"Мёртвый разлив" - читать интересную книгу автора (Иванов Сергей Григорьевич)2. Поднебесные соседи Верхний этаж отделялся от прочих добротной дверью, вдобавок обитой дерматином, но для Вадима это не стало препятствием: сегодняшний код замка был указан в записке. А следующая дверь, в квартиру, оказалась и вовсе не запертой: видимо, его засекли ещё на подходе к дому, – трогательная деталь. Старая дружба не ржавеет? Вадим вступил в просторную сумеречную прихожую, у порога сбросил шлёпанцы и по ворсистому покрытию неслышно прошёл в гостиную. Здесь уже всё было готово к приёму: свет приглушён, музыка запущена, столик уставлен деликатесами – вплоть до забугорных. А возле камина, на шикарной медвежьей шкуре, возлежала красивая женщина в лакированных туфельках и цветастом халатике, почти целиком открывавшем её длинные гладкие ноги и поразительно пышную грудь. Золотистые кудри рассыпались по белым плечам, на щеках играл лёгкий румянец, в ложбинку между грудей стекали каскады сверкающих ожерелий. Подобные же каменья мерцали всюду – в ушах, на пальцах и запястьях, даже на лодыжках, а обрамлявший их металл тихонько звенел при движениях. К несчастью, Вадим слишком хорошо знал, что и шкура, и драгоценности, и пышная грудь, и роскошные волосы, и даже румянец – сплошная подделка. Ноги, впрочем, настоящие, как и то, что между. Насторожённо он повёл чуткими ноздрями и покачал головой. Как сказано в одном давнем фильме: «здесь пахнет развратом». Точней, его предвкушением. – Ва-адик, – пропела женщина, – сладкий мой! Голос у неё был глубокий, бархатистый, богатый модуляциями, но тоже слегка фальшивый, словно и здесь она не переставала играть. – Ты сохранил для меня немножко сил – а, котик? – с улыбкой спросила женщина, рассеянно дёргая поясок, и без того едва выдерживавший напор грудей. «И тогда он сказал: нет», – вспомнился Вадиму другой фильм. И вправду бы отказать: сразу и навсегда, – поставить условие наконец! Куда она денется? – Там видно будет, – отозвался он. – Да сядь ты нормально, Алиска, не буди зверя, – что за манера? Кстати, имя вполне подходило хозяйке, ибо лицом она напоминала юную Серебрякову, прославленную автопортретами. Разве только рот великоват – зато чувственней!.. Непроизвольно Вадим покосился на стену. Великолепная старинная гитара висела на прежнем месте, и, судя по всему, с последнего визита никто её не трогал. Чёрт бы побрал нынешнюю моду на антиквариат! Раньше хоть что-то можно было достать. Хозяйка понимающе хмыкнула и, не вставая, протянула в сторону ногу – выключить каблучком магнитофон. Вадим прищурился: халатик оказался единственной её одеждой, если не считать украшений. Впрочем, разве могло быть иначе? Ещё не худший вариант, учитывая, что среди домашних униформ у неё числилась ремённая сбруя, утыканная по узлам стальными шипами. И понимай это, как хочешь. – Потренькай малость, – предложила Алиса с той же двусмысленной улыбкой. – Ну ple-ease, honey! – Sunny, – буркнул он. – Не в свои – не садись. Продолжалась их старая игра в совращение. Пока Вадим ускользал: роль приходящего любовника его не прельщала, – но часто на грани фола, уж очень заманчиво умела подать себя Алиса. И даже сейчас, после тяжёлого дня, Вадим ощутил в ладонях зуд: захотелось рвануть края халата, чтобы лопнул наконец поясок и заколыхалась, вырвавшись на оперативный простор, обильная жадная плоть. – С огнём балуешь, – предупредил он. – Смотри – допрыгаешься! Засмеявшись, Алиса живо села, подтянув колени к груди, и раздвинула ступни – ну, это уж чересчур!.. Поёжась, Вадим снял со стены драгоценный инструмент, предусмотрительно отступил к креслу и тихонько заиграл, лаская пальцами струны. – Как твои дела? – поинтересовалась Алиса. – Всё так же? Он рассеянно кивнул, слушая гитару. Конечно, нынешняя электроника – это ух! – но ведь и предки понимали толк в красоте, разве нет? Какие тона, господи… – Не надоело? – спросила Алиса. Он помотал головой, не отвечая, взволнованный встречей с гитарой, словно с прошлым. Странно, я ещё не разучился быть сентиментальным. – Помнишь о моём предложении? Пора решаться, Вадик! Так же молча Вадим усмехнулся. Алиса