиться, – уверенно заявил Лайм, прекрасно знавший, что лень маленького уэлльского пони была объектом постоянных шуток со стороны всех членов семьи. – Я натренировал ее, и папа говорит, что теперь она стала гораздо послушнее.

Чтобы подтвердить истинность сказанного, мальчик ударил пятками в бока Лиллибет, и, к удивлению Сэйбл, пони тут же среагировал. Девушке пришлось пустить Амуретту галопом, чтобы догнать брата; они понеслись бок о бок через вересковые поля, а из-под копыт лошадей летели комья глины.

К северу от них, там, где холмистая равнина резко обрывалась у скалистого берега, юных всадников дожидался граф. Чарльз Сен-Жермен издалека заметил их приближение. Успокоив перебиравшего ногами жеребца, он молча наблюдал, как его дочь, припав к шее быстроногой кобылы, стремительно неслась к нему. Лайм предпринимал отчаянные усилия, чтобы не очень отставать от сестры. «Разве может что-нибудь доставить отцу большее удовлетворение?» – с гордостью спрашивал себя граф. Он повернулся, чтобы высказать эту мысль широкоплечему мужчине, ехавшему позади.

Хотя сэр Морган Кэри был моряком, в юности ему довелось послужить и солдатом, так что граф Монтеррей не находил никаких изъянов в том, как капитан управляется с конем. Но когда он увидел, какой под ним конь, то и вовсе пришел в восторг. Сэм, разозлившийся на надменного моряка, оседлал для него Фальстафа, о чем Чарльз узнал с опозданием.

Сэйбл приобрела норовистого мерина несколько лет назад на рынке в Труро, когда случайно оказалась свидетельницей жестокого обращения грубого фермера с бедным животным. Молодой мерин был обречен на голод и страдания от паразитов, и лишь Сэйбл сумела разглядеть его возможности. Даже Чарльз сильно сомневался, что из него получится что-нибудь путное. Но все же граф позволил Сэму и детям «заняться уродцем гнедым».

К его изумлению, после долгих месяцев тренировки и ласкового обхождения Фальстаф превратился в грациозное, сильное и неукротимое животное. Рэйвен и Чарльз задавались вопросом, не течет ли в мерине кровь рабочей лошади, так как Фальстаф рос не по дням, а по часам. Но с ростом ухудшался и его характер, и он позволял садиться на себя только Сэйбл и Рэйвен; если же на него пытался сесть мужчина, то он проявлял свой дикий норов.

Тот факт, что Сэм приготовил его для гостя Чарльза, оставался незамеченным, пока Морган не вывел огромного коня из конюшни. Фальстаф прижал к голове уши и оскалил свои длинные уродливые зубы, но, к изумлению Чарльза и Эдварда, проявил свое недовольство лишь этим, да еще тем, что начал брыкаться, когда Морган уселся в седло. Моряк сделал на беспокойном коне несколько кругов по двору и, судя по всему, сумел с ним договориться, так как мерин проявил определенное послушание, когда они поехали через поле. А озадаченный Сэм, глядя им вслед, почесывал в затылке.

Сэйбл уже издали узнала капитана Моргана Кэри – по его широким плечам и выгоревшим на солнце волосам. Тот факт, что он выехал с отцом и братом, удивил ее, так как она не представляла его верхом на коне. Но что поразило ее по-настоящему, так это то, что он беззаботно сидел в седле, а под ним был непокорный, не дававшийся ни одному мужчине Фальстаф, теперь послушно исполнявший команды наездника. Девушка была настолько изумлена, что даже забыла о своей неприязни к моряку. Ведь Сэм не сказал ей о том, что сэр Морган поехал на прогулку вместе с Недом и отцом. Может, он втайне надеялся, что Фальстаф сумеет избавить Нортхэд от присутствия этого крайне несимпатичного гостя?

– Доброе утро, моя дорогая! – приветствовал девушку отец.

Граф наклонился, взял повод Амуретты и подвел кобылу поближе к Де Керу. Затем поцеловал дочь в щеку, напоминавшую розовый лепесток. Он с удовольствием смотрел на Сэйбл, отметив ее очаровательную прическу и искры в зеленых, как древесные листья, глазах. Темно-красная амазонка была ей очень к лицу, и у Чарльза сжалось сердце от гордости за свою единственную дочь, так напоминавшую своей красотой Рэйвен в молодости.

– Вчера вы, кажется, познакомились с моей дочерью, не правда ли? – обратился он к сэру Моргану, который с непроницаемым лицом наблюдал за ними.

Сэр Морган наклонил голову.

– Познакомились. Как вам спалось, ваша милость? Сэйбл изо всех сил старалась не выдать себя, прекрасно понимая, что за его официальным тоном кроется насмешка. Вскинув голову, она надменно посмотрела на гостя.

