"Великолепная пятерка" - читать интересную книгу автора (Гайдуков Сергей)

Борис Романов: под колпаком (2)

На следующий день его не потащили в СБ для разбирательств и не вышибли с работы. Отсюда можно было делать взаимоисключающие выводы: то ли никаких микрофонов в лифте не было и в помине, то ли в СБ решили дать Борису с Монстром еще немного порезвиться. Борис не стал ломать над этим голову, он просто поехал на работу, отпахал там положенное количество часов, стараясь общаться только с монитором и не думать ни о чем, кроме длинных строчек с цифрами... А потом он поехал домой, чтобы успеть перекинуться парой фраз с дочерью, прежде чем она пойдет спать, и посидеть минут двадцать с женой у телевизора, прежде чем в сон потянет его самого... А утром снова в машину и снова на работу. А потом — снова вечер. А потом — снова утро. Чрезвычайно интересная и насыщенная жизнь. Борис был бесконечно счастлив, вспоминая похожие одна на одну недели — от января до мая. Потом становилось легче, потому что наступала весна, ощутимая, яркая, палящая радостным солнцем. В мае становилось окончательно ясно, что прожит еще один годичный цикл, и стало быть, скоро будет отпуск, и можно будет на две недели вырваться из утомительной до смерти круговерти...

— Я думала об отпуске... — сказала Марина, поймав тот краткий промежуток времени, когда Борис уже приехал с работы, но еще не завалился спать.

— Знала бы ты, как часто я о нем думаю, — пожаловался Борис. — Иногда мне кажется, что я просто не доживу до июля...

— Случайно зашла в турагентство... Там неплохие туры по Европе. Как ты на это смотришь?

— Мы поедем в Турцию, — сказал Борис, на ощупь отыскивая чашку с кофе. Странно, но его уже не спасали и тонизирующие напитки. То ли он слишком утомился, то ли все дело было в нервах.

— Мы уже были в Турции, — напомнила Марина, и Борис услышал в ее голосе легкое неудовольствие. — Мы там два раза были. Мне кажется, достаточно. Почему бы не съездить в Европу?

— Потому что у нас пансионат в Турции, — пояснил Борис. — А в Европе у нас нет пансионата. Говорят, будто в Испании что-то там затевается, но это все еще вилами на воде писано...

— То есть тебе на работе опять дают путевку в Турцию?

— Угу...

— Ну так откажись.

Борис нахмурился и отлепил спину от мягкой спинки дивана.

— Я не могу отказаться.

— Как это?

— Потому что мне ее не предлагают. Мне ее дают. В данном случае это все равно что командировка. От этого не отказываются.

— Это бред какой-то... Это отпуск, а не командировка!

— Это отпуск с ограничением свободы передвижения. Или мы едем в Турцию, или мы вообще никуда не едем.

— Да кто это придумал?!

— Большие люди, — Борис потыкал пальцем в потолок. — Не переживай, это не только меня касается...

— Я вчера разговаривала с женой Бондаренко, так они едут на Мальту! Они не едут в Турцию!

— Бондаренко? — Борис наморщил лоб. — Ну, значит, у того отдела, где работает Бондаренко, пансионат на Мальте.

— Они сами так решили! Они сами решили поехать на Мальту — и они едут! Почему мы не можем сами решить?!

— Это жена Бондаренко так думает — будто она сама решила... На самом деле за нее все уже давно было спланировано. Или... Это тот Бондаренко, что на третьем этаже? У которого собака?

— Да, это он...

— Ну, — снисходительно усмехнулся Борис. — Его могут отпустить куда угодно. Хоть в Израиль, хоть в Штаты. Потому что он ноль. Потому что он не представляет никакой ценности. О нем не беспокоятся, как обо мне.

— А ты, получается, очень ценный?

— Получается, так.

— Из-за твоей ценности мы будем до конца жизни ездить в один и тот же пансионат?!

— Я же сказал, будет еще в Испании...

— А может, из-за твоей ценности нам с Олеськой скажут сидеть дома и на улице не показываться?! Что это за дурацкие правила?! Кто им дал такое право — лишать людей свободы выбора...

