"Помнишь меня?" - читать интересную книгу автора (Уикхем Маделин)

ГЛАВА 11

Это не может быть правдой.

Утренний свет сочился в просветы жалюзи. Я уже некоторое время не спала, но не вставала с постели. Лежала и смотрела на потолок, равномерно вдыхая и выдыхая. Моя теория заключалась в том, что, если лежать достаточно спокойно, мальстрим в голове остановится и все упадет точно на свои места.

Теория упорно доказывала свою полнейшую несостоятельность.

Всякий раз, стоило мне вспомнить события вчерашнего вечера, голова шла кругом. Я думала, что постепенно беру под контроль свою новую жизнь. Мне казалось, все начинает обретать смысл, но фрагменты головоломки разлетались и разъезжались, картинка не желала складываться. Фи сказала, я заносчивая стерва и сучка-начальница. Архитектор заявил, что я его любовница. Интересно, что дальше? Я ненароком окажусь еще и агентом ФБР?

Это не может быть правдой, и точка. С какой стати мне обманывать Эрика? Красивый, заботливый, мультимиллионер, да еще и яхтой умеет управлять. А этот Джон весь какой-то взъерошенный и колючий.

Взять хоть эту его парфянскую стрелу — «ты ничего не знаешь о своей жизни». Что за наглость! Я знаю о своей жизни достаточно, мерси. Я в курсе, где выпрямляю волосы, какой десерт ела на собственной свадьбе, как часто мы с Эриком занимаемся сексом… Все это есть в энциклопедии.

К тому же разве это нормально? Ну кто врывается в дом к человеку и заявляет — «мы любовники», когда человек не жалея сил вживается в роль хозяйки приема на пару с мужем? Можно же выбрать другой момент или написать письмо…

Нет, письмо писать не будешь. Тут лучше…

Все, закончили. Хватит об этом думать.

Я села, нажала кнопку — жалюзи отодвинулись — и принялась пальцами расчесывать волосы, вздрагивая от боли, когда попадались узлы. Телеэкран напротив был пустым, а в комнате царила странная тишина. Привыкнув к продуваемой сквозняками квартирке в Болхэме, я до сих пор не могла привыкнуть к такой герметично запечатанной коробке. Согласно энциклопедии, мы не открываем окна, потому что это мешает нормальной работе системы кондиционирования воздуха.

Этот Джон, наверное, псих. Возможно, он специально ищет женщин с амнезией и представляется их любовником. Нет никаких доказательств, что у нас был роман. Ни малейшего намека. Я не видела ни записок, ни фотографий, ни сувениров.

«Но с другой стороны, ты вряд ли стала бы их раскладывать по квартире, с таким-то мужем», — послышался тихий голосок у меня в мозгу.

Некоторое время я посидела совершенно неподвижно, пока в голове не прояснилось. Затем, повинуясь внезапному порыву, решительно встала и пошла в гардеробную. Быстро подойдя к туалетному столику, резко выдвинула верхний ящик. В нем оказалась косметика от «Шанель», которую Джианна расставляла ровными рядами. Закрыв ящик, я выдвинула следующий, полный сложенных шарфов. В третьем оказались футляр-ролл с драгоценностями и пустой фотоальбом в замшевом переплете.

Я медленно задвинула ящик. Даже здесь, в моем личном туалетном столике — а ведь это святая святых любой женщины, — все нечеловечески аккуратно, стерильно чисто и — безлико. Где беспорядок? Где всякая всячина, которая накапливается сама собой? Где письма и фотографии? Где все мои пояса со стразами и бесплатные пробники из магазинов? Где… я сама?

Поставив локти на столик, я начала машинально грызть ноготь. И тут меня осенило — ящик с бельем! Если бы я решила что-то спрятать, то только там. Открыла шкаф, вытянула ящик с трусами и запустила руки в шелковистое море «Ла Перла». Обшарив дно, я с сожалением закрыла ящик и принялась за следующий — с бюстгальтерами. Тоже ничего. — Ты что-то ищешь? — Голос Эрика заставил меня подскочить на месте. Я обернулась и увидела, как он стоит в дверях, наблюдая за моими поисками. Я почувствовала, как щеки пошли розовыми пятнами.

Он знает!

Нет, не знает. «Не будь дурой. Тут нечего знать».

— Привет, Эрик! — Я отвернулась от ящика с самым безразличным видом. — А я тут это… Дай, думаю, выберу пару бюстгальтеров.

Вот основная причина, почему у меня не могло быть романа на стороне, — из меня худший в мире лжец. Ну для чего мне могла понадобиться «пара бюстгальтеров»? Что у меня, четыре сиськи выросло?

— Вообще-то я хотела спросить, — поспешила продолжить я. — Здесь есть еще что-нибудь из моего имущества?

— Какого имущества? — Эрик наморщил лоб.

— Ну, письма, дневники?

— Это все в твоем столе в кабинете. Рабочие папки ты держишь там.

— Конечно! — Я совершенно забыла о кабинете, отчего-то сочтя его зоной Эрика, а не своей.

— Вчера, я считаю, вечер отменно удался, — сказал Эрик, делая пару шагов в комнату. — Браво, дорогая! Тебе, должно быть, пришлось нелегко.

— Да нет, было весело. — Я присела на корточки, вертя ремешок часов. — Среди гостей были… интересные люди.

— Не чересчур много впечатлений?

— Ничего. — Я бодро улыбнулась мужу. — Сколько же мне еще предстоит выучить заново!

— Ну ты же знаешь, что можешь узнать у меня о нашей жизни все. Я здесь для этого. — Эрик широко развел руками. — Есть у тебя какие-нибудь вопросы?

Некоторое время я молча смотрела на него. «Ты, случайно, не в курсе, не спала ли я с твоим архитектором?»

— Ну… — кашлянула я. — Раз ты спрашиваешь, я хотела бы поинтересоваться… Мы ведь счастливы вместе, да? У нас прекрасные и… честные отношения?

Я употребила слово «честные» в качестве тонкого намека и пробного шара, но умный Эрик, естественно, сразу уловил намек.

— Честные? — нахмурился он, — Лекси, я никогда тебе не изменял. Я даже не думал о том, чтобы обмануть тебя. Мы поклялись друг другу в верности у алтаря, мы взяли на себя определенные обязательства…

— Конечно! — быстро вставила я. — Разумеется.

— Я представить не могу, откуда у тебя такие мысли. — Эрик явно был шокирован. — Тебе кто-то что-то наговорил? Кто-нибудь из гостей? Кто бы он ни был, это…

— Нет! Никто ничего не говорил! Просто… Все так ново и странно, — залепетала я. Лицо горело. — Я просто решила спросить. Из интереса.

Стало быть, у нас не какой-то свободный брак с возможностью свинга. На всякий случай мне нужно было выяснить этот вопрос.

Я задвинула ящик с бюстгальтерами, наугад открыла другой и уставилась на три ряда аккуратно скатанных колготок, напряженно размышляя. Нужно было как-то уходить от опасной темы, но я не могла пересилить искушения задать еще один вопрос.

— А этот гость… — Я картинно сморщила лоб, показывая, что даже не запомнила имя. — Ну, архитектор…

— Джон.

— Джон, да. Он показался мне очень приличным человеком. — С деланным безразличием сказала я.

— О, это один из моих лучших людей, — решительно заявил Эрик. — Можно сказать, мы обязаны ему своим успехом. У этого человека воображение богаче, чем у всех, кого я знаю.

— Воображение? — В душе вновь зашевелилась робкая надежда. — А его никогда не заносит? Ну, в область фантазий?