– Очень хорошо, благодарю вас! – Девушка перевела взгляд на руки сэра Моргана, небрежно державшие узду; она не могла не заметить, какими сильными они казались. – Странно, что Фальстаф позволил вам сесть на него!..

Одна бровь Моргана взметнулась вверх. Твердый взгляд его искристых голубых глаз встретился с ее взглядом.

– Когда правильно берутся за дело, можно подчинить себе что угодно, – ответил он. И, со значением взглянув на Сэйбл, добавил: – Или кого угодно.

Она отвела взгляд, взбешенная тем, что капитан позволяет себе говорить с ней так грубо в присутствии отца. Однако было очевидно, что граф не заметил намека сэра Моргана, ибо, добродушно посмеиваясь, предложил возвращаться домой.

– Ты успеешь все подготовить к состязаниям конников? – полюбопытствовала Сэйбл, намеренно поехавшая между отцом и Недом, по возможности дальше от Моргана Кэри.

– К нашему возвращению дистанция должна быть замерена. – Чарльз похлопал по лоснящейся шее Де Кера; граф с нетерпением дожидался той минуты, когда его чистокровный скакун потягается в скорости с соперниками, прибывшими накануне.

– А вы собираетесь участвовать в скачках, капитан Кэри? – оживился Лайм.

Сэйбл поразилась, увидев, как смягчилось суровое лицо сэра Моргана, когда он посмотрел на ее братишку, ожидавшего ответа.

– К сожалению, у меня нет для этого коня, дружок.

– А почему бы вам не взять Фальстафа? – удивился Лайм.

И граф, и сэр Морган дружно рассмеялись, а Сэйбл обиделась, что случалось с ней довольно редко. Было ясно: отцу нравится этот молодцеватый капитан; да и Лайм проникся уважением к широкоплечему моряку. Ее обида переросла в гнев, когда она подумала об этом «вторжении» в свою жизнь. Сэйбл удивилась тому, как быстро сэр Морган добился расположения ее отца и братьев.

Когда они вернулись, сэр Морган спешился первым. Передав Фальстафа появившемуся с виноватым видом Сэму, он подошел к Амуретте, чтобы помочь спешиться Сэйбл. Однако девушка намеренно проигнорировала его. Вытащив свою маленькую ножку из стремени, она грациозно, без посторонней помощи спрыгнула на землю. Единственной наградой капитану за его услужливость был надменный взгляд зеленых глаз; однако, к вящему разочарованию Сэйбл, сэр Морган лишь любезно склонил голову и отвернулся.

– Сестренка, я вижу, ты не очень-то жалуешь его, – заметил Эдвард, когда граф и сэр Морган пошли к дому. Лайм, сияя, бежал рядом с ними.

Сэйбл обняла изящную шею Амуретты и ласково погладила ее.

– Ты прав, – призналась она; кроме всего прочего, девушка не могла примириться с тем фактом, что Морган Кэри так же высок и широкоплеч, как и ее отец, и что он выглядит просто потрясающе в своей элегантной куртке и бриджах из телячьей кожи.

– Что он здесь делает? – немного помолчав, спросила Сэйбл у брата. – Как вышло, что он поехал с вами на прогулку?

– Отец позвал его, – пожал плечами Нед. – Он симпатичный человек. И определенно нравится отцу. – Юноша улыбнулся. – Мне еще не приходилось видеть, чтобы Фальстаф с таким покорным видом позволил оседлать себя постороннему человеку.

Сэм, успевший расседлать норовистого мерина и услыхавший слова Неда, энергично закивал седеющей головой.

– Верно, лорд Эдвард. Не могу не согласиться с вами! Даже не ожидал, что увижу, как кэп вернется на непокорной скотине.

Сэйбл поджала губы. Кажется, даже Сэм теперь уважительно говорит об их наглом госте – а ей было противно слушать похвалы в его адрес! Если бы она знала, что так получится, то непременно бы настояла, чтобы отец запретил Моргану Кэри приезжать в Корнуолл. Если бы она рассказала, каким неподобающим образом высокомерный капитан вел себя по отношению к ней в Лондоне, то отец иначе реагировал бы на присутствие Моргана Кэри в Нортхэде!

– Не имею представления, почему он здесь, – продолжал Нед, шагая рядом с Сэйбл по лужайке. – Видимо, это связано с какими-то незавершенными коммерческими делами, которые они с отцом затеяли в Лондоне.

– Не может быть, чтобы речь шла о компаньонстве! – воскликнула Сэйбл. – Только не говори мне, что капитан Кэри стал компаньоном Бэрренкортов!

Эдвард покачал головой:

– Не думаю, хотя, возможно, на следующей неделе отец отправится в Марокко именно на корабле сэра Моргана.

