"2-Герой-2" - читать интересную книгу автора (Антонов Сергей)
Глава 14 КОРЗИНКА ДЛЯ ПИКНИЧКА
Мария Шухарт, 16 лет, проститутка. Из дневника. "Сегодня опять все было чулково. Сначала зашел дядя Суслик, потом дядя Гуталин – 2 раза (так ловко!). Артур-покойник, потом ооновец с Мослом (пьяные), потом дедушка Барбридж (обслюнявил меня всю). В час дня заехал Мясник (д-р Катерфилд), с обследованием. Подарил чулки. Все чулково. Потом дядя Дик заехал, Мослу рожу разбил, заставил расплатиться, потом с ним, – так ловко! Потом снова Гуталин – 2 р. А потом впирается мать, я ей долю внесла, а она и говорит: "Веточки корявые!.. Ну, комариная плешь, и зоофилы, шерсть на носу!" Ник. РоманецкийСчастью даром – не бывать!
А теперь немного назад. Где же наши Герои? Что ж мы, про них забыли? Или мы их сознательно бросили? Никогда; слушайте:
16 марта 354 года, чуть только местное светило тронуло ячеистые верхушки ТП-отражателей, а также каркасы брошенных на съедение метеоритной коррозии старинных солнечных батарей, расположенные на "шляпке гриба" грузового двора "Братск-660", грузовик "Владыка Скорости" с государственным преступником Доном Маллиганом на борту ошвартовался у терминала № 007 вышеназванного космического сооружения. Стыковка происходила в автоматическом режиме – со стороны диспетчерской "Братска". Со стороны "Властелина Скорости" – при непосредственном участии Джонатана Смолка, капитана Ристалище.
Дон потянул носом выдохшийся дурнопахнущий воздух, наполнявший пилотскую кабину и принялся наощупь от себя возиться с заевшим, как и при старте, правым замком "капюшона". Капитан швартовал грузовик лихо, маневром "батман-восход", с бустерной подработкой, так что трясло здорово, и тряска прочно вошла в руки Дона. Заел замок, и все тут. Капитан Ристалище, уже готовый к выходу, закончивший постшвартовочную процедуру и обесточивший ходовой пульт, наклонился над ним и помог с замком. "Капюшон" за спиной Дона сдулся с кожистым шорохом, словно птеродактиль крылья сложил. Капитан Ристалище тотчас выключил подмагничивание пола. Дона покачнуло, но дареные капитаном подкованные ботинки удержали его на месте.
– И вот еще! – сказал капитан Ристалище. – И запомни, сынок! Ежели когда вышел кислород, то в надутом "капюшоне" у тебя под седалищем, завсегда сто пятнадцать литров запаса! У нас так один спасся, а осенило его, когда мы уж ему по радио отходную транслировали. Ну а он вдруг и говорит, эй, говорит, ребя, валите-ка попа на бок, я, мол, резерв непредвиденный отыскал… Ну и мы успели его снять. Бледного малость, но живого. Ну и он нам потом по чашке за спасение, а мы ему – по чашке за науку. Так что – помни.
– Спасибо, кэп! – с огромным чувством и совершенно искренне сказал Дон.
– Ну ничего, сынок, ничего – пока что не расстаемся. Сначала выпьем, потом с братвой перетрем носами, что, да как. Сейчас спят все, правда… Ну побудим. Да! У тебя деньги-то есть? Да ты не суетись, не мне, ты мне не должен, за кислород да за ход под зад вовремя только сучара последняя с тебя стребует. Братве поставить за вход надо, необходимо. Мне платить неудобно: скажут, педики, что ли?
– А! Вон чего! – сказал Дон с энтузиазмом и вытащил, наконец, из кармана пластинку "Метагалактики". И задумался. – Деньги-то есть, кэп, но на карточке… меня ж мгновенно проследят… А наличных нет, кэп. Кто ж знал…
– Угу, – сказал капитан Ристалище. – Не беда. Бывает. Ссужу. Верно. За хер из-под ареста рвать, ежели на первой же базе в сети расписываться. Давай мне карточку, я ее обналичу – есть тут один жучила, – один к трем. Комиссии не возьму, живы будем – разочтемся. А пачка "королевских" за поясом тебе сейчас важнее пистолета.
– С меня, кэп, – скупо, с достоинством, произнес Бык. – Спасибо.
Капитан Ристалище спрятал кредитку куда-то в недра своего противоперегрузочного панциря, хлопнул Быка по плечу и промолвил:
– Спасибу свою, сынок, в кормовой клюз спрячь. Мы с тобой в космосе, в космосе простой правильный человек "спасибо" не любит. Ты пилот, и лихой пилот, наш человек, но жизни ты не знаешь и караваны не водил. А в космосе как? А в космосе так: тебя покорежит – тебя браток бортом прикроет, ну коль кого другого, – так и ты крючок с трассы заложишь на SOS, не покобенишься. Понял? Жизнь!
– Понял, – сказал Бык. Он ненавидел поучения, но сейчас его чуть слеза не прошибла. Какие потрясающие, глубокие чувства, растрогано думал он. Настоящие работники пространства, настоящие мужчины с большими мозолистыми ладонями, с привычными к недостаточности атмосферы на борту легкими, с отечными от перегрузок лицами и с широкими благородными душами!..
– Ну, давай, походили, – сказал капитан Ристалище и отдраил (ручным способом) круглый люк в переборке. Бык полез за ним по решетчатому тоннелю, проложенному в брюхе пустого сейчас балкер-трюма в обход гравитационных объемов грузовика; именно поэтому в тоннеле царила невесомость. Коридор был длинен, метров триста, так что у Быка нашлось достаточно времени, чтобы удивиться, как это он позавчера умудрился преодолеть тоннель меньше, чем за минуту, и еще Бык обстоятельно подумал, почему бы конструктору не расположить шлюзовую камеру поближе к пилотской кабине, какие к этому могли быть противопоказания и резоны… Получалось, что при швартовке грузовик подходит к стыковочному узлу бортом, чуть ли не кормой… На полпути капитан Ристалище задержался и осмотрел какие-то приборы на выступавшей в тоннель консоли, с подвешенным к ней на подозрительных суставчатых облезлых световодах монитором. "Держит…" – удовлетворенно пробормотал капитан и продолжил движение. В носу у Быка свербело от пыли, губы обветрились от жесткого кислорода грузовика, немного побаливала голова. Дышать на грузовике было уже почти нечем.
Капитан Ристалище долго возился, устанавливая в требуемое положение фейдеры на консоли потрескавшегося от старости комплекса контроля перепада в шлюзовой камере. Бык с изумлением взирал на датчики: они показывали всего тридцать процентов герметичности внутри переходного рукава, когда капитан взялся за обмотанный веревкой штурвал наружного люка. Заметив округлившиеся глаза Маллигана, капитан хохотнул: "Отставить травить, дитя высоких технологий! Датчики давно засорились, врут, как школьник про пубдом! Подвинься, задену." – и стал с натугой, используя массу своего тела, вращать штурвал против часовой стрелки. Бык не поверил, но обозначавшего декомпрессию характерного шипения не было. Бык успокоился. Люк открылся, в сумраке за ним мерцали гибкие осветительные шланги. Внутренность переходного рукава напоминала внутренность шланга от пылесоса "Сатурн". Не отрывая рук от штурвала, капитан Ристалище сказал:
– Выходи, сынок. Капитан с судна сходит опосля всех.