— Нет, — озадаченно ответил Эрик. — Никогда. На работе Джон — моя правая рука. Ты можешь доверить ему даже свою жизнь.

К моему облегчению, зазвонил телефон и Эрик не успел спросить, почему это меня так заинтересовал его архитектор.

Муж вышел в спальню — ответить. Я закрыла ящик с колготками, уже решив отказаться от поисков в собственном шкафу, но вдруг увидела то, чего прежде не замечала, — потайной ящик в самом низу, с крохотной кнопочной панелью справа.

У меня есть потайной ящик?!

Сердце сильно забилось. Я медленно набрала код, который всегда использовала, — 4591. С тихим щелчком ящик приоткрылся. Поглядывая на дверь, чтобы Эрик не застал меня врасплох, я осторожно сунула руку в ящик и нащупала что-то твердое, вроде рукоятки…

Это хлыст.

В первую минуту я была слишком ошарашена, чтобы шевельнуться. Маленький кнут с полосками черной кожи, словно только что из интим-магазина. Я как загипнотизированная смотрела на собственную руку с хлыстом. Это что, бич для порки за прелюбодеяние? Неужели я стала совершенно другим человеком? Теперь я фетишистка, которая ходит по клубам садомазохистов и командует мужиками, затянувшись в корсет с шипами?

В этот момент я почувствовала на себе чей-то взгляд и, обернувшись, увидела Эрика на пороге. Его взгляд упал на хлыст, и он многозначительно приподнял брови.

— О! — запаниковала я. — Я вот… Нашла это здесь! Я не знала…

— Лучше не бросай где попало, чтобы Джианна не нашла. — Судя по тону, Эрика немало забавляла ситуация.

Совершенно сбитая с толку, я уставилась на мужа, а мой бедный мозг, по ощущениям, начал перегреваться. Эрик знает о хлысте. Он улыбается. А это может значить только одно…

Нет. Никогда.

Никогда-никогда-никогда…

— Но о нем не было ни слова в энциклопедии, Эрик! — Я хотела сказать это легко и шутливо, а получилось отрывисто и довольно резко.

— Да, туда кое-что не вошло. — В его глазах мелькнул лукавый огонек.

Так, а вот это уже называется менять правила на ходу. Я-то считала, в энциклопедии есть все!..

Я с тревогой покосилась на хлыст. Так для чего мне эта фишка? Я что, секу им Эрика? Или он…

Нет, я просто отказываюсь думать об этом. Сунула хлыст обратно и с размаху задвинула чертов ящик до щелчка. Ладони вспотели.

— Вот и правильно, — подмигнул мне Эрик. — Храни его в надежном месте. Все, я пошел. — Дверной проем опустел, и через несколько секунд я услышала, как закрылась входная дверь.

Пожалуй, мне не помешает хлопнуть немного водки.

После недолгой борьбы с собой я согласилась ограничиться чашкой кофе и двумя печеньями, которые добрая Джианна выдала мне из собственной заначки. Господи, как мне хочется печенья! И хлеба. И тостов. Умереть готова за ломтик тоста, мягкий, но с золотистой хрустящей корочкой, щедро намазанный маслом…

«Ладно, хорош грезить об углеводах, И прекрати возвращаться мыслями к хлысту. Подумаешь, один крошечный хлыстик, а шуму-то…»

Мать обещала приехать в одиннадцать, а до тех пор мне было совершенно нечем заняться. Я прошла в гостиную, села на подлокотник девственно-чистого дивана и открыла журнал. Меня хватило ровно на две минуты — я была слишком взвинчена, чтобы читать. Картина моей идеальной жизни начала покрываться мелкими трещинками. Я не знала, чему верить. Я не знала, что делать.

Отставив чашку, уставилась на свои идеальные ногти. Я была нормальной девушкой с растрепанными кудряшками, неправильным прикусом и паршивым бойфрендом. Плюс плохонькая работа, подруги, с которыми хоть посмеяться можно, и уютная маленькая квартирка.

А сейчас… я до сих пор вздрагиваю и с недоверием вглядываюсь в зеркало, когда мне случается увидеть свое отражение. Я вообще не чувствую отпечатка моей индивидуальности в этой роскошной квартире. Телешоу… туфли на шпильках… дружно отказавшиеся от меня подруги… мужчина, заявляющий, будто онмой любовник… Я просто отказываюсь понимать, в кого превратилась. Не могу представить, что, черт бы все побрал, меня к этому побудило.

Повинуясь внезапной решимости, я отложила журнал и направилась в кабинет. Вот мой стол, на котором ни пылинки и ни царапинки, а вот аккуратно задвинутый стул. Никогда в жизни у меня не было такого стола; неудивительно, что после возвращения из больницы я не считала его своим. Я села и открыла верхний ящик, набитый письмами, аккуратно скрепленными вместе и разложенными по пластиковым файлам. Второй ящик содержал банковские уведомления, нанизанные на голубую офисную нитку.

Интересно, с каких это пор я стала такой до тошноты дотошной?

Я открыла последний, самый большой ящик, ожидая увидеть аккуратные ряды пузырьков с «Типпексом»[18] или чем-нибудь еще, но он оказался пуст, лишь на дне лежали два клочка бумаги.

Вынув банковские уведомления, я бегло их просмотрела. Глаза полезли на лоб, стоило мне увидеть сумму зарплаты — по крайней мере в три раза выше, чем я получала три года назад. Судя по документам, большая часть денег переводилась с моего счета на общий счет с Эриком, кроме одной и той же крупной суммы, которая каждый месяц направлялась в какой-то «Юнито». Предстояло разобраться, что это такое.

Отложив банковские уведомления, я полезла в нижний ящик за теми двумя бумажками. Одна была испещрена моими собственными каракулями, однако там было столько сокращений, что я ничего не могла понять. Практически шифр. Другая оказалась уголком, оторванным от листа формата А4; на ней я бегло написала карандашом всего три слова: «Я лишь хочу…».

Я всматривалась в записку до боли в глазах. Чего? Чего я хотела?

Медленно повертела в пальцах бумажный утолок, пытаясь вспомнить свое состояние, когда писала эти слова, хотя отлично понимала: это невозможно. Когда я это написала — год назад? Полгода? Три недели? О чем я думала в тот момент?

Мои размышления прервал звонок интеркома. Аккуратно свернув клочок бумаги, я положила его в карман, затем захлопнула пустой ящик и вышла.

Мама привела с собой трех собак. Трех здоровенных засидевшихся без движения уиппетов. В безукоризненно чистую квартиру, полную девственно-чистых вещей.

— Привет, мам! — Я взяла видавшую виды стеганую куртку матери и попыталась поцеловать родительницу, но две четверолапые зверюги вырвали поводки и понеслись к дивану. — Ого, да ты с большой компанией?

— Бедняжки выглядели такими одинокими, когда я уходила. — Мама обняла одного из питомцев и потерлась щекой о его морду. — Агнес сейчас особенно уязвима…

— Понятно, — сказала я, пытаясь говорить сочувственно. — Бедная старушка Агнес. Может, ей лучше подождать в машине?

— Дорогая, не могла же я ее покинуть! — Мать возвела очи горе с видом мученицы. — Ты должна понимать, мне было совсем не просто выкроить время на эту поездку в Лондон!

О Господи, опять. Я знаю, она не хотела приезжать. Моя просьба шла вразрез с ее планами. Но я сказала по телефону, что чувствую себя довольно странно в окружении незнакомцев, и мамуля немедленно с вызовом заявила, что давно собиралась меня навестить, И мы договорились на сегодня.

Я с ужасом заметила, что одна собака кладет передние лапы на стеклянный кофейный столик, а другая стоит на диване и жует диванную подушку.