— Фирма обеспечивает нашу безопасность, — скороговоркой, как само собой разумеющееся, проговорил Борис. — В обмен на это мы жертвуем частью своих свобод. Мне кажется, это разумный обмен. В том турецком пансионе ты можешь быть полностью спокойной за Олеську, за себя, за меня...

— То есть для тебя — это нормально?

— Это для меня приемлемо.

— Ты стал просто как зверек какой-то дрессированный... Тебя приручили, раскормили, вот ты больше и не замечаешь, что сидишь в клетке.

— Ты тоже сидишь со мной в клетке, — напомнил Борис. — Эта клетка стоит не меньше трехсот тысяч долларов...

— Квартиры из жилого комплекса не продаются на свободном рынке, — напомнила Марина. — Так что цена ей не триста тысяч баксов. Ее цена — это твоя и моя свобода...

— Ты не в настроении сегодня, — заметил Борис. — Это странно. Ты же специально ушла с работы, чтобы не дергаться, не нервничать...

— Вероятно, я ошиблась. Источник моих стрессов — не в работе, а в доме. Точнее, в осознании того, что я по-прежнему не могу делать то, чего хочу.

— Лично я хочу спать, — признался Борис. — И ты можешь обижаться сколько вздумается, но когда я приползаю с работы, а ты мне начинаешь жаловаться на свои трудности, выдуманные за день... Как-то мне не очень все это нравится. У меня и на работе хватает головной боли.

Только он это сказал, как головная боль действительно пришла. Только он это сказал, Марина и вправду обиделась. И никак не отреагировала на просьбу мужа поискать растворимый аспирин. Борис поворчал и сам пустился на поиски, которые закончились ничем. Борис поворчал чуть погромче, но потом все же накинул куртку, вышел из квартиры, спустился на лифте вниз и двинулся в сторону круглосуточного супермаркета, где работал и аптечный киоск. Идти было всего ничего, к тому же Борис надеялся, что свежий воздух подействует благотворно и изгонит головную боль еще до дверей магазина.

Ему и вправду полегчало, но не настолько, чтобы он забыл о лекарстве. Под мирное тявканье выгуливаемых собак Борис добрел до супермаркета, толкнул дверь и оказался в радостном разноцветном мире сотен совершенно необходимых товаров, замерших на длинных полках в ожидании покупателей. Борис скорым шагом миновал продовольственную секцию, преодолел залежи хозяйственных товаров и уперся в стену — аптечного киоска на прежнем месте не было. Озабоченный, он развернулся и стал прочесывать супермаркет ряд за рядом — как назло, ни одна из болтливых продавщиц-консультантов на пути ему не попадалась: они словно попрятались и ждали, когда перестанут быть Борису нужными.

Наконец Борис вспомнил о существовании подвешенных к потолку указателей — задрав голову, он стал высматривать нужную ему надпись и вроде бы уже высмотрел в дальнем конце торгового зала...

— Здравствуйте.

— А? — Борис оглянулся и не сразу понял, от кого исходит негромкое приветственное слово. Высокорослый прыщавый парень стоял у полки с мужскими дезодорантами, слева от него призывно улыбалась картонная девица с новым шампунем в руках, а еще левее стоял, чуть ссутулившись, немолодой мужчина в расстегнутом длинном плаще, под которым виднелся дорогой костюм. По костюму Борис его и узнал — это был сосед по просмотровому залу. Шестнадцатый этаж главного корпуса, сектор "Д". Мужчина смотрел на Бориса немного смущенно, будто просил о каком-то одолжении.

— Здравствуйте, — сказал Борис. Высокий парень обернулся, убедился, что обращаются не к нему, и удалился в недра парфюмерного отдела.

— Мы виделись, — не очень уверенно сказал немолодой мужчина и сделал шаг навстречу Борису. Это движение пояснило многое — в кейсе, который мужчина держал, зазвенели, столкнувшись, бутылки. От самого держателя кейса повеяло алкоголем, а небольшая коробка, которая была у мужчины в другой руке, судя по надписи, гарантировала избавление от запаха спиртного изо рта.

