"Галоп" - читать интересную книгу автора (Куприянов Сергей)5.От тихого лесного озера, по прикидкам Макса, отъехали недалеко, от силы километров на десять. Двигаясь по лесу, частенько меняли направление, порой даже казалось, что едут в обратную сторону, и вообще не понятно, как они тут, в лесу, ориентируются. Похожие одно на другое деревья, солнца почти не видно за сомкнутыми высоко над головой кронами деревьев, все однообразное, без хорошо заметных ориентиров. Уже минут через пятнадцать Макс засомневался, сможет ли он найти дорогу обратно, а через час стал полностью уверен, что в одиночку ему из этих мест не выбраться. Всю дорогу говорун не желал вступать в разговор, ссылаясь на потом. При этом остальные аборигены относились к пленникам без очевидной злобы, чем несколько успокоили Чемпиона, хотя о каком спокойствии можно говорить в таком положении? Смешно. Что радовало или, по крайней мере, внушало некоторую уверенность, так это восстановившийся контакт с животинкой. Камил перестал восприниматься как ледяная, бесчувственная глыба, он снова стал живым и даже, кажется, более отзывчивым. Макс, решивший не предаваться бесплодному отчаянию, решил попробовать установить новый, более осмысленный контакт с массипо. Если эти парни могут заставить животных подчиняться с помощью телепатии, то почему он не может? К тому же в свое время у него имелись кое-какие соображения по этому поводу, он даже проводил небольшие эксперименты, правда, не афишируя их. Впрочем, результаты его тогдашних усилий трудно было назвать очень уж успешными. Его нынешнюю попытку воздействовать на Камила говорун прервал в самом начале. «Сейчас не время для этого. Потом потренируешься». Что ж, в его ситуации это «потом» выглядит вполне обнадеживающе, поэтому Макс предался наблюдением, хотя смотреть особо было не на что. Деревья, кустарник, трава, мелкие зверюшки шныряют в листве, какие-то птицы кричат, иногда встречаются небольшие поляны-проплешины, которые аборигены почему-то старательно обходили. Догадываются о спутнике? Все же это чересчур. В очередной раз, когда сбоку за деревьями показалась очередная прогалина, решился на вопрос. – Почему туда не выезжаем? – показал он на просвет. «Болото», – коротко прокомментировал говорун. Поэтому Макс удивился, когда они, продравшись сквозь кустарник с цепкими колючками, выехали на полянку, посреди которой оказалось некое каменное сооружение, не то часовня, не то хижина отшельника-одиночки; на большее из-за своих размеров оно не тянуло. Массипо один за другим опустились на колени и аборигены спешились, Макс вслед за ними, хотя нужды в этом не видел. Ну, хотят помолиться, так он-то здесь причем? Скорее помеха. Но когда со спины опустившейся на землю животинки сняли раненого, заволновался. Черт их знает, может они жертву тут собираются приносить? С них станется. Ведь говорили же… Прочь, не думать об этом. Говорун, стоявший у темного провала входа, на котором не имелось двери, обернулся к Максу. «Иди за мной». Спорить не приходилось. Уже находясь в шаге от темного прямоугольника неправильной формы, из которого тянуло сыростью, Макс оглянулся, ища подсказки или какого намека на лицах аборигенов, оставшихся на полянке. На него никто не обращал внимания, а трое, в том числе одна женщина, так вообще уходили прочь, судя по уверенности движений, с какой-то конкретной целью. Шагнув внутрь, он сначала ничего не увидел. Полумрак и сырость, свойственные склепу, мешали восприятию. – Что здесь? – унимая дрожь, спросил он. «Подожди. Скоро глаза привыкнут. Стой на месте». Предупреждение было не лишним, потому что единственным желанием Макса было рвануть отсюда на белый свет. Там, снаружи, тепло, сухо и светло. Здесь же – самый натуральный склеп. Или они решили его познакомить со своим божеством? Вроде как в свою веру склонить. Так хотя бы свечку дали, что ли. Холод проникал даже под комбез, хотя, по идее, такого не могло быть. Тот должен поддерживать температуру внутри, не давая – в известных пределах, конечно, – проникнуть ни жаре, ни холоду. Впрочем, намокать он вроде как тоже не должен. Наконец его глаза привыкли к полумраку, и он различил какую-то конструкцию в центре, здорово смахивающию на гильотину. Та-ак, началось. Макс резко отступил назад, лопатками вжимаясь в стену, от которой несло холодом. «Видишь?» – Это что такое? «Дай руку». – Зачем еще? «Я тебе покажу. Иначе испугаешься». – Не испугаюсь. «Тогда пошли. Держись рядом». Говорун шагнул первым к П-образной каменной кладке. Макс, поколебавшись – а вдруг?! – за ним. От стены до этой штуки шага три от силы. Он припомнил выражение «идти на Голгофу». Это, кажется, означает, что идти приходится туда, где, как ты твердо знаешь, тебя ждут крупные неприятности. И идти страшно, и не идти нельзя. Справа, в светлом проеме, что-то мелькнуло, и Макс, замерев, обернулся. Никого не видно. Сердце колотилось, кажется, прямо в глотке, мешая дыханию, ставшему прерывистым и коротким. Напугали, заразы. Шагнув вслед за говоруном, он оказался под аркой. Теперь стало понятно, что вся эта конструкция всего лишь колодец. Наверху блок с намотанной на него веревкой, которая спускается в дыру, обложенную неровными каменными плитами. Странно только, что у этого колодца нет какого-нибудь бордюра либо заграждения. Так ведь и свалиться недолго, особенно в потемках. Да и дыра весьма внушительная, метра два в поперечнике. Только на кой дьявол такой колодец посреди леса?! И веревка толстая, скорее даже канат. – Это что? – неожиданно громко, так, что даже чуть испугался, спросил он. «Не кричи тут. Выйдем». Лучшего предложения за последнее время Макс не слышал, потому воспользовался им немедленно и даже поспешно. Место это выглядело настолько мрачно и даже опасно, что покинуть его, сбежать, не казалось позорным. Уж лучше в лес, чем тут, где в сырости и каменных щелях может быть все, что угодно, от противных мокриц до смертельно опасных змей. Впрочем, дыра, уходящая вглубь, источала не меньшую опасность. Выскочив наружу первым, ощутил обвалившееся на него тепло и, главное, свет. Нет, он никогда не был сторонником всякой мистики, никогда не стремился лазить по подвалам и катакомбах, да и, честно говоря, не было их в его детстве. Его стихии простор и скорость, а не это вот, не склепы. Он вообще не любил маленьких помещений, делая исключения только в конюшнях, где теснота компенсировалась родными запахами, напоминающими о просторах. Он, не снижая скорости, пошел к раненому солдату, лежащему на земле с закрытыми глазами. Спит? Макс с испугу так много накачал ему всяких лекарств, что тот мог и отравиться