"2-Герой-2" - читать интересную книгу автора (Антонов Сергей)
Глава 10 ЗАБАВЫ И ЗАБОТЫ ПОСЛЕДНИХ МОГИКАН
– Мы с вами незнакомы, сударь? – спросил Монсур. – Знакомы, – сказал маг. Монсур задумался. – А вы случайно не Петров? – спросил он с любопытством. – Нет. Петров – псевдоним. Я магистр Кэр-Вэрг. – То-то я смотрю… – сказал Монсур осененно. Потом он сказал с отвращением: – А-а, это опять вы!.. Сергей Жарковский«Сказка PRO»
Вокруг, как говорится, расстилались бескрайние просторы. В виртуальность просторов не верилось никак. Хелен Джей ощущала даже пыль за языке, жару за воротником мундира и под мышками. Солнце, желтое, непривычное ей, космонавту, сквозь водянистую подушку тяжелой атмосферы пропущенное, полуденное, тяжелое, тягучее, неторопливо жарило на ладони пустыни гигантские клыки разрушающихся поперечно-полосатых ярко-рыжих гор, сухие кусты и мясистые кактусы, зеленые с прожелтью, единственное что напоминало здесь о воде. Хелен Джей облизнула сухим языком сухие губы.
– Хотите пить? – спросил Нурминен. – Представьте себе стакан в руке.
Хелен Джей подняла руку, устроила пальцы так, словно бы держала в них стакан и угрожающе подумала: "Воды мне!" Рука осталась пустой.
– Так, – сказал Нурминен. – Секундочку. – Он исчез, Хелен Джей почувствовала неприятное щекотание где-то в районе макушки, но пока она морщилась, щекотание пропало, а Нурминен появился.
– Еще раз, – потребовал он озабоченно.
– Ты где был? – спросила подозрительно Ларкин. – У меня в голове?
– Ну надо же нервы отстроить, – сказал Нурминен, разводя руками. – Сложная система. В голове я, кстати, не был. В сетапе – был. Но он не в голове у вас. У вас вообще нет головы. Представьте себе стакан.
– Не хочу, – сказала Ларкин и заерзала в седле.
Прямо посередине всего Нурминен устроил нечто, напоминавшее манеж для младенцев – без поддона. В манеже стоял черный, блестящий от пота оседланный конь с судорожно сложенными крыльями, на котором и сидела неловко Хелен Джей.
– Осторожнее, мадам, – заботливо сказал Нурминен. Он парил рядом над почвой, руки скрещены на груди, на лице непонятное выражение. – Ножку надо сюда, в стремя, поводья держите легко, но крепко. Спина прямая… Н-да. Слушайте, Шеф, а вы уверены, что крылатая лошадь – то, что вам нужно? Вы, например, сами летать можете.
– Я вообще ни в чем не уверена! – сварливо сказала Хелен Джей. – Тихо, животное! Просто я всю жизнь мечтала покататься на пегасе под жарким солнышком… Представить себе не могла, насколько это сложно и неудобно! Кроме того, ты сам сказал, что пока мне будет сложно без подсобных средств.
Нурминен пожал плечами.
– Насколько я знаю, раньше были в ходу так называемые дамские седла, – сказал он.
– Как это?
– Я не уверен, но, кажется, сидеть на них можно было как-то боком. Ноги на одной стороне.
Ларкин выругалась.
– Вот вы очень неудобно себя чувствуете, мэм. А ведь лошадь-то у нас – виртуальная, – продолжал Нурминен. – Спокойная. Можно сказать, выращена и взлелеяна специально для вас, Шеф… Чайник вы, мэм, вот и все. Слушайте, давайте-ка плюнем на это, и я научу вас летать.
– Нет, – сказала Ларкин. – Не хочу. Коли мне теперь всю жизнь жить здесь, лучше уж все трудности – и сразу. Как ты там назвал то, где мы?
– Операционная форма "Wild West", – сказал Нурминен. – Демонстрационное поле. Среда для ползунков. Для туристов. Очень древняя. Мне неуютно здесь: очень уж медленно. Кроме того, если среду открыть вовне, то и людно. Огромное количество сумасшедших и чайников.
– Но остальное, что ты мне показал, вовсе ни на что не похоже!
– Мадам, это ж все-таки киберспейс, – объяснил Нурминен кротко. – Объективно существующая реальность, но с совершенно особенными свойствами. Мир магии, если хотите. – Он задумался. – Вам играть когда-нибудь приходилось, Хелен Джей?
– В карты?
Конь заржал.
– Да нет же… В игры, компьютерные игры… Ксавериус, стой смирно!
Хелен Джей, едва не сверзившаяся, взвизгнула и врезала пятками коня по бокам. Конь заюзал задом. Хвост у него задрался.
– Мисс Хелен, не тяните вы так за эти штуки, что у вас в руках!.. мне больно! – взмолился конь. – Я и так буду стоять смирно, я ж имею, все-таки, какое-никакое понимание!
Ларкин совсем бросила поводья, неуклюже сползла с седла и, потирая насиженную поясницу, пошла вокруг понурившегося коня, глядя на него нехорошо.
– В жизни бы не подумал, что мне придется вас терпеть, мисс Хелен, еще и таким образом! – сказал конь, стараясь держаться к ней мордой. – Когда вы существовали в истинной плоти, мне было с вами, да, трудно, не сахарная вы, мэм, женщина, но такого, как сейчас!.. Я компьютер! – заорал внезапно конь, стуча по спекшемуся песку Невады копытами. – Да, я на вас работаю, но мне не нравится, когда на мне сидят! Я ваш секретарь, и ныне, и присно, и вовеки веков, но я не лошадь! Мэм! – Последнее "мэм" было ругательством.
– Слушай, сынок, а какого он у нас будет пола? – спросила Ларкин вкрадчиво у Нурминена.