работала на Студии всего лишь диктором, но имела влияние до самых верхов – не хотелось думать, за какие заслуги. Но вот с чего ей вздумалось перетаскивать туда Вадима? – И блат здесь ни при чём, не выдумывай! – добавила женщина, будто подслушав его мысли. – Просто Студия наконец отстроена и готова принять под крыло всех, в ком тлеет божия искра. – «Алло, мы ищем таланты»? – хмыкнул он. – Будете пестовать и р – Это грандиозная общегубернская программа, поддержанная всеми Главами, вплоть до Первого, – с гордостью подтвердила Алиса. – Ты бы видел Студию – это такая громада, такое великолепие, такой храм искусств!.. – Ну, лично мне он больше напоминает всегубернского спрута, изготовившегося разбросать щупальца от Центра «до самых до окраин», чтобы придушить ростки, хоть сколько-нибудь взошедшие над «грязью». – Что за чушь, Вадичек? У нас такие люди – раньше они по всему Союзу гремели!.. – Раньше-то – да, а теперь один гром и остался. И что может зародиться в пустоте – чудовища? Хуже нет, когда уходит талант. Зато как они теперь любят прописные буквы и восклицательные знаки! – Думаешь, выдохлись? Вот и неправда. Взять хотя бы нашего Режиссёра… – Ну как же: сам Банджура, Вениамин Аликперович, – главный громовержец! – Вадим рассмеялся. – Уж он приголубит!.. Старичок сей и впрямь прославился неуёмной эрекцией, словно бы разжившись болезнью незабвенного Распутина, и теперь благоволил к молодёжи с особенной теплотой. – Не понимаю твоего упрямства, – с досадой сказала Алиса. – Экий гордец выискался! Тебе на роду написано быть с нами – чего ж ты кочевряжишься? На минуту женщина забыла о своей роли совратительницы и заговорила от души. Вот такой она нравилась Вадиму куда больше, к такой Алисе он и приходил – с такой даже можно было дружить. – Мне – с вами? – удивился он. – Алисочка, окстись! Чтобы я вместе с вами тянул эту мякину? Да я смотреть на неё не могу, не то что делать! – Во-первых, это не мякина, – возразила Алиса. – По крайней мере, не всё. Во-вторых, никто не собирается навязывать тебе… – Она осеклась, сообразив, что перегибает. Неуверенно добавила: – Но ведь попробовать можно? – Зачем? Ты не хуже меня знаешь, что никто в Студии не захочет подставляться – даже за твои прекрасные глаза. Меня либо вышвырнут, либо попытаются причесать подо всех и по-своему будут правы, потому что за последние годы публика настолько привыкла к этой жвачке, что любое отклонение посчитает за оскорбление. Они выросли на этом, понимаешь? Целое поколение! А ведь когда-то… Да уж, когда-то, ещё на памяти Вадима, у людей был выбор. Пусть не богатый, но всё ж таки. Тогда и книги ещё не вышли из обихода, а ныне у многих ли они сохранились? С тех пор как накрылись немногие местные издательства, а приток извне перекрыли… – Каждый раз забываю, сколько тебе лет, – сказала Алиса, заворожённо на него глядя. – Ты вправду ровесник Марка? С ума сойти! – Заблудился во времени, – смущённо ухмыльнулся Вадим. – Иногда такое случается. Вообще, это несправедливо: только начинаешь понимать жизнь, как в мозгу уже возникают накатанные борозды и мысли катятся по ним, словно карусельные лошадки взамен настоящих скакунов. А жизнь тем временем уходит вперёд, и от прежнего опыта мало проку. – Да уж, хорош! – Она взъерошила ему волосы. – Красишь? – Волосы? За кого ты меня держишь!.. – Раньше у тебя было полно седых. – Кальция, видимо, не хватало, – объяснил Вадим. – Теперь сижу на одной морковке, а яйца пожираю вместе со скорлупой. Раньше у него и пропорции были иные, да и рост меньше. За последнюю дюжину лет Вадим существенно перестроил тело, и если б Алиса не виделась с ним так часто (и не любила себя столь сильно), то наверняка бы это заметила. Но не видит – и слава богам: хлопот меньше. – Это что, – не удержался он от похвальбы, – у меня ещё и зубы растут! Алиса засмеялась, не поверив. Затем вдруг коснулась ладонью пояска, неуловимо двинула плечами – в единый миг халатик слетел с неё и закачались освобождённые груди. Всё, как он хотел. – Нравлюсь тебе? – спросила Алиса, глядя на Вадима в упор. – Фу, какой смешной – невозможно! Хочешь, чтоб я тебя изнасиловала? Её округлые