Господи, если диван обошелся в десять тысяч фунтов, одна подушка стоит примерно тысячу…

— Мам, нельзя ли убрать собаку с дивана?

— Рафаэль ничего плохого не сделает! — тут же обиделась мать. Она выпустила Агнес, которая большими скачками понеслась составить компанию Рафаэлю и другому, пока не известному мне псу.

Теперь все три уиппета радостно буйствовали на диване Эрика. Хоть бы он не вздумал включить свою камеру.

— У тебя есть диетическая кола? — спросила вошедшая за матерью Эми, не вынимая рук из карманов.

— Наверное, есть в кухне, — рассеянно предположила я, указав направление. — Собаки, а ну пошли с дивана!

Все три уиппета меня проигнорировали.

— Идите сюда, дорогие! — Мама вынула собачье печенье из кармана своего кардигана, и псы как по волшебству бросили жевать обивку. Один уселся матери прямо на ноги, а два других уютно привалились с боков, пристроив головы на поношенную цветастую юбку хозяйки. — Ну вот, — сказала мать. — Ничего плохого собачки не сделали.

Я посмотрела на изжеванную подушку, которую Рафаэль только что великодушно выплюнул из пасти, но сочла за благо промолчать.

— Там нет диетической колы, — сообщила Эми, выходя из кухни и на ходу разворачивая чупа-чупс. Узкие белые джинсы на ее бесконечных тощих ногах были заправлены в сапоги. — А спрайт есть?

— Может, и есть. — Я взглянула на нее и ощутила неясную тревогу: — А разве ты не должна сейчас быть в школе?

— Не-а, — с вызовом пожала плечами Эми, сунув леденец в рот.

— Почему это? — Я посмотрела на мать, кожей ощущая сгустившееся в воздухе напряжение.

Ответ последовал не сразу. Мама с отсутствующим видом поправляла бархатный бант на Агнес, будто ровно повязанный собачий бант был важнее всего на свете.

— У Эми маленькая неприятность, — сказала она наконец. — Правда, Рафаэль?

— Меня временно исключили, — уточнила Эми, развинченной походкой направившись к креслу, в которое и плюхнулась, задрав ноги на кофейный столик.

— Исключили?! За что?

Пауза. Мать, казалось, не собиралась мне ничего объяснять.

— Мам, в чем дело?

— Боюсь, Эми снова взялась за свои старые фокусы, — чуть заметно вздрогнула мать.

— Какие еще старые фокусы?

Единственное, что я помнила, так это фокусы с картами из волшебного набора, который Эми однажды вынула из чулка на Рождество. До сих пор перед моими глазами стоит картинка: сестра в клетчатой розовой пижаме и тапочках с заячьими мордами упрашивает нас выбрать карту, а мы делаем вид, будто не замечаем другой карты, припрятанной в розовом рукаве.

Я с печалью вздохнула — такая была прелестная малышка…

— Что ты натворила, Эми?

— Ничего! Раздули скандал на пустом месте! — Сестрица достала леденец изо рта и шумно вздохнула, изображая, что ее терпение на исходе. — Подумаешь, гадалку в школу привела!

— Кого?!

— Ну… — посмотрела мне в глаза Эми и фыркнула, — одну тетку, с которой я познакомилась в клубе. Не знаю, какой она экстрасенс, но все нам поверили. Я брала по десять фунтов за сеанс, и она предсказала всем девчонкам, что они завтра же найдут себе парней. Все были довольны, пока училка не пронюхала.

— По десять фунтов с каждой? — Я смотрела на сестру, не веря своим ушам. — Неудивительно, что у тебя неприятности.

— Мне сделали последнее предупреждение! — с гордостью похвасталась та.

— Как?! Эми, что еще ты натворила?

— Ничего особенного, просто в каникулы собирала деньги на математичку, миссис Уинтерс, которая лежала в больнице, — пожала плечами Эми. — Я сказала, что она вот-вот коньки отбросит, и все скидывались от души. Я набрала больше пяти сотен фунтов. — Сдерживая смех, она говорила немного в нос. — Скажи, круто?

— Детка, это называется вымогательство денег под фальшивым предлогом, — сказала мать. Одной рукой она вертела янтарные бусы на шее, а другой гладила собак. — Миссис Уинтерс была очень расстроена.

— Я же отнесла ей коробку конфет, забыла, что ли? — невозмутимо ответила Эми. — К тому же я не лгала. От липосакции и правда умирают.

Я пыталась подобрать слова, но, боюсь, у меня пропал дар речи. Каким образом моя сестра из очаровательной невинной малышки превратилась вот в это?

— Мне нужна гигиеническая помада, — заявила Эми, опуская ноги на пол. — Я возьму у тебя на туалетном столике?

— Да, конечно. — Едва она скрылась за дверью, я повернулась к матери: — Что происходит? С каких пор у Эми начались неприятности?

— О, всего лишь последние пару лет, — ответила мать, не глядя на меня, и обратилась к собаке, лежавшей у нее на коленях. — Она же милая, хорошая девочка, не правда ли, Агнес? Она просто сбилась с пути. Старшие девочки подбили ее на кражу, она действительно не виновата…

— На кражу? — в ужасе повторила я.

— Ну… да, — призналась мать с мученическим видом. — Неудачное стечение обстоятельств. Она взяла куртку у соученицы и пришила на нее свою метку. Но потом Эми очень, очень раскаивалась.

— Но почему?!

— Никто не знает, дорогая. Она крайне болезненно восприняла смерть отца и с тех пор попадает то в одну, то в другую историю.

Я не знала, что на это ответить. Может, все подростки, потеряв отца, на какое-то время слетают с катушек?

— Кстати, я тут вспомнила… У меня кое-что есть для тебя, Лекси. — Мать полезла в свою холщовую сумку и извлекла видеодиск в простом пластиковом футляре. — Это последнее послание твоего отца. Перед операцией он на всякий случай сделал прощальную запись, она звучала на похоронах. Если ты не помнишь похорон, тебе, пожалуй, нужно это посмотреть. — Она подала футляр двумя пальцами, словно боясь испачкаться.

Взяв диск, я молча смотрела на него. Последнее уцелевшее обращение отца. Я до сих пор не могу поверить, что его уже три года нет на свете.

— Это как будто снова его увидеть, — сказала я, медленно крутя диск в руках. — Как здорово, что он сделал запись.

— Ну ты же знаешь своего отца. — В голосе матери сразу появились хорошо знакомые уклончиво-недовольные интонации. — Вечно ему требовалось быть в центре внимания.

— Мама! Вообще-то вполне естественно быть в центре внимания на собственных похоронах!

И снова мать словно не расслышала моих слов. Она проделывала этот трюк, когда ее не устраивал предмет обсуждения: игнорировала разговор и меняла тему. Так и сейчас — через секунду мама подняла на меня глаза и сказала:

— Может быть, ты сумела бы помочь Эми, дорогая. Ты собиралась устроить ее на стажировку в свой отдел.

— На стажировку? — Я с сомнением посмотрела на маму. — Знаешь, я уж и не представляю, как с этим будет.

Ситуация у меня на работе и без Эми достаточно сложная.

— О, всего на недельку-другую. Ты сказала, что поговорила об этом с нужными людьми и все уладила…

— Может, и поговорила, — перебила я, — но теперь все изменилось. Я еще даже не вышла на работу, мне придется все заново осваивать…

— Ты сделала прекрасную карьеру, — убежденно произнесла мать.

Ну еще бы, одним махом перепрыгнула из младших специалистов в сучки-начальницы.