С языка Сэйбл чуть не сорвалось ядовитое замечание – в том смысле, что сэр Морган не из тех людей, кто соглашается заниматься таким банальным делом, как перевозка пассажиров, но она заставила себя промолчать. Не в ее характере было злословить на чужой счет или жаловаться своим родным, в особенности с учетом того, что она не собиралась объяснять им, почему так сильно недолюбливает Моргана Кэри.

Глаза девушки пылали гневом. Нечего удивляться тому, что сэр Морган посмеивается над ней. Он прекрасно понимал, что она ничего не скажет отцу об их первой встрече, в особенности после того, как граф принял его в своем доме. Сэйбл не сомневалась: если бы родители узнали о том, как сэр Морган Кэри пытался соблазнить их единственную дочь прямо у них под носом, это ужасно огорчило бы их. А огорчать родителей ей не хотелось. Поэтому девушка молила Бога, чтобы сэр Морган поскорее убрался. Она не знала, как долго еще сумеет делать хорошую мину при плохой игре.

К полудню гости, отведавшие обильного угощения на лужайке под навесом, собрались у стартовой липни беговой дорожки.

Скопление разноцветных зонтов и платьев, серых цилиндров и визиток в восточном конце парка заставляло вспомнить о том зрелище, которое можно наблюдать в Эпсоме в день дерби. Действительно, публика испытывала невероятное возбуждение, и даже самые консервативные матроны не могли удержаться – всем хотелось поставить несколько монет на ту или иную лошадь.

Дорожка была рассчитана на участие десяти лошадей, которых привезли из таких отдаленных мест, как Суффолк или Линкольн. Граф Монтеррей не так уж часто выставлял своих прекрасных коней на чисто спортивные бега, и его приглашение с радостью было принято друзьями и знакомыми, жаждавшими испытать своих скакунов в трудной борьбе.

– Превосходная затея! – Сэйбл услышала, как какой-то джентльмен с бакенбардами, облаченный в элегантный сюртук с галунами, делится с женой своими впечатлениями. – У меня и в мыслях не было, что когда-нибудь моему Империону удастся помериться силами с Де Кером Сен-Жермена.

Его супруга машинально кивнула. Сэйбл же заметила, что взгляд женщины устремлен на самого графа; тот стоял у стартовой линии, придерживая голову Де Кера, в то время как Сэм укреплял легкое седло на широкой спине жеребца. На губах Сэйбл заиграла улыбка, когда она увидела, с каким усердием Эдвард помогает Сэму. Лайм же в возбуждении вертелся рядом.

К скачкам готовили и других коней; слышалось их громкое ржание и гул голосов собравшихся вокруг гостей. Дорожка длиной в милю была размечена графом и его помощниками еще утром, и теперь вдоль дорожки стояли многочисленные зрители: фермеры, жители соседних деревень, представители местных властей… Все они явились, чтобы полюбоваться захватывающим зрелищем. И все находились в приподнятом настроении. Да Сэйбл и сама чувствовала, что с каждой минутой волнуется все больше.

– Прекрасный денек для бегов, не правда ли, леди Сэйбл?

Девушка подняла голову и улыбнулась лорду Джеральду Спенсеру, директору фолмаутского банка, через который отец вел свои финансовые дела. Она знала этого высокого лысеющего джентльмена с детских лет, и между ними была взаимная приязнь.

– Лучше не придумаешь! – согласилась Сэйбл, взглянув на безоблачное голубое небо.

– Вы уже сделали ставку? – поинтересовался лорд Спенсер, подмигнув девушке.

Директор банка подумал о том, что единственная дочь графа в своей маленькой флорентийской шляпке и бледно-голубом хлопчатобумажном платье смотрится как картинка, на которой изображена невинная молодость. Заколотые на затылке волосы леди Сэйбл отливали полированной медью. «Она превратилась в удивительно красивую девушку! – размышлял банкир. – Но ведь этого и следовало ожидать – при таких-то родителях, как граф и графиня Монтеррей».

– Я не поставила ни пенни, – ответила Сэйбл с лукавой улыбкой. – Это было бы нечестно.

Брови лорда Спенсера взметнулись вверх:

– Неужели?

Очаровательные ямочки на щеках девушки обозначились еще отчетливее.

– Конечно! Ведь я знаю, что победит Де Кер. Рослый банкир посмотрел вслед за ней на крупного гнедого жеребца, который присмирел под опытным всадником, коим был граф.

– Вероятно, вы правы, леди, – согласился лорд Спенсер. – Пожалуй, и я поставлю на него, раз вы так в нем уверены.

– Сэйбл! Сэйбл! Где ты? Забег вот-вот начнется! – раздался голосок Лайма, и Сэйбл, извинившись перед лордом Спенсером, заняла место возле матери и брата, посреди массы зрителей, столпившихся у стартовой линии.

Всадники уже сидели в седлах. В их числе были юноши, одетые в цвета гербов своих хозяев, но по большей части – сами владельцы скакунов, рассматривавшие бега как возможность, которую никак нельзя упускать.