– Мерин, – немедленно ответил Нурминен.
Ларкин засмеялась. Конь смотрел на них коровьими печальными глазами.
– Эх, люди, люди! – сказал он горько. – Я категорически протестую против такого рода насилия! – сказал он угрожающе. – Это… это обидно, в конце концов! – воскликнул он высоко.
– Да ладно, Ксавериус. Расслабься, – произнес Нурминен. Конь мгновенно, с явным облегчением рассыпался на блестящие информационные сгустки, маленьким торнадо поднялся в воздух и исчез где-то возле солнца. – Хотя и пора тебя уже чистить. Надо же, обидно ему… Оставайся над формой, – крикнул вдогонку Нурминен. – В пределах досягаемости!
– Что я знаю о человеческом юморе, – сказал невидимый Ксавериус отовсюду, – так это то, что он глуп. Профессор, вы разрешите апеллировать к вам? Я давно заметил, что мэм Ларкин весьма прислушивается к вашему мнению.
– Не разрешу, – сказал Баймурзин. Он находился "наверху", смотрел за приборами и общался с компанией через ретранслятор.
– Так, Ксавериус, исключи из формы свои комментарии. Занимайся делом. Надеюсь, ты понимаешь, что стабильность и целостность мисс Ларкин неразрывно связана с твоей внимательностью? – сказал Нурминен. – Не отходи далеко от своего железа. Непрерывное сохранение среды в альтернативной памяти. Понял?
– Да, сэр. Я бы не догадался. Но вы сами виноваты.
– Это верно, – сказал Нурминен неожиданно для Ксавериуса. – Извини.
– Я так от него завишу? – недовольно спросила Ларкин.
– Да. А что вы хотите? Вы зависите от него всецело. Во всяком случае, пока. Пока вы новорожденная. Пока вы не вышли в Меганет, где вы можете размножаться, сохраняться, с миру по файлу – вечная жизнь. Видите ли, мэм, ныне вы – подсистема Ксавериуса, существуете в его памяти. Иначе, пока, придумать ничего невозможно. Вы – информационный массив, обладающий сознанием… – Нурминен помедлил. – Как тогда Адамсы. Только их создал Неведомо Кто, а вас – Баймурзин.
– Ладно, Ксавериус, проваливай, – сказала Ларкин. – Мы с Директором поговорим. Как Адамсы тогда, значит, – она оглядела себя. – Эйно, мальчик, но я выгляжу как обычно… вроде… и чувствую себя… тоже как всегда.
– Мадам, давайте расставим все многоточия над буквами и регламентируем наши отношения. Вы растеряны, вам неуютно, вы выбиты из седла, злы, мыслите странно?.. и так далее? Вам нужно знать, как вы выглядите? Хотите услышать мое мнение? Вы омерзительны, мадам. Вы мямлите, глупо хихикаете, стараетесь вспомнить, как повела бы себя НАСТОЯЩАЯ Ларкин… Вы напоминаете мне глупую бабу, у которой на людном пляже растаял в воде купальник. Или юбка в музее протекла. Понимаете меня? Чего вы ежитесь, мадам, так вас и так! Или это ошибка при копировании? Позвольте вам напомнить, повторяю, вы сейчас – всего лишь тяжелый массив сбалансированной информации, кто бы мне объяснил каким образом отображенной в киберпространстве… Баймурзин его знает! – но на вас нет метки "только для чтения", я могу вас редактировать и видоизменять. Может вам что-нибудь подправить? Покопаться у вас в основном сетапе? Я имею в виду – в голове?
– Если-ты-когда-нибудь-только-пальцем!.. – прорычала Ларкин, приближаясь к Нурминену, стаскивая с неба его на песок и беря его за горло. – Чтоб тебя…
Нурминен вырвался.
– Ну вот, теперь похоже на правду, – сказал Нурминен. – Отлично. Тестирование системы завершено. Система в порядке. Мисс Ларкин, забудьте навсегда, что вы не живой человек! – Он скривился. – Все равно вы не пса не понимаете в самопрограммировании, самотестировании, в компьютерных инфекциях, – вы не компьютерщик, и, насколько я вас знаю, никогда им не станете. Я написал для вас вполне… черт, ну что вы за невежа… как это по людски-то сказать… одним словом… Ух, херище! В общем… Я, Волчара-Никто, сказал вам, Хелен Джей: просто встань и иди! Вы встали себе и пошли. И идите, и идите. Не думайте о том, как вы ходите, как вы думаете, как вы запоминаете, как вы существуете. Вбейте себе в сознание – вы это умеете – что просто перешли в иное измерение, увидели обратную суть вещей, но от реального мира – хакеры называют реальный мир "верхним" – вы не ушли далеко. Навсегда, – но на расстояние прямой видимости, мгновенной связи, с неутерянной возможностью влиять на мировые события почти с той же интенсивностью, что и прежде. О! Вы за кулисами, Хелен Джей. Ксавериус – ваша плоть и память, а он так спрятан и обеспечен энергией, что отныне вы – бессмертны. Разве что вируса хватите, но я это я уж о вас позабочусь. В конце концов, отправляясь в отпуск, чтоб его так, вы знали, в отличие от меня, что вам предстоит… Эх, синдром бы Винтера вам привить… Мысль, кстати.
– Что это за синдром? – спросила Хелен Джей серьезно.
– Нетофилия. Видите ли, в современном киберспейсе человек может испытать любое "верхнее" ощущение. Даже секс вполне доступен. А уж наслаждение пищей, едой, алкоголем… вы ничего не потеряли. И многое приобрели, поскольку в киберспейсе навалом и невозможных "наверху" ощущений. Кроме того, вы, кажется, никогда не сибаритствовали, в общем… Так вот, раз уж ничего другого не остается, превратиться в нетофилика, может быть, вам и полезно… Выделить вирус можно, только надо подумать… – Нурминен как бы потрогал пространство вокруг себя, глаза у него стали серебряные. – В сеть выходить надо, – сказал он.