Бык полез в переходник. Он находился на расстоянии полуметра от свежевыкрашенной поверхности приемного люка, ведущего непосредственно на территорию "Братска", когда люк затрясся, в два приема с чпоканьем отвалился назад, и из ослепившего Дона дневного света выдвинулись навстречу ему две правые руки, схватили Дона за воротник и рванули.
– Явился, херловый утюжник! – услышал насмерть опешивший оперработник Аякс Маллиган торжествующий выкрик дуэтом. Маллигана перехватили двумя левыми руками за грудки, поставили перпендикулярно переходнику и, не говоря больше, чем было сказано, двумя правыми, освободившимися, кулаками, с промежутком в полторы-две миллисекунды, смазали по лицу. Так как Бык имел жесткую ось вращения (его продолжали держать за грудки), то следующие пять миллисекунд он поворачивался вокруг нее, в оконцовке застыв вниз головой – по отношению к встречавшим.
– Погоди, Карбид! – сказали вдруг в вышине. – Это не он. Ботинки не его. А где же он?
– А какая разница? – был ответ. – Одно и то же.
– А ты не прав, Карбид, – сказал первый голос. – Воздавать каждому надлежит по заслугам его!
Слушая эту зловещую галиматью, Дон приходил в себя, и не задерживаясь на точке абсолютного хладнокровия, долженствующего свойствовать профессиональному аяксу, быстро вскипал. Психотерапевтами Школы Аякс давно было подмечено: качество и эффективность реакции Школяра Маллигана на каждую данную ситуацию, впрямую зависели от наличествующей внутри ситуации социальной среды. Коротко говоря, проститутку с пистолетом Дон обезвреживал совершенно иначе, чем даму королевской крови и с королевским же образованием, с пистолетом же. В конце концов противопоказанием к службе психотерапевты эту особенность Школяра Маллигана не сочли, так как она существовала у него синхронно и коррелированно со знаменитым "непредвзятым реагированием", и оперативное поведение Школяра Маллигана во всех предложенных ему тест-тренингах было фантастически эффективным.
Так и ныне: стоило Быку, причем, не просто Быку, а Музыкальному Быку, Большому Злобному Ирландцу, почуять запах кабачных кулис, ощутить вокруг себя знакомую по долгой работе ресторанным музыкантом, ситуацию "Лабух, дай закурить! – Пошел на хер! – Ах, ты не куришь!" – как все навыки аякса у Быка вылетели, и на поверхность выскочили добрые инстинкты портового музыканта, коего проносит на "парнас" дешевая кабацкая теребень. Закатить глаза, громко зареветь и бить, куда не попадя, всем что есть под рукой. И не останавливаться: друганы остановят.
Бык взревел.
Бык взревел, а рев Быка стоит услышать, чтобы было о чем в старости рассказывать, но услышать разок, издалека и сбоку – не стоя в фокусе. Руки, удерживающие Дона, немедленно отцепились, а две пары ног в высоких, расшитых золотой проволокой ковбойских ботинках мгновенно отдалились на безопасное расстояние. Опять меня на голову поставили! – такая мысль владела полностью сознанием разъяренного Быка. В три кошачьих изворота он принял положение "ноги к палубе", поставил подковки на настил и ринулся в атаку. Обидчики, крепкие бородатые мужики, явные шиплойдеры, зияли ему навстречу открытыми пастями и, деморализованные, не пытались ни сопротивляться, ни бежать. Двумя ударами Бык подвесил их посреди шлюза в положении "как вы мне, так и я вам", и на секундочку замедлился, собираясь учинить допрос для определения наиболее справедливого последующего наказания и выбирая первого пациента. Тут он почуял сзади осторожное движение, обернулся, готовый к отпору, но увидел лишь капитана Ристалище, выбирающегося из переходника. Капитан Ристалище мгновение оценивал обстановку, потом подошел ближе и, после паузы, произнес:
– Ну, тогда с боевым крещением тебя, сынок. За что ты их?
– Я – их! – с возмущением сказал кипящий Дон и схватился за нос. Нос оказался на месте, скула – Дон схватился за скулу, – тоже никуда не делась, зубы – Дон пощелкал зубами – вроде все. Капитан Ристалище присел на корточки и всмотрелся в деформированные лики членов приветственного комитета, безмолвных и бессознательных.
– Недурно! – констатировал капитан Ристалище. – Вот это, судя по всему, Карбид, грузчик. А это… ну, я наверное сказать затрудняюсь… но, раз вот это – точно Карбид, то это, стало быть, Бороводородный, шиплойд-оператор. Эк ты их, сынок… с пристрастием… – Капитан выпрямился. – Знаю. Они меня ждали. В запрошлый раз я их побил – поодиночке, – ну, видать, они порешили взять свое – оптом…
– А вот тут мы тебя поправим, сынок. Мне подстава ни к чему, – серьезно сказал капитан Ристалище. – Но нет худа без добра. Считай, визу ты себе выписал. Добро пожаловать на "Братск", сынок!
Определенный капитаном, как Бороводородный, зашевелился, приходя в сознание. То ли Бык промахнулся, то ли крепкий парень был этот Бороводородный.
– Ну так слушай меня, Бороводородный, – сказал ему капитан Ристалище сверху вниз, словно бы продолжая ненароком прерванный разговор. – Никогда больше не прибавляй к моему имени букву "д". Понял меня? Не то, в следующий раз, я все клюзы в корпусе тебе законопачу. Вмертвую. Ну счастливо, привет Карбиду. Если что – я в ресторане, гуляю. Пошли, сынок. Надо душу смочить, – тут поблизости.
Почти от начала времен неторопливо, без приключений, обращался вокруг то стынущего, то вновь разгорающегося светила (ЕН-1130 относилась к редкому типу "неуверенных" звезд) добротный немногоугольный астероид, набитый различными полезными ископаемыми, каковое обстоятельство и определило современную его судьбу. Сначала через систему принялись шнырять взад-вперед всякие обитаемые объекты. Затем явились на трех платформах "Минокс" какие-то бородатые и склонные к необоснованному хохотанию, с полосатыми рейками и субоптическими приборами, понюхали, посмотрели, записали в книжечки, и сбросили на астероид знаковый прожектор-бомбу. Затем, привлеченные сигналами и вспышками бомбы, разыскали астероид и взялись за него всерьез несколько тысяч строителей. Двадцать четыре стандартных дня потребовалось им чтобы все вокруг необратимо изгадить, высосать из астероида недра и превратить их в дурацкий металлический гриб, наполненный дурацким воздухом и дурацкими людьми; астероид прекратил существование как таковой, а то, во что он превратился, отныне называлось "Грузоперевалочная международная станция "Братск", модель "плот", экземпляр 660". Трехсоткоечный кемпинг, спиральный порт на сто двадцать терминалов, кубометраж складских модулей – 1500000. Два ресторана, три бара, бассейн и дендрарий, обычно закрытый за недостатком посетителей. Директор – Иван Чабадзе. Человек опытный, известный среди космонавтов и донельзя авторитетный. Сейчас в отпуске. К превеликому последующему облегчению.