Несколько секунд повисшую тишину нарушали только звуки, доносившиеся из кухни, где носились собаки. Я боялась представить, что они там вытворяют.

— Мам, я тут думала, — сказала я. — Все пытаюсь сложить части своей жизни воедино, но у меня ничего не получается. Ерунда какая-то. Почему я вообще пошла на то телешоу? Почему я в одночасье стала жесткой и амбициозной? Не могу сообразить.

— Понятия не имею. — Мать сосредоточенно копалась в сумке. — Это естественно при быстром карьерном росте.

— Нет, это как раз неестественно. — Я подалась вперед, пытаясь привлечь ее внимание. — Я никогда не была пробивной карьеристкой, ты же знаешь. Почему вдруг изменилась?

— Дорогая, это было так давно, я уже не помню… Кто у нас хорошая девочка? Кто у нас самая красивая девочка на свете?

Я не сразу поняла, что мама снова обращается к собаке. Она меня опять не слушала. Все как обычно.

С другого конца комнаты к нам уже шла Эми, посасывая леденец.

— Эми, Лекси как раз говорила, что ты можешь поработать в ее отделе! — бодро сказала мать. — Хочешь?

— Возможно, — быстро вставила я. — Когда я окончательно вернусь на работу.

— Ага. Наверное.

В ее тоне я не услышала ни малейшей благодарности.

— На определенных условиях, — сказала я. — Не вымогать деньги у моих коллег. И не красть вещи.

— Я не воровка! — вскинулась Эми. — Всего-то одна куртка, и то произошла путаница. Гос-споди!

— Ну, дорогая, не только куртка, не правда ли? — сказала мать после паузы. — Была и косметика.

— Все только на меня и валят. Всякий раз, чуть что случится, из меня делают козла отпущения. — Глаза Эми сверкали на бледном лице. Она опустила худые плечики, и я вдруг ощутила угрызения совести. Сестра права. Я пытаюсь ее судить, не зная, как было дело.

— Извини, — неловко сказала я. — Уверена, ты не крадешь.

— Да думай что хочешь. — Она отвернулась. — Вини меня во всех грехах, как все остальные.

— Не буду. — Я направилась к окну, где она стояла. — Эми, я правда хочу извиниться. Знаю, тебе нелегко пришлось после смерти папы… Иди сюда. — Я протянула руки, чтобы обнять сестру.

— Оставь меня в покое! — огрызнулась она почти злобно.

— Но, Эми…

— Отойди от меня! — Она поспешно попятилась, выставив руки словно для защиты.

— Но ты же моя младшая сестра! — Я шагнула вперед, стиснула ее в объятиях — и тут же отскочила, потирая ребра. — Черт побери, да ты вся в каких-то твердых комках!

— Ничего подобного! — после секундного замешательства возразила Эми.

— Что у тебя в карманах? — спросила я, пристально глядя на ее странно раздутую джинсовую куртку.

— Консервные банки! — мгновенно ответила Эми. — Тунец и сладкая кукуруза.

— Какая кукуруза? — опешила я.

— О Господи, опять, — застонала мать, закрыв глаза. — Эми, что ты взяла у Лекси?

— Да отвяжитесь вы все! — завизжала Эми. — Я ничего не брала! — Она воинственно замахала руками, и из рукава вылетели два тюбика помады от «Шанель», а за ними — компактная пудра. Они с треском упали на пол, и мы втроем уставились на улики.

— Это мое? — спросила я наконец.

— Нет, — с вызовом ответила Эми, заливаясь краской.

— А по-моему, мое!

— Можно подумать, ты бы заметила, — буркнула она. — У тебя ящик такой помады!

— О Эми! — горестно сказала мать. — Ну-ка выворачивай карманы.

Бросив на мать убийственный взгляд, Эми начала выгружать содержимое своих карманов, с треском выкладывая экспроприированную косметику на кофейный столик. Два неначатых увлажняющих лосьона. Ароматическая свеча от Джо Малоуна. Средних размеров гора помады и пудры. Набор духов от Диора. Я молча смотрела на йее, и с каждой новой выложенной порцией у меня расширялись глаза.

— А теперь снимай футболку, — велела мать с интонацией служащей иммиграционного контроля.

— Так нечестно, — пробормотала Эми, но подчинилась, и у меня отвисла челюсть. Под футболку сестрица надела облегающее платье от Армани, которое я видела у себя в гардеробной, нещадно затолкав подол в джинсы, а на талию нацепила пять бюстгальтеров «Ла Перла». С этого оригинального пояса, как подвески с браслета, свешивались две вышитые жемчугом вечерние сумочки.

— Ты взяла платье? — Я подавила смех. — И лифчики?

— Отлично. Хочешь забрать свое платье? Отлично! — Она сорвала с себя все и бросила кучей на столе. — Довольна? — Тут она заметила выражение моего лица. — Я не виновата. Мать вообще не дает мне денег на одежду.

— Эми, это чушь! — резко сказала мать. — У тебя полно одежды!

— Немодное старье! — тут же заорала на мать Эми. Видимо, я присутствовала при продолжении давнего спора. — Не все застряли в семидесятых в отличие от тебя! Ты когда-нибудь поймешь, что на дворе двадцать первый век? — Она указала на платье матери. — Это же катастрофа!

— Эми, прекрати, — поспешила вмешаться я. — Не об этом речь. К тому же лифчики тебе велики!

— Лифчики можно продать на интернет-аукционе, — едко сказала моя сестра. — Если они красивые и стóят как самолет.

Она натянула футболку, с расстроенным видом плюхнулась на пол и начала нажимать кнопки своего телефона.

— Эми, — сказала я наконец, чувствуя себя крайне неловко после инцидента. — Нам нужно поговорить. Мам, ты не сделаешь нам кофе или что-нибудь еще?

Мать, сидевшая с взволнованным видом, казалось, была рада возможности удалиться в кухню. Когда она ушла, я устроилась на полу напротив Эми. Она насторожилась и упорно не смотрела на меня.

О'кей. Нужно быть великодушной и понимающей. Я знаю, между нами большая разница в возрасте и к тому же три года ее жизни стерлись из моей памяти, но ведь существует же сестринская привязанность?

— Слушай, Эми, — сказала я своим лучшим тоном понимающей взрослой сестры, однако по-прежнему довольно холодно. — Воровать нельзя, тебе понятно? Нельзя красть, вымогать у людей деньги…

— Шла бы ты куда подальше, на хрен, — ответила Эми, не поднимая головы.

— У тебя будут серьезные неприятности. Ты вылетишь из школы…

— Пошла на хрен. — И затараторила: — Пошла на хрен, пошла на хрен, пошла… — Эми было не остановить.

— Слушай меня! — повысила я голос, призвав на помощь всю свою выдержку. — Знаю, в жизни бывает трудно. И тебе, наверное, одиноко, когда дома только мама. Но если ты захочешь о чем-нибудь поговорить или у тебя возникнут какие-то проблемы, помни — у тебя есть я. Позвони или пришли эсэмэску в любое время. Хочешь, сходим в кафе или в кино… — Я замолчала.

Эми, продолжая одной рукой набирать текст сообщения, показала мне другую с выставленным средним пальцем.

— О, да пошла ты сама! — в бешенстве воскликнула я, крепко обхватив колени. Кретинка малолетняя. Если мать всерьез думает, что я возьму ее к себе работать, она, должно быть, с ума сошла.

Некоторое время мы сидели в тяжелом, неприятном молчании. Затем я взяла диск с прощальным посланием отца, не вставая, дотянулась до проигрывателя и сунула диск в щель. Огромный экран на противоположной стене осветился, и через несколько секунд на нем появился отец.