– Хорошо, – сказала Ларкин. – Позже. Ну и разошелся ты, сынок! Демосфен доморощенный. Как ты меня насчет сибаритствования! Но тут ты ошибаешься.
Нурминен обиделся.
– Сволочь вы, мамаша. Были вы сволочь, и сейчас ею остались. Знаете, как мы все… когда…
– Ну у тебя-то это "когда" недолго длилось? – спросила Ларкин, щурясь на солнышко. – С денек-другой, наверное, пока проф аппаратуру не настроил? Волчара, наверное, хватит чувств. Мне и так хреново, чтобы тебе опять нюни вытирать. В конце концов, это все-таки меня убили, а не тебя… – Она покачала головой. – Словно бы мне за Ореха с Ласонькой кто отомстил…
– Провалиться вам, Хелен Джей! – сказал Нурминен. – При чем здесь Адамсы? Это были не наши Адамсы. Все было правильно тогда. Вы всегда правы, как это не странно. Возможно даже, что и пятнадцатого, героически погибнув, вы были правы… Тогда – убив, теперь – погибнув. Действительно, хватит сопли пускать, – оборвал он себя. Ларкин смотрела на него. Нурминен вздохнул. – Но я так… я так рад, Хелен Джей, видеть вас живой… И мне так горько, что вы погибли…
Профессор Баймурзин выключил звук, оттолкнулся обеими ногами от станины стендового кресла с телом Нурминена в ложементе и отъехал на трехколесном стульчике прочь. Баймурзин не видел ничего такого особенного в слезах, но Нурминену было бы неудобно, ситуация внутри Ксавериуса вполне понятным образом перешла в разряд "третий лишний", – а проявлять такт, когда он делу не помеха, профессор полагал обязательным. Пусть его Волчара поплачет на груди у Хелен Джей. Пусть Хелен Джей вволю, наконец, погладит Волчару по голове. И ей это полезно сейчас, а Волчару просто-напросто спасет, поскольку довольно на "Предо" сумасшедших.
Это был очень эмоциональный момент. Обычно профессор старался исключить его, трудно предсказуемый и практически неописуемый математически, но за несколько десятков часов, минувших с момента смерти генерала Ларкин, Волчара превратился в блеклое свое подобие… да и предшествующие дни – ожидания смерти – Баймурзин ясно видел – очень сильно Нурминена подпортили… так что скрыться от эмоций Баймурзин не мог, он и сам их испытывал, а обнадежить Нурминена он заранее просто-напросто боялся – эксперимент мог провалиться. А все запасные варианты, разработанные Баймурзиным с Хелен Джей именно на случай провала воскрешения, были очень уязвимы для критики.
В углу инфоцентра Баймурзин устроил себе чайное гнездышко. На деревянном столе (пластиковом, на самом деле, но очень под дерево) располагалась у него дорогая фаянсовая чаеварка, расписанная египтянами, пакеты с чайными и табачными листьями висели над столом в льняных мешочках на проволочках с "крокодильчиками", роль сахарницы играл старинный кувшинчик с крышечкой, ложки, чашки – в самой последней модели посудомойке. Любил Баймурзин Сагат Варфоломеевич чайку попить. Он заправил чаеварку, включил ее и стал ждать, стоя над столом, в облаке чайных запахов нарастающей интенсивности, он смотрел в стеганную ромбами стену перед собой… о чем думает гений, когда он думает? Неизвестно. Положим, он вспоминал – просто от нечего делать.
Воспоминания начались с пришедшей вдруг на ум мысли о мухах – последней настоящей страсти Сагата Баймурзина. Как они там? Во дворце? Баймурзин построил себе дворец, совсем недавно завершили работы по внутренней отделке. Он выпросил у Ларкин три километра прибрежья на Геродотовом Мысе Аякса и построил там себе дворец-лабораторию и гигантские крытые плантации для привольного и безопасного житья миллиона мух… Баймурзин засмеялся. Угрохал чертовы деньги, а зачем? Давно я уже обхожусь без мух… давно я про вас, любимые мои, не вспоминал, подумал Баймурзин с усмешкой, пробуя ладонью горячесть чаеварки. Вылечился. Он засмеялся. Да, с Ларкин и не захочешь – вылечишься… Как английской соли под черепушку… – вспомнил он. – А ведь я ввязался в войну, во всю эту невероятную историю – только из-за мух. Точнее, из-за пауков, которые мух едят…
Ныне – уже довольно давно – Баймурзин сполна отдавал себе отчет в своей отступившей под напором личности Ларкин душевной болезни, и его теперь даже коробило от воспоминания, как он казнил пауков, съедая их живьем и сладострастно переваривая… одного тетрафесталу съедено – полтонны… Угораздило же вас, НК мои любезные, в один прекрасный сон явиться в обличье тарантула… с надписью "СМЕРТЬ ГАЛАКТИКЕ" на головогруди…
Баймурзин родился ровно семьдесят лет назад на планете Чапанка-1 (ЕН-1131) в большой семье технарей. Его отец был прикладным математиком и его со-отец был прикладным математиком, а мать была статистиком, и Сагатику с определенной неизбежностью светило то же поприще, хотя врожденные способности его были замечательно средними… Зеленый мир под желтым солнцем, Чапанка, был мир колонизируемый медленно. Он был очень богат разными полезностями и обещал стать в будущем крупнейшим на Западе торговым центром, но пока, из-за естественного сопротивления весьма насыщенной биосферы, имел статус перспективного, развивающегося… Впрочем, по оценке экспертного совета Академии Обстоятельств Перспектив, вложения стоили свеч, и финансирование по линии Государственного Банка СМГ шло непрерывно и по крупному, а краткосрочную автономию Чапанке