мягкие формы лишились последних покровов, и заветные прелести Алисы теперь были выставлены, точно на витрине. Однако на теле оставалось так много разнообразной мелочёвки, включая неуместные туфли, что она казалась не столько голой, сколько раздетой. Чтобы довести такую порочную, развращённую наготу до абсолюта, следовало, видимо, обнажить только запретные места, прикрыв остальное, – но тогда стало б уже не до массажа. Впрочем, в прежние разы Алиса не стеснялась встречать Вадима в одних чулочках (ажурных, на резинках) и корсете (весьма нарядном), якобы не успев переодеться в домашнее, и благосклонно предоставляла довершать туалет уже ему. А иногда она любила разгуливать по квартире в бархатных, отороченных мехом сапожках и просторной шёлковой рубашке до середины ягодиц – всё! Кому не нравится, пусть не смотрит. Такие вот странные игры. – Ладно, займёмся делом, – сказал Вадим, со вздохом убирая гитару. – Ну-ка, милая, раскладывайся! Выпятив челюсть, он подошёл, сел у Алисы в ногах, вдруг дёрнул за щиколотки – и с коротким визгом она опрокинулась на спину, теряя туфли. Наклонясь, Вадим провёл ладонями по её бокам, животу, бёдрам. Сосредоточился, вслушиваясь в пальцы, но сладостное трепетание плоти смазывало картину. На его касания большинство женщин реагировало избыточно сильно, словно он был заряжён по-иному, – однако Алиса и тут превосходила всех. – Кошка похотливая, – проворчал Вадим. – Расслабься, ну! – Ну хоть чуточку, – жалобно попросила женщина. – Ну Вадичек, ну родненький – kiss me!.. – Смени пластинку, – строго велел Вадим. – Чуточкой здесь не отделаешься, будто сама не знаешь! Одним движением он перевернул женщину на живот и тем же способом Вернувшись к ступням, Вадим тщательно исследовал розовые подошвы, зондируя нервные выходы. И здесь всё было в норме – на удивление. Тогда он напряг пальцы и вновь двинулся по тому же маршруту. Но теперь проминал плоть до самых костей, разминая волокна, выравнивая позвонки. Это не было обычным массажем – во всяком случае, не только им. Своим Перевернув Алису на спину, он разглядел на её щеках слёзы. – Ну-ка подбери слюни, – скомандовал Вадим. – Ишь, сладострастница! Всхлипнув, Алиса безжалостно стиснула ладонями матовые полушария. – Будто трёх мужиков через себя пропустила, – пролепетала она, с трудом ворочая языком. – Боже, тебе б над нашим «папочкой» поработать!.. – Да ты уж поработала – под ним, – огрызнулся Вадим. – Тебя-то хоть трогать приятно… Слушай, – возмутился он, – где ты шлялась вчера? Какой-то гадости набралась – и разыщет же! Закончив с бёдрами, Вадим благополучно обогнул грозный провал, поросший курчавым волосом, как следует потрудился над животом (покушать Алиска любила), затем принялся за окрестности грудей – если бы не его старания, такая масса давно бы провисла до пупка. – Захватано всё, – ворчал он беззлобно. – Проходной двор, шлюха… Забывшись, Вадим снова коснулся шеи, и пальцы вдруг словно током скрутило, так плотно они сомкнулись вокруг, капканом вдавившись в нежную плоть. С трудом Вадим разомкнул их, отвёл в сторону, выдохнул. Ну что, нужны ещё доказательства? Поколебавшись, он осторожно накрыл ладонью её промежность (Алиса даже не вздрогнула), второй провёл по лицу – и снова ощутил, как в плоть впиваются ледяные разряды. Сразу убрал руки. – Послушай, киска, – сказал Вадим строго. – Pussy-cat, ты слушаешь? Да очнись же!.. Взявшись за мягкие плечи, он посадил женщину, слегка встряхнул. Воспламеняясь, Алиса потянулась к нему, но Вадим не пустил. – Ну, во что вляпалась теперь? – спросил он. – Мало тебе прошлых приключений? Ты вообще представляешь, что творится сейчас в городе? – Ну, что? – А то, что похотливых кошек вроде тебя стали убивать, причём зверски. Иногда прямо на дому. Ты что же, про мясорубки не знаешь, диктор? Н-да, «страшно далеки они от народа»! – Ты это серьёзно? – Заглянув в его глаза, женщина поёжилась. – Предрекаешь, что ли? – Именно, что предрекаю. Не побережёшься – худо тебе будет! Поняла? Алиса кивнула, губами благоговейно коснулась его потного плеча. – Не помешал? – раздался от входа звучный, хорошо поставленный голос. – Ребятки, вы бы