Я не отрываясь смотрела на экран. Папа сидел в кресле, закутанный в красный велюровый халат. Комнату я не узнала, но, с другой стороны, я не так уж хорошо была знакома с интерьером домов, где жил отец. Его лицо было исхудалым — он начал резко худеть, когда заболел, словно из него понемногу выпускали воздух. Но его зеленые глаза сверкали, а в руке дымилась сигара.

— Привет, — хрипло сказал он. — Это я. Ну, это вы знаете. — Отец засмеялся, но смех перешел в сухой отрывистый кашель, который он заглушил, приложившись к сигаре, словно к стакану воды. — Как всем известно, шансы при моей операции — пятьдесят на пятьдесят. Каюсь, сам загубил собственный организм. Поэтому я решил: подготовлю для вас, о моя семья, маленькую речь — просто так, на всякий случай.

Он замолчал и сделал хороший глоток виски из стакана с толстым дном. Я заметила, что у него дрожит рука, когда он ставил стакан обратно. Неужели отец предвидел смерть? В горле возник ком. Я покосилась на Эми — девчонка, выронив телефон, как завороженная смотрела на экран.

— Живите хорошо, — сказал отец в камеру. — И будьте счастливы. Будьте добры друг к другу. Барбара, прекрати тратить жизнь на чертовых собак. Они не люди. Они никогда не полюбят тебя, не поддержат и не захотят спать с тобой, разве что ты их принудишь, обалдев от одиночества.

Я обмерла, прикрыв рот ладонью. — Он не мог этого сказать!

— Мог, — фыркнула Эми. — На похоронах мать встала и вышла из комнаты.

— У нас только одна жизнь, дорогие мои. Не тратьте ее зря. — Отец посмотрел прямо в камеру. В его глазах сверкнули искорки, и я вдруг вспомнила, как в начальной школе он приезжал в спортивном автомобиле забирать меня после уроков. Я всем показывала на него и говорила — это мой папа! И дети, открыв рты, смотрели на спортивную машину, а их матери исподтишка любовались видным молодым мужчиной с испанским загаром и в красивом льняном пиджаке. — Я знаю, что облажался по всем пунктам, — говорил отец. — Знаю, что не был лучшим на свете мужем и отцом. Но, положа руку на сердце, заявляю: я старался как мог. Ваше здоровье, дорогие. На том свете свидимся. — Он поднес бокал к камере и выпил. Экран стал белым и пустым.

С тихим щелчком выехал диск, но ни я, ни Эми не шевельнулись. Я смотрела на экран, ощущая мучительную безнадежность. Мой отец умер. Он мертв уже три года. Я никогда больше не смогу с ним поговорить. Никогда не смогу попросить у него совета. Правда, у отцов обычно не спросят советов, кроме разве что сыновья интересуются, где купить шикарное белье для любовниц, — но все же. Я взглянула на Эми, которая лишь молча пожала плечами.

— Очень хорошая речь, — сказала я, твердо решив не впадать в сентиментальность, не плакать и не устраивать сцен. — Папа ушел достойно.

— Да, — кивнула Эми. — Это точно.

Лед между нами вроде бы начал таять. Эми потянулась за своей сумкой и достала маленькую косметичку со словом «детка», выложенным на крышке белыми стразами. Взяв карандаш для губ, она умело обвела контур рта, глядя в крошечное зеркальце. Я никогда не видела, чтобы Эми красилась, разве что для игры в переодевания.

Она уже не ребенок, подумала я, наблюдая за сестрой. Она вот-вот станет взрослой. Сегодня между нами не все прошло гладко, но, может, раньше она была моей подругой, а то и хранительницей моих секретов?

— Эй, Эми, — осторожно начала я, понизив голос. — А до аварии мы с тобой много говорили? В смысле, наедине? О… ну, о разных вещах? — Я украдкой взглянула на кухонную дверь, желая убедиться, что мама не слышит.

— Ну, общались немного, — ответила она. — А о каких вещах?

— Да я просто так спрашиваю, — сказала я самым естественным тоном. — Вот интересно, я когда-нибудь упоминала человека по имени Джон?

— Джон? — Эми задумалась, держа помаду в руке. — Ты имеешь в виду того, с которым трахалась?

— Что?! — вскрикнула я на самой высокой ноте. — Ты ничего не путаешь?

О Господи, это правда!

— Да нет вроде… — Эми, казалось, удивила моя реакция. — Ты говорила, у вас был секс под Новый год. Вы оба здорово набрались тогда.

— А что еще я тебе говорила? — У меня дико колотилось сердце. — Расскажи все, что помнишь.

— Ты мне все выложила! — У Эми загорелись глаза. — Все смачные подробности. Это у тебя был первый раз, а он потерял презерватив, и вы до смерти перепугались на школьной вечеринке…

— На школьной вечеринке? — Я непонимающе уставилась на Эми. — Так ты имела в виду… Ты говоришь о Джеймсе?

— Ой, да! — Она прищелкнула языком, поняв свою ошибку. — Я имела в виду Джеймса. Парня из ансамбля, где ты пела в школе. А ты о ком? — Она закончила красить губы и уставилась на меня с живым интересом. — Кто такой Джон?

— Никто, — поспешно ответила я. — Так, один знакомый. Ничего особенного.

Сами видите, никаких доказательств. Будь у меня действительно роман, остался бы какой-нибудь след — записка, фотография, упоминание в дневнике, или Эми бы знала, или еще кто-нибудь…

А самое главное — я счастлива с Эриком. Вот в чем фокус.

Вечер того же дня. Мать и Эми некоторое время назад откланялись, когда нам наконец удалось выманить одного уиппета с балкона, а другого — из джакузи Эрика, где песик затеял бой с полотенцем. Мы с мужем едем в машине вдоль набережной Темзы. У Эрика встреча с Авой, его дизайнером по интерьеру, и он любезно предложил мне поехать с ним и посмотреть демонстрационную квартиру его последнего здания, «Синего-42».

Все дома Эрика называются «Синий», а затем порядковый номер. Это торговая марка компании. Оказывается, собственный брэнд — важнейшая составляющая успеха продаж лофтового стиля жизни, так же как правильная музыка, которая начинает звучать, едва ты входишь в дом, и правильные приборы на демонстрационном столе. Судя по всему, Ава — настоящий гений в выборе правильных столовых приборов.

Я узнала об Аве из нашей энциклопедии. Ей сорок восемь лет, она в разводе, двадцать лет проработала в Лос-Анджелесе, написала серию книг типа «Кисточка» или «Вилка» и занимается дизайном демонстрационных квартир для строительных компаний.

— Эрик, — начала я, — сегодня я просматривала банковские выписки. Судя по всему, я регулярно перевожу деньги в «Юнито». Звонила в банк, и мне ответили, что это офшорный счет.

— Угу, — кивнул Эрик с абсолютно не заинтересованным видом. Я подождала, не добавит ли он что-нибудь еще, но он лишь включил радио.

— Разве ты ничего не знаешь об этом? — спросила я громче, перекрывая скороговорку новостей.

— Нет. — Он пожал плечами. — Впрочем, это неплохая идея — переводить часть денег в офшоры.

Меня не устроил его уклончивый ответ. Мне отчего-то захотелось чуть ли не ссору из-за него затеять. Не знаю почему.

— Нам нужно заправиться. — Эрик свернул к обочине и въехал на заправку «Бритиш петролеум». — Я недолго.

— Слушай, — оживилась я, когда муж открыл дверцу машины. — Не возьмешь мне чипсов в магазине? С солью и уксусом, если у них есть.

— Чипсов? — Эрик уставился на меня так, словно я попросила героин.