Дон попал на настоящий долговременный обитаемый космический объект впервые в жизни. Дитя стерильных пространств военных звездолетов, а прежде того – младенец вылизанных до блеска улиц столичного богатого мира Дублин, Дон испытал настоящее потрясение. Теперь ему казалось, что он увидел, наконец, как оно все есть по-настоящему, а то, что было раньше – детские игрушки и стыдная имитация… Вот ты какой, оказывается, северный олень, реальность и цивилизация, жизнь, когда все дышит, потребляет и выделяет… Настрой у Быка образовался в каком-то смысле и философский: только проточная вода, думал Бык торжественно, чистит это… русло, но проточные люди наносят грязь, и фрагменты, составляющие ее, бесконечно разнообразны… вот… ибо люди – не одинаковые капли, а нечто другое! Так примерно думал наш Дон Маллиган, разлюбезный наш Мбык, и мы, Авторы, вынуждены, с трудом разобравшись в спектре его философствований по сложным таблицам и после серьезнейших консультаций с ведущими филологами Метанета, объяснившими нам значение образного ряда, использовавшегося Доном, так вот, мы, Авторы, вынуждены где-то с ним и согласиться. Все в космосе стандартно, все производится конвейерным способом, тиражируется миллионократно и лишено индивидуальности… Но только не на международных грузовых дворах! Особенно это заметно, когда один стандартный предмет – ранец спецкостюма, магнитные ботинки, индивидуальная насадка на сосок питьевого фонтанчика в коридоре, – в руках миллиона человек миллион раз видоизменяется до неузнаваемости, обретает бессмертную душу, никоим образом, вместе с тем, не теряя своей функциональности… Дон чуть не сломал себе шею, вращая головой по сторонам… Особенно ему понравились рисунки на стенах коридоров.
Новым для Дона было и то, что – не как обычно на многолюдных цивилизованных больших звездолетах, – здесь, на станции, его замечали. Он ощутил с первого момента вступления на территорию "Братска" особую корысть внимания, и корысть, раз начавшись, сопровождала его впоследствии повсюду на "Братске", осторожная, неявная, скрываемая от наблюдаемого объекта с разной степенью неуклюжести – что, вероятно, зависело от такта и воспитания каждого конкретного внимающего; – и плотность внимания в каждом месте грузового двора сохранялась незыблемо, сколько бы ни было людей вокруг… Все наблюдали за всеми; хотя, стоит справедливо заметить, что, как правило, враждебности по умолчанию не было, напротив, почти все глядели смирно и вполне доброжелательно… но всегда – корыстно доброжелательно. Словно оценивали возможность занять у новичка денег.
Вряд ли Дон Маллиган смог бы выразить свои ощущения от пребывания на "Братске-660" в простых словах, наверняка не смог бы, но в любом случае, романтический налет, образовавшийся у Дона внутри глазных яблок от общения с мужественным капитаном Ристалище, основательно подразмылся и поредел во время прогулки по многолюдным ярусам грузового двора. Чутье, о котором столько уже сказано, что тошнит? Да нет… Вкус. Разнообразно, ярко, но безвкусно.
Не верую – ибо безвкусно.
Еще один лифт, еще один ярус. Широкий бортовой коридор, на окнах коридора опущены ставни. Бык слышит музыку. Видит мигающую вывеску. Фикус при входе. Капитан Ристалище резко берет правее – к фикусу. Ставит ногу в лунном ботинке на комингс большого люка и обеими ладонями звонко шлепает по переборке на уровне поясницы, как будто выключатели ища. И объявляет во всеуслышанье:
– Вот тут мы и посидим!
Дон поднял глаза и прочитал на вывеске: «Посиди Здесь – Дешевле Обойдется!» Капитан Ристалище произнес:
– Дальше и правда дороже… Чище, но дороже. И жук мой тут сидит… Вон он. На посту. Пошли. – И капитан шагнул вперед.
Бык последовал за ним. Он уже чувствовал себя неудобно, зависимо, сковано, пора выходить из под опеки капитана, он, Музыкальный Бык, черт побери, не мальчик, а ротмистр… еще немного капитан поможет – ну там, деньги обналичить, то, се, – и пора. Бык выдвинул челюсть вместе с бородой вперед и, образовав в глазах равнодушную сталь, оглядел с порога ресторан. Мысленно скрестив руки на груди.
Ему показалось, что он вернулся домой. Пустовато. Небрежно протертые столики, генераторы силовых покрывал на спинках стульев, круглая эстрада, да и не эстрада, а так, возвышение, декорированное дешевой лазерной установкой… хотя музыкальный автомат посередине эстрадки новый и вполне себе ничего… "Маранц". Бык прислушался к музыке. Сама по себе музыка его не интересовала, что-то напряженно-спокойное, как будто ты в машине, и машина катится по крутому спуску с выключенным двигателем, но ты не знаешь, когда же поворот… Но вот панорама звука была отстроена на автомате сложно, вкусно и блистательно остроумно, а в особенный восторг привели Быка перемещение на каждой нечетной слабой доле с уровня на уровень звукового горизонта сверхвысоких гармоник, еще и смягченных с применением неведомого Быку эффекта. Ну, наш Бык не был бы Музыкальным, если бы тотчас же не полез к автомату с намерением прочитать показания на дисплее. Его ухватили за штаны. Бык обернулся. Перед ним стоял толстющий расфуфыренный в полосатое негр, жевал жвачку и разглядывал Быкову бороду. На голове у негра сидела лазоревая тюбетейка, а по сторонам утонувшего в лоснящихся щеках плоского носа сидели малюсенькие стекла черных очков на стальных дужках.
– Брат, – сказал бархатным хриплым голосом негр, и Маллиган сразу определил, откуда в звучании автомата эти волшебные щекочущие гармоники: негр просто-напросто снял их со своего голоса анализатором, чуть-чуть обработал и ввел в программу синталайзера… Класс! Обязательно выпросить параметры, или на дискету согнать… Да, так вот, негр сказал:
– Брат. Мало того, что ты белый, так ты еще и руки не помыл, а уже тут вражничаешь над моим аппаратом. Не выйдете ли вы, как воздух из презерватива?
– Кочумай, звукач, – миролюбиво произнес Маллиган. – Звук ты строил? Наотмашь, чувак, наотмашь!.. Слыхал я звук, слыхал и тишину, но у тебя тона, чувак; я впечатлен, как пьянист от "Стейнвея" враз! Какую ты фишу, чувак, нарулил в средневысоком горизонте!
– Йёп! – сказал негр. – Да ты слыхал слухи, как я отпасаю! Ну так а чего же ты меня не знаешь? Я – мистер Бабба Бубба Третий. Живу тут, уши чушам поливаю, со знанием дела, да только от моего знания дела рыба не крупнеет. Ты кто?
– Я – Дон, с Дублина. Пою, играю.
– Звукач? Пьянист? Скрипун? Сидюк?
– Я на гитаре. Наша фирма старая. Подпольная.
– На "карасе"?
– Да… долго рыбачил. Слушай, Бабба Бубба Третий, а каких помоев ты в космосе? Тебя ж в любой каминный зал оторвут, штаны на месте остановятся! С твоим-то звуком?
– Не в мази по грунтам шиться, – сказал негр.
– А… – понимающе сказал Дон. – По музыке или только?
– Только, – сказал Бабба Бубба Третий. – Я сам с Америки, ну, ширанул одну, а она перекинулась, жабка, – братва ко мне подошла. Я – что, я музыкант, мне с братвой в гопу не берлять… Отвалил с попуткой, только вот инструмент и захватил. Вот тут подсел, место тихим показалось. Ты пьешь? Куришь? У меня столик. Сто лет, как с братом не перекуривался.
– А в других точках наши не сидят? – спросил Бык. – Не один же ты на станции?
– Такой – один, – сказал Бабба Бубба Третий. – У тех бананы в ушах, а в колонках – поролон. Есть один, с административного яруса, но дерьмо он, кона не знает, а знает он одни исключительно ноты. Садись, Дон, выпьем и выкурим.
– Ну, ноты-то кто нынче не знает, – сказал Дон.
Усаживаясь за столик неподалеку от эстрады, Дон вспомнил про капитана Ристалище. Он завертел головой. Капитан Ристалище успокаивающе махнул ему рукой от стойки, – сидел капитан стакан об рюмку с долговязым гомосапиенсом и общался.