хоть дверь заперли! Не спеша Вадим опустил женщину на спину, затем обернулся и узрел Марка – высокого, представительного, неизменно корректного… а впрочем, просто он уважал силу. Вадим услышал его ещё на лестнице, даже узнал по походке, так что появлению не удивился. Но сцена классическая: «муж вернулся из командировки». – Вообще, мне следовало бы устроить скандал, – улыбнулся Марк, с интересом разглядывая застигнутую парочку. – Ну-ка, где моё ружьё? Среди приятелей хозяин слыл остроумцем, хотя от остальных отличался лишь отменной памятью да некоторой начитанностью: «Двенадцать стульев», «Швейк», то-сё – стандартный набор. И ещё умением вовремя ввернуть подходящую цитату. – Лапа, не валяй дурака, – отозвалась Алиса, сладко вздыхая. – Не станешь же ты массировать меня сам? – Но Лисочка, это не довод! – возразил Марк. – Для массажа не обязательно разоблачаться полностью. – Правда? – С кряхтением Алиса повернулась набок, выставив на обозрение себя всю. – Так лучше? Марк только руками развёл, затем спросил: – А кормить меня собираются? – Всё на столе, подключайся. – Алиса снова завалилась навзничь, придержав руками груди, капризно потребовала: – Вадичек, не сачкуй – хочу ещё!.. – Лисочка, побойся бога! – разыграл возмущение Марк. – При мне? – А почему нет? Или попытаешься Вадика выбросить? Ну давай, я погляжу!.. – Радость моя, – засмеялся Марк, – если тебе вздумается с ним переспать, позволь мне, по крайней мере, выйти в соседнюю комнату. Надо же соблюдать приличия! – А зачем? Вадиму надоела эта ленивая перепалка, и он сказал: – Ладно, детки, ещё минут десять – и я сваливаю. Привык, знаете, доводить дела до завершения. Марк усмехнулся: – Если бы я застал тебя на Алиске верхом, ты изрёк бы то же самое? – Фу! – сказала Алиса. – Максик, фу! – Молчу, солнышко, молчу… Может, вам кофе приготовить? – Ах-ха, – подтвердила женщина, снова подставляясь под руки Вадима. Полюбовавшись на них с минуту, Марк спросил: – Вадик, ты специализируешься только по избранным дамочкам? Совмещаешь полезное для них с приятным для себя? – Угадал, – подтвердил тот. – «Не догоню – хоть согреюсь». – Но ведь так не заработаешь много? Н-да, деньги в Крепости пока не отменили, хотя не всем давали. А приработки не поощрялись – в принципе. – Уже и кофе жаль? – Вадим покосился на хозяина: прищурясь, тот сосредоточенно следил за его руками. – Ну чего тебе, Марчик, – не тяни! – У тебя ж золотые руки, Вадим. Ты смог бы многого достичь, если бы захотел. – Ещё один по мою душу! Так ведь я именно не хочу, Марк, – вот в чём загвоздка. К чему высовываться? – Твоё право, – сейчас же отступил тот. – Не пожалей потом. Марк удалился на кухню, и тогда Алиса промурлыкала вполголоса: – Неделовой ты, Вадик. Он же сватал тебя к своему новому шефу – отцу Исаю. Духовный Глава отрасли как-никак, его преосвященство!.. – Да хоть святейшество! – фыркнул Вадим. – Тебя-то ещё не сватал? – А чего? Я бы пошла. Большой человек, солидный – люблю таких! – Широкий у тебя спектр, Лисонька, не переусердствуй. – Он влепил звучный шлёпок в её величественное бедро, сигнализируя завершение процедуры, и откинулся в кресло. – Мало тебе Студии? – Ах, Вадичек! – Алиса сладко потянулась всем телом, даже застонала от наслаждения. – «Сколько той жизни, а половой – ещё меньше!» Надо ж как-то скрашивать серые будни? – А у тебя бывают и будни? Быстро же ты забыла трудное детство! – Ох, не напоминай! Лучше спой чего-нибудь – мне так славно. – Тебе во сколько завтра вставать, милая? – спросил Вадим. – Вот то-то. А я на службе, уж извини. Но тут пришёл Марк и принёс поднос с тремя чашками ароматного кофе, тремя же порциями мороженого, удивительным образом запечённого в тесте, и полной тарелкой воздушных пирожных, прямиком из начальственной кормушки. Пришлось задержаться ещё – для одной из тех назидательных бесед, коими начинающий пастырь время от времени потчевал бывшего приятеля. (Красноречие, что ли, оттачивал?) Сперва, правда, обменялись несколькими репликами для разгона, затем Марк завёлся всерьёз. – Среди некоторых безответственных спецов, – с укоризной талдычил он, искоса поглядывая на гостя, – а особенно