— Я помню, — ответил Борис, не двигаясь с места и пытаясь сообразить — не допускает ли он ошибки. Должен ли он признавать факт того просмотра? Должен ли он обсуждать тот просмотр, если мужчина начнет такой разговор? Не ошибся ли он, когда сказал человеку с кейсом: «Помню»? И не провокация ли это? Не продолжение ли это проверки со стороны СБ?

Борису захотелось убежать куда-нибудь в сторонку минут на пятнадцать, все хорошо обдумать, а уже затем снова подойти к мужчине, решившему прикинуться трезвенником.

Но бежать было поздно — мужчина сделал еще один шаг и оказался рядом с Борисом. Теперь можно было совершенно точно утверждать, что исходит от человека с кейсом не просто запах спиртного, а запах насыщенный, прочный, стойкий. Немало нужно принять разных напитков, чтобы заработать такой запах. И это тем более было странно, что по всем приметам мужчина занимал высокое положение в корпорации. Такие люди если и пьют, то за плотно закрытыми дверями, чтобы потом личные водители транспортировали тело точно в квартиру — и опять-таки плотно закрыли дверь. Что-то должно было случиться, если люди высокого ранга начинают бегать в супермаркет за бутылками. И Борис, кажется, знал, что случилось.

— Как у тебя со сном? — не слишком внятно выговорил мужчина. Его помятое временем и стрессами лицо сохраняло то же смущенно-растерянное выражение.

— Нормально, — сказал Борис, фиксируя боковым зрением наличие рядом аж двух видеокамер. Они висели абсолютно открыто и предназначались вроде бы не для слежки за сотрудниками «Рослава», а для предотвращения воровства... Но так или иначе факт беседы Бориса с безымянным мужчиной сейчас фиксировался на пленку. Самообладания и хладнокровия Борису это обстоятельство не добавило.

— Хорошо спишь? — с завистью спросил мужчина. — А я — нет...

Борис не знал, что нужно сказать в ответ. Посочувствовать? Пожаловаться на свою головную боль?

— Я нажрусь таблеток, чтобы уснуть, — продолжал негромко говорить мужчина. — А потом все равно просыпаюсь — в три часа, в четыре... Когда темно. Смотрю в потолок. И вижу там того парня... Ну, который тогда в телевизоре...

— Извините, — Борис сделал попытку отойти в сторону, но понял, что мужчина вцепился ему в рукав двумя пальцами, вцепился крепко. Вцепился, чтобы договорить свое до конца. Бориса от его слов прошиб холодный пот.

— Я его вижу на потолке... Вижу весь тот фильм от начала и до конца... Как он говорит... И как его — ножом... И жену его вижу...

— Я не понимаю, о чем вы говорите! — вдруг вырвалось у Бориса. Мужчина недоверчиво посмотрел Борису в глаза, как бы спрашивая — ну и зачем ты мне врешь, парень? «Затем, что я хочу пройти проверку! И я не хочу стать новой жертвой в новом фильме, который будут потом показывать другим людям, чтобы запугать их до полусмерти... Чтобы устроить им проверку...»

Мужчина выпустил рукав Борисовой куртки и отшатнулся, словно увидел в глазах Романова нечто отталкивающее. Нечто столь же страшное, что и картины, появлявшиеся посреди ночи на потолке и превращавшие дорогую, недавно отремонтированную квартиру в ад.

— Это все неправильно, — жалобно сморщившись, сказал мужчина. — Так не надо было делать... Человек же работал, отдавал силы, время... Ну, ошибся, ну наказать его нужно было, но ведь не так же! И жену — зачем жену-то?! Я вот тоже сколько лет уже... И мне — такое показывают! Не надо было так делать... Если предупредить хотели — мол, смотрите у нас... Можно было по-другому, не так...

Борис осторожно качнул головой, что можно было воспринять и как знак согласия, и как просто выражение сочувствия к расстроенному и подавленному человеку. К тому же слегка выпившему.