ими. – Ты как? – спросил он, опускаясь рядом с ним на колени, с удовольствием чувствуя при этом ладонью тепло, исходящее от земли, и запах травы. – Терпимо пока, – сказал раненый, открывая глаза. – Куда они нас тащат? Может, на базу? – Может быть, – легко соврал Макс. – Только не сейчас. Позже. Болит? – Да не особо. Так, тянет. Кайфу ты мне натолкал нормально. Слушай, а может они того? – Что? – Ну, на выкуп какой согласятся или как. Пообещать им чего-нибудь. Я не знаю. – Посмотрим. Тебе нельзя сейчас много говорить. Я попробую. Странно, но мысль о выкупе или другого вида сделке отчего не приходила Максу в голову. – Ты, я чую, уже с ними базаришь, а? – Пытаюсь, – уклонился от честного ответа Макс. Это «базаришь» его резануло. Навидался он таких, крутых и косящих под них. Истеричных и зачастую глупых, а уж жадных – всегда. Еще когда он только становился жокером, его предупредил хозяин конюшни, что, если только заметит контакт с подобной публикой, то сразу оправит за ворота. Позже он не раз имел возможность убедиться в справедливости такого рода предупреждения. К счастью, на чужих примерах. Поэтому он не стал откровенничать. Успеется. Хотел уже подняться с травы, но раненый задержал, схватив за рукав. – Слышь, Чемпион, а они нас не того, а? В смысле, не сожрут? – С чего ты взял? – Ну так говорили же. Булыгу-то они вроде – ам сделали. – Не слыхал, – ответил Макс и поспешил подняться. Однако, приблатненный Густав или нет, а держаться им все равно нужно вместе. Оглянувшись, он заметил, что массипо на полянке стало меньше, и как раз один из них в этот самый момент продирался сквозь кусты, уходя прочь, при этом складывалось такое впечатление, что аборигенам на это наплевать. Они занимались своими делами и совсем не обращали внимания на животных. Найдя взглядом говоруна, подошел к нему. – Массипо уходят. «Они нам больше не нужны», – последовал ответ. – Мы что, здесь останемся? «Да нет, уйдем к себе». – Куда? «Увидишь». – Это что, недалеко? «Наоборот, очень далеко». – Тогда я не понимаю. «Потерпи». Ясности эти ответы не прибавили. Какой смысл отпускать массипо, если им еще далеко добираться? Или это в иносказательном смысле? Может, эта дыра, из которой несет сыростью, у них что-то вроде жертвенного алтаря, куда сбрасывают обреченных, как это проделывали индейцы Южной Америки до открытия ее Колумбом? Но все равно, зачем отпускать животных? Или аборигены тоже собираются в колодец? Только не похожи они на самоубийц. Вон женщины и еду раскладывают. Последний пир? Как это? Тризна? Поминки по самим себе? «Пойдем, поедим перед дорогой», – прозвучало предложение говоруна, сопровожденное красноречивым приглашающим жестом. Макс согласно кивнул и двинулся следом, уже издали изучая «стол». Какие-то плоды, серые бесформенные катыши неизвестно чего, куски, даже, точнее, порезанные мясные ленты. Аппетитным все это назвать можно было с трудом, скорее, лишь из вежливости. Кое-кто из аборигенов тоже потянулся к еде, тогда как другие не то игнорировали, не то ждали своей очереди, занимаясь своими делами. Так двое рубили тесаками молодые кусты и бросали срубленное поверх других, нетронутых. Наверное, так они не давали зарасти поляне, одновременно делая проход к ней менее проходимым. Вдруг, вспомнив, Макс остановился, не дойдя до «стола» пары шагов. – А как же он? – спросил, имея в виду раненого. «Можешь отнести ему, если хочешь». Интересная постановка вопроса. Взяв с тряпки какой-то плод и кусок жесткого на ощупь мяса, понес все это Георгу, следившему за его передвижениями. Наверное, его выглядящие со стороны безответными вопросы и реплики представляются тому диковато. Надо бы объяснить, но не сейчас, потом, решил Макс. – На, пожуй. – А чего это такое? – Еда. Тебе сейчас нужно восстанавливать силы, так что ешь. – Что-то неохота мне это жрать. Дрянь какая-то. Еще отравят. – Вряд ли. Разве что поначалу пронесет пару раз. Так что давай, привыкай. – Ты чего сказать этим хочешь? Что значит привыкать? Парень начинал действовать на нервы. Правда тупой или так, характер показывает? – А ты что думаешь, тебя на базу везут? Или к теще в гости? – раздражаясь, спросил Макс, сам того не зная, что использовал один из любимых оборотов Кинга. – Ну? – Ладно, давай. Через минуту Макс, глядя, как энергично работает челюстями раненый, убедился, что угощение съедобно. Хотя, понятное дело, от кишечных расстройств это не гарантировало. Но, похоже, что привыкать стоит и ему. Так что рискнуть здоровьем придется. Говорун, сидевший на корточках и откусывающий от бесформенного нечто, жестом показал ему на место возле себя, не став утруждать себя вторжением в мозг пленника. В сущности, есть не очень-то и хотелось, но Макс решил не отказываться; кто знает, когда ему снова предложат. Ведь пленный почти тот же раб и так же зависит от хозяев, особенно на первых порах. Да и рассмотреть аборигенов поближе, лицом к лицу, тоже было небезинтересно. Но ни еде, ни наблюдениям долго придаваться не пришлось. В одно мгновение что-то неуловимо поменялось, встревоженные аборигены вскочили на ноги, хватаясь за свои тесаки. – Что? – встрепенулся и Макс, вначале подумавший, что это он, сам тоже не желая, стал причиной этой вспышки агрессии. В ответ последовал непонятный набор звуков, в котором отчетливо угадывалась лишь тревога. – Не понял. «Хищник. Напал на массипо». – И что теперь делать? «Ничего не сделаешь. Все кончено. Надо заканчивать и уходить. Ты поел?». – В общем, да, – ответил, что б не обидеть. Попробованное им совсем не тянуло на звание гастрономических шедевров. – Куда уходить будем? «Туда». И говорун указал на каменное сооружение, где они недавно были с экскурсией. Черт возьми, они что, живут под землей? Макс вгляделся в их лица. Нормальные, в меру загорелые, совсем не похожие на бледные лики, не видящие солнечного света. Может, это что-то типа разведчиков? Время от времени выходят на поверхность, делают тут свои дела, например, охотятся, а остальные в это время ждут их там, в подземелье. Только зачем? Нет никакой видимой причины, почему бы им не жить наверху. Да и в отчетах говорится, что их разрозненные племена бродят и тут, и там. Словом, лезть вниз Максу не хотелось совершенно. А между тем двое аборигенов скрылись в сооружении, прихватив с собой пучки веток. Вскоре в темном проеме замелькали световые пятна. Потом еще двое, с поклажей в руках. Преодолев понятный трепет, Макс решился собственными глазами посмотреть, что же там происходит. Хотя бы снаружи. Как оказалось, снаружи ничего не видно, кроме того, что один абориген стоит с факелом в руке, а второй что-то там