среди самозваных «творцов», последнее время вошло в моду подсмеиваться над Первым – над его якобы невежеством и косноязычием. А ведь это выдающийся деятель, вполне сравнимый, скажем, с Иосифом или даже Петром. И в речах его бездна смысла – конечно, для людей понимающих. Ведь это он не дал разбазарить народное добро, иначе что бы с нами стало? Обещал никого не увольнять – держит! Вадим посмотрел на него с любопытством: удивительно, но Марк говорил искренне – при том, что дураком не был. – Ты ещё Грозного вспомни, – предложил Вадим. – Эдакая троица самодержавных маньяков, один другого хлеще, и каждый по горло в крови. Ну чем тебя впечатлил, скажем, Иосиф – числом жертв? Действительно, тут он переплюнул даже Гитлера! – Может, он и был злодеем, – не стал оспаривать Марк, – зато гениальным! – По-моему, это цитата? Я мог бы ответить другой, позатёртей: «гений и злодейство – две вещи несовместные», – однако давай говорить конкретно. Объясни, в чём проявился гений Иосифа. В политике, в хозяйствовании, в строительстве государства? Он умел только подавлять да рушить, и кто может усмотреть в этом гений, кроме безнадёжных холуёв? – Наверно, и Петра ты не любишь? – Уж извини. – Его-то за что? – удивился Марк. – По нынешней терминологии он был даже западником. А уж как радел за Россию! – За себя он радел, наследить спешил в Истории, – возразил Вадим. – Комплекс неполноценности, помноженный на абсолютную власть. «Государство – это я», слыхал? И ради такой высокой цели Петюся не колеблясь порешил бы всё подчинённое население. Чтобы копировать чужие моды, не надо быть семи пядей, а что он менял по сути? Если и перестраивал страну, то лишь под себя, под свои амбиции, – тот ещё кровопийца!.. – Ересь полная, ну да Бог с ним! – махнул рукой управитель. – Во всяком случае, к нашему Первому это отнести трудно. Уж он воистину Творец! – «Велик и славен, словно вечность», – нараспев произнёс Вадим. – Чего? – не понял Марк, однако заинтересовался: – Это стихи? Будто прикидывал уже, не ввернуть ли при случае: у рачительного хозяина каждая щепка в дело идёт. – Всего лишь цитата – из осуждаемого, правда, списка, – огорчил его Вадим. – Ведь память пока цензуре не подлежит? – И к чему она? Имею в виду цитату. – К тому, что мне-то не надо заливать про его величие: не на трибуне, чай! И лучше б ваш лучезарный поменьше высвечивался, не то развенчает в губернцах последние иллюзии насчёт богоданности верховной власти. – Зачем же так строго? – усмехнулся Марк. – И кого, в общем, заботит, чего он там говорит, – важнее дела. Разве мы плохо живём? – Ну, вы-то с Алиской совсем неплохо, – подтвердил Вадим. – И ты как будто не слишком истощён – вон какой вымахал!.. – Есть чем гордиться, – фыркнул Вадим. – С голоду не подыхаем – и на том спасибо, верно? Зато свободные, хотя крепостные. – А что ваши умники предрекали при Отделении, уже забыл? – спросил Марк. – Мол, и пары лет не продержитесь, с треском обвалитесь, погребя под собою всех, – да как обосновывали, какие расчёты приводили!.. И чего всё стоит, а? Хороши кликуши! Вот на это крыть было нечем: действительно, оконфузились тогда гуманитарии. Или тоже – не всё знали? – Это ты забыл, – всё-таки возразил Вадим. – Сам и кликушествовал громче многих! Это потом, когда пророчества не сбылись, поспешил заделаться «святее папы римского» – то есть нашего славного и всегда правого патриарха, Главы всех отцов. Марк укоризненно покачал головой, даже крякнул от неловкости – за него, за Вадима, так бестактно напомнившего о прежних заблуждениях, давно искупленных беззаветным служением на благо Крепости. («Тоньш – Ты же был неплохим экономистом, – продолжил он упрямо, – и тенденции обсчитывал со всей дотошностью. Что, за это время появились новые данные? Или в нашей губернии действуют иные гуманитарные законы? – Машина-то работает – с этим ты согласен? – спросил Марк. – Чего вам ещё? – Если бы речь шла о perpetuum mobile, я потребовал бы новые законы термодинамики – как минимум, – сказал Вадим. – Извини, Марчик, но я знаю людей и помню историю, а в сказки верю слабо. И если наблюдаю выходящее за рамки, то сперва предполагаю, что