обеспечивал экспорт обогащенной воды на Питтсбург и Лапландию с платформ "Blanching Water", установленных в Лесистом Океане. Под жилым куполом одной из этих платформ-фабрик-космодромов и родился Сагат Баймурзин, превзошел курс образовательных начал, получил специальность (начетчика третьей ступени) и счастливо жил до сорока почти лет. Однажды, во время отпуска, (уже со-женатый, отец и со-отец) во время пикника с семьей на пляже его укусила местная цеце. Родственники не растерялись, реанимация прошла успешно, но реабилитацию главврач платформы рекомендовал пройти где-нибудь на спокойной планете – родственники выбрали Питтсбург, а дирекция, считая Баймурзина весьма полезной рабочей и общественной единицей, взяла расходы на счет профкома. Бредящего в ядовитом тумане Баймурзина вывезли с Чапанки и поместили в Центральный Клинический Питтсбурга. К счастью, в коме он пробыл еще десять месяцев и потому был лишен возможности пережить гибель своего мира в реальном времени, вместе со всей Галактикой. Западная война была еще молодой войной, тревожные сигналы поступали медленно, и флот ППС не успел даже в кормовую дюзу арьергардному кораблю НК заглянуть, с ходу влетев в стылую минеральную кашу, оставшуюся на месте Чапанки после кавитации…
И затем двадцать пять лет, до 348 года Сагат Баймурзин считался и был душевнобольным, проживая на территории Психиатрического Центра Питтсбурга, разводя в себя в домике мух, нежно им любимых, и уничтожая пауков путем съедания… История болезни Сагата Баймурзина не сохранилась в библиотеке Центра, изъятая, по всей видимости, им самим… Легенда гласит, что однажды, во время ночного кошмара, слились у него в единое целое обидчики мух и убийцы семьи, и проснулся Баймурзин вполне сложившимся гением, с готовым математическим описанием орудия "баймурза", каковое он отослал по сети в адрес личной канцелярии Хи Джей Ларкин, Большого Шефа Запада. Текущую почту разбирал не кто иной как секретарь Ларкин Ксавериус, таким образом, письмо Баймурзино не пропало, а, наоборот, вызвало в Ксавериусе сенсацию, немедленно переданную им по команде, то есть, непосредственно Хелен Джей. Зная Хелен Джей, нетрудно понять, почему спустя всего несколько дней было резко урезано финансирование Плутону-2, а освободившиеся средства ушли на таинственный счет "Псих", а через два года армада НК в секторе RX-5 на своей шкуре поняла, что нечего в дурных компаниях по снам несчастных сумасшедших шляться…
Я здоров, подумал Баймурзин, макая в чашку сухую баранку. Я, наконец, здоров, мне плевать на мух, мне плевать даже на людей, страсть моя иссякла, высохла, я отравлен, и мне нравится вкус яда, отравившего меня, и я, не дурак и не псих, готов во имя чего угодно противостоять кому угодно, – лишь бы на стороне этой старой кошелки с неправильными чертами лица, с невозможной, убийственной для военного политика морально-этической системой, похерившей карьеру и погибшей во имя своих странных убеждений… как это называлось? любовь. Баймурзин засмеялся. У него вдруг возникла странная аналогия. Коровообразное животное, описание и изображение которого вывезли со Странной Какалов и Маллиган. Животное с умиротворяющим биополем, и при том весьма плотоядное и агрессивное… Да, вот уж коровой Ларкин еще никто не называл…
– Сагат, – услышал Баймурзин, поставил чашку, протер запотевшие очки, и вернулся к компьютеру. С центрального монитора системы смотрела на него Ларкин, и после смерти своей, как всегда, легкая на помине.
– Здравствуйте, Хелен. Я очень рад вас видеть, – произнес Баймурзин, ухмыляясь.
– У вас такой вид, Сагат, как будто вы мысленно пририсовываете мне рога и бакенбарды, – сказала Ларкин сварливо. Баймурзину будто мяч в живот попал. Удивленный его смехом, в монитор с той стороны экрана заглянул Нурминен.
– Сагат, у вас истерика? Вы так рады меня видеть? – спросила Ларкин.
– Хелен, я полагаю, странно было бы мне, вашему воскресителю, так реагировать, глядя на дело чар своих, – сказал Баймурзин, разгибаясь. – Я очень рад вас видеть, я испытываю большое удовлетворение, от того что в очередной раз у меня все работает, но не до такой же степени. Извините. Просто ваши слова попали в резонанс с моими мыслями. Вы не поверите, но я действительно пририсовывал вам рога.
– Н-да, – сказала Ларкин. – А вот любопытно… – Волосы у нее на голове зашевелились и наружу выглянули, неуверенно формируясь, два молодых рожка, в силуэте которых определенно просматривались некие фаллические мотивы. Теперь ржали все трое – Нурминен, Баймурзин и Ксавериус.
– Все по Фрейду, – сказал Ксавериус. – Вот теперь вы, мэм, обрели свои истинный облик. Я всегда подозревал…
– Ну я рада, что способна еще доставить удовольствие моим соратникам, – сказала Ларкин неприятным голосом. Рога исчезли. – И рада, что вы, Сагат, в полной мере сознаете степень моей благодарности за данную мне вами возможность снова жить.
– Знаете, Хелен, я где-то читал, что одним из столпов, на которых зиждется настоящая гениальность, есть осознание ее ее носителем. Не могу сказать, что я полностью согласен с этим утверждением, но, тем не менее, что-то такое я всю сознательную жизнь испытываю, – сказал Баймурзин. – Не перейти ли нам прямиком к делу?