— Да, чипсов.

— Дорогая, — с недоумением сказал Эрик, — ты не ешь чипсы. Я же писал об этом в энциклопедии. Диетолог рекомендовал нам рацион с низким содержанием углеводов и высоким содержанием белка.

— Я помню, но ведь можно же изредка устраивать себе праздник? А мне сейчас очень хочется чипсов.

Эрик не нашелся с ответом.

— Врачи предупреждали меня о возможном иррациональном поведении и странных, нехарактерных поступках, — сказал он как бы про себя.

— Нет ничего иррационального в том, чтобы съесть пакет чипсов! — запротестовала я. — Они не ядовитые!

— Дорогая, я лишь забочусь о тебе. — Эрик сменил тон на нежный и заботливый. — Знаю, как жестко ты себя ограничивала, чтобы похудеть на два размера. Мы много платили твоему личному тренеру. Если хочешь пренебречь своими усилиями ради пакета чипсов, это твое дело. Так принести их тебе?

— Да! — ответила я резче, чем хотела.

На лице Эрика отразилось раздражение, которое как-то неуловимо перетекло в улыбку.

— Нет проблем. — Он вышел и с размаху захлопнул дверь. Через несколько минут я увидела, как он быстрым шагом возвращается из гаража с пакетом чипсов в руках. — Держи. — Муж бросил покупку мне на колени и завел мотор.

— Спасибо! — с благодарностью улыбнулась я, но, по-моему, Эрик не обратил на это внимания. Когда мы отъехали, я принялась открывать чипсы, но левая рука все еще плохо слушалась и я не могла достаточно плотно захватить фольгу. Наконец я зажала край зубами, изо всех сил потянула пакет правой рукой и разорвала его надвое, вызвав небольшой картофельный взрыв.

Чипсами оказались усеяны сиденья, рычаг переключения скоростей и сэр муж!

— Иисусе! — Он раздраженно тряхнул головой. — Эта дрянь у меня в волосах!

— Извини, — робко произнесла я, стряхивая крошки с его пиджака. — Я очень, очень сожалею…

Машину заполнил могучий запах уксуса и жареной картошки. М-м-м… как вкусно!

— Придется заказывать чистку салона. — Эрик с отвращением поморщился. — И пиджак наверняка весь в масле.

— Прости, Эрик, — вновь смущенно извинилась я, стряхивая последние крупинки с его плеча. — Я заплачу за химчистку. — Я откинулась на сиденье, взяла большой ломтик чипсов, упавший мне на колено, и сунула в рот.

— Ты станешь есть с пола? — Судя по голосу мужа, его терпение было на исходе.

— Этот мне на колено упал, — запротестовала я. — Он чистый!

Некоторое время мы ехали в молчании. Я потихоньку сунула в рот еще несколько чипсов, стараясь хрустеть ими как можно тише.

— Это не твоя вина, — сказал Эрик, не глядя на меня. — У тебя еще не прошла шишка на голове — значит, пока не приходится ожидать адекватного поведения.

— Я абсолютно адекватна!

— Конечно, конечно. — Эрик снисходительно потрепал меня по руке.

Я насторожилась. Может, я еще не вполне выздоровела, но точно знаю, что желание съесть пакет чипсов не означает наличия тараканов в голове. Я уже хотела сказать это дражайшему супругу, когда он посигналил и свернул чудесным образом в открывшиеся двустворчатые ворота. Мы въехали на небольшую площадку перед домом, и Эрик повернул ключ зажигания.

— Вот и приехали, — сказал он с нескрываемой гордостью в голосе, указывая куда-то в окно. — Это наше последнее дитя.

Я вышла из машины и застыла на месте, забыв о чипсах. Перед нами возвышался белоснежный новый дом с опоясывающими углы здания круглыми балконами, портиком над входом и лестницей черного гранита, ведущей в огромные двойные двери в серебристой раме.

— Это ты построил? — спросила я наконец.

— Ну, не своими руками, конечно, — засмеялся Эрик. — Пойдем. — Выбравшись из машины, он стряхнул последние крошки чипсов с брюк и направился к входу. Я последовала за ним, все еще не вполне оправившись от потрясения. Швейцар в ливрее открыл нам дверь. Холл с белыми колоннами был отделан мрамором нежнейших тонов и напоминал сказочный чертог.

— Изумительно! Как красиво! — Я не могла сдержать восторга, то и дело замечая новые детали вроде мозаичного фриза или расписанного под небо потолка.

— У пентхауса отдельный лифт. — Кивнув швейцару, Эрик повел меня к дальней стене вестибюля, где нас ожидал эффектный лифт, отделанный внутри деревянной мозаикой. — В подвале есть бассейн, спортзал и кинотеатр для жителей дома. Хотя, разумеется, во многих квартирах есть свои спортзалы и кинотеатры, — добавил он.

Я покосилась на мужа, не зная, не шутка ли это, но, похоже, он говорил серьезно. Отдельный спортивный зал и кинотеатр? В квартире?!

— Ну вот мы и приехали…

Лифт открылся с еле слышным тонким звоночком, и мы вышли в круглый зеркальный холл. Эрик легонько нажал на одно из зеркал, которое оказалось дверью. Когда я увидела, что находится за ней, у меня отвисла челюсть.

Там оказалась немыслимо огромная квартира… нет, скорее огромное жилое пространство с окнами от пола до потолка и встроенным камином, а стена напротив была скрыта гигантским стальным листом, по которому каскадом стекали бесчисленные водяные струи.

— Это настоящая вода? — глупо спросила я. — В квартире? Эрик засмеялся:

— Нашим покупателям нравится выделяться. Необычно, не правда ли? — Он взял пульт дистанционного управления и ткнул им в направлении мокрой стены: подсвеченные незаметными цветными лампами, струи окрасились голубым. — Здесь десять режимов подсветки. Ава! — громко позвал он, и через мгновение тощая блондинка в очках без оправы, серых брюках и белой рубашке появилась из незаметной двери в мокрой стене.

— Привет! — воскликнула она со среднеатлантическим[19] акцентом. — Лекси! Ты уже на ногах! — Она пожала мне запястье двумя руками. — Я все знаю. Бедняжка!

— У меня уже все в порядке, — улыбнулась я. — Вот, складываю собственную жизнь в единую картину. Изумительное место! — жестом обвела я комнату. — И эта вода…

— Вода — тема данного демонстрационного пентхауса, — сказал Эрик. — Мы строго соблюдаем принципы фэншуя, правда, Ава? Это очень важно для верхушки ультракрупного частного капитала.

— Для какой верхушки? — не поняла я.

— Для очень богатых людей, — перевел Эрик. — Наших потенциальных покупателей.

— Олигархи в первую очередь обращают внимание на фэншуй, — серьезно кивнула Ава. — Эрик, я только что приняла поставку рыб для большой гостиной. Потрясающие твари! По три сотни фунтов каждая, — пояснила она мне. — Мы только таких арендуем.

Ультракрупные олигархи. Арендованная рыба. Положительно, это другой мир. Не находя слов, я во все глаза разглядывала огромную квартиру, задерживая взгляд то на резной барной стойке, то на зоне гостиной с мягкой мебелью, благодаря причуде архитектора расположенной ниже уровня пола остальных зон, то на стеклянной модернистской скульптурной композиции, свисавшей с потолка. Я даже боялась представить, сколько стоит такой пентхаус. Более того, я не хотела этого представлять.