крутит внутри каменного устройства. Пришлось войти внутрь. На него посмотрели – тот, что с факелом, – но и только. Оказалось, второй крутит ворот, с которого разматывается веревка. Простейшее устройство, схожее с колодезным, служит подъемником. Макс, несколько успокоенный, вышел наружу. Ну ладно, подъемник, это еще куда ни шло. – Послушай, – обратился он к говоруну. – среди вещей, которые вы у нас забрали, есть фонари. «Что это?». – Чтобы светить. Не факелом, – он поднял руку, будто держал факел, – а вот так, электричеством. «Ты мне такое не показывал», – нахмурился говорун. – Все правильно. Он не отдельно. Встроен в рукоятку ножа. «Зачем тебе нож?» – Мне не нужен нож. Но тебе будет удобнее пользоваться фонарем, чем факелом. Давай покажу. Говорун ответил не сразу. Некоторое он время не то думал, не то, что скорее всего, советовался. «Я дам тебе твой нож. Здесь. Покажи мне, как им пользоваться.» Больше он ничего не добавил, но и так все ясно, потому что вместе с женщиной, принесшей узел с вещами пленных, к ним подошел и еще один абориген весьма внушительного сложения. Этот служил живым предупреждением от попыток совершать так называемые необдуманные действия. Макс, стараясь не делать резких движений, извлек из кучи вещей штатный десантный нож и, не вынимая его из ножен, повернул ободок на рукоятке. Из оголовка вырвался яркий луч света, видный даже здесь, на полянке. – Вот, – он перевел луч сначала на стволы деревьев, а потом и внутрь строения, С расстояния метров в десять на его внутренней стене появился хорошо очерченный светлый круг. – Понятно? Вот так выключать, так включать, так опять выключать, – продемонстрировал он. – Удобно. При этом он не стал выкладывать всех знаний, полученных во время ускоренного курса подготовки выживания на неосвоенных планетах, включая нормативы пользования штатными элементами снаряжения. Он просто «забыл» о некоторых функциях, которые имеет современный универсальный нож космического десантника. «Хорошо». – На, держи, – протянул он нож говоруну. Тот взял его и опустил за пазуху. При этом, как показалось Максу, слегка улыбнулся. Подъемник оказался чем-то вроде широкой плоской корзины, сплетенной из длинных веток или лиан. Опускали по двое, причем те, кто должны были опускаться следующими, обеспечивали спуск предыдущих, так что и Максу пришлось постоять у ворота. Его опускали на пару с говоруном. Видно, по каким-то причинам тот оказался в качестве его постоянного сопровождающего. Колодец оказался почти идеальной прямоугольной формы, при этом поначалу Макса больше всего поразило то, что по одной его стенке вбиты металлические скобы-ступеньки. Правда, чтобы спуститься по ним на глубину не меньше пятидесяти метров, как весьма приблизительно позже прикинул Макс, нужно обладать немалой силой и ловкостью. От самого верха стенки колодца выложены природным необработанным камнем, напоминающем древнюю брусчатку, во множестве поросшим мхом, в котором время от времени мелькали мелкие насекомые и, если Макс не ошибся, твари вроде ящериц. То есть создано это не вчера и даже не пять лет назад. – Кто это сделал? «Ты говоришь про спуск?» – Конечно. «Давно уже. Наши… Я не знаю слова. Не отцы…» – Предки, – подсказал Макс. – Отцы ваших отцов и еще несколько раз так же. Может быть очень много раз. «Тогда предки». – Это же тяжелая работа, такую шахту сделать. Тут что-то добывали? «Не очень тяжелая, если копать снизу». – Как это снизу? «Так удобно. Не надо землю доставать. Там река внизу. Пробиваешь, земля падает вниз, вода смывает. Удобно». – А зачем это? То есть я не понимаю. Откуда снизу-то?! – продолжал допытываться Макс, пользуясь возможностью. Наедине говорун оказался куда более разговорчив. Впрочем, не исключено, что этим он просто маскировал свой страх. Максу, например, тоже было не по себе, когда луч фонаря высветил глубину этой рукотворной дыры. Дна ее видно не было. «Оттуда снизу», – показал говорун пальцем в хлипкий пол корзины. – Откуда там твои предки взялись-то? Жили там или что? Или работали? Застряли, может. «Работали. Так правильно. Чтобы прорыть ходы». – Не понимаю. «Сейчас попробую. Ты… Внимание приготовь». Как его готовить, это самое внимание, Макс не имел ни малейшего понятия. Но заткнулся и как сумел сосредоточился. Примерно так, как артист дешевого балагана, что так любят жители больших городов, набычивается перед тем, как ему из-под купола упадет на бритую глупую голову кирпич, и хорошо, если бутафорский. Наверное, он очень правильно набычился, потому что перед его глазами разом появилась… Ну, картинка не картинка, а, в общем, некое изображение, сильно смахивающее на проекцию с заезженного, да еще и побывавшего под жестким облучением видеоносителя. Сначала видно было только шевеление. Что-то или кто-то проделывал некую работу, монотонную и, видимо, тяжелую. Движения и их суть приходилось больше угадывать, чем рассматривать. А потом… Может, Макс пригляделся, подстроился, а может «проектор» наладил резкость, но видно стало очень отчетливо. До деталей. Работали четверо. Двое похожи на аборигенов. Да, скорее всего, это они и были. Только больше заросшие и одеты иначе. А другие двое… Таких созданий Макс не встречал даже в школьном «Галактическом атласе», где описаны все известные формы внеземной жизни. Огромные, если сравнивать с местными, то метра в два с половиной, если не больше, шестиконечные, громоздкие. Эти рубили породу над своими головами, балансируя на грубых досках, положенных на скобы. Земля, камни, песок, вода – все это сыпется на них и мимо. Делают проход, забивают новые скобы, перекладывают на них доски и по новой. А внизу заросшие и бородатые, стоя по грудь в воде, разгребают породу, чтобы ее смывал поток, отдельно откладывая камни, которые тутже идут на отделку стен. – Это еще кто такие? – спросил пораженный Макс. «Они хорошо работали. Очень сильные». – И сейчас тоже? «Давно умерли». – Так кто они?! «Работники. Сначала они хотели нас захватить. Как твои». Вот это называется приехали! Все оставшееся время, пока продолжался спуск, Макс переваривал услышанное. Получается, что полудикие аборигены взяли в полон пришельцев с другой планеты и заставили их на себя работать. То есть разгромили представителей цивилизации, стоящей намного на более высоком уровне, чем они. Впрочем, это могло оказаться не таким трудным делом, если те прибыли с сугубо мирной миссией. Ученые, исследователи, умильные миссионеры – проводники высоких идей, просветители и прочий народ, представления не имеющий о самообороне. Возможно такое? Особенно при наличии на исследуемой планете орд первобытных