– Мне надо поспать, – сказал Нурминен. – Ничего не соображаю. Двое суток все-таки в киберспейсе.
– Людишки, – злорадно сказал Ксавериус. – А вот мы теперь с мисс Ларкин…
– Тело требует, – сказал Баймурзин, поразмыслив. – Волчара прав. Сегодня у нас семнадцатое марта, полагаю, что Маллиган и Какалов на связь не выйдут еще дней пять-семь. Можно и отдохнуть. Да и вам, Хелен, освоиться со средой обитания нужно. Вылезай наружу, Волчара, пойдем поедим, что склад пошлет и отдохнем.
Нурминен исчез с монитора, а тело его в кресле "метаплюс" зашевелилось.
– Сагат, – сказала Ларкин. – Пока мы одни. Спасибо.
(Документ 12)
ЗАПИСЬ СОБЕСЕДОВАНИЯ, СОСТОЯВШЕГОСЯ ПОЗДНИМ ВЕЧЕРОМ 18 МАРТА В ИНФОЦЕНТРЕ «ПРЕДО», ОБНАРУЖЕННАЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКОЙ ГРУППОЙ АКАДЕМИИ НАУК СМГ (ФИЛИАЛ «ИСТОРИЯ КИБЕРСПЕЙСА») ПРИ РАСКОПКАХ БОЛОТ В СЕКТОРЕ «ПОГОСТ». РЕСТАВРАЦИЮ УТРАЧЕННЫХ УЧАСТКОВ ПРОИЗВОДИЛ ИИ 1000000001 «ГЕРОРСТАТУС» ГЛАВНОГО ИСТОРИЧЕСКОГО АРХИВА ГАЛАКТИКИ, ХУДОЖЕСТВЕННОЕ РУКОВОДСТВО – СИСТЕМНЫЙ ОПЕРАТОР Д.АРДВИГОВ (СТАРАЯ ЛУНА, ГАГАРИН).
["Ксавериус":…дерьма. У меня половина мощности уходит на ликвидацию паразитного излучения, а вы требуете общий] телеканал. Что я вам – бог? Это первое. Второе. Телеканал – палка о двух концах. Что ж вам нужно, люди, полная секретность, или последние известия? Договорились – ждать, значит – ждать. Считайте мои слова официальной рекомендацией. Нам вполне хватит развлекательных радиостанций…
НУРМИНЕН: Он прав. Впрочем, Мама, вам решать, что сейчас важнее.
БАЙМУРЗИН: Тем более, предсказать содержание официальных сообщений по поводу событий вы и сами можете, Хелен Джей. Вы у нас теперь эксперт в политике. Я против.
ЛАРКИН: Почему вы-то против?
БАЙМУРЗИН: Попробую пояснить. Какалов.
Пауза.
НУРМИНЕН: Ну? Ну, Какалов, ну и что? Вы понимаете, Мама?
ЛАРКИН: Ни хрена я не понимаю.
БАЙМУРЗИН (со вздохом): Нельзя нам – вам, Хелен, – объявляться перед Какаловым. Он мгновенно нас вычислит, стоит нам хоть на секунду выйти в Меганет. Засечет, определит и найдет адрес. И в нашем деле возникнет то самое противоречие: герой не должен знать, что он не один. Герой наиболее эффективен в полном автономе. Герою нельзя помогать. Во всяком случае – явно помогать. Герою вредны подготовленные случайности. Все это не ново. Герой должен быть один. Все древние это знали. В новейшей же истории, героям раз и навсегда наступила на пальцы технология. Когда оперативная группа принимает решения в бою по рекомендациям целого института экспертов, когда богиней войны стала связь, а не артиллерия, наводимая по хрипящему проводному телефону грязным перепуганным пацаном в маскхалате, прячущимся в лысых кустах в зоне прямой видимости вражеских пулеметов… Э, да что там… В этом свете и война, сегодня начавшаяся, делу на пользу, как ни ужасно мне это говорить – она вносит хаос в мироздание…
Пауза.
ЛАРКИН: Ну хорошо. Поговорили. Постегали попки перышком. Пойдемте, полюбуемся на наших оловянных солдатиков. Если все пойдет, как планировалось, они нам здорово пригодятся.
Ущелье, в котором таинственно скрывались невидимые позиционные огни техбазы "Блиццард", начиналось на ровном месте. Планетоид 01 напоминал голову панка после драки в пабе – лысая, шишковатая поверхность планетоида вдруг не с того ни с сего вспучивалась, равнялась – и вот вам, нате, пожалуйте, вырастали два параллельных узких скальных гребня. Очень удобно заходить на посадку, очень удобно прятать в тени приемные столы-лифты.
"Предо" вела Ларкин. Киберпилот мейнджера был добавлен в подсистему Ксавериуса. Ксавериус моделировал для Хелен Джей точную копию ходовой рубки мейнджера и даже стаканчик с прохладительным под локоток любимой и родной подставил – ночью 18 марта "Предо" приблизился, а затем и благополучно сел на "ноль первый". "Блиццард" сам произвел постпосадочную процедуру, опустил мейджера в ласковые свои недра, задействовал в себе пилотируемый режим и распахнул приветливо все люки.
– Нравится мне, когда компьютеры выполняют только свою работу, без трепотни и никак не рефлексируя, – произнес Нурминен. Он осторожно, придерживая за поручень, спускал по пандусу тележку с системным блоком центрального процессора Ксавериуса. Баймурзин неотступно следовал позади, внимательно наблюдая за ходом кабель-катушки. Ксавериус работал только по проводам, медленнее, чем обычно, но и надежнее, и тише, утечка фона вовне – минимальная. В руках Баймурзин держал включенный монитор. С монитора вперед неукоснительно смотрела Ларкин. Мир перед ней раскачивался, вызывая даже и "морские" позывы, странные для нее, тем более, что тошнило на пустой, виртуальный, желудок.