— Держи. — Ава подала мне сложный, тонко сделанный архитектурный макет, выполненный из бумаги и крошечных деревянных палочек. — Вот это все здание. Обрати внимание, я повторяю выпуклые линии круглых внешних балконов в волнистых краях диванных подушек, — прибавила она. — Ар-деко в сочетании с Готье.[20]

— Превосходно! — с жаром сказала я, безуспешно пытаясь придумать что-нибудь умное о сочетании Готье и ар-деко. — А как вы пришли к такому решению? — Я указала на водную стену, которая окрасилась уже в оранжевый свет. — Откуда взялась сама идея?

— О, идея не моя. — Ава выразительно покачала головой. — Моя область — мягкая мебель, ткани, создание чувственной атмосферы. А общую концепцию разработал Джон.

У меня сразу возникло недоброе предчувствие.

— Джон? — Я наклонила голову, придав лицу самое неопределенное выражение, какое могла, словно впервые услышала незнакомое иностранное слово.

— Джон Блайз, — подсказал Эрик. — Архитектор. Ты встречала его на ужине, помнишь? И разве не о нем ты меня потом расспрашивала?

— Да? — спросила я после бесконечной, как показалось, паузы. — Что-то не помню. — И я начала вертеть в руках макет, пытаясь не обращать внимания на предательский румянец, наверняка выступивший на моих щеках, Это просто смешно — веду себя как поджавшая хвост неверная жена!

— Джон, вот ты где! — воскликнула Ава. — Мы как раз о тебе говорили!

Он здесь?! Пальцы судорожно вцепились в картонный макет. Я не хочу, чтобы он меня видел. Нужно придумать повод и уйти.

Слишком поздно — он уже идет к нам, меряя пол широкими шагами, одетый в джинсы и темно-синий пуловер, сосредоточенно глядя в какую-то бумажку.

«О'кей, спокойно. Все в порядке. Ты счастлива в браке, и нет никаких доказательств твоей тайной интрижки, романа или серьезной связи с этим человеком».

— Здравствуйте, Лекси, Эрик. — Подойдя, Джон вежливо кивнул и, мгновенно изменившись в лице, бросил взгляд на мои руки. Я опустила глаза и вздрогнула от ужаса — макет был загублен: крыша продавлена, один балкон оторван.

— Лекси! — взвыл Эрик, заметив ущерб. — Как тебя угораздило?!

— Джон. — Ава встревоженно наморщила лоб. — Твой макет!

— Извините меня, ради Бога, — покаянно произнесла я. — Не знаю, как это вышло. Я рассматривала макет и каким-то образом…

— Пустяки, — пожал плечами архитектор. — Я его всего-то месяц делал.

— Месяц? — в ужасе повторила я. — Слушайте, дайте мне скотч, и я все поправлю. — Я отчаянно начала похлопывать по изуродованной крыше в тщетной попытке ее выпрямить.

— А может, и не месяц, — сказал Джон, наблюдая за мной. — Может, пару часов.

— О… — Я прекратила стучать по крыше. — Ну, все равно извините.

Джон метнул на меня непонятный взгляд.

— Вы можете загладить свою вину, — сказал он.

Загладить вину? Что это означает? Я отчего-то взяла Эрика под руку. Мне требовалась поддержка. Мне нужна была точка опоры. Мне вдруг остро понадобилось надежное плечо законного мужа.

— В целом квартира производит очень сильное впечатление, — заявила я официально-вежливым тоном образцовой супруги руководителя корпорации. — Примите мои поздравления, Джон.

— Благодарю, мне очень приятно это слышать, — ответил он, подхватывая мой светский тон. — Как ваша память?

— Без изменений.

— Ничего нового не вспомнили?

— Нет, ничего.

— Жаль.

— О да.

Я старалась держаться свободно и непринужденно, но атмосфера ощутимо электризовалась, когда мы смотрели друг на друга. У меня даже участилось дыхание. Я покосилась на Эрика, не сомневаясь, что он все понял, но мой муж оказался из породы непроницательных. Неужели ничего не видит? Ни о чем не догадывается?

— Эрик, нам нужно обсудить бэйсуотерский проект, — сказала Ава, копаясь в сумке мягкой матовой кожи. — Вчера я ездила смотреть участок и сделала кое-какие записи…

— Лекси, погуляй пока по квартире, а мы с Авой поговорим о делах, — перебил ее Эрик, высвобождая свою руку из моей. — Джон тебе все покажет.

— О, зачем же? — воспротивилась я. — Мне неловко его отвлекать от дел.

— Я с удовольствием стану вашим гидом. — Голос Джона прозвучал сухо и чуть ли не со скукой. — Если вам интересно.

— Но, честное слово, нет никакой необходимости…

— Дорогая, Джон разрабатывал проект всего здания, — с упреком сказал Эрик. — Для тебя это отличная возможность побольше узнать об идеологии нашей компании.

— Идемте, я объясню вам первоначальную концепцию. — Джон указал в дальний угол комнаты.

Мне стало понятно, что экскурсии не избежать.

— С удовольствием, — кивнула я наконец.

Отлично. Если ему нужен собеседник, я поддержу разговор. Мы с Джоном пошли к дальней — мокрой — стене, где остановились перед путаницей прихотливых прозрачных струй. Как можно жить в квартире, где по стене потоками льется вода, низвергающаяся из-под потолка?

— Скажите, — вежливо спросила я, — как вы пришли к такому оригинальному решению? Почему остановились именно на таком статусном способе выделиться?

Высокий лоб Джон прорезали задумчивые морщины, и у меня упало сердце. Хоть бы он не начал кормить меня претенциозными рассказами о своем артистическом гении. Ей-богу, я сейчас не в настроении.

— Я спросил себя, что может понравиться элитному мудаку, — ответил он, подумав. — И добавил в интерьер эту фишку.

У меня вырвался смешок — ответ меня шокировал и позабавил.

— Да, будь я элитным мудаком, меня бы восхитила мокрая стена.

— Оба-на, — покрутил головой архитектор. Он сделал ко мне шаг и понизил голос, чтобы шум воды заглушал разговор. — Так ты в самом деле ничего не помнишь?

— Нет, ничего.

— Ладно. — Он резко выдохнул. — Нам надо встретиться. Мы должны поговорить. Мы можем пойти в Олд-Чэнел-хаус в Айлингтоне. Обратите внимание на высокие потолки, Лекси, — громко добавил он. — Это отличительная особенность наших домов. — Взглянув на меня, он заметил выражение моего лица: — В чем дело?

— Ты что, с ума сошел? — прошипела я, оглядываясь, чтобы Эрик неожиданно не оказался рядом. — Я не буду с тобой встречаться! — Тут я понизила голос. — К твоему сведению, я не нашла ни единого доказательства, что у нас был роман. Ни единого! Какое удивительное чувство пространства! — громко восхитилась я.

— Доказательства? — непонимающе переспросил Джон. — Какого рода доказательства?

— Ну, я не знаю, любовные письма, что ли!

— Мы не писали друг другу любовных писем. — Сувениры, побрякушки…

— Побрякушки? — Казалось, Джон с трудом сдерживает смех. — Мы как-то не увлекались побрякушками.

— Ну, тогда это мало похоже на любовный роман! — отрезала я. — Я перерыла весь туалетный столик — ничего. Спрашиваю сестру — она о тебе и не слышала.

— Лекси! — Он сделал паузу, словно обдумывая, как лучше прояснить ситуацию. — У нас был тайный роман. Это такой роман, который держат в секрете.

— Значит, доказательств у тебя нет? Я так и знала.

Я быстро повернулась и зашагала к камину. Джон следовал за мной по пятам.

— Тебе нужны доказательства? — пробормотал он скептически. — Может, сгодится красное родимое пятно на твоей левой ягодице?