– Старуха! Подай моего вдвое! – сказал Бабба Бубба Третий в микрофон на столе. Расположился он за столом замечательно обстоятельно, словно в ближайшие сто лет вставать ему ни в какую. Разложил справа от себя телефон, "волшебный ключ" от музыкального автомата, кредитную карточку; поднявшийся в центре столика поднос придвинул, распределил на нем угощение привычно для себя удобно, снял очечки, уложил их в дорогой шитый кисет-ксивник, повесил его на бычью шею… Под подбородками у него блестела стальная полированная цепь. Каждый из огромных нежных пальцев Баббы Б. был унизан различных достоинств колесами. От него хорошо пахло, и вообще, было видно, что Бабба Бубба Третий – человек чрезвычайно цивилизованный и чистоплотный. Поднялся второй поднос. Бык никогда не отличался скромностью в потреблении внутрь еды и напитков. Но того, что было на подносе ему хватило бы на двое суток.
В руке Баббы Б.Третьего мягко засветился благородным багрянцем бокал, залитый на треть огненным командорским чаем. Бык принял вызов и поднес свой бокал, походивший на Баббин как две радиоактивные частицы, слегка наклонив его вперед, к бокалу собрата. Сосуды легчайше соприкоснулись, вызвав в мир тонкий, слабый, чистейший тон "H", музыканты слегка повернули к источнику звука правые уши и просмаковали, – это и был тост.
– Чуть низит, – сказал Дон тихонько.
– Да старуха, стерва, никогда в точь не нальет, сколько не настраивай, – слуховой рецептор дешевый, что ты хочешь, – не "Седьмое Небо"! – сказал, ненавязчиво оправдываясь, Бабба Б. – Со второй цифры!
Выцедив чай, Бубба Б. немедленно наполнил бокалы вновь из бутылки-груши.
– Хорошо! – выдохнул Дон и протер глаза. – Ух и посвежело!
– Покурим?
– Вынужден поблагодарить, брат. Я же не с визитом, а мимо гулял.
Бабба Б. заметно огорчился.
– Во жизнь! – сказал он, набивая прозрачную трубку. – В кои-то веки, и то! Дон, ну так хоть позволь – я и за тебя затянусь?
Дон кивнул. Он вежливо стал ждать, когда Бабба Б. вынырнет из глубины мощной затяжки. Когда негр открыл глаза – через минуту, откуда-то из недр стола голосок сказал:
– Бабба, чтоб тебе, закрой покрывало на столе, нарком народный!
– Дикие люди, – сказал Бабба удрученно. – Мак, сколько раз тебе повторять – не работает покрывало у меня на столике. Пришли починялу, и больше ко мне с этим не суйся.
– Мак – бармен? – спросил Дон.
– Самое по тому.
– Любопытно, всех в Галактике барменов звать Маками? – сказал Бык и они заржали, как могут ржать над всякими чушками только музыканты. – Ну какого не окликни – все Мак, да Мак…
– У них карма такая, – сказал Бабба Б. сквозь ласкающее слух реготание – Это на генетическом уровне…
– Это раса такая… Негуманоидная.
– Га-ага-га-аг-га!
Как обычно, громкий смех вызвал у обитателей бара нездоровый интерес. Из тумана выяснилась кривая фигура, начавшая завтрак давно, со вчера, и всерьез, в лимоном одеянии фигура, и неприятным голосом испросила подробностей, не его ли френч снова стал объектом нездоровой насмешки и не придется ли ему, обладателю замечательного наряда, постоять – и непременно тотчас! – за честь пошитого незабвенной матушкой одеяния? Раскумаренный Бабба Б., не впервые, явно, попадавший здесь в подобный оборот, не глядя, отмахнулся. Дон несколько напрягся. В нем сидело уже три трети чая, и он подумал, не пора ли ему подумать о бдительности… и где там мои деньги… а также мой капитан Др…
– Га-га-га-га! – сказал Дон. Так хорошо ему давно не бывало, даже во время торжеств в честь ему посвященных наград и почестей. Home, sweet home! – как в песне поется. На-на-на… Что-то такое… Ля мажор… Бык небрежно перехватил летящий из глубин желтой манжеты ему прямо в переносицу кулачок, и повернул его вправо и вниз. Опрокинулся стул, вообще результат получился громкий… От стойки к месту конфликта спешили; один из надвигавшихся, подумал Маллиган невнятно, почти наверняка капитан Ристалище, и следовало соблюдать осторожность и проявить повышенное внимание, поскольку капитан – друг, а друзей бить нужно только в самом крайнем случае… Чем меня тут поили, благодушно подумал Бык, брат мой Бабба Бубба, чем ты меня поил таким волшебным? Капитан Ристалище не получил в глаз только потому, что Бык его в последний момент узнал.
– Ну, парень, да ты форсаж-парень! – издалека услышал Бык слова. – Бабба, опять ты свою карюю бурду разливаешь? – Бык свободно мог бы присягнуть, хоть на бортжурнале звездолета "Авангард", хоть на "Хорошо темперированном клавире", что говорили двое, но видел он только милое, родное лицо капитана Ристалища, никогда в жизни, ни-ког-да, я не прибавлю к гордому имени буквы Д… др… дры… га-га-га!
– Ну, блистер треснул, – сказал капитан Ристалище. – Мак, у тебя каспарамид далеко?
– Что это он? – полюбопытствовал бармен, приглядываясь к раскачивающемуся в кресле Дону. – Он что, уже косой пришел? А так, вроде, ровно двигался…
– Испереживался, – мрачно сказал капитан Ристалище. – Нервы сдали. Идите отсюда, что вы, пьяного не видели? – обратился он к зрителям. – Унял бы ты, Мак, своего жирного! – сказал далее капитан Ристалище. – Мне же с парнем сейчас дела делать!
– Погоди-ка, капитан, – сказал вдруг бармен, наклонился над осевшим в глубь кресла Маллиганом и вгляделся. Потом выпрямился и посмотрел на капитана Ристалище. Капитан закусил губу.
– Слушай, капитан, ты телевизор давно смотрел? – спросил бармен.
– Мак, – сказал капитан Ристалище спокойно. – Ты обознался, да? Я его сюда привел, я его отсюда уведу, а понадобится – я за него отвечу.
– Капитан, – сказал бармен. – Я тебя знаю, но перебарщивать-то на кой? Всеобщий розыск! Телевизор закипает! Ты что, космонавт, рехнулся? Ты куда его привез, на "Братск" или куда?
– Да знаю я уже все, не пыли, – сказал капитан Ристалище. – Ты же первый и протелеграфируешь… знаю, что "Братск" – не открытый космос… Ладно. Парень при деньгах, а деньги – при мне, освободи-ка мне на полчаса твою клетушку за стойкой.
– Смотри, – сказал бармен. – Тебя за язык не тянули. А я с тобой даже в долю теперь не пойду. Возьми ключи. У тебя полчаса. А лучше – позвони шерифу.
– Патруль давно был? – спросил капитан.
– А вот это – не знаю, – с нажимом сказал бармен, отворачиваясь. – Полчаса, водила, не больше. И пьешь всегда здесь. Если не сядешь. Слушай, капитан, – позвони шерифу!
Бармен отошел.