– Эйно, – сказала она. – А нельзя сделать такой монитор… такую тележку для моего монитора, чтобы я сама могла кататься? – спросила она.
– Мониторов на вас тогда не напасешься, – смутно ответил Нурминен. – Не мешайте, Хелен Джей, а то я вас грохну… Вот же на фиг, хоть бы один киберуборщик на станции был! Пыли в направляющих!..
Тележка наконец встала всеми пятью колесами на твердый горизонтальный пол. Нурминен разогнул спину и огляделся. Ангар был изнутри выжжен в скале. "Блиццард" был станцией автономного развертывания – на планету или астероид или луну сбрасывался модуль-матка, который определялся, ориентировался, выбрасывал эффекторы и начинал сам себя строить – от момента посадки модуля до момента готовности техбазы проходило около месяца. Апгрейд мог продолжаться до бесконечности, его нужно было останавливать принудительно. Недостатком "Блиццарда" был только слабый устаревший бессознательный мозг.
Впрочем, в данном случае, слабость местного мозга была, во-первых, весьма полезна, а, во-вторых, вполне компенсировалась мозгами прибывших.
Так, или иначе, "Блиццард" был здорово рад посетителям. Станция, как и в прошлый раз, когда Нурминен и Баймурзин работали здесь, устроила общую вентиляцию, зажгла везде дневной свет, включила музыку и сказала несколько приветственных слов скрипучим побуквенным голосом. В ответной речи Нурминен выразил удовлетворение, приказал "Блиццарду" перевести себя в "тихий" режим и ждать дальнейших распоряжений.
Им всем троим не терпелось. Наскоро установив в спортзале консоль Ксавериуса, протащив по уровням дополнительные кабели и врезавшись в видеосети станции, Баймурзин и Волчара спустились в подвал. Ларкин присутствовала в виде переносной камеры, присаженной в плечевой зажим спецкостюма Нурминена.
Люк подвала открывался вручную.
– А лифт здесь есть? – с сомнением спросил профессор, глядя, как Нурминен, пыхтя, вращает штурвал на выпуклой крышке диаметром полтора метра. – Как они вылезать-то будут?
– Разберемся, Сагат, – пропыхтел Нурминен. Он поднатужился и отвалил крышку, словно инкунабулу открыл. В подвале было темно. Нурминен включил фонарик, встал с отверстием рядом на четвереньки и заглянул.
– Ящики, – глухо сказал он. – Родимые.
– Спускайся, – приказала комариным голоском, со спикера коммуникатора, Ларкин.
– А лестница есть? – спросил Баймурзин, глядя Нурминену в тыл. Нурминен не ответил, развернулся и исчез в люке. Баймурзин ждал. Отсверки фонарика на срезе люка сменились ровным голубым полноценным свечением. Тогда в подвал спустился и Баймурзин.
Трехсотметровое помещение было заставлено стоящими вертикально гофрированными пыльными ящиками. Никаких надписей, никаких знаков. Ящики стояли беспорядочно. В подвал их спускали на лифте, со стороны противоположной люку, через который вошли Могикане, ставили наскоро – еле Баймурзин протиснулся между ящиками к Нурминену, который уже сидел за столиком учетчика у лифта, в пятидесяти метрах… Спецификация подвального склада уже светилась перед ним с папки, врезанной в столешницу. Нурминен, тихонько шипя сквозь зубы, потирал ушибленный об угол одного из ящиков локоть.
– Мне плохо видно, Эйно, – пропищала Ларкин. – Все в порядке?
– Да, в порядке… Снимем пробу, чего время терять. Давай-ка, проф, вот этого вскроем, здесь посвободнее. Кто их так наставил, я не понимаю, люди, что ли, мэм Хелен?
– Я не помню, – ответила Ларкин. – Тридцать лет прошло, что ты хочешь…
Нурминен встал (спецификация на столе сразу погасла) и, кивнув Баймурзину, подошел к ближайшему ящику. Цифрозамок скрывался под толстой полупрозрачной пластиной в центре крышки. Нурминен ногтем сдвинул пластину вбок – цифры на панели задач замка медленно, словно угли, разгорались и гасли.
– Это талант, – сказал Баймурзин, наблюдая за процессом взлома из-за плеча Нурминена. Замок сдался через две минуты.
– Это больше, чем талант. – сказал Нурминен. – Так, а как она… А, штора. – Он резко нагнулся, поддел пальцами крышку и резко распрямился. Крышка ящика пошла вверх, заворачиваясь, словно бумажная. – Жалюзи, – продолжал Нурминен. В глубине ящика загорелся бактерицидный светильник. Нурминен чихнул и отступил. – Ну, вот ты какой, северный олень. Знакомьтесь: андроид БТ-011, цельнометаллический. Счас мы его заведем.
– Подожди, Эйно, дай же полюбоваться, – остановил его Баймурзин. – Я никогда таких не видел.
– А их никто не видел, – гордо сказал Нурминен. – Даже я не видел. Сняты с производства, как продукт, допускающий некорректное собой манипулирование в антигуманных целях. Жуткая штука! Метр восемьдесят росту, тысяча лошадей на форсаже микрореактора при нулевой деформации внутренних механизмов, полмиллиона часов работы от одной батарейки, сингулярник-сотка, ноль целых ноль сотых мозгов. Программное обеспечение в комплект не входит, транслируется в реальном времени по сети с мозга оператора. Собственно, это эффектор. Ух ты, мой милый, ух ты, мой радостный! – мурлыкал Нурминен, стоя в ящике вплотную к андроиду и что-то делая там – Баймурзин не видел, что. – Летает, плавает, бегает, прыгает, ходит по потолку.
– Сколько же их тут? – спросил Баймурзин. Ему ответила Ларкин.