— Нет у меня никакого… — Я торжествующе обернулась, но тут же замолчала, заметив, что Эрик наблюдает за нами с другого конца комнаты. — Я не представляю, как это вы так удачно придумали освещение! — Я помахала рукой Эрику. Он махнул в ответ и возобновил разговор.

— Я знаю, что у тебя нет родимых пятен на ягодицах. — Джон выразительно округлил глаза. — У тебя вообще нет родимых пятен, лишь крохотная родинка на руке.

Я замолчала. Он прав. Но что с того?

— Ты случайно угадал. — Я скрестила руки на груди.

— Да, мог угадать. Но не угадывал, я знаю. — Он пристально смотрел на меня. — Лекси, я ничего не выдумываю. У нас роман. Мы любим друг друга. Глубоко и страстно.

— Слушай, — в отчаянии запустила пальцы в волосы я, — это просто безумие! Я не стала бы заводить роман ни с тобой и ни с кем-либо другим. Я в жизни никому не изменяла…

— Четыре недели назад в этой квартире мы занимались сексом на полу, — перебил Джон. — Вон там. — Он кивнул на огромных размеров пушистое овечье руно.

Потеряв дар речи, я уставилась на белую овчину.

— Ты была сверху, — добавил он.

— Прекрати! — Взволнованная, я отвернулась и пошла прочь, к дальней стене, откуда стильная лестница акрилового стекла вела на верхний уровень.

— Давайте взглянем на оборудование ванной комнаты, — громко предложил Джон, идя за мной. — Думаю, вам понравится…

— Нет, не понравится, — тихо огрызнулась я через плечо. — Оставь меня в покое.

Мы дошли до верхней площадки лестницы и осмотрели пентхаус, держась за стальные перила. Внизу я видела Эрика, а за его спиной, через огромные окна, открывалась великолепная панорама вечернего Лондона. Да, жилье высший сорт, иначе не скажешь.

За моей спиной Джон к чему-то принюхивался. — Эй, — сказал он, — ты ела чипсы с солью и уксусом?

— А что? — с подозрением покосилась я на него. У Джона расширились глаза:

— Не слабо. Как же тебе удалось это скрыть от твоего пищевого фашиста?

— Никакой он не фашист, — решительно встала я на защиту Эрика. — Просто у него осознанный подход к питанию.

— Да он просто Гитлер. Если бы он мог выследить и арестовать каждый ломоть хлеба и посадить его в концлагерь, то сделал бы это не задумываясь.

— Прекрати!

— Он бы отправил в газовую камеру сначала сдобные булочки, а потом круассаны.

— Хватит! — Я сжимала губы, боясь расхохотаться, и отвернулась.

Этот человек забавнее, чем показался вначале. И в нем есть что-то сексуальное и близкое, особенно в этих его взъерошенных темных волосах.

С другой стороны, мало ли кто кажется сексуальным и близким. Вот, например, мои подруги — сексуальные и близкие мне люди. Это же не значит, что я завожу с ними интрижки?

— Чего ты хочешь? — Справившись со смехом, я беспомощно повернулась к Джону. — Чего ты от меня ждешь?

— Чего я хочу? — Он выдержал паузу. Кожа у него на лбу сморщилась, словно он тщательно обдумывал ответ. — Хочу, чтобы ты сказала своему мужу, что не любишь его, и пошла домой со мной. Мы вместе начнем новую жизнь.

Он произнес все это так серьезно, что мне стало смешно. — Ты хочешь, чтобы я ушла к тебе жить, — повторила я, словно подытоживая сказанное. — Прямо сейчас? Вот так сразу?

— Скажем, минут через пять. — Он взглянул на часы. — Мне еще кое-что нужно сделать.

— Ты чокнутый, — не сдержалась я.

— Я нормальный, — терпеливо сказал Джон. — Я тебя люблю. Ты любишь меня. Это правда. Придется тебе поверить мне на слово.

— Я не обязана ни в чем тебе верить! — вспылила я, задетая его уверенностью. — Я замужем, ясно? У меня муж, которого я люблю и клялась любить вечно. Вот доказательство! — Я повертела пальцем со сверкающим обручальным кольцом. — Видел?

— Ты его любишь? — не обращая внимания на кольцо, переспросил Джон. — Ты действительно чувствуешь к нему любовь глубоко вот здесь? — Он ударил себя в грудь.

Я очень хотела уесть его положительным ответом, но по какой-то нелепой причине не смогла принудить себя солгать.

— Может, пока еще нет… Но уверена, что полюблю, — сказала я с излишней, на мой взгляд, горячностью. — Эрик — прекрасный человек, у нас все замечательно…

— Угу, — вежливо кивнул Джон. — Только вот сексом не занимались после аварии, да?

Я с недоверием уставилась на него.

— Не занимались ведь, а? — В его глазах появился озорной огонек.

— Я… мы… — начала заикаться я. — Может, занимались, а может, и нет! У меня нет привычки делиться с тобой интимными подробностями!

— Ошибаешься. Как раз есть. — Его лицо неожиданно исказила боль. — Делишься, и еще как. — К моему удивлению, он взял меня за руку и мгновение просто держал, глядя на нее, а потом очень медленно повел по коже большим пальцем.

Я не могла пошевелиться. Кожа словно просыпалась под этим прикосновением. Куда бы Джон ни вел свой палец, за ним тянулся след изумительных ощущений. Шею сзади начало приятно покалывать.

— Ну, что ты думаешь? — Звучный голос Эрика прямо-таки протрубил снизу.

Я подскочила на месте, отдернув руку. Действительно, о чем я только думаю?

— Это великолепно, дорогой! — прокричала неестественно высоким голосом я, перегнувшись через перила. — Мы спустимся через пару секунд… — Я попятилась дальше, туда, откуда нас не было видно снизу, и сделала Джону знак идти за мной. — Слушай, с меня довольно, — быстро и тихо сказала я. — Оставь меня в покое. Я тебя не знаю. Я просто хочу продолжать жить с законным мужем, понятно? — На этом я решительно двинулась к лестнице.

— Нет, не понятно! — Джон схватил меня повыше локтя. — Лекси, ты не все знаешь. Ты несчастлива с Эриком. Он тебя не любит и не понимает…

— Как это не любит?! — возмутилась я, не на шутку рассердившись. — Он сидел у моей больничной койки день и ночь, приносил мне изумительные коричневые розы…

— Думаешь, я не мечтал сидеть рядом с тобой в больнице день и ночь? — Лицо Джона потемнело. — Лекси, это меня просто убивало!

— Пусти! — Я пыталась высвободить руку, но Джон держал крепко.

— Ты не можешь вот так взять и отбросить наши отношения. — Он с отчаянием смотрел мне в лицо. — Твоя любовь никуда не делась, она по-прежнему в тебе, спряталась где-то глубоко внутри, я знаю…

— Ошибаешься! — Неимоверным усилием я выдернула руку. — Ничего такого во мне нет! — Я кинулась по ступенькам, выбивая дробь каблуками, и попала прямо в объятия мужа.

— Ого, — засмеялся он, — куда ты так торопишься? Все в порядке?

— Мне плохо. — Я приложила ладонь ко лбу. — У меня голова болит. Мы уже можем ехать домой?

— Конечно, можем, дорогая. — Эрик тиснул меня за плечи и взглянул наверх. — Ты попрощалась с Джоном?

— Да. Пойдем.

Пока мы шли к двери, я цеплялась за его дорогой пиджак, позволяя ощущению близкого присутствия надежного, сильного мужчины бальзамом пролиться на мои расстроенные нервы. Это мой муж. Это человек, которого я люблю. Это настоящая реальность.