Секунду капитан Ристалище думал, стоя над поникшим Быком, глядя то на него, то на весело улыбающегося спящего негра, черти б его драли, то на раскинувшего руки и ноги под столом пострадавшего за честь одежд. Капитан Ристалище не ожидал, что парень Дон столько соли насовал кому-то в вентилятор. Государственный преступник. Н-да… Военное положение… То-то жук, едва глянув на кредитку, шарахнулся… Слава богу, с Запада выскочили… Ну и что, что выскочили?.. Что же мне делать, подумал капитан Ристалище, старый, тертый человек. И он решил.
Он бросил на стол пакетик с таблетками, не распечатав его. Он подхватил Быка подмышки, поднял из кресла, перехватил руку Быка, перекинул ее через плечо и поволок Маллигана за стойку.
За стойкой имела место небольшая бытовка – здесь облеченные доверием или достаточно заплатившие могли спокойно потолковать по-крупному. Капитан Ристалище свалил Быка на диван, еще постоял над ним, меняясь лицом. Вышел из бытовки и подозвал индифферентного ко всему Мака.
– Дай-ка мне телефон. И скажи – когда, все-таки, патруль был?
Мак молчал.
– Ну же, Мак, твою об стойку!
– Минут за десять до тебя патруль заходил, – произнес Мак. – А телефон-то тебе зачем?
– …, – сказал капитан Ристалище. И добавил: -…!
– Ага… Ясно. Правильно, кэп, вот что я тебе скажу… Мы ж не в пространстве… Я уже и сам звонить собрался… сам понимаешь… Слушай, так давай я и позвоню? А ты там с ним посиди, я скажу – так, мол, и так?
– Мне разборки не на…., – угрюмо сказал капитан. – Государственный преступник, твою под дюзой враскоряк! Ах, ты, капитан, две головы, и обе – шлемы… Телефон, говорю, давай!
– Да на, на, – сказал Мак. – Я тут постою. Номер знаешь?
Не отвечая на идиотский вопрос, капитан Ристалище вырвал из руки бармена трубку и вернулся к Быку. Набрать номер оказалось невозможно, вот так, сразу… Капитан дал себе минутную отсрочку. У парня под рубахой был иглокол. Спросонок начнет садить. И его тут же подогреют градусов до трехсот. Капитан украл у Маллигана иглокол, вывернул из иглокола набок катушку и заглянул. В катушке оставалось всего девять игл, видать, дело было с парнем еще до кемпинга "Под Каблучком"… Капитан Ристалище, как наяву, увидел перед собой голыми руками против скорчеров трелюющего казачий наряд парня Дона Маллигана, и как он потом вопросительно наставляет иглокол на него, капитана, а он, капитан, ржет, аплодирует и машет парню: давай за мной, у меня тут машина… И как парень вежливо отстраняет его, опытнейшего пилота, от управления "Владыкой Скорости" и кладет "Стратокастер" за корму, по одним только приборам, вслепую, оставаясь в мертвой для локаторов зоне, – ровно по оси хода шипоносца… пилот же, какой пилот, наш человек, настоящий пилот, и – мастер-пилот… Капитану Ристалищу сделалось необыкновенно мучительно, но он взял себя в руки и набрал в три нажатия код Управления шерифа "Братска".
Этот код он набирал впервые в жизни. Капитан Ристалище сдавал экзамены, зачеты, кровь однажды сдавал, но пацанов – до сих пор никогда. Все в жизни нужно испытать? Пошли вы на хер, но ведь иначе – гарантированный Принстон… Пожизненно. И не уйти по тихому… Язык у Мака так и чешется. Зачем же ты его сюда приволок, капитан ты Ристалище на букву "Д"?..
А куда ж было… кто ж знал?…
– Шериф Лусиа здесь, назовите себя, пациент? – весело сказали в трубке.
У себя за столом очнулся от сладчайшей грезы Бабба Бубба Третий и немедленно не обнаружил напротив себя Дона с Дублина. А ведь именно Дон с Дублина столь лестно отозвался о его, Баббином, слышании мира! И он, Бабба Б., отлично помнил, что брат должен сидеть напротив, и он, Бабба Б., очень огорчился, и несколько стал обижен брата отсутствием. Впрочем, не очень, – брат, видать, отсурлять вышел, сейчас продолжим… Хм, ниггер! А что это у нас за дерьмо на столе, в обличьи каспарамида? Под…л, что ли, кто? Меня, мистера Баббу Б.? И под столом кто-то есть… А, так я уже отблагодарил доброхота, ловкий мистер Бабба Бубба Фри? Где же Дон, белый ушастый брат? Пора же чаю парой выпить! Бабба Б. огляделся. И удивился. Странно. Исчез не только Дон с Дублина. Все исчезли. Бар был пуст. Совершенно. И автомат молчал: вышла программа. Бабба Б. взял со стола "волшебный ключ", вызвал на дисплей управление, тут и на глаза ему снова попался каспарамид на столе. Странно, блин! Бабба прислушался. Тихо. Только автомат издает правильный белый шум… кто-то говорит по телефону. За стойкой. За стеной. Мак трется у двери в бытовку, явно подслушивая… Странно.
Бабба Бубба Третий увидел, как в бар вошел полицейский патруль.
Шериф "Братска" Лусиа сначала не поверил ни единому слову капитана Ристалища. Более того, шериф Лусиа знать не знал и, главное, знать не хотел никакого капитана Ристалища, какового, по его, капитана, словам, все тут, на "Братске", знают. Лусиа прибыл на "Братск" несколько недель назад по трехгодичному контракту, отрабатывать бесплатное обучение в полицейской академии. Работа ему не нравилась: место глухое и негордое. Шериф Лусиа попросил капитана Ристалище не грызть ему, шерифу, мозги, но чертов капитан не отстал, а начал свой донос по второму разу. Вторично выслушивая безумие, несомое перепившим дальнобойщиком, звонившим, естественно, из бара, да еще из "Посиди Здесь", Лусиа вызвал из недр полицейского отдела Меганета досье на Ристалище, капитана. Наверняка космач в карты прогадился на интерес… "Смолк, Джонатан, русский, полный гуманоид… Летчик-космонавт, летная школа Армстронг, Диона, Солсистема, грузовоз, частные перевозки, лицензия номер, "Владыка Скорости", купчая на грузовик… мелкие нарушения… штрафы… парковка в нетрезвом состоянии… драка… драка… сопротивления при задержании не оказано… и снова не оказано… член профсоюза, взносы – вовремя… налоговая полиция – претензий нет… участие в спасательных операциях… медаль профсоюза "За Вовремя Пришел"… Добропорядочнейший гражданин, наверняка проигрался – иначе бы с чего вздумал тюль вешать, да еще старшему офицеру, да еще при исполнении служебных обязанностей… Внезапно в голове у шерифа сверкнуло золотое воспоминание, и Лусию прошиб пот, и он переспросил:
– Повторите фамилию подозреваемого, пациент? – А сам прогнал с монитора синюю панель досье и, вызвав оперативную, непрерывно пополняющуюся, сводку, холодными пальцами настучал в графе "FIND" фамилию "Маллиган". Если он не ошибался… Точно!
Он получил ответ мгновенно, еще по дайджесту. Ответ потряс его. И, читая полный вариант сводки, он переспросил информатора совершенно уже по инерции:
– Как называется ваш грузовик, капитан?
– "Владыка Скорости", шериф, да, блин, сколько я буду вас еще убеждать, что мне это, языком по яйцам, что ли?! – взорвался на том конце провода пациент Джонатан Смолк, капитан Ристалище, свидетель №1 по делу, чье имя и название чьего корабля червонным золотом горело на мониторе перед совершенно охреневшим от неожиданности шерифом Лусией.