— И зачем же было того мужика сразу — так... — мужчина говорил все тише, но Борис различал каждое слово, потому что слова эти были о том, что не давало покоя и ему самому. — Ведь и по суду бывают ошибки, когда смертный приговор выносят. Сначала расстреляют, а уже потом выяснят, что не виновен... Так ведь тут тем более может случиться... Выяснят — не виноват был мужик, ошибка вышла... Про жену я не говорю, само собой, не стоило ее... А уже поздно... А уже и не исправишь... А-а-а-а... — он махнул рукой, пошатнулся, вспомнил про оброненный пару минут назад аэрозоль против алкогольного запаха изо рта, нагнулся за ним, снова пошатнулся и едва не упал. Борис инстинктивно протянул руку, чтобы поддержать его, но мужчина устоял, выпрямился, снова посмотрел на Бориса и устало сказал, подводя всему неутешительный итог:

— Вот так...

— Осторожнее... — с запозданием вырвалось у Бориса по поводу опасных наклонов за аэрозолем. Мужчина же понял произнесенное слово как-то по-своему и изменился в лице. Не в лучшую сторону.

— Осторожнее? Так ты... Ха! — выдохнул мужчина, как будто только что совершил крупную и непоправимую ошибку. — Так ты — оттуда...

— Откуда?

— Тогда все понятно. Понятно, почему ты так на меня смотришь. Но я же пьяный. Я просто пьяный. Так что забудь все, что я наболтал, ладно? Ладно?

Борис не мог сопротивляться умоляющему выражению в его глазах и сказал:

— Ладно.

— Вы молодцы, ребята, — сказал мужчина уже громче. — Все правильно вы делаете. Так и надо. Главное — чтобы порядок и дисциплина. А то пораспускаются все... Я полностью поддерживаю... И одобряю. Так Челюсти и скажи...

— Кому?

— Челюсти, — повторил мужчина. — Это ведь наверняка его идея. Это он у вас главный массовик-затейник...

Вот тут она и возникла как из-под земли.

— Лена, — спросил Борис, прочитав надпись на карточке. — Где у вас тут аптечный киоск? Мне аспирин нужен — позарез...

— Я вас провожу, — охотно предложила продавщица и повела Бориса, закладывая отчаянные виражи на поворотах и развивая спринтерскую скорость на прямых дистанциях. Она здесь чувствовала себя как опытный проводник в лабиринте, а мужчина с кейсом остался позади, затерялся в лабиринте, и Борис не испытывал ни малейшего желания его отыскивать. Хватало и собственных кошмаров.

Он купил еще литровую бутылку газированной минералки и пластиковый стакан, тут же растворил в воде две таблетки и выпил, а потом смотрел через окно на башни многоэтажек и желтые кляксы фонарей, смотрел и ждал, пока сдохнет ноющая навязчивая боль в его черепе.

Боль вскоре ушла, Борис побрел домой, отчаянно зевая и поеживаясь от весеннего холода, который воспринимался как досадное недоразумение, в отличие от предзимних ноябрьских холодов.

«Он был просто пьян, — твердил Борис как мантру. — Он был просто пьян... А еще он боялся не пройти проверку. Как и я. Вот отсюда и кошмарные картины на потолке...»

В беспокойных раздумьях он ложился спать, но утренние хлопоты убили страх, убили вчерашние тягостные мысли. Борис добрался до работы, включил компьютер и ушел внутрь носившихся где-то в виртуальном пространстве денежных потоков...

Его больше не вызывали в СБ, и вроде можно было посчитать проверку законченной, можно было расслабиться и жить дальше, вычеркнув ненужное из памяти. Но в начале мая он снова увидел того человека — того, с которым они смотрели фильм, а потом вели странный диалог в супермаркете. Теперь он выглядел куда более серьезно и торжественно. Он был на портрете, который несли впереди гроба. Из тех, кто шел следом, больше всего было сотрудников СБ. Они были в форме.

Борис не стал приближаться, он навел справки некоторое время спустя. Ему назвали официальную версию: выпадение из окна в состоянии алкогольного опьянения. Мужчине было пятьдесят шесть лет, и он занимал пост вице-президента в строительной компании, входившей в систему «Рослава».

Не совсем отдавая себе отчет в своих поступках, Борис отправился в тот самый супермаркет, купил бутылку виски, ушел в дальний конец парка, сел на лавку и стал пить из горлышка.

Вскоре он стал явственно ощущать запах и жар горящих мостов.