"Кровь драконов" - читать интересную книгу автора (Сергачева Юлия)


Гений человека всегда одновременно и его рок. С. Цвейг
— Говори, что хочешь, — злобно сказал дракон. — Сотрясай воздух несвежими, вялыми словами, словами, словами. Но мы с тобой жили друг в друге, мы ощущали и думали вместе, и ни один из нас не освободится от другого до конца этой жизни. М. Суэнвик. «Дочь железного дракона»

Хроники охотника за драконами. Сейчас.

Еще с прошлого своего визита в город Робьяр с большой симпатией отнесся к предоставленному ему городом жилью. Пара комнат на втором этаже старинного особняка, чуть в стороне от центра города и меланхоличная хозяйка-полукровка, из пустошников, в придачу.

Окна дома выходят на сквер, спрятавший набережную и реку. Близость реки была неприятна, хотя, возможно, для иных постояльцев этих комнат это считалось даже преимуществом, но у Робьяра со здешними водоемами отношения определенно не складывались. С другой стороны, если город расположился вдоль русла реки, то волей-неволей взгляд будет цепляться за ее тускло-серебристый серпантин.

Робьяр задумчиво отхлебнул горячего, пряного варева из странного сочетания трав, зеленоватого чая и древесного молока, к которому хозяйка комнат приучила его еще в прошлый визит. Первое время Робьяр деликатно избавлялся от этого пойла всеми удобными способами, но потом, когда железистый привкус речной воды стал преследовать его даже в бокалах с вином, когда сырость и стылая промозглость принялись проникать под самые теплые одеяла, когда усталость и раздражение отравили каждый осенний день — он вдруг принялся с энтузиазмом поглощать внушавший отвращение напиток, находя, что горячее молоко с травами отменно отбивает любые иные привкусы, согревает, а раздражение незаметно растворяется в нем…

Может, и самовнушение. Только теперь его тянет хлебать травяную смесь уже с первых дней,

Вздохнув, Робьяр вернулся к столу неохотно ворошить унылые бумаги. Прошлогодние и совсем свежие. Отчеты и рапорты. Много. Донесения экспертов (не особенно разнообразные); рассказы очевидцев которым можно доверять (удручающе тощая папка); просто болтовня (папка внушительная, едва закрывается)…

Большую часть этой писанины, зачастую корявой и неразборчивой, он читал еще прошлой осенью. Кое-что из описанного там видел своими глазами…

Первая жертва, начало весны прошлого года. Девушка, почти девочка… Задушена, тело истерзано. Вторая жертва — начало лета, женщина, молодая. Третья — середина лета. Тоже женщина. В начале осени — мужчина.

А потом вызвали его, потому что кто-то видел что-то… Что? Никто не знает. Но страх городского совета (не перед мифическим «чем-то», а перед вполне реальным нарастающим недовольством горожан и перед бешенством одного богатого чиновника, чьей дочери не повезло стать третьей жертвой) оказался так велик, что они написали слезную мольбу в столицу с просьбой выслать им на помощь самого Робьяра.

И надо же, просьба подействовала…

Вот с этой осенней жертвы, с грязи и слякоти, с нудного ледяного дождя, такого неуместного в обычно теплых Златоднях и началось его знакомство с городом.

А потом был еще один мужчина, и еще одна девушка. И ощущение удушающего бессилия, в попытках вычислить хоть что-то общее между ними. Угадать место следующей трагедии. Зацепиться хоть за что-то…

Студентка из университета, молочница, бездельница из богатой семьи без определенного рода занятий, скрипач из городского оркестра, курсант пожарной школы, ассистентка ветеринара… Ничего общего между ними. Ничего общего между тем, как и когда они исчезали… Только одинаковые следы на теле и всегда жертвы находили возле русла реки или в воде.

Робьяр стиснул зубы, вспоминая, как целыми днями ходил больной, в сумеречном бреду чужой беды. Смотрел, смотрел, смотрел… И видел. Ничего определенного, такого, что можно было бы предоставить в качестве реальных достижений. Эта тварь, что развлекалась в здешних угодьях и вряд ли могла считаться человеком, была немыслимо внимательна, расчетлива и не совершала ошибок. Но оставляла за собой «запах» ясный и определенный, будораживший Робьяра, как звериный след — охотничьего пса. Теребящий, тянущий за ноздри и одновременно пугающий чем-то немыслимо отвратительным.