не всё вижу, а не спешу вопить: «Чудо, о чудо! Слава нашим правителям, мудрейшим из мудрых!» Через такое мы уже проходили, и лично я накушался этим до тошноты. Что ж поделать, если у меня такая хорошая память!.. – Действительно, – задумчиво молвил Марк, – с такой памятью надо что-то делать. – Выжигать, – подсказал Вадим, – электротоком. Искусственная амнезия – не слыхал? Конечно, проще бы гипнозом, но вот беда: не поддаюсь! А может, попробовать электромагнитные поля? – Ладно, чего ты напал? – улыбнулся хозяин. – Я пока человечиной не питаюсь. – Кто знает, Марчик, кто знает – всё впереди. «Мир наш полон радостных чудес!» – Хорошо, давай говорить конкретно, – предложил теперь Марк. – А кто против? – В конце концов, для обывателя что главное? Была б крыша над головой да похлёбка на столе. – Не главное, но необходимое, – сказал Вадим. – Необходимое, но не достаточное. – Во всяком случае, первоочередное. Даже твой Вивекананда наставлял: сперва, мол, накорми людей, а потом уж забивай головы всякой мурой. – Ведь это минимум, Марк, – так сказать, низшая точка отсчёта! А вы пытаетесь её сделать нормой. – Но ты согласен, что в Крепости этот минимум гарантирован? – Допустим. – Не «допустим», а так и есть, – закрепился на отвоёванном пятачке Марк. – И разве это не достижение? Многие ли в мире могут таким похвалиться? – Ну да, расскажи мне про безработных в «странах капитала», умирающих от голода прямо на улицах! – со скукой произнёс Вадим. – Только сначала пустите на это поглазеть. – А официальным источникам ты не веришь? – Чтобы поверить в такое, надо либо очень хотеть, либо стать идиотом. Вас послушать, там даже работяги недоедают – при том, что вкалывают на порядок лучше наших, а на еду тратят десятую долю заработка. Странно, что они ещё не бегут к нам целыми толпами! – Ты напоминаешь моего деда, – заметил Марк, – который даже в космолёты не хотел верить, потому как чего им на небе делать, ежели там живёт Бог? «От врут, сукины дети!» – говаривал он, считая себя большим умником, и ухмылялся, как ты сейчас. – Должно, старика очень достала тогдашняя пропаганда, – сочувственно усмехнулся Вадим. – Уж я его понимаю! – Ладно, к дьяволу западников, – решил Марк и тут же добавил: – А преступность? С нею-то мы разобрались лучше – это ж неоспоримо! – Ещё бы, – подтвердил Вадим. – Какая уважающая себя банда потерпит конкурентов на собственной территории! – «Банда»? – изумился хозяин. – Это ты про «золотую тысячу»? Если он рассчитывал смутить Вадима лишней конкретикой, то промахнулся. Когда тот набирал инерцию, его не страшили даже репрессоры. – А в чём различие? – спросил Вадим. – Люди всегда люди, и без обратной связи любая власть становится грабительской – закон Дракона! Банда и есть, а чего ж? Механизмы-то те же. – Разница хотя бы в конечной цели! – с негодованием объявил Марк. – В неё ты тоже не веришь? – В коммунизм как в некий рай на Земле? Отчего не верить: он непременно наступит, непременно – как только люди превратятся в ангелов… Я не имею в виду бесполость, – с улыбкой Вадим покосился на Алису. – К сожалению, пока тенденция обратная, особенно в верхах. – Намекаешь: все мы сдвигаемся к аду, и чем выше чин – тем быстрей? – Чем выше – тем глупей, – фыркнул Вадим. – То ли система отбирает таких, то ли сама делает людей идиотами, то ли это обычный возрастной маразм. А глупости я опасаюсь больше прочего. С умным эгоистом ещё можно договориться, и равные возможности его не пугают. А вот дурак лишь и мечтает, чтобы въехать в рай на горбу одарённых, почему-то называя это «социальной справедливостью». – Собственно, кто говорил о коммунизме? – спохватился Марк. – Где ты слышал о нём в последние годы? – Ладно, мне-то не заливай! Думаешь, поменяли на гнилом товаре ярлычок – и можно продавать его снова? Общиннички выискались, радетели исконных традиций! Откуда вас набралось столько – разве не из коммунаров? Сдали кого поплоше, теснее сомкнули ряды и – вперёд, на построение очередного «светлого будущего»? Знаешь, меня всегда раздражали две вещи: когда кто-нибудь принимается вещать от лица народа, словно лучше всех знает его чаяния; и когда людей