– Шестьдесят четыре. Больше никак не удавалось украсть. Их быдло произведено на Райхе около тридцати тысяч, большинство, вероятно, сгорели во время кавитации Райха, – я слышала тогда, что вывезли с планеты всего-то штук триста. Куда остальные делись – не представляю. Как я тогда деньги списала – тоже не представлю… Я, по-моему, вгрохала в эту кунсткамеру полмиллиона соверенов… одних волос из себя потом выдрала килограмм, так было денег жалко… Совершенно же не представляла – зачем я их купила, да еще и тайно. Ну, что ты хочешь, девчонка еще была, тридцать пять лет… И смотри-ка, пригодились. Но я все равно не понимаю – на что.
– Эх, Мама, да они на все пригодятся. Вот вы, если не ошибаюсь. Ныли сегодня по поводу тележки для монитора. Вот вам, например, тележка. Подсадим вас в мозг андроиду – и ходите-летайте-плавайте себе на здоровье, в реальном пространстве и реальном времени сколько угодно. И нам с профом облегченье… таскай ваши глазки с ушками на себе… – сказал Нурминен. Настроение у него, видимо, стояло в пике. – Я был в детстве слабый, болезненный скандинавский мальчик, – говорил он. – Я жил в нехороших местах и меня много обижали. Вот тогда бы мне такого молодца под транслятор поставить…
– Видимо, после краха Райха, производство не возобновили именно поэтому, – сказал Баймурзин. – В Галактике масса тихих болезненных мальчиков. И девочек. Правильное было решение.
– Зло наказуемо, – возразил Нурминен, впрочем, ненавязчиво.
– Ну, добро наказуемо гораздо в большей степени, – ответил Баймурзин. – Скоро ты там, Волчара? Интересно же.
– Так, ну он в норме, – сказал Нурминен, выпячиваясь из ящика. – Повожу его на голосе сейчас, потом будем думать дальше. БТ, к ответу!
– Я, БТ. Норма. В режиме ожидания был сорок два года…
– БТ, два шага вперед.
– Я, БТ. Прошу дать пространство действий.
Нурминен отошел от ящика, Баймурзин, с опаской последовал его примеру. Ящик покачнулся и андроид вышел наружу.
– Красавчик, – сказала Ларкин тихонько.
– БТ, сориентируйся, – приказал Нурминен.
– Я, БТ, без номера, без названия, программное обеспечение не загружено, наездника нет, подчиняюсь голосовым командам неизвестного оператора по приоритету "человек", нахожусь в складском помещении техбазы, предположительно, территория стандартной базы "Блиццард", со времени запуска прошло – приблизительно – сорок шесть лет, в рабочем режиме нахожусь тридцать четыре минуты, включая испытательный срок на заводском полигоне, оператор-наездник номер четырнадцать.
– БТ, отправиться в центральный пост базы, ждать распоряжений, ждать наездника.
– Я, БТ, прошу дать мне псевдоним.
– БТ, позже. Выполняй приказание.
– Я, БТ, понял.
Андроид безошибочно развернулся к лифту, вошел в кабину, задвинул за собой решетку и уехал наверх.
– Впечатляет, – сказал Баймурзин. – Но, Хелен Джей, каков наш Волчара! Какая стать, какой голос! Как это было сказано: "Выполняй приказание!"
– Ну что, десяток наверное заведем сейчас, и опробуем управление, – сказал Нурминен самодовольно. Симуляторы боевых роботов были его любимой игрушкой в детстве.
Поскольку плохоуправляемый андроид не может нанести вред себе, но окружающему – вполне и значительный, десять БТ Нурминен голосом загнал в пустующий ангар, выстроил у стеночки и как можно скорее ретировался прочь, вместе с Баймурзиным они крепко-накрепко задраили шлюз ангара. Предосторожность оказалась очень уместной: пока Нурминен и Баймурзин добирались из ангара в спортзал, Хелен Джей с помощью отговаривающего ее Ксавериуса, влезла в одного из БТ и попыталась походить. Результат удручил ее. Прямо держаться она могла только при включенном предохранителе равновесия, каковой, в свою очередь, серьезно ограничивал боевые функции робота. Жертв и разрушений, впрочем, удалось избежать, и Нурминен, извлекая молчаливую и подавленную Ларкин из недр процессора БТ, порадовался своей предусмотрительности.
Баймурзин также присоединился к соратникам в киберспейсе; ему тоже хотелось. Нурминен закатил лекцию о принципах управления данной боевой машины. Лекция длилась довольно долго, профессор слушал ее внимательно и восторженно, потому что Нурминен увлекся и говорил с необычайным выражением, приводил примеры из своей игровой молодости, но Ларкин быстро заскучала, и была серьезно удивлена, когда выяснилось, что запомнила лекцию совершенно дословно. Никогда с ней такого не бывало, она ненавидела лекции. Ларкин расстроилась. "Вот теперь действительно вижу – я не человек!" – с горечью даже произнесла она. "И более того! – подхватил Нурминен, не обращая внимания на ее горечь. – Я сам еще не привык. Идиот. Вы же вполне можете теперь любую инструкцию брать прямо в виде файла, прямо напрямую, даже с демонстрационным фильмом, запустить авточтение и уже больше никогда не ошибаться в управлении. И динамику можно настроить, и показания приборов будете не читать с индикаторов в интерфейсе робота, а осознавать их по мере поступления информации!" Ларкин заинтересовалась – а что ей оставалось еще? "Где взять эту твою инструкцию?" – спросила она. "А вот, скушайте пряничек, Мама." – и Нурминен протянул ей файл в виде тульского с глазурью. Спустя несколько секунд все десять андроидов строевым шагом и вполне осмысленно ходили по ангару, совершая парадно-приветственные движения воображаемым оружием. "А я?" – спросил Баймурзин. "Попробуй одного, Сагат, – посоветовал Нурминен. – Сейчас я вас соединю с ним… Хелен Джей, опустите "тройку", профессор покатается. Боюсь, проф, ты только с одним справишься", – добавил Нурминен, видя, что Баймурзин собирается протестовать.