(Документ 25)
17.3.354 – 04.45. ОСОБО ВАЖНО! ВСЕМ! ОСОБО СРОЧНО! СОВЕРШИЛ ДЕРЗКИЙ ПОБЕГ ИЗ-ПОД АРЕСТА – МАЛЛИГАН ДОНАЛЬД, УРОЖЕНЕЦ ДУБЛИНА, ПОЛНЫЙ ГУМАНОИД. РАЗЫСКИВАЕТСЯ УПРАВЛЕНИЕМ ШЕРИФА ДУБЛИНА ПО ПОДОЗРЕНИЮ В УБИЙСТВЕ ТРЕТЬЕЙ СТЕПЕНИ. РАЗЫСКИВАЕТСЯ ГЛАВНЫМ УПРАВЛЕНИЕМ ВОЕННОЙ ПОЛИЦИИ СМГ ПО ПОДОЗРЕНИЮ В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИЗМЕНЕ В БОЕВОЙ ОБСТАНОВКЕ, ПРИВЕДШЕЙ К ТЯЖЕЛЫМ ПОСЛЕДСТВИЯМ. ВООРУЖЕН, ОЧЕНЬ ОПАСЕН! ПРИ ЗАДЕРЖАНИИ СОБЛЮДАТЬ ОСОБУЮ ОСТОРОЖНОСТЬ!
ПОБЕГ СОВЕРШИЛ С ТЕРРИТОРИИ ЗАПАДНОЙ ОБЛАСТИ, ЗАХВАТИВ ГРУЗОВОЕ СУДНО ТИПА «ТИМУР» РЕГИСТРАЦИОННЫЙ НОМЕР ТАКОЙ-ТО «ВЛАДЫКА СКОРОСТИ». ВОЗМОЖЕН ЗАЛОЖНИК – ПИЛОТ ГРУЗОВИКА СМОЛК ДЖОНАТАН, ТОЧНЫЙ СТАТУС СМОЛКА НЕ УСТАНОВЛЕН, ПРИКАЗ – ЗАДЕРЖАТЬ ЕГО ТАКЖЕ ДЛЯ ОТБОРА ПОКАЗАНИЙ И ВЫЯСНЕНИЯ СТЕПЕНИ ЕГО ВИНЫ ИЛИ НЕПРИЧАСТНОСТИ.
ПРИКАЗ: ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ! ПРИМЕНИТЬ ВСЕ МЕРЫ К АРЕСТУ МАЛЛИГАНА ДОНАЛЬДА. БРАТЬ ТОЛЬКО ЖИВЫМ, НЕ СЧИТАЯСЬ СО СЛОЖНОСТЯМИ ИЛИ ПОТЕРЯМИ.
ЛЮБАЯ, ПОЛУЧЕННАЯ ОТНОСИТЕЛЬНО МЕСТОНАХОЖДЕНИЯ МАЛЛИГАНА ДОНАЛЬДА ИЛИ ЕГО НАМЕРЕНИЙ, ИНФОРМАЦИЯ НЕМЕДЛЕННО ДОЛЖНА БЫТЬ ПЕРЕПРАВЛЕНА В ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ВОЕННОЙ ПОЛИЦИИ ДЕЖУРНОМУ ОФИЦЕРУ; КОПИЯ – МИНИСТРУ ОБОРОНЫ СМГ (ПО ПАРОЛЮ «МАЛЛИГАН»), КОПИЯ – КОМАНДИРУ БЛИЖАЙШЕГО К ТОЧКЕ ОБНАРУЖЕНИЯ МАЛЛИГАНА ДОНАЛЬДА ВОЕННОГО ЗВЕЗДОЛЕТА И/ИЛИ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ.
ЧАСТНЫМ ЛИЦАМ, СООБЩИВШИМ О МЕСТОНАХОЖДЕНИИ МАЛЛИГАНА ДОНА, О НАМЕРЕНИЯХ ЕГО, ИЛИ ПРИМЕНИВШИХ СЕБЯ К ЗАДЕРЖАНИЮ ПРЕСТУПНИКА, НЕМЕДЛЕННО МЕСТНЫМ УПРАВЛЕНИЕМ ШЕРИФА ВЫПЛАЧИВАЕТСЯ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ В РАЗМЕРЕ ЛЮБОГО РАЗУМНОГО ЭКВИВАЛЕНТА 100000 (СТА ТЫСЯЧ) ЗОЛОТЫХ ГАЛАКТИЧЕСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО БАНКА – В ВИДЕ КОРОЛЕВСКОГО ВЕКСЕЛЯ.
ЧИНАМ АРМЕЙСКИХ ИЛИ ПОЛИЦЕЙСКИХ ФОРМИРОВАНИЙ, ЗАДЕРЖАВШИМ МАЛЛИГАНА ДОНАЛЬДА ВЫПЛАЧИВАЕТСЯ ПРЕМИЯ В РАЗМЕРЕ ОБЪЯВЛЕННОГО ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ.
– …да заснули вы там, нет! – орал в ухо Лусии Джонатан Смолк.
– Мистер Смолк, – собрав в единое целое все свое умение разговаривать членораздельно, произнес шериф Лусия. – Высылаю наряд. Вы в опасности? Вы заложник?
Смолк помедлил.
– В общем, да, заложник… А опасность… он спит… пьяный.
– Он вооружен?
– Да был у него иглокол армейский… я его забрал. У меня его иглокол. Но он, должен я вас предупредить, и пьяный, и без оружия – ничего себе парень.
Пальцы Лусии тем временем успели нажать все необходимые тревожные кнопки. Связь Лусия перевел на шлемный коммуникатор, а шлем надел. В дежурке "Братска" шериф находился один, но он знал, что все наличествующие на станции полицейские силы уже спешат, на ходу консолидируясь, бегут, едут, скачут, а также возвращаются к бару "Посиди здесь". Карта "Братска" возникла перед Лусией, Лусиа сунул руки в перчатки управления и опустил на глаза щиток шлема, – карта рывком приблизилась к нему, обрела трехмерность, цвет… режим биолокации… режим отсеивания… показать полицейских…
– Уточните точное местонахождение подозреваемого, мистер Смолк, – сказал Лусия хрипло. Боевое задержание с призом в сто тысяч круглых он проводил впервые. Это вам не кража живых абрикосов с грузовика, не удалая махаловка в предшлюзье Большого Склада, и даже не эвакуация людей из аварийного монтажного модуля после прямого попадания газового метеорита…
– Бытовка за стойкой бара. На диване спит, – сказал Смолк неохотно. – Мне что делать?
– Оставайтесь на месте, Смолк. Когда войдут полицейские – ложитесь немедленно на пол, лицом вниз, руки на затылок.
Так, вот он, бар "Посиди Здесь", укрупнение… а вот и бытовка. Вот они, двое. Второго выхода из бытовки нет… диаметр вентиляционного выхлопа – 25 сантиметров… хорошо… а если газку через вентилятор, вот хотя бы из пятого колена воздуховода?.. он почти под баром… ну-ка, калькулятор… эх, нет, там дальше заслонок нет, все крыло усыпим, а там сварочные работы, опасно…"Не считаясь с потерями", – а как насчет гражданских? Начальнички! Так, теперь, диспетчеру – закрыть порт, отказать всем в старте… всю связь "Братска" – на меня. Телеграммы по паролю "Маллиган" – отправить!
– Смолк, доложите обстановку!
– Спит. На бок перевернулся со спины… Долго вас ждать, легашей доблестных?
– Тише, Смолк. Бар уже блокирован. Я сообщу вам.
– Здесь помощник шерифа Рутенберг, старший тройки. Вошел в бар. Посетитель только один. Опасности не представляет. Отсекаю его, вывожу в коридор. Бармен показывает нам направление. Брать?