варваров? Вряд ли. Вопрос у него родился, когда внизу стали видны тянущиеся к корзине руки. – Много у вас было этих работников? «Почти все». – Как это получилось? «Они несъедобные». Приехали еще раз! А мы, стало быть, съедобные? Вслух он это не произносил – точно. Но, тем не менее, ответ получил: «Не бойся. Ты как мы. Мы тебя есть не будем». – И на том спасибо, – пробормотал Макс. И, спохватившись, уточнил. – Что значит «как вы»? «Разумный». В ярком свете фонаря подземное пространство видно хорошо. Что-то вроде каменно-известкового грота, вряд ли рукотворного происхождения, по которому течет вода. Повыше уровня воды в стенке сделана ниша, где могут поместиться человек пятнадцать. Такая примитивная подземная станция, правда, с некоторыми удобствами в виде пары полок с какими-то коробами и вбитых в стены подставок для факелов. Еще одно рукотворное сооружение – канал, огибающий приемную площадку, так что корзина опускается не в воду, а на сухое место. Или абориген врет? Ведь не может быть такого, чтобы дикари захватили отряд первооткрывателей, наверняка имеющий способы защиты. Хотя почему нет? Мало ли что могло случиться. Даже до зубов вооруженных самым современным оружием людей можно обмануть. Ведь обворовывают же дома, оборудованные топовыми средствами сигнализации. Крадут транспорт, воруют предметы искусства, взламывают базы данных, убивают особо охраняемых персон. И все это часто не из-за технического превосходства. Хитрость, решительность и напор нередко берут верх над достижениями технического прогресса. Впрочем, лично Макс о нем никогда не был слишком высокого мнения, наверное, в силу своей во многом архаичной профессии, исповедующей иные ценности, нежели программист или летчик, то есть люди, постоянно имеющие дело с механизмами и искусственным интеллектом, а значит, от них зависимыми в той или иной степени. Ступив на твердую землю, он с удивлением для себя обнаружил, что аборигенов тут всего двое, хотя перед ним – это он точно видел! – опустилось шестеро. Потрескивающий факел из пучка веток достаточно освещал грот, чтобы увидеть не только людей, но и, если можно так сказать, отдельные детали. А уж фонарик, которым говорун активно пользовался с самого начала спуска, и подавно высвечивал все до мелочей. О том, что срок действия даже очень мощной батарейки все же ограничен, Макс умолчал. – Где остальные? – спросил он, рассудив, что, пока отвечают, следует спрашивать. «Потом» ему уже надоело. «Поплыли. Мы тоже сейчас». Макс с сомнением посмотрел на поток у своих ног. Течение не быстрое, но холод от воды шел просто космический, если не сказать адовый. Плавание в этой подземной реке как-то не входило в его планы. Один раз сегодня искупался, и довольно. Нет, он, конечно, не слабак, покрепче этих бородачей будет, спортсмен как никак и все такое, но подобные упражнения не для него. В полной тишине корзина поползла наверх, а те двое, что их тут встретили, перешли на полуостров, служивший посадочной площадкой, и двинулись в сторону, навстречу потоку. Макс, тревожно-заинтересованный, пошел следом. Ну надо же понять-то! Может они там в рыб превращаются или что-то другое имеется. Хоть лодка, что ли. Или плот какой. Ведь вплавь – просто нереально! Пять минут максимум при такой температуре – и каюк. Говорун с обретенным фонарем и, кстати, факел остались в гроте, так что тут были только отсветы, иногда вспыхивающие на кристаллических отложениях подземного русла. Но, если без мелких деталей, освещения хватало. Поэтому он смог разглядеть, как парочка подошла к запруде или, точнее, некому препятствию из крупных камней, сквозь которое вода переливалась, разделяясь на струю и вспениваясь. Один перешел по этим самым камням на другую сторону потока, намокнув едва не до колен, прошелся по выступу и остановился напротив второго, оставшегося на этом берегу. Они не переговаривались. Да и зачем говорить при таких способностях? Просто постояли, посмотрели в воду перед собой – с минуту, не больше – и разом нагнувшись, запустили в нее руки. Должно быть, свой предел эмоционального восприятия на сегодняшний день Макс уже перешел, хотя рвотный позыв все же едва сдержал. То, что эти двое выдернули из воды, вначале показалось похожим на шлепок размякшего дерьма, в силу физико-химических законов принявшего относительно плоскую форму. Субстанция, отдаленно напоминающая медузу, если уж проводить аналогии с относительно животным миром. Тоже бесцветная, блеклая, студенистая на вид и полупрозрачная. И практически бесформенная. В лучшем случае это похоже на бесформенный плевок на полу, просто очень большой. В одно движение парочка перебросила – именно перебросила, с подкидыванием вверх! – этот плевок через преграду и, встав с ним на один уровень, несколько секунд выжидала. Хрень эта (может, плесень?), от удара о воду скукожившаяся, за это время как-то подсобралась, расправилась и аборигены плавно, почти нежно, ступили на нее, сразу опустившись на корточки, а потом на карачки. И поплыли! Поплыли по течению, для чего-то достав свои тесаки. Минуты не прошло, как они скрылись в тоннеле. Макс, завороженный этим зрелищем, едва не поймал на свою голову корзину с новой партией пассажиров. Среди которых, как тут же оказалось, находился и раненый. Вид его Максу не понравился. Боевые пластыри и сильные лекарства дело, ясно, хорошее, но ему требовалась операция, причем срочно. В штатном огнестрельном оружии космодесанта Макс разбирался, прямо сказать, неважно, но кое-что знал. Подобные ранения даром не проходят. И сами собой не излечиваются. Надо было как-то все это донести до говоруна, но вслух, так, чтобы слышал Георг, нельзя. Это значит озвучить фактически смертный приговор для парня, а ожидание смерти хуже ее самой. Как он сказал? Расслабься? Макс расслабился и набычился одновременно. Наверное, нужно все же напрячься. «Ему операция нужна. Пулю надо вырезать. Врач нужен». Он представил себе хирурга, под ножом которого однажды лежал по поводу простейшего аппендицита. Собственно, хирург там только присутствовал, контролируя процесс, делал все автомат, в нутро которого загнали обездвиженное и бесчувственное тело ученика жокера. Но в данном случае ссылка на железяку, даже очень умную, выглядела нелепо. Врач все же лучше. Как доступный для восприятия дикарей образ. «Вырежем». Пулю? Макс истерично засмеялся, почти по-собачьи гавкая. Вы?! Пулю? Ослепительно яркий луч жалом уперся ему в лицо. «Даже я могу из тебя сделать женщину. Только долго. Пуля (непонятный набор звуков) хорошо. Скоро сделают. Нам идти.» – Ты чего? – возмутился Макс. – Куда еще? Делай давай, если