призывают идти против выгоды – «прежде думай о родине, а потом…» Хватит с меня этих «потом», наелся! И ведь кто призывает? Чаще всего те, кто сам же хочет на этом навариться. Нет, если уж делать себе в ущерб, то по собственному хотенью, не из обязаловки. Созрел для этого – замечательно; нет – зрей дальше, никто не осудит… – Мужчины, хватит о скучном, – вмешалась Алиса, надув губки. – И охота вам грызться, когда вокруг столько вкуснятины!.. Кстати, Максик, ты упомянул «самозваных творцов» – что за новая категория? Всё же она прислушивалась к спору, даром что строила из себя обиженную. – Не слыхала? – посмеиваясь, спросил Марк. – Вот и я тоже, до недавнего времени. Никто их не знает, к Студии ни единым боком – а туда же, «творцы»! – Как говаривал прежний директор, – не утерпел Вадим, – когда меня зазывали на фестиваль: «Чегой-то не слыхал я про такого певца!» Впрочем, он и знал их с пят – А это к чему? – подозрительно спросил Марк. – К тому, что творец или есть, или нет – как мёд у Винни-Пуха. А вы вольны изолировать его от потребителей либо навязывать по своему усмотрению – но уж никак не зачислять в творцы. Это, если помните, божий дар, а вы пока что не боги, даже не демоны – так, кровососы, вампирчики, мелкие душегубы… – Н-да, – со вздохом заметил хозяин, – нельзя сказать, чтобы ты стеснял себя в подборе выражений. И где – в собственной моей квартире! Хорошенькая награда за угощение. – Я сохраняю товарный вид твоей супруге и, к слову сказать, ведущей дикторше Студии, – с усмешкой возразил Вадим, – не говоря о её здоровье. Полагаю, это стоит чашки кофе, порции мороженого и пары пирожных?.. Ах да, ещё яблоко! – Как там: «и швец, и жнец, и в дуду игрец»? – ядовито спросил Марк. – Ненавижу, когда люди разбрасываются! Чего бы тебе не заняться одним? – Только не надо записывать меня в неумёхи: если я «берусь за гуж», то выполняю лучше многих, – сказал Вадим. – Но что занятно: таких вот, «разбрасывающихся», чиновничья братия на дух не переносит – и это уже возводится в ранг Крепостной политики. К чему бы, а? Может, для благоденствия пирамид больше годятся подданные с маниакальным уклоном и потому их лелеют столь трепетно? То-то по ночам расшалились садисты! Издержки, надо думать, отходы производства. – Бред! – возмутился Марк. – Что ты несёшь, подумай? Это же полная ересь! – Насчёт ереси – не возражаю, – сказал Вадим. – Остальное не убеждает. – Тут и говорить не о чем! – Тоже не довод. Что стало с тобой, Марчик? Раньше ты был убедительней. И тебя разъедает ржа догматизма? – Просто научился отделять зёрна от плевел. – Это тебя Крепость научила, да? – грустно спросил Вадим. – Бедняга! – Чёрт возьми, Вадим, тебе не надоела собственная блажь? Когда ты наконец научишься жить! – И вовсе это не жизнь – выживание, – возразил он. – Тебя не тянет ночами на улицу? – Зачем ещё? – Ну, на луну там повыть, за прохожими погоняться, кровицы испить… – Идиот! – Скорее маньяк, – поправил Вадим, – как следующая фаза догматика. И что станет конечным продуктом – нежить? – Всё, с меня хватит! – решительно произнёс Марк. – Знаешь, дружок, тебе ведь лечиться пора – разве нормальному такое придёт в голову? – Может, и врача порекомендуешь? Некоторое время хозяин разглядывал его, будто в прицел, затем молча поднялся и удалился в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. – И кто тебя за язык тянул? – поинтересовалась Алиса. – Чем покушаться на святыни, лучше бы меня поимел – такое он ещё стерпит. – И тебе хорошо, верно? – А тебе разве нет? – оскорбилась женщина. – Да ты и вправду блаженный! Хотя бы в этом Максик прав. – Всё забываю спросить: почему «Максик»? – поинтересовался Вадим. – Раньше ты так его не обзывала. Подразумевается старина Карл? – Ну да: Марк – Маркс – Макс. Последнее время он стал таким идейным! – И я о том же, – кивнул Вадим. – Должность обязывает, что ли? – А может, он проникся? – возразила Алиса. – Ну, знаешь: общенародное благо, всегубернская семья, бескорыстная любовь к ближнему… – Вот-вот, чтобы самому этой любовью и попользоваться, – подхватил он, – на халявку-то! Уж не об этих ли высоких идеалах ты вещаешь с экранов? – Ты