У девушки упало сердце, когда она увидела, что Уайклиф Блэкберн подъезжает на своем рослом вороном жеребце к стартовой линии, рыская взглядом по толпе. Сэйбл невольно сделала шаг назад, но Уайклиф уже увидел ее. Сорвав с головы шляпу, он церемонно поклонился ей, отчего щеки девушки вспыхнули.

– Я пожелал отцу удачи и от твоего имени. – Лайм потянул сестру за рукав.

– Молодчина! А где Нед? – спросила Сэйбл, обрадовавшись, что ее отвлекли.

– У финиша, вместе с капитаном Кэри. – Лайм с мольбой в глазах посмотрел на мать: – Можно я пойду к ним?

– Конечно, нет, – тотчас же ответила графиня, прервав разговор с соседями. – Там за тобой некому будет присмотреть, и ты обязательно попадешь в беду. Кроме того, – добавила она, увидев, как огорчился сын, – ты не успеешь туда дойти, как забег окончится.

– Смотри, Лайм, они уже готовы! – воскликнула Сэйбл.

Мальчуган тотчас же уставился на чистокровных жеребцов, выстроившихся перед ними. Ближе всех находился Де Кер, на котором осанисто восседал граф. Сэйбл не видела выражения его лица, но догадывалась, что все мысли отца заняты предстоящим стартом и он собирается сразу же уйти в отрыв, несмотря на то, что по жребию ему досталась внешняя дорожка, то есть самая трудная из всех.

– Готовы, джентльмены?

Это произнес лорд Джеральд Спенсер, стоявший на небольшом ящике, с разноцветными флажками в руках. Рядом с ним стоял запыхавшийся от беготни Сэм; в своих больших крестьянских руках он держал кожаный футляр для дуэльных пистолетов. Граф предложил лорду Спенсеру объявить начало забега, и пожилой банкир без лишних слов достал из футляра, выложенного внутри бархатом, прекрасный немецкий пистолет.

Тут Чарльз обернулся и взглянул на жену и детей, с нетерпением ожидавших старта. На его чувственных губах появилась улыбка; он подмигнул своему семейству.

Сэйбл хотела помахать отцу рукой, но не успела – пистолет выстрелил, и раздались взволнованные возгласы зрителей. И тотчас же раздался стук копыт, и десять скакунов понеслись по дорожке. Служители и грумы поспешили освободить всадникам дорогу. Зрители одобрительно зашумели.

– Де Кер впереди! – крикнула Сэйбл; она узнала развевающийся флажок и темноволосую голову отца, когда кони помчались по полю.

От криков толпы едва не лопались барабанные перепонки. Девушка старательно вытягивала шею, чтобы видеть происходящее через головы зрителей. Бедняга Лайм, который, с его ростом, ничего не видел, подпрыгивал и тянул сестру за юбку, требуя рассказывать ему о ходе забега. Услышав жалобный голос мальчугана, лорд Спенсер наклонился и поднял его на руки.

– Твой отец впереди, парень! Бог ты мой, как я рад, что поставил на него!

Лайм просиял от гордости за отца. Однако, прежде чем он успел что-либо сказать, над толпой пронесся тревожный вопль.

– Что случилось? – в один голос воскликнули Сэйбл и Рэйвен, которые в этот момент не видели всадников.

– Кажется, на дорожке лежит конь, – ответил лорд Спенсер.

– Конь?! – переспросила Рэйвен похолодев. Графиня рванулась к банкиру; юбки ее взметнулись.

Она ничего не видела на том склоне, где исчезли кони, если не считать людей, выбежавших вперед и неистово жестикулирующих.

– В чем дело, мама? – спросила Сэйбл; ее сердце замерло: ей передался страх матери.

Лорд Спенсер взял у кого-то театральный бинокль и навел его на поле.

– Действительно, миледи, – нахмурился он. – Там лежит лошадь.

– Которая? – воскликнула Рэйвен.

– Кто знает… Боже мой, и не одна! Полагаю, следует пойти туда и разобраться.

Сэйбл, задыхаясь, последовала за матерью и лордом Спенсером через поле. Лайм шел, держась за юбку графини. К этому времени большинство зрителей шли в том же направлении. Все расспрашивали друг друга о происшествии, но никто не знал ответа. И лишь когда Сэйбл подошла ближе, она услышала разговоры тех зрителей, которые стояли неподалеку от места падения лошадей.

– …оттолкнул его. Вытеснил его с дорожки, это ясно как божий день.

– Он ничего не мог поделать в этой свалке.

– А он сильно покалечился?

И тут толпа перед Сэйбл расступилась, и она увидела отца, неподвижно лежащего на траве. В стороне кто-то придерживал сильно хромавшего Де Кера, а чуть поодаль недвижно лежал второй конь. Сэйбл поняла, что это жеребец Уайклифа Блэкберна, но она была озабочена только одним: почему так неподвижна фигура отца?