можешь. «Ловить. Нам надо большой плот. На троих». Вот бывает так, что тебя заколодило, сам это понимаешь – задним или каким там еще умом, – а все равно прешь бульдозером, тормозные тяги у которого полетели напрочь. Макс завелся. – Какой плот?! Чего мелешь? Человек умирает! Можешь помочь – помогай. Или ты, урод, хочешь консервы детишкам привезти? Так давай, давай! На! Попробуй! Жизнь жокера не так проста и нарядна, как то может казаться с трибун или на телевизионных экранах. Телевизионные страсти про любовь и мелких, но благородных воров блекнут перед тем, что порой происходит в служебных помещениях и возле них. Тяжелыми пулями головы разносят редко, это, по большому счету, исключение, но вот страсти приключаются – куда там Шекспиру! Когда на кону деньги, и деньги большие, то вся цивилизация слетает с человека, как шелуха с семечек, которыми последний год просто больна вся Европа. Уборщики на ипподромах шелуху собирают мешками. Впрочем, говорят, они и на этот делают деньги. Собственно, не к тому. Макс научился понимать, когда человек дошел до крайности. Навидался. И вот сейчас он неожиданно для себя, даже со страхом, увидел, что абориген перекипает, как чайник со сломанным термостатом. Готов на все. А все тут… ну, смерть смертью, от нее никто не застрахован, но, все же, когда тебя съедают… Тут нечто иное. Даже не то что обидное. Это страшнее страха. Это ужас. И вот именно ужас испытал Макс, увидев лицо говоруна. Противный, цепенящий, обволакивающий взгляд. И понял, что где-то он переборщил, перегнул палку. И сейчас абориген достанет свой замечательный ножичек и – чик им по горлу. Или прямо так, зубами вцепится. Во всяком случае выглядел он так, что этот подвиг казался ему вполне по плечу. – Ну ладно, ладно, ты это, извини, – Макс поспешил дать задний ход. – Только плох он, сам видишь. «Ты меня оскорбил». – Я же извинился уже. Мне что теперь, на колени перед тобой встать? Или все же спасать будем? – спросил Макс, чувствуя, что начинает заводиться по новой. «Ты должен делать наказание». – Хорошо, сделаю. – И подумал: «А если он помрет, тогда что?». «Не умрет. Если мы сейчас же найдем хороший плот». Сверху на них уже опускалась корзина. Абориген, отвернувшись, пошел прочь. Макс, подумав, что тот все же должен отвечать за свои слова – не дите ведь несмышленое, тронулся следом. Хочется верить, что местный знает, что делает. Но мог бы, между прочим, и объяснить хоть что-нибудь. Тот, словно услышав эти мысли – а то и впрямь услышал – обернулся. «Стой там. Принимай сверху». Макс в сердцах сплюнул. То пошли ловить, то стой. Развернулся и подошел к раненому, заглядывая в его освещенное факелом лицо. Тот находился в сознании, но дела его явно неважнецкие. Глаза запали, сам бледный, пальцы левой руки, лежащей вдоль тела, мелко дрожат, рот запекся. Подумав, что немного коньяка ему не повредит, Макс поднес к его рту фляжку. – На, дерни грамульку. Уговаривать не пришлось. Георг так увлекся, что пришлось силой выдергивать фляжку из его руки. По щеке его стекла струйка, казавшаяся красной при свете факела. – Благодарю. Макс хотел его упрекнуть за жадность, но не стал. Негоже так с больными. Им и без того не сладко. – Ну, ты как? – Лучше, – ответил тот. – Ты б мне раньше плеснул, я бы вообще уже плясал. – Ага, – язвительно начал Макс, но фразу не закончил. Не стоит напрягать больного. Но через пару секунд природа взяла верх над здравым смыслом. – Если б ты в винной бочке жил, то тебя и пуля, глядишь, не взяла. – Так откуда ж в бочке пули? Там кайф. – Смотри не захлебнись. – Это теперь не от меня зависит, Чемпион. От тебя. Не бросишь? – Если будешь хорошо себя вести. Макс кивнул в подтверждение своих слов, глядя, как из корзины вылезают две женщины со знакомым тюком в руках. Перенеся его на сушу, одна осталась, а вторая заспешила к говоруну, застывшему над потоком с фонариком в руках. Направленный в воду луч частично отражался от поверхности, так что абориген оказался неплохо освещен. Видно даже насколько сосредоточено его лицо. Пару раз он тыкал пальцем, показывая что-то в воде, но, видно, все не то, потому что ничем это не заканчивалось. Они стояли вдвоем и смотрели в воду, выискивая подходящий плот. И ему придется плыть на этой слизи? Противно даже думать о подобном. А странно. Говорун с Максом «разговаривает», то же аборигены меж собой и с ним тоже, а он не слышит их. Как это? Или говорун у них за переводчика? Надо будет спросить. Наконец у рыболовов что-то произошло. Наверное, клюнуло. Они задвигались, перемещаясь вдоль потока. Смотреть на это было занятно и даже жутковато – они перемещались и двигались синхронно, как автоматы, настроенные на выполнение одной и той же программы. Они уже по колено вошли в воду, но впечатление такое, будто они этого не замечали, как вошедшие в рабочий режим машины. Наконец остановились напряженно всматриваясь вниз. – Чего там? – спросил Георг; из положения, в котором он находился, разглядеть можно было только внутренность грота и небольшой отрезок потока, от которого даже на расстоянии несло холодом. Макс не успел ответить, потому что его позвал говорун: «Помоги нам». Забыв об остальном, он бросился на зов. Чуть позже, вспоминая этот крохотный эпизод, он подумал, что пленному негоже так себя вести. Этот статус предполагает нарочитую неспешность движений, если только речь не идет о еде. Куда спешить, если время течет удручающе медленно, и его задача – выжить, переждав, протянув это проклятое время. А бегать на полусогнутых – это только так, для блезира, для видимости, чтобы начальству потрафить. Оправдывало его в собственных глазах лишь то, что поспешал он с целью помочь товарищу по несчастью, которого требуется как можно скорее доставить к врачу. То, что он увидел в воде, разом остудило его энтузиазм, не говоря уж о том, что и температура самой воды очень этому способствовала. В потоке на самом дне копошились те самые слизни, паря в воде, как листья переваренной капусты в кипятке. В ярком луче фонаря это было очень хорошо видно. Блестящие и даже на вид скользкие, они копошились у дна, наплывая друг на друга и стекая. Крохотные, чуть больше ладони, и большущие, они варились в этом супе, но даже в родной стихии они не выглядели грациозными, как то бывает с медузами, в море распускающимися прекрасными цветками. «Этот, – высветил говорун одну особь. – Брать крепко, две руки. Поднимать вверх, над водой. Несем туда, – луч фонаря метнулся к запруде, – Перебрасываем. Как я скажу – делать всем». – Понятно, – пробормотал Макс сквозь зубы. Ему предстояло не самое приятное занятие в его жизни. Хотя, если