Словно собака охотилась за мертвым зверем, припомнилась давняя ассоциация.

А потом городские энтузиасты — чтоб им вечно под землей жить! — наткнулись на этого безумного бедолагу, который на свое несчастье обитал неподалеку от места обнаружения одной из жертв и имел дурную привычку подбирать все, что плохо лежит… Это в его доме отыскалась оброненная богатой девочкой перчатка. То ли в момент гибели, то ли раньше… Разве кто-то стал выяснять?

Робьяр оттолкнул стопку бумаги подальше. Там были еще папки. Для новых жертв. Уже с весны нынешнего года. И ведь они выжидали, молчали, не желая признавать ошибку. Или по-детски надеялись, что все обойдется?

В дверь деликатно поскреблись.

— Господин Гобьяг! Вам тут снова письмо принесли… — выговор хозяйки, как и у всех пустошников, был слегка картав.

— Благодарю, — произнес Робьяр, принимая большой желтоватый, плотный конверт. — А кто принес?

— Мальчишка какой-то… Рассыльный, наверное, — неодобрительно подергивая носиком, загнутым вверх на кончике, отозвалась хозяйка. Она не жаловала рассыльных и прочих гонцов, что частенько шлепали в грязной обуви по ее натертым полам. — Спгосил здесь ли пгоживает столичный сыщик и пгосил пегедать…

На конверте не имелось обратного адреса. Не было даже адреса Робьяра. Только имя, выписанное аккуратными буквами, мягкой кисточкой. Или переслали от кого-то знакомого… Или кто-то уже неподалеку от его дона передал конверт пробегавшему мальчишке и попросил отнести в указанное место за мелкую монету. Как обычно. Робьяр покосился на стол, где уже валялась пачка подобных посланий, перехваченная обтрепанной ленточкой: «Господин сыщик, смею обратить ваше внимание, что мой зять убийца и злодей…» или «…я провожу небольшое собственное расследование и выяснил, что обстоятельства гибели шорника год назад весьма подозрительны…»

Внутри конверта обнаружилась старая газета. Не местная. Свернутая так, что на первой странице сразу бросалась в глаза небольшая заметка об убийстве: «…шестнадцатилетняя Ахана Рог найдена мертвой неподалеку от своего дома…»

Несколько минут Робьяр вчитывался в сухие строчки, ожидая чего-то. Внутреннего звонка? Потом пожал плечами с сомнением. Да, задушена девушка. Но после смерти не изуродована. Виновник ужасного злодеяния так и остался неустановленным (на момент написания статьи). Ну и что? Другой город, другое время… Да мало ли ужасного происходит в мире с молодыми девушками… Кто-то пытается что-то подсказать? Или сбить со следа?

Ему часто приходилось получать послания от разного рода доброжелателей и недоброжелателей. Надо будет попросить кого-нибудь из управления заняться этой заметкой. Может, что интересного нароют. И тогда присоединить и это письмо к общей подшивке. Для количества.

Робьяр вздохнул.

…Так, а это что? Отдельная папка опроса свидетелей? Как-то скромно, даже стыдливо подсунута в общую стопку, подальше от основного материала… Ага, понятно. Домыслы, слухи, сплетни. «На днях я видала чудило с длинными руками. Мне показалось, что оно вело пропавшую Ганну за собой…», «…появляется в виде призрака, никому вреда не причиняет, только стонет жалобно…», «…с виду он был, как дракон, только странный, будто неживой…», «Люди говорили, что видали там дракона, но я сам-то ничего не видел, ну то есть думал, что ничего, а сейчас думаю, что он там был, как сказывают…», «…черный человек с горбом приходил трижды и называл ее по имени, так что она обратилась к гадалке…»

Кто-то ведь не поленился все это записать, но не решился подшить к общему тому. И выбросить не рискнул … Надо же, какой молодец. Надо бы выяснить, кто распорядился так поступить и посмотреть, стоит ли привлечь к работе.

«…с виду он был, как дракон, только странный, будто неживой…» — перечитал Робьяр. Покачал головой. Бред.

Чужое рыхлое, как мертвая плоть воспоминание встрепенулось в сознании, обдавая отвратительными миазмами. Восторг иного присутствия. Чего-то незримого, сильного, всемогущего… Язык ожег привкус речной воды. Робьяр, мучительно морщась, выхлебал остатки молока из чашки и закурил.