что, даже Вестей не смотришь? – удивилась дикторша. – Совсем-совсем? – Господи, на кой мне эта деза! А тебя мне приятней лицезреть в натуре: я же не Марк – умею ценить красоту. – Ах, Вадичек, а как он за мной ухаживал! – Женщина мечтательно зажмурилась. – Это же песня! Хвостиком увивался, под ноги стлался, ручки на себя грозился наложить. Вот ты бы так смог? – Грозить? – уточнил Вадим. – Наверняка – нет. – А повеситься? – Вряд ли. Жизнь не исчерпывается любовью, даже большой. Впрочем, Марк никогда не любил «разбрасываться» и добивал цели последовательно: одну за другой. Сейчас он так же самозабвенно увлечён карьерой. – Точно, – вздохнула Алиса. – И на меня ему плевать. Может, это к лучшему? По крайней мере, не мешает мне жить. – Что ему теперь до тебя? Пройденный этап. – Ну уж!.. – С карьерой это же ты ему поспособствовала, разве нет? Вряд ли Марк так быстро встал бы на ноги, да ещё после прошлых заблуждений. – Ну подсуетилась, да, – нехотя признала женщина. – Пришлось кое с кем сойтись ближе – из вершителей губернских судеб. Не чужой ведь. – «Как не порадеть родному человечку?» – хмыкнул он. – Тем более, и самой перепадает немало. – С чего ты сегодня такой сердитый – а, honey? – укорила Алиса. – На всех кидаешься, аки голодный wolf. – Одиночества хочу, – вздохнул Вадим. – Достали меня сегодня! – Вот переселят в общинный дом, по дюжине братиков в комнату, чего станешь делать? Да по двое на койку, добавил он мысленно. Да в два яруса. И с общим тивишником, наглухо подключённым к однопрограммному кабелю, словно иосифские матюгальники. И с расписанным поминутно режимом, нарушения которого приравниваются к святотатству – при общем одобрении, как всегда. Не-ет, это будет последней каплей! – Ну, так чего? – В общине-то? – Вадим засмеялся. – Перекусаю всех – от братиков до отцов. Думаешь, теснота сближает людей? – Разве нет? – Людей сплачивает отстраненность. Это скотина сбивается в стадо: чем плотней, тем комфортней, – а нам требуется дистанция. Помнишь байку про влюблённых, привязанных лицом к лицу? – Вадим покачал головой: – Может, наши управители не так и глупы? Лучший способ разделить людей, чтобы спокойно властвовать, – расселить их по коммуналкам. – По общинам, – поправила Алиса. – Того пуще! Лично для меня это станет последним днём в Крепости. – И куда ж ты денешься? – Не пропаду, – заверил он. – «В жизни всегда есть место», и я эти места знаю. На своё счастье, люблю «разбрасываться» – в отличие от Марка. Потому, видно, его и раздражают такие, что нас непросто загнать в угол: всегда отыщется запасная норка!.. – Попробуй только от меня сбежать! – пригрозила женщина. – Из-под земли достану! – Ты же первая от меня отречёшься – «прежде нежели пропоёт петух»… Засим бросаю вас, – добавил Вадим, поднимаясь. – Чао, Алисочка! До чего ж удивительны взращённые социализмом люди! – размышлял он, спускаясь по лестнице. Ладно бы в прежние времена, когда ревнивый режим всеми силами сохранял у поднадзорных невинность, – но теперь, после распахнутых шлюзов, из которых на головы низверглось столько!.. Неужто в политике потеря невинности обратима? Конечно, Главы очень удачно вернули подданных к однопрограммности, оградив от внешних искусов, – но ведь те особенно не возбухали! Так, поворчали по кухням и опять дружно пораззявили рты: нате, кормите нас с ложечки, как раньше. Затем покусились на дорогое, принявшись урезать пайки, и вот тут конструкция закачалась. Но правители ловко вывернулись из-под удара, поделив подданных на горожан и селян, старожилов и новосёлов, спецов и трудяг, – и снова народ показал себя стадом. Вот где пошли разборки, кому и сколько положено крошек с барского стола! А когда, чуть позже, из всех выделили «золотую тысячу», разве хоть кто-нибудь возмутился? Уже поговаривают о введении титулования, от «благородия» до «сиятельства» и «светлости» включительно, – а чего, разве это намного смешней, чем обзывать всех «товарищами» или, как сейчас, «братьями» да «отцами»? Наши всеядные проглотят и такое, не поперхнутся. Непонятно только, для кого приберегаются «высочества» да «величества» – ведь без них перечень неполон? |
||
|