напрячь память, можно вспомнить, как ему пришлось голой рукой доставать из заднего прохода жеребенка массипо застрявший там полупереваренный кусок дерева, уже начавший загнивать. Ветеринар на это не решился. Он приготовился, заняв указанное ему место. «Сейчас…» Говорун кончик ножа зубами. А он ничего, быстро схватывает. «Да!». Они разом сунули руки в воду. С непривычки и из-за преломления света в воде Макс промахнулся, ткнувшись пальцами в податливую плоть, и та стала резко уходить в сторону, упруго колыхнув телом. Пришлось сделать поспешный шаг за ней, наступив на что-то скользкое – представлять что это такое противно – и все же ухватился за край, скрюченными пальцами впиваясь в мягкое так, что пальцы почти сомкнулись. «Вверх!» И он потянул это, боясь порвать – до того студень казался хлипким, ненадежным и непрочным. И едва не выпустил, потому что аборигены не тянули, а рванули создание из воды, осыпая себя и окружающих холодными брызгами. Каким-то чудом Максу удалось перестроиться и он чуть ли не в конечной фазе попал в рывок, выдергивая водяного слизня на воздух. «Бросай!» – позвучало почти сразу. И он бросил, как и было сказано. Только в этот момент что-то произошло. Всецело поглощенный этим занятием, Макс не обратил внимания на шум, донесшийся со стороны грота, но говорун, слушающий не только ушами, да и дамочка тоже, отреагировали раньше и потому не бросили через камни, как задумывалось, а чуть ли не уронили. Да, по сути, и уронили, и, если б не Макс, слизень просто шлепнулся бы обратно, и только приданное им ускорение выкинуло студенистое тело на камни, но аборигены этого, надо думать, уже не видели – они мчались к гроту, громко шлепая по воде. Растерявшись, Макс секунды две стоял, не зная, что ему делать. Ясно, что там что-то произошло. Черт с ним с плотом, еще одного поймаем, утешал он себя уже на бегу. Только далеко не убежал, потому что: «Спасай плот!». Затормозив было, Макс махнул рукой. Какого черта! И снова побежал. Георг теперь не просто лежал – он валялся с покрасневшей скулой, из ссадины на которой сочилась кровь. Женщина, оставшаяся его охранять, стояла поодаль в настороженной позе и не сводила с него глаз, хотя, очевидно, она уже сделала все, что могла. Прибывший после всех Макс тем не менее понял, что произошло. Судя по развороченному тюку, Георг воспользовался ситуацией и решил завладеть оружием. А бабонька засекла его за этим делом и от всей души его отоварила. Что ж, ее понять можно. Как и говоруна, который тянул руку к своему тесаку. – Нет! – заорал Макс, бросаясь к раненому. – Не трогай его. «Он хочет погубить нас». Показалось Максу или нет, но в этих словах он угадал нотку неуверенности. Злость и страх – само собой. Но и неуверенность присутствовала. – Ему нужны были лекарства! И демонстративно поддал мыском ботинка ствол автомата, торчащий из самодельной упаковки. Мол, эта гадость никого, и меня в том числе, не интересует и интересовать не может. Если он не ошибся, то телепатический контакт аборигены с Георгом наладить не могли, так что трактовать его намерения можно как угодно. Начиная помешательством и заканчивая раздачей ценных подарков местному населению. Чужая душа потемки. «Он брал оружие». – Не говори ерунды! На кой черт оно ему сдалось? Только чтобы застрелиться, наверное. Сейчас я его сам спрошу. Подняв было руку, чтобы похлопать по щекам раненого, Макс остановился. Хлопать по свежей ссадине как-то не по-людски. Пришлось отойти к потоку, набрать пригоршню воды и, пролив по пути не меньше половины, вылить ее на лицо находящегося без сознания человека. Тот дернулся – ну еще бы! вода-то холоднющая – и открыл глаза. – Ну что, не мог меня позвать?! – нарочито зло заговорил Макс. – Я бы тебе сам лекарств дал. Тебе же шевелиться нельзя, как ты, дубина, не понимаешь. Ну, где болит, говори. – Да я понимаю, – слабо запротестовал раненый, явно находящийся в прострации. Видать, аборигенка устроила парню сотрясение мозга. – Голова кружится? – продолжал строго спрашивать Макс, при этом пытаясь сообразить, насколько зрители понимают разыгрываемую перед ними пьесу. И, подбадривая партнера на Угру, подмигнул. Давай, давай, реагируй, я ж тебе подсказываю. – Кружится. Все плывет. – Я так и знал! – патетически воскликнул ведущий исполнитель. – Она ж его чуть не убила! Его надо срочно ко врачу. Что там плот? Последняя реплика артисту особенно удалась, потому что говорун, резко развернувшись, посветил на камни, на которых растеклось студенистое тело. Про себя Макс был уверен, что эта жидка плесень вообще сдохла. Кого бы другого так швырнуть – ведь дух вон. «Ты за него отвечаешь», – объявил свое решение говорун на бегу. – Кретин, – тихонько проговорил Макс, обращаясь к раненому. Теперь ему показалось, что тот элементарно пьян. Ведь хлебнул-то он хорошо. Правда, для здорового мужика доза явно маловата для того, чтобы сильно окосеть, но некоторую бодрость придать может. – Лежи и не дергайся, понял. – Да я только… – Заткнись, дурак. Потом поговорим. Под настороженный взгляд боевой бабенки Макс удалился в сторону камней, где говорун и его помощница безуспешно пытались стащить студень в воду. Втроем дело пошло заметно успешней, к тому же Макс оказался настолько явно сильнее каждого из них, что, не исключено, мог работать за двоих. К тому же он действительно старался, засунув куда подальше свою брезгливость. Тварь оказалась не только большой, но и тяжелой. Даже удивительно, как это им втроем удалось вытащить ее из воды. Когда ее сняли с камней и положили на воду, Макс подумал, что все их старания ни к чему. Тварь давно сдохла. Во всяком случае она лежала неподвижно, слегка дрейфуя в потоке. Труп трупом. Плевок плевком. Судя по лицу говоруна, он думал так же. И все из-за этого идиота Георга с его потугами на геройство. Ну и чего бы он добился? А однако ж быстро эти ребята реагируют. Если то же происходит у них в группе, скажем, в роте или даже в армии, а препятствий для этого, судя по всему, нет, то такой слаженности позавидовал бы любой самый рассамый полководец. Никаких курьеров, радистов и даже напястных коммуникаторов. Все происходит одновременно и буквально в один миг. Макс вышел из воды – холодно. Видно, придется нового слизняка ловить. И вдруг что-то произошло. Говорун оживился. «Грузим». Макс посмотрел на «плот». Тот слабо колыхался, продолжая дрейфовать. – Все в порядке? – усомнился он. – Ты уверен? «Грузим», – повторил говорун. Ну, грузим, так грузим. А чего грузить-то? Георга? Да больше, вроде, и нечего. Все остальные как-нибудь сами. Хотя из-за несовершенства склонений и спряжений у