– Папа! – взвизгнул Лайм, лишь сейчас заметивший отца. Зарыдав, он прижался к Сэйбл и зарылся лицом в ее юбки.

Неожиданно перед ними вырос Морган Кэри, загородивший девушке обзор своей широкой грудью. Он бросил взгляд на ее бледное лицо и что-то сказал Эдварду, стоявшему рядом. Молодой человек поспешил к сестре и обнял ее.

– О, Нед, неужели он?.. – задохнулась Сэйбл, не в силах закончить фразу.

– С ним все будет в порядке, – заверил ее брат, и в его юношеском голосе прозвучали нотки уверенности, что успокоило ее.

Тем временем сэр Морган взял графиню под руку и повел ее к Чарльзу. Сэйбл видела благодарный взгляд матери, брошенный на голубоглазого капитана, и заметила, с какой бережностью сэр Морган поддерживал ее.

– Почему он не встает? – спросила у капитана Сэйбл. – Ведь Нед говорит, что он не очень сильно ушибся. Почему же он так неподвижен?

Выражение лица Моргана казалось не столь суровым, как обычно.

– У него поврежден позвоночник, – сказал он. – Поэтому лучше его не трогать, пока не приедет врач.

– Боже мой, нет! – прошептала Сэйбл; ее глаза наполнились слезами.

– Он поправится, – заверил ее сэр Морган, и у него был такой уверенный вид, что девушка не могла не поверить ему. Вместо прежней неприязни к этому человеку она испытывала чувство признательности.

– Почему бы тебе не отвести сестру и брата в дом? – предложил Морган, взглянув на Эдварда. – Доктор Пенджелли приедет с минуты на минуту. А я прослежу, чтобы позаботились о жеребце вашего отца и убрали второго коня.

Но Сэйбл отрицательно покачала головой. Казалось, на ее бледном лице остались одни только огромные глаза.

– Нет, я не хочу оставлять папу! Пожалуйста, Нед, пусти меня к нему.

Она ощутила, как крепкая рука сжала ее запястье. Взглянув на Моргана, она увидела, что лицо его выражает твердую решимость.

– Вам лучше подождать в доме! – сказал он тоном, не терпящим возражений.

– Он прав, Сэйбл! – Нед увлек сестру за собой. – Пойдем.

Девушка нехотя последовала за братом. Все происходящее виделось ей словно в тумане. Она не обратила внимания на резкий звук выстрела, которым прекратили страдания жеребца Уайклифа. Обнимая одной рукой рыдающего Лайма и цепляясь за Эдварда другой, она смотрела, как какие-то люди, среди которых был и Морган Кэри, под руководством доктора Пенджелли осторожно укладывают ее отца на носилки. Сдерживая слезы, она молча последовала за этими людьми в дом.

Там их встретила хлопочущая проворная Люси. Наверху носилки поставили в покоях хозяина. Сэйбл не помнила, сколько времени она находилась в состоянии шока. Люси умоляла ее чего-нибудь поесть, но она отказалась и пошла вместе с Лаймом в Желтый салон ждать известий. Понимая, что это его долг, Нед пошел к гостям, оставив Сэйбл с маленьким братом. Когда она закрыла за собой дверь и обернулась, то увидела, что Лайм улегся на софу, зарывшись лицом в подушечку, и его маленькое тельце сотрясается от рыданий.

– Ну что ты, Лайм? – с деланной бодростью спросила она, садясь рядом. – Ты испортишь обивку, а ведь тебе известно, как мама ценит всю обстановку в этой комнате.

На мокрое от слез личико, обращенное к ней, невозможно было спокойно смотреть, и улыбка сестры увяла. Посадив мальчика к себе на колени, она нежно зашептала:

– Не плачь, братишка. Нед сказал, что папа не очень сильно ушибся, а ты ведь знаешь, что он не стал бы нас обманывать.

– А почему же доктор Пенджелли сказал, чтобы его отнесли домой? – захлебывался слезами мальчик.

Сэйбл понимала причину его страхов: в их жизни еще не было случая, чтобы отец оказался в таком беспомощном состоянии. Вполне понятно, почему это так напугало Лайма – ведь мальчик привык видеть отца полным здоровья, сильным, уверенным в себе человеком. Сэйбл постаралась забыть о своих собственных опасениях, но перед ее мысленным взором вновь и вновь вставало бледное лицо матери, следовавшей за носилками вверх по лестнице.

За спиной ее распахнулась дверь, и Сэйбл, резко повернувшись, встретилась со взглядом голубых глаз Моргана Кэри. Он в нерешительности остановился у порога, увидев, что она сидит на софе, прижав к плечу кудрявую головку брата.

– Прошу прощения, – сказал он. – Я не хотел помешать.