– Ждите подкрепления. Рылов, Борски?
– Здесь Борски. Я на подходе.
– Здесь Рылов. Выхожу из лифта на ярус.
– Рутенберг, почему от вас нет картинки ко мне?
– У меня неполный костюм. Выдвинулись прямо с завтрака, по тревоге.
– Непрерывный доклад, Рутенберг.
– Есть, шеф. Действовать по обстановке?
– Подождите. Вот подкрепление. Борски, входите в бар. Рылов, блокировать двери, охранять территорию операции. Рутенберг, Борски, все, слушать меня. В бытовке, за стойкой, двое: подозреваемый и заложник. Подозреваемый, судя по словам заложника, сообщившего о себе, пьян и спит. На диване слева от входа. Однако, информат Главного Управления описывает подозреваемого особо опасным, он способен очнуться и с ходу оказать весьма квалифицированное сопротивление, ему, как я понимаю, терять нечего. Приказ: ни в коем случае не стрелять.
– Ничего себе приказ! – сказал Рутенберг.
– Молчать, слушать. Приказано брать только живым. Государственный преступник, ребята. И очень большое вознаграждение. А потеряем парня – трибунал. Подозреваемый числится за военной полицией, поняли? Приказ: задержать подозреваемого, тотчас усыпить, вытащить в зал и охранять до моего прибытия. Гражданских лиц из оперативного пространства изъять, блокировать весь ярус. При малейшем намеке на оказание помощи задержанному со стороны случайных лиц – без предупреждения применять силу, жёстко нейтрализовывать, а при необходимости и подавлять опасные проявления. Флаг, легавые, иду к вам. Операцию начать!
– Есть, шеф!
Проверяя спецкостюм перед выходом из дежурки, шериф Лусиа отметил время: 18.41 среднего и 9.00 по времени "Братска".
Хакер-перехватчик цыган Халява засек пароль "Маллиган" на входе в коммутатор Генерального Штаба Министерства Обороны в 18.42. Халява зашевелил жвалами, застучал по прутьям гнезда всеми восемью костяными ногами и немедленно начал переадресовку трансляции с "Братска" в режиме реального времени на коммуникатор барона-мстителя Тычку Егора. Тычку Егор стартовал в направлении "Братска" в 18.52. Его "Шатер" находился от грузового двора в трехстах минутах полета. Уже при разгоне, следуя договоренности, Тычку Егор позвонил Хонэде и обещал держать его в курсе.
В апартаментах "Блистающего" посреди вечеринки, посвященной величию и доблести Мон Шера Великолепного, посрамившего всех на свете казаков и террористов индейской национальности, а также конкурентов, зазвонил телефон. Мон Шер Великолепный выпутался из множественного объятия, накинул халат и ответил на звонок. Его рьяный и высокооплачиваемый поклонник, некто Тонторино с планеты Столица, имеющий по службе допуск к хранилищам досье в массиве Главного Полицейского Управления, сообщил о проявлении искомого певца и композитора Маллигана, коварно похищенного недобросовестными конкурентами у Антуана Z. Светосранова, с применением Военно-Космических Сил, из-под самого благоуханного носа. "Поворот все вдруг!" – закричал с выражением А.Z.Светосранов, и, в распахивающемся халате, теряя с ног сабо, побежал на мостик "Блистающего", во весь голос призывая к себе пилота и отдавая распоряжения. "Блистающий" так же отправился к "Братску", исходя с бортов огнями, испуская в космос шутихи и волчки.
Баббу Б. очень мягко, но ловко и настойчиво, подхватили под белы – в смысле гигиены – ручки, и вынесли из бара в коридор. В коридоре, изумив Баббу Б. совершенно, оказалась целая дивизия полицейских, незнакомых, не местных, в шлемах, молчаливая и озабоченная дивизия. Баббу прижали к стеночке, показали ему палец, прижатый к черному стеклу боевого шлема, а потом – кулак. Бабба Б. не рискнул протестовать – на него произвела огромное впечатление и неожиданность событий, и тишина, которая окружала непонятное толковище. Если бы брали меня, то я уже встревожился бы, подумал Бабба Б, слишком тихо… И тут до него дошло – кого собираются брать.
В сущности, ну что знал Бабба Бубба Третий о Доне Маллигане, кроме того, что Дона Маллигана зовут Дон, что он гитарист, умеет петь, родился на Дублине и очень хорошо слышит? Все, больше ничего. Как вы полагаете, достаточно ли вышеперечисленного, чтобы составить о Доне Маллигане мнение и выработать модель, качество и насыщенность отношения к нему?
Это вы так полагаете. И продолжайте себе полагать, пока не сдохнете в неведении.
А музыканту – достаточно.
– Чего вы тут? – спросил Бабба Б. шепотом у контролирующего его невысокого копа.
– Молчи, толстый, не твоя забота. Молись, что живым убрали, – ответствовал коп.
Все было ясно. Бабба обратился в слух и огладил пальцами зажатый в руке "волшебный ключ". Дверь в бар полицейские не закрыли, и Бабба Б. очень отчетливо все происходящее внутри словно собственными глазами видел и понимал.
Подготовка к операции всегда дольше и умнее, чем сам процесс. Дон открыл глаза. Тишина разбудила его – точно так же, как разбудила она Збышека давеча. Помощник шерифа Рутенберг и помощник шерифа Борски вошли в бытовку. Капитан наш Ристалище находился в процессе положения себя на пол, ровно как и приказывал шериф Лусиа. Дон был пьян, но он не был болен. Он вскинулся и вскочил – как чертик. Удар прикладом помпового ружья по голове не добавил ему сознания, но снял все идиотские вопросы, которые Дон обожал задавать в подобных случаях. Дон упал на колени. В голове стоял треск. Один из полицейских, прикрывавших зал бара, в это время принялся, не отрывая взгляда от роковой двери бытовки, теснить бармена Мака к выходу в коридор. Рутенберг забросил ружье в заплечную кобуру и навалился на Дона сверху, просунул руку ему под бороду и придушил. "Помочь, Абрам?" – спросил Борски. "Справлюсь. Выводи заложничка. Приготовьте там инъектор." Борски пнул капитана Ристалище ногой, заставил его встать на четвереньки и выбежать вон из бытовки. Дон захрипел. Бабба Б. слушал и слышал. "Тихо встать! – приказал Рутенберг. – Дернешься – сломаю шею. Если понял – щелкни пальцами." Дон щелкнул пальцами. Рутенберг напрягся и поднял Дона с колен, не отпуская его и направляя. Они вместе, боком, вывалились в зал. Борски, бледный и деловитый, звякал вокруг них наручниками. Ноги Дона стремительно тяжелели. "Ты его задушишь, Абрам," – сказал кто-то из тройки Борски. "Руки вперед, Маллиган!" – с натугой сказал Рутенберг и, увидев, как Маллиган вытянул руки, отпустил его.
Бабба Б. нажал на "волшебном ключе" знак "PLAY". За несколько секунд до этого он увеличил громкость музыкального автомата до максимума. Это все, что он мог сделать для брата, но он сделал это.
Грудь у войсаула Полугая была молодая, твердая, сухая, совершенно безволосая, а соски у него были маленькие, мгновенно твердеющие, если по ним провести языком, но нельзя, нельзя проводить языком, Энди, и думать не моги: спит свет ясный, утомившись администрированием и беспокойством, свет ясный, Кирьян Антонович… а и береги сон мужнин, жена, ибо так, и только так предначертано… Полугай дремал, а Энди Костанди, в одночасье познавшая неожиданно, что такое – любовь с первого взгляда и до смерти, и насколько любовь выше и значительней обыкновенной влюбленности, – наоборот, не спала, лежа щекой на груди единственного из возможных в Галактике мужчины, – Кирьяна Полугая.