говоруна смысл, который он изначально вкладывает, может быть сильно искажен. Пропадают нюансы. К удивлению Макса, раненого положили поперек «плевка», который уже начал подавать признаки жизни. Говорун – ну естественно! – растянулся спереди, а он оказался на корме. Вторая порция удивления стала куда более сильной. Говорун протянул ему свой тесак. «Колоть его в край». И показал пальцем куда именно. Это понятно. Пришпоривать, значит. Знакомое дело, ничего хитрого. Только бы на дыбы не встал. Кинжал не шпоры, но, как оказалось, тоже не особо хитрая вещь. «Плевок» начал ускоряться, вибрируя нижним слоем; это неплохо было видно через его полупрозрачное тело. Лежать на слизняке не жестко, но неприятно. Скользко, сыро, неприятно податливо. Особенно когда он вдруг начал уходить под воду. «Снизу давай!». Это тоже понятно. Опустив руку в воду по самое плечо, Макс кольнул «плот» в мягкое, бесформенное брюхо. Видно, сильно получилось, потому что тело его выгнулось так, что едва не сбросило жокера в воду. Удержался он за счет того, что изо всех сил вцепился, даже впился пальцами в край плота, что немедленно дало еще один эффект – тот только что не прыгнул вперед, просто невероятно ля такого аморфного существа ускорившись. Лежащий спереди говорун громко охнул. Ну вот, наконец-то и заговорил по-человечески. Для этого и надо-то всего ничего, как выясняется. Канал или дыра, по которой они плыли, существенно, кстати, превышая скорость течения, в некоторых местах имела следы рукотворного труда. Ни о каких изысках в виде готических арок или ламбрикенов (черт его знает, что это такое, но слово уж больно красивое) речь не шла. Все грубо и сугубо утилитарно. Стены и своды из здешнего же камня, высеченные – следы инструмента хорошо видны – проходы, делающие возможность относительно свободно передвигаться, иногда – высеченные ниши. Для отдыха, наверное. Или для засад. А может и постов. Кто их поймет, что они тут творят. Один раз Макс в отраженном свете фонаря разглядел на стене какие-то явно упорядоченные знаки каждый где-то с ладонь. Зэки любят оставлять о себе подобного рода память, особенно когда нет надежды выбраться из застенка. В данном случае из подземелья. С неприятным чувством Макс подумал, что это те, шестирукие, шестиконечные. Страшная судьба. Прилететь за край Вселенной для того, чтобы просвещать, а попасть в каменоломню, да еще навечно, без надежды вырваться, вернуться домой – хуже не придумаешь. А ему-то что приготовили? Ведь он здоровый, сильный. И – Вскоре Макс смог без подсказок управлять «плевком». Снизил скорость – укол в корму. Собрался топиться – под дых. К собственному удовлетворению пару раз он поймал поощряющий взгляд говоруна. Все это напоминало, пускай отдаленно, на уровне ощущений, его ипподромное прошлое. Господи! Как хочется верить, что это прошло не совсем. Сейчас, оседлав и «пришпоривая» это диковинное плавсредство, он очень отчетливо понял что он потерял. Скорость, послушный Инжар, рев трибун. Наверняка все это можно было сохранить, не поведись он на уговоры Шанка. «Падаем!». Макс вцепился в край плоти, грудью прижав тесак. Ни хрена они не падали. Просто ложе потока пошло под уклон и скорость увеличилась. И еще впереди показался просвет. Его было хорошо видно даже несмотря на яркий луч, исходящий от фонаря. Говорун пользовался им просто беспощадно, высвечивая известковые наплывы на сводах и мутную поросль, не то мох, не то плесень. Лет этому каналу было немало. Стало ясно, что они подплывают к другому колодцу, из которого на воду падал свет. Вскоре течение замедлилось. – Тормозим, начальник? – весело спросил Макс. На воздух, на простор уже хотелось. Подземелье как-то надоело. Ну и холодно тут. «Потом». Опять потом! В гроте, мимо которого они проплыли, догорал, чадя, факел из сплетенных веток. Кто-то из первых партий здесь эвакуировался, поднявшись на поверхность. – Чемпион, – позвал раненый. – Чего? – Хреново мне что-то. Может, вколешь еще? Нечего больше колоть. Да и рано, препараты еще должны действовать. – Рано еще. Потерпи. – Так, может, хоть хлебнуть дашь? Загибаюсь, точно говорю. Кранты приходят. – Нет. Больше не капли ему. Хватит. Дуреет парень от коньяка. Алкаш, может? Да и жалко. Толку – только неприятности. Тогда зачем? «Долго нам еще плыть?». «Уже нет». Уколоть сзади. Снизу. Холод – собачий. Они проскочили уже три колодца. Капитально тут все. Наверху Макс еще раза два или три увидел стройные ряды символов, но они его больше не волновали и не возбуждали. Гроты, приступочки, заливчики – все это уже перестало интересовать. Долго? Скоро. Пришпорим. «Почему ты один со мной разговариваешь?» «Тебе других не надо». «Я не понимаю. Объясни». «Нельзя». «Нельзя объяснить?». «Я объясняю». «А, с другими общаться! Все равно не понимаю. Почему нельзя? Мне? Или остальным?» «Это опасно. В будущем». «Кому опасно?» «Всем. Сначала тебе». «То есть если ты со мной общаешься, то ничего, это нормально и безопасно. А если другие, то опасно? Так, что ли, получается?». «Так получается», – подтвердил говорун, рукой отталкиваясь от покрытой мхом стены, к которой их прижало течением. Здесь канал несколько сужался, и течение ускорилось. До этого успешно лавировавший слизняк стал, как показалось Максу, сдавать. Глубины тут небольшие, но, учитывая температуру воды и скорость течения, надеяться на благополучный исход в случае, если живое плавсредство решит лечь на дно, вряд ли приходится. Макс, опуская в воду руку всего лишь раз в несколько минут, в перерывах между этим усиленно ее отогревал. Что говорить, если они окажутся в воде. Особенно раненый. «И кто это решил? Ты?». «Это все знают. Тут нечего решать.» «Что знают?!» «Что нельзя». Снова здорово! Просто заколдованный круг, с чего начинаешь, к тому и приходишь. Нельзя, потому что все знают, что нельзя. Просто круговая порука какая-то. Один за всех, все за одного. Однако говорун не отказывается отвечать на вопросы, и уже одно это хорошо. «А если не все? То есть я хотел сказать, если не все знают? Или не все с этим согласны?». «Они не животные». «Кто они? Я не понял». «Мы. Мы еще плохо знаем твой язык, поэтому иногда путаемся. Ты должен больше говорить, тогда будет лучше». «Постараюсь. Погоди, ты сказал „мы“. Мы плохо знаем и так далее. Мы или ты лично?» «Конечно мы. Мы все». «То есть ты хочешь сказать, что сейчас, когда мы с тобой разговариваем… Нет, не так. Я не понимаю. – Макс замотал головой. – Мой язык учат все одновременно? Прямо сейчас. Так, что ли?». «Я могу сказать, что нет, не все. В этом нет необходимости. Но очень много особей. Аборигенов. Иначе нельзя». Макс