– Нет, подождите, пожалуйста. – Сэйбл поднялась с софы, не выпуская маленькую ручку Лайма. – Скажите, как он?

– Доктор Пенджелли все еще у него. – Сэр Морган медленно пересек комнату и остановился у софы. Было очевидно, что Сэйбл ужасно напугана, но прилагает отчаянные усилия, чтобы скрыть свой страх. Кэри не мог не восхищаться ею; он подумал о том, что эта девочка, так смело встретившая его взгляд, многое унаследовала от Бэрренкортов. Она больше похожа на мать, чем полагает сама графиня, решил он, вспомнив, как леди Монтеррей во время бала с улыбкой уверяла его, что ее единственная дочь удивительно напоминает своего упрямого отца.

– Пожалуй, вам следует выпить чего-нибудь, – предложил Морган. – Либо бренди, либо кларета.

– Благодарю вас, нет, – с рассеянным видом пробормотала Сэйбл.

Морган обошел софу; его озабоченность росла.

– Сэйбл, вы уверены, что вам не надо подкрепиться.

Глядя на его красивое лицо, она заморгала. Ее охватило страстное желание поплакаться на его широкой груди, так как девушка инстинктивно чувствовала, что этот человек сумел бы ее утешить. Но, сделав над собой усилие, она отступила на шаг.

– Со мной все в порядке, – холодно проговорила она. – Нам с Лаймом ничего от вас не нужно.

Лицо Моргана стало сумрачным, но Сэйбл этого не заметила. Подняв голову, она задержала дыхание, и Морган, прислушавшись, услышал то же, что и она, – шаги на лестничной площадке наверху. Сэйбл быстро подхватила Лайма на руки и поспешила в холл; Морган последовал за ними.

Вниз по лестнице спускался Паррис, старый дворецкий. Увидев обращенное к нему лицо Сэйбл, он остановился, держась одной рукой за резные деревянные перила.

– Ваш отец в добром здравии, леди Сэйбл, лорд Лайм, – сообщил он своим обычным тоном, но его глаза казались подозрительно влажными. – Переломов нет. Ее милость послала меня сообщить вам, что вы можете подняться к нему.

– Хвала Господу! Сообщите, пожалуйста, Неду, – попросила девушка, поспешив вместе с Лаймом наверх и совершенно забыв о Моргане.

Личные покои графа и графини всегда внушали страх детям Сен-Жерменов, хотя в этих апартаментах их неизменно встречали с любовью. Все трое детей родились на том самом ложе, на котором сейчас лежал граф. Брат и сестра на секунду замешкались на пороге, когда услышали тихие голоса, доносившиеся из спальни.

Наконец они переступили порог. В эту минуту Сэйбл не замечала ни великолепной мебели красного дерева, ни китайских обоев с узорами ручной работы, которые отец сам привез из Гонконга. Ее взгляд был устремлен на кровать с четырьмя стойками. Тяжелые портьеры были раздвинуты, и у ложа стояли доктор, графиня и несколько близких друзей отца.

Графиня оглянулась, и выражение ее лица смягчилось, когда она увидела детей, неуверенно стоявших в дверях. Заметив, что Лайм вот-вот расплачется, она раскрыла объятия, и малыш бросился к матери.

Сэйбл медленно подошла к кровати и остановилась, глядя на отца.

– Подойди ко мне, дочка! – велел отец. – Я пока еще не на смертном одре!

Его зловещий тон мог бы обеспокоить кого-нибудь другого, но Сэйбл с радостью подчинилась. Она наклонилась, чтобы поцеловать отца в щеку.

– О, папа!.. – прошептала она. – Мы так боялись, что ты покалечился!

– Со мной все в порядке, – прохрипел граф, растроганный слезами, блеснувшими в глазах дочери.

– Нет, не все в порядке! – жестко сказала графиня, озабоченно глядя на мужа поверх растрепанной головы Лайма. – Доктор Пенджелли сказал, что тебе необходимо полежать не менее двух недель, и я намерена проследить, чтобы его указание неукоснительно выполнялось.

– Совершенно верно, ваша милость, – согласился врач, одобрительно взглянув на Рэйвен, которая сидела подле мужа, держа сына на коленях. – У вас повреждены нервные окончания на спине. Чтобы они полностью восстановились, вам необходимо отлежаться.

Сэйбл почувствовала огромное облегчение, когда увидела ироничную ухмылку, с которой отец взглянул на доктора.

Страх, не покидавший ее с того момента, когда случилось несчастье, начал исчезать. Не может быть, чтобы он плохо себя чувствовал, раз сохраняет бодрость духа.

– Отец! – Нед устремился к ложу отца. – Паррис сказал, что ты здоров.

– Он будет здоров, если выполнит предписания доктора Пенджелли, – с укором в голосе проговорила графиня. Сэйбл заметила, что мать по-прежнему очень бледна, и поняла, что и она напугана случившимся.