С трудом покорившийся войсаулу "Калигула" стоял неподвижно в пространстве, навигационные огни были погашены, камуфляж включен, изредка только, на специальной частоте, доступной исключительно военным кораблям, подавая сигнал "Бип-бип" ("Я здесь – В засаде – Урга – Все в порядке – Не беспокоить – Не замечать!"). Полугай не сумел прикрыть киберпилотам блоки сознания, поэтому пришлось отключить их к шутам собачьим от питания аварийным рубильником, а на ходу пользоваться элементарным бортовым калькулятором. На "Калигуле" царила полная тишина… привычные уху любого космонавта звуки жизнедеятельности корабля просто не замечались… Войсаул спал утомленный, а наша Энди Костанди была преисполнена любви, и вряд ли даже мгновенный грохот катастрофы отвлек бы ее сейчас от наслаждения слышать стук бьющих в унисон сердец, ды-ды-ды, и так далее, см. дамские романы…
Полугай стоял в засаде над Велиндой. "Владыка Скорости", несший оплаченный груз каэтана, рано или поздно, но должен был появиться здесь. Впрочем, Полугаю больше негде было ждать. На пульте радиоцентра мигал в режиме "поиск" индикатор конкретной массы (настроенный на массу "Владыки Скорости), да поворачивалась над штурманским столом голографическая схема доступного для обработки мощнейшим сканером "Калигулы" пространства.
Засада всегда скучна, особенно засада плохо мотивированная, засада на удачу. Маллиган мог сто раз сойти с грузовика. Или сбросить груз и труп капитана в космос, и идти преспокойно в одному ему известном направлении, на тайную базу, ведь дело в Аяксе все-таки стояло туго… Полугай выбрал место для засады сразу после истории с изгаженным ордером, находясь в ярости, а последующий скандал с неподчинением ему киберпилотов ярость усугубил, – дрянь было место для засады, прекрасно Полугай понимал. Как не парадоксально, но привела его в чувство маллигановская баба, захваченная им на охоту в качестве живца… и после двух дней общения с ней Полугай не мог не признать, что вкус глумливый подонок ротмистр имел отменный… Правда, дура-баба явно втюрилась, но это очень хорошо. Хлопот меньше. Ну баба же, что вы хотите!.. Полугай продолжал ждать даже во сне, и ему снилось то, что вы сейчас прочитали.
Нашей Энди Костанди, Наконец Полюбившей, ни о чем таком низком не думалось. Никогда в жизни ей не было еще так безопасно и тепло. Это напоминало кислородное опьянение, каждое движение возбуждало, в ушах сладко шумело, во рту было хорошо, на ресницах сладость, грудь полна и готова, и стон изнутри распирает… но нельзя, Энди, Счастливая, не смей беспокоить усталого Кирьяна Антоновича, отринь себя, свои животные плотские глупости, познай же сладость отречения, когда бережешь ты сон и очаг твоего единственного и так далее… И Энди наша Костанди изо всех своих сил сохраняла полную неподвижность. Левая ее ладонь остекленела в районе паха Кирьяна Антоновича от страха интимно обеспокоить, правая рука затекла вообще от пальцев до локтя, на локте помещался стриженный затылок Полугая… но Энди вечность так выдержит, до конца, хотя шея ее горит одновременно от щекочущего дыхания сквозь бороду Полугая и от напряжения, – Энди позволяла себе только чуть касаться щекой груди его, голова была почти на весу… И она была счастлива. Ужасно, верно? Но что делать – женщина. Тысяча ликов, и каждый – истинен. В нашем, дорогие читатели, случае, нам приходится иметь как и Двойного Героя, так и две Энди Костанди. Энди Первая – до Кирьяна Антоновича. И Энди Вторая – при нем.
Но вправе ли мы, дорогие читатели текста, осудить женщину, коль вздумалось ей полюбить? Вправе? Не вправе? Ах, сразу видно нам, Авторам, кто нас читает сейчас… А вы бы, дама, помолчали бы, раз уж лесбиянка.
Одним словом, как записал в своем дневнике один неописанный Персонаж одного Писателя: "Оно конечно любовь поражает как финский нож… внезапно и все такое, вот только, как правило, поражает она, как минимум, – троих, и одного – насмерть…"
И это все, что мы, Авторы, имеем сказать об этом.
Писк коммуникатора сбросил с Полугая сон, бабу и одеяло. Голый, он одним прыжком вылетел из каюты и через мгновение оказался уже в рубке, у рации. Звонил Гневнев.
– Кирьян Антоныч?
– Говори, капитан.
– Его пытались взять. Грузовой двор "Братск". Он ушел. На том же самом грузовике. Упустили, словом.
Полугай зарычал, совершенно как водяной насос.
– Однако, есть три вещи. Одно. Один ушлый коп-радист засек остаточное излучение индивидуального коммуникатора Маллигана – Маллиган коммуникатор почему-то не выбросил. Так вот, коп засек его, обсчитал сигнал, усилил его и поставил на повтор-определитель. Другое. Грузовик не заправлен воздухом. И третье. Он безоружен. Совсем.
– Его видят по коммуникатору?
– Да. Его ведут. Его ведет Махоркин. Сам понимаешь, Кирьян Антоныч, – Махоркин не выпустит. Ну, да должен же он был, твой Маллиган, наконец ошибиться. Его можно догнать и сбить в любой момент, но войсковой атаман Кребень приказал не трогать, – вести до финиша.
– Капитан. Я его беру, я его сам делаю, – сообщи Кребню. На живца я его делаю, гада. Что мне от тебя нужно? Перелей в калькулятор штурмовика координаты Маллигана, полное описание грузовика. Имей в виду, что я лишен компьютерного обеспечения, – наведи меня сам по сети. И вообще, дай мне на прямую непрерывную Махоркина. Когда все случилось?
– Сорок минут назад. Я сообщил так скоро, как только мог.
– Ряхлов не объявился?
– Никак нет. Исчез пацан.
– Хорошо. Потом. Арестованного сдал благополучно?
– В тот же день. Курьер увез. Все нормально. Пошла к тебе информация, Кирьян Антоныч. Только… смотри, войсаул – ты враскоряк с приказом Кребня… Подумай! Не сходи ты с ума, батька!
– Спасибо, капитан. Я как раз стараюсь не сойти с ума. Флаг. Я на охоте.
Системный оператор "Коня белого" Тарас Махоркин тут же и объявился. Цель оставляет слабый, но незамыленный след в телефонной сети Меганета. Цель непрерывно маневрирует, но маневр физический, коммуникационный след не мылит, наверное, даже и не знает про него. Даю счет на ваш калькулятор, рекомендация: перейти в киберспейс, пилотировать корабль виртуально. Расчет сопряжения даю. Ваш киберпилот закрыт, прикажете инициировать? Понял, отставить. Пошел счет.
Через некоторое время, как только калькулятор вспыхнул готовностью и приступил к ориентации штурмовика на след, Полугай, натянувший на уши тесный ему летный шлем, взялся за джойстики. Нос штурмовика выискал в пространстве цель, индикаторная панель процессора показала, что к старту все готово. Педаль в пол.
Нежные руки обвили шею войсаула, затем шелковистое тело оказалось у него на коленях, и войсаул громко закричал, испытав необыкновенное чувство, с доходящей даже до болезненности пронзительностью ощутив себя настоящим мужчиной.