рассмеялся, чувствуя, что смех его нехороший, истеричный какой-то. Аборигенов! Это ж надо. Но, помнится, такого слова вслух он не произносил. Из уважения или из страха – не суть важно. Тогда выходит, что он – они! – просто постоянно копаются в его голове. Вроде наглого и хорошо подготовленного хакера, что без стеснения и проблем залезает в чужой компьютер и делает там что хочет. «Тебя как зовут вообще-то? Меня Макс». «Меня сложно зовут. Если хочешь, зови меня Ин». «Ин? Хорошо, как скажешь. Но все же интересно. Плевать, что не запомню, но вот как тебя родители зовут? Или жена. У тебя есть жена?» «Жена?» «Ну да. Женщина, с которой ты живешь. Детей делаешь, ешь вместе, спишь. Не знаю. Разговариваешь». «Да, есть обязательно. Она меня зовет…», – последовал такой набор звуков, что Макс сразу согласился – такого ему ни в жизнь не запомнить. Говорун прав, Ин лучше, чем эта какофония. Течение замедлилось, и живой плот двигался теперь вряд ли быстрее потока. Его силенки явно оказались на исходе. Да и то – тащить на себе трех здоровых мужиков, а это не меньше двухсот кило живого веса, не шутка. «Далеко еще? А то боюсь, наша лошадка на последнем издыхании». «Уже не далеко. Успеем». «Послушай, Ин. А почему мы на массипо не поехали? Это быстрее и проще». «Нас могли увидеть. Твои. Они летают по воздуху. Сам знаешь». «В лесу-то? Вряд ли». «Почему так?». «Почему вряд ли? Так через деревья ничего не видно. Там же как под зонтиком». «Не понятно. Объясни». «Ну, зонтик. Как тебе это объяснить?» Макс спохватился. Так, дело дошло до выдачи военных тайн. Сначала ты объяснишь, что такое зонтик, потом принцип действия эхолота, а там и до принципов передвижения в космосе рукой подать. И – ждите, земляне, в гости аборигенов. «Теперь понял. Но почему не видно – нет». «Я так думаю, – постарался закрыть опасную тему Макс. – Не знаю точно. А куда мы вообще плывем?». «Домой. Нет, на базу. Скорее на базу. Так правильно». От частых уколов плота снизу руку сводило от холода, так что руки пришлось менять, но даже боль с трудом удерживала слизняка на плаву. Он все больше проседал. «Похоже, тонем, Ин». «Еще мало». Это немного растянулось минимум на четверть часа, за которые холодная вода несколько раз перекатывалась через спину водяного слизняка, так что все трое намокли и порядком замерзли. Они не тонули только потому, что Макс придумал менять точки «пришпоривания», для чего приходилось ползать по противно скользкой и податливой поверхности, от которой все острее пахло тиной, что странно, ведь, по идее, он должен был бы уже принюхаться. Георг только охал и матерно ругался, стараясь удержаться на спине подводно-подземной дряни, заметно при этом хорохорясь, но Макс до сжимания сердца видел насколько ему плохо и чем дальше, тем хуже делается. Но очевидно, что в данной ситуации ничем ему помочь Макс не в силах, поэтому предпочел как бы не обращать на него внимания. К тому же, говоря по правде, парень этот начал его несколько раздражать. Очень похоже, что он относился к тому типу людей, которых Макс искренне и по заслугам не любил. На ипподромах таких хватает. Мелкие жучки, воришки, проныры и назойливые наглецы, сами по себе редко что из себя представляющие, порой они могли здорово напакостить и отравить существование, творя бед больше, чем могли получить выгоды. Большинство из них быстро скатывались на дно, спиваясь и загибаясь от наркотиков, попадая в тюрьмы и в хирургические отделения больниц для нищих. Но при этом всегда оставались неприятными. Падающий впереди столб света Макс увидел раньше, чем «плот» стал тонуть окончательно. «Ин, а вот ты с массипо разговариваешь?». «Мы в контакте». «А с этим вот?». «Животное, – последовал ответ. Помнится, таким же словом он определил и раненого Георга. – У него нет разума, и оно не умеет разговаривать». На искусственном полуострове, куда они подплыли, их уже ждала корзина. Вместе с говоруном перетаскивая в нее раненого, Макс краем глаза успел заметить, как живой плот, взмахнув всем телом словно крыльями, ушел в темноту. Здесь, на очередной остановке, все мало чем отличалось от того, что Макс увидел, впервые опустившись к подземной реке. Разве что грот побольше и заметнее следы посещений: сплетенные в пучки ветки для факелов, развешанные на свисающих с потолка крючьев, какие-то сосуды в высоко расположенных нишах, опять же плетеные короба, тоже поднятые над поверхностью, еще что-то в плотных тюках, из которых острыми углами выпирали неизвестные предметы. Возможно, это склад или хранилище военных трофеев, но Макс больше отдавался тому ощущению, что он стоит на твердом и не сыром, обретя привычное для себя вертикальное положение, куда больше пристойное человеку разумному, чем лежать на вонючем слизняке, доверия к которому ни на грош. «Дай», – протянул руку Ин, целясь на свой тесак. «Что вы со мной собираетесь сделать?» – спросил Макс, не спеша расставаться с клинком. Задавая жизненно важный, принципиальный вопрос, хотелось иметь в руке приличное оружие, дабы иметь возможность дать принципиальный ответ, каким бы он ни был. «Я не понял. Объясни». Собака, он просто один в один повторяет фразы, произнесенные – вслух или нет – Максом. Как будто издевается. «Это ты мне объясни. Ну вот поднимемся мы на базу. Что будет со мной?». «Что хочешь». «Теперь я не понял, – начал злиться Макс. Что за дурацкие игры! – Как это „что хочешь“? Я что, могу вернуться на базу, например? Или что?». «Можешь. Потом. Через несколько дней. Можешь остаться. Что хочешь». «А если я хочу сегодня?». «Нельзя сегодня. Мы вместе». Вопросов оставалось – как у дворняжку блох. И Макс постарался бы задать их, пусть только часть, но вот это «мы», слово, которое он по отношению к себе давно не слышал, если, конечно, речь не шла о бизнес-интересах, вдруг мягко легла ему на душу, и он расслабился. Мы. Это действительно стоящее понятие. А уж ощущение – еще больше и куда сильней. Это не одинокая щепка, вертящаяся в бурном потоке, и даже не набор таких щепок. Это – МЫ. – На, держи, – протянул он все еще мокрый тесак. – Слушай, а классная вещь. Кто делал-то? – Я сам, – произнес говорун вслух. Макс мало сказать удивился – опешил. Оказывается, он здорово соскучился по человеческой речи. – А чего раньше-то молчал? – Я не умел. Это… сложно так говорить. – Да чего тут сложного?! В мозги мне, значит, легко, а так ему сложно. Ну ты, Ин, даешь. – Другие… звуки. Язык иначе работает. – Ладно, язык! Все нормально, Ин. Слушай, а как ты вообще это… Ну, вот так, по-русски-то? – Ты говориль… Говорил! Мы слушаем, делаем… Черт! – Красиво, – одобрил Макс. – Я понял. Учитесь. |
|
|