– Простите, миледи. – В дверях стоял Паррис. – Мистер Блэкберн просит разрешить ему выразить сожаление в связи со случившимся.

– Я поговорю с ним, Паррис, – ответила Рэйвен, поднявшись с Лаймом на руках. Ее взгляд остановился на лице мужа. – А теперь вам следует поспать, милорд, – добавила она властным тоном, означавшим, что она просит всех, кроме доктора Пенджелли, последовать за ней.

– Ты узнал, как это случилось? – тихо спросила Сэйбл брата, когда они начали спускаться по лестнице.

– Судя по всему, Уайклиф пытался обойти отца и, преградив ему дорогу, оттолкнул его. Де Кер упал и увлек за собой коня Уайклифа.

Сэйбл пристально взглянула на Неда:

– Ты думаешь, он это сделал преднамеренно?

Нед, ожидавший ее прямого вопроса, покачал головой:

– Все, с кем мне удалось переговорить, считают, что это случайность, а сам Уайклиф убит горем в связи с тем, что его жеребца пришлось пристрелить. Так что не думаю…

Но по выражению его лица было заметно, что он не уверен в том, что говорит. Что касается Сэйбл, то, конечно же, Уайклиф Блэкберн был неприятен ей как соискатель ее руки, но у нее не имелось никаких оснований подозревать его в том, что он нарочно пытался покалечить ее отца. «С какой целью? – спрашивала она себя. – Чего он мог бы этим добиться?» Сэйбл пыталась объективно оценить случившееся, но так и не смогла найти оснований для того, чтобы заподозрить Уайклифа в преднамеренной попытке покалечить отца. Просто Уайклиф – азартный спортсмен, он пренебрег всякой осторожностью, жаждая первым пересечь финишную черту.

Осаждаемая этими мыслями, Сэйбл шла за Недом и Лаймом через вымощенный булыжником двор к конюшне, где Сэм, весь в испарине, делал припарки Де Керу. Норовистого жеребца с трудом удерживали два покрасневших от натуги грума, и Сэйбл поспешила погладить шею возбужденного животного, чтобы успокоить его.

– Конь очень плох? – с тревогой спросил Нед.

– Все поправимо, парень. – Своими большими заскорузлыми пальцами Сэм ловко расправил широкую повязку. – Хорошие припарки, отдых и горячие отруби поставят его на ноги через недельку. А как его милость?

– Хороший отдых и горячий супец Перри через недельку тоже поставят его на ноги.

Глаза Сэма блеснули:

– Рад слышать!

– Как нехорошо со стороны коня Уайклифа, – тихо сказала Сэйбл, похлопывая глянцевую шею Де Кера, который уже успокоился, хотя еще и прядал ушами.

Сэм поджал губы.

– Нет никаких оправданий безответственной езде, – заявил он; было очевидно, что он осуждает виновника происшествия.

Братья остались в конюшне, чтобы помочь Сэму. Сэйбл же направилась к дому. Большинство гостей уже собрались во дворе и готовились к отъезду. Не желая ни с кем разговаривать, девушка устремилась к черному ходу.

– Сэйбл, леди Сэйбл, подождите!

Услышав голос Уайклифа Блэкберна, Сэйбл вздрогнула – менее всего ей хотелось видеть именно его. Она оглянулась и тотчас же почувствовала себя неловко, увидев грустное лицо Клифа. Над глазом у него была ссадина, а вся одежда – в пыли и грязи. «Действительно, не похоже на то, что этот человек намеренно сорвал конные состязания», – решила девушка.

– Я собирался улизнуть через этот ход, – признался он, остановившись перед ней. – В данный момент друзья вашего отца меня не очень-то жалуют.

– О, Клиф, вашей вины в случившемся нет! – воскликнула Сэйбл. – Все понимают, что это был несчастный случай.

Его лицо просветлело.

– Не могу найти слов, чтобы выразить, как я рад, что вы так считаете! Леди Монтеррей была любезна со мной, когда я принес свои извинения, но я чувствовал ее холодность. – Он больше не мог сдержать своих чувств. – Клянусь вам, Сэйбл, я никогда…

– Ладно-ладно, Клиф, – перебила девушка, почувствовав жалость к молодому человеку.

Приободрившись, Уайклиф издал хриплый стон и без лишних слов заключил девушку в объятия. Изумленная, она была не в состоянии сопротивляться, когда он впился своими жесткими, влажными губами в ее уста. Было ясно, что Уайклиф сгорает от неистового желания, но Сэйбл не испытывала ничего похожего на то, что возбудил в ней в свое время поцелуй Моргана. Наоборот, она почувствовала отвращение.

– Не надо, Клиф! – взмолилась она.

– Не отвергайте меня, Сэйбл! – прошептал он, и его горячее дыхание опалило ее щеку.