Баймурзин не смог связно управлять даже и одним. Баймурзин был известный нетофоб, и никуда его болезнь не делась, кроме того, сильно сбивали профессора с толку подначки солдат Ларкин, то и дело тыкающие прямо в линзы Баймурзина оттопыренные средние пальцы и норовящие дать ему пинка. Баймурзин поднялся "наверх", испытывая огромное облегчение. Каждый будет заниматься своим делом.
Наигравшись вволю, Нурминен и Ларкин присоединились к нему – не выходя из киберспейса – через час. Теперь они обладали мощной наземной группой. Чтобы не терять времени, Нурминен отправил несколько БТ в подвал, завести остальных, проверить и раздать оружие – процедуру он передал на контроль Ксавериусу. Ларкин вполне могла взять на себя эффективное и членораздельное управление семью роботами, Нурминен без проблем командовал пятнадцатью, а Ксавериус мог разобраться с остальными. Командиром наземного подразделения Ларкин торжественно назначили действительного тайного советника Директора Школы Аякс Эйно "Волчару-Никто" Нурминена. В тактике наземных операций он разбирался гораздо лучше ее.
– Ну хорошо, – сказал Нурминен. – Польщен честью. А теперь, соратнички, может быть, вы объясните мне, сирому, чем мы тут занимаемся, для чего, и что будет дальше?
– Ах, Эйно, – сказал Баймурзин. – Все так просто. Теперь мы будем ждать нападения. На нас должны напасть НК. Но предварительно, я так считаю, они попытаются с нами поговорить.
Нурминен горстями собрал с колен (он висел в центре монитора в расслабленной позе, колени к груди) куски упавшей челюсти, слепил их на месте, превратился в вопросительный знак и зарычал.
– Не бойся, Волчара, погибнем с честью. Ничего страшного. Две-три секунды неприятно, а потом привыкаешь, – успокоила его Ларкин. – Да это и не так скоро. Сначала мы выясним, что там у нас с нашими Героями. И с "Ямахой" уже пора связаться, проф, сердце у меня не на месте – как там наша Странная поживает…
– Герои, – проворчал Нурминен. – Ей-богу, вы меня достали своей материнской возней с Маллиганом и Какаловым! – заявил он.
– Но мы на том стоим, Волчара, – сказал Баймурзин. – План таков.
– Знаешь что, проф! Я и раньше скептически к твоим идеям божественности и непорочности Маллигана относился, и никто меня до сих пор не переубедил. А знаешь что я, хакер, тебе, кроту наземному скажу? Здесь, у вас, наверху – один в поле не воин. Так было и так будет. Один в поле не воин, даже если их двое. Вот в железяк ходячих наших – я верю, а вы… – Нурминен махнул рукой.
– Но это у тебя не скепсис вовсе, – сказал Баймурзин. – А категорическое отрицание, основанное на эмоциях и личном житейском опыте, бездоказательное, таким образом.
– Пусть так, Сагат, хотя не вижу, чем мой жизненный опыт хуже, например, твоего. Но твоя гипотеза Героя мне представляется – в свете, если хочешь, моего житейского опыта – чем-то сродни так называемому промыслу божию. Ты меня понимаешь?
– Ну-у, понеслось дите по кочкам голой попой до забора, – сказала Хелен Джей.
– Я тебя понимаю, Эйно, – сказал Баймурзин с удовольствием. – Действительно, сродни. Ты хотел меня уесть? Я понимаю, что не меня лично, не кричи. Ни хрена, Волчара. Некогда Героев приравнивали к богам и живыми брали на небо. Но это мифология, литература. Я же говорил тебе раза, наверное, три: Герой есть любовь. Это основной постулат. Герой есть любовь, как и бог. Нормальный бог, натуральный, я имею в виду.
– Но ты же атеист! – сказал Нурминен, раздражаясь.
– Ну и что? Ну и правильно. Что же мне теперь, раз я атеист, прикажешь априори объявить любовь несущественной? Исходя из жизненного опыта? Я тебе так скажу, Волчара, ничего нет гаже и опаснее, чем устоявшийся жизненный опыт. Это получается комплекс чистейшей воды; в школе тебе рассказывали про вред человеческих комплексов? В сфере подобных категорий, милый Волчара, всякое топтание на месте, например, заклинание обстоятельств камлалом жизненного опыта, есть неизбежный и несомненный регресс, а в боевой обстановке за это, знаешь, вешают… Эйно, да это же все чистая математика! Любовь есть. Доказано. Я доказал. Перепроверено. Математически. А гипотеза Героя – производное. Математику не я придумал. Чего ты на меня набросился?
– Так ты, может, и бога математически докажешь? – ядовитейше спросил Нурминен.
– Ребятки, давайте-ка я вас построю "смирно", и все дела? – предложила Хелен Джей, которой давно стало скучно.
– А вот туда, друг Волчара, я лезть боюсь, – серьезно сказал Баймурзин. – Ну его на хер. Мне спокойнее оставаться атеистом. Я математик прикладной. А не философствующий. Знаний ради горных высот истины мне не нужно. Философия – дрянь дело, того и гляди… чего-нибудь… докажешь… Давай-ка, Эйно, останемся при своих наших, а? И чего ты, в самом деле, завелся?
Нурминен подвигал рыжими бровями и не ответил. Он и сам не знал.
– Вот то-то и оно, – констатировал Баймурзин. – А какие у нас могут быть сейчас дела? Ждать и надеяться.