Девушка попыталась высвободиться, но ей это не удалось. Крепко обняв ее, он привлек Сэйбл к себе, продолжая целовать ее в губы.

– Мистер Блэкберн, рекомендую вам отпустить леди. Хотя эти слова были произнесены довольно мягким тоном, в них прозвучала такая угроза, что Уайклиф отпустил Сэйбл столь поспешно, словно обжегся. Резко обернувшись, он увидел перед собой невероятной ширины плечи, и у него открылся рот, когда он увидел пару устремленных на него голубых глаз, в которых было нечто такое, отчего ему стало не по себе. Кто это такой? Уайклиф перебрал в памяти лица гостей, пытаясь вспомнить, кому принадлежат этот нос древнего римлянина и впалые загорелые щеки. Кэри, вот кто это! Сэр Морган Кэри, капитан корабля, приехавший на бал по приглашению лорда Монтеррея.

Да, теперь он вспомнил, как ему до смерти надоели разговоры о капитане, которые он слышал накануне, – казалось, все единодушно говорили о нем как о герое. После крымской кампании королева посвятила его в рыцари, потом он был участником прорыва блокады и еще какой-то кровавой бойни в американском конфликте… Что там еще? Больше Уайклиф не мог ничего вспомнить, но одно оставалось несомненным. Капитан был просто знакомым графа Монтеррея, а не старинным соседом, как члены семейства Блэкберн, и потому не имел никакого права вмешиваться в его отношения с Сэйбл.

«Это не его собачье дело!» – решил Уайклиф и повернулся к Сэйбл, чтобы сказать ей это, но слова застряли у него в горле, когда он увидел, что она неистово трет губы тыльной стороной ладони, словно пытается стереть следы его поцелуя. Его охватил безумный гнев. «Ну уж нет, клянусь Богом, такого оскорбления – и от кого? – я не потерплю!» – сказал он себе.

– Вы хотите что-то сказать леди, мистер Блэкберн?

Взглянув на моряка, Уайклиф осознал, что тот прекрасно понимает его чувства, и его охватил страх, когда он увидел угрожающий блеск холодных голубых глаз.

– Примите мои извинения, леди Сэйбл, – пробормотал он, все еще сжигаемый пламенем страсти. – Шок от случившегося, ваша доброта… когда вы простили меня… Кажется, я потерял голову.

– Ничего, все в порядке, Клиф, – прошептала Сэйбл; она была не в состоянии встретиться с ним взглядом.

Девушка смотрела на Моргана Кэри, впервые радуясь его присутствию, но ее облегчение сменилось яростью, когда она заметила, что он, судя по всему, забавляется. Его гнев угас, и теперь он стоял, опершись спиной о лестницу, скрестив руки на груди, и его губы кривились в усмешке.

Уайклиф, осознав, что и он стал объектом насмешки широкоплечего капитана, побагровел. «Все, с меня хватит!» – решил он.

– Прошу простить меня! – резко проговорил он. – Мне лучше уйти. Леди Сэйбл, еще раз прошу принять мои извинения…

Дверь с шумом захлопнулась за ним, и воцарилась мертвая тишина. Сэйбл напряглась, – она была уверена, что сэр Морган собирается сказать какую-нибудь колкость. Она с вызовом взглянула на него и почувствовала несказанное облегчение, когда сверху, с лестницы, донесся знакомый голос Люси Уолтерс.

– Что с тобой, дитя мое? – воскликнула камеристка, увидев пылающее лицо девушки. Спускаясь вниз, она окинула Моргана Кэри подозрительным взглядом. – Что здесь происходит? – спросила она подбоченясь.

– Лучше я помолчу, Люси, – ответила Сэйбл, силясь проявить максимум выдержки. – Возможно, капитан Кэри любезно объяснит сам.

И, стараясь не глядеть на его насмешливое лицо, девушка подобрала юбки и побежала вверх по лестнице; она стремилась остаться одна, чтобы разобраться в своих мыслях и чувствах. Видимо, ее слишком расстроило несчастье, случившееся с отцом, говорила себе Сэйбл, торопясь уединиться в своей спальне. Еще никогда в жизни девушка не чувствовала такого омерзения, как от поцелуя Уайклифа. И что самое тревожное, Сэйбл никак не могла объяснить себе, почему чувствует такую тоску по страстным поцелуям Моргана Кэри.

«Что это может означать?» – спрашивала она себя, свернувшись калачиком на постели и подперев ладонью подбородок. Она знала, что у нее нет ответа на этот вопрос; более того: ей было обидно, что Морган посмеивается над ней. Ее обида возросла еще больше, когда она представила себе, как в эту минуту он смеется над ней потому, что она не может совладать даже с таким ничтожеством, как Уайклиф Блэкберн. О-о! Когда же наконец отсюда уберется этот наглец? Она надеялась, что у него хватит благоразумия откланяться теперь, когда отец лежит в постели!