"Варяжский круг" - читать интересную книгу автора (Зайцев Сергей М.)

Глава 5

Так Эйрик и Берест соединились с дружиной Рагнара. Имея это в виду, отец Торольв сказал, что о них позаботился сам Всевышний – Он не дал им разминуться на перепутье и не обрушил на их головы новых испытаний, а вверил их судьбы заботам друзей. Отец Торольв назвал Эйрика и игреца счастливчиками и посоветовал им впредь крепче держаться за пояс Рагнара. Тот хоть и не любит попов и поповских наставлений, а слывет человеком надежным и, видно, с Богом в ладах, потому что повсюду удача сопутствует ему, деньги же сами плывут в руки. Такой человек, как Рагнар, не даст спуску сильному, не обидит слабого, а голодного накормит и никогда этим не попрекнет. Выслушав новые речи Торольва, Эйрик выразил удивление – то, по словам священника, Рагнар коварен, а поступки его – поступки дрянной заблудшей овцы, то он добр, разумен и светел. Каков же?! Отец Торольв ответил, что в каждом человеке присутствует дьявол и присутствует Бог, поэтому всякий из людей достоин порицания и поощрения одновременно. Если человек болен или пьян, или замыслил недоброе, в нем пересиливает дьявол, если человек любит – в нем пересиливает Бог. Все время идет борьба за человека.

Мало-помалу Эйрик и Берест во многом разобрались и согласились с Торольвом – есть в добром Рагнаре дьявол, и немалый. Ловкий, умный дьявол! Иной раз сделает что-то Рагнар или скажет какие-нибудь слова – и тем самым большое дело развернет с выгодой для себя. Все же, кто был при этом, не задумываются: сделал – так сделал, сказал – так сказал. Наперед не предвидят; где дело поворачивается – не понимают. И лишь много спустя начинают догадываться: вот в чем загвоздка! вот к чему были те самые слова! И удивляются: ох, хитер Рагнар!.. Во всем полагались на него, на дьявола, и даже самые своенравные и упрямые берсерки, как Гуго, например, – подчинялись ему. Даже Гёде Датчанин не мог соперничать с Рагнаром. Мудр был старик, как сам Квасир[28], но мало в нем было дьявола. И последнее слово всегда уступал Рагнару.

Однажды кюриос Сарапионас указал Рагнару на торгующего зерном человека. Того человека звали Филиппас. Сарапионас всем запретил продавать зерно, а Филиппас продавал и тем самым отбивал покупателей у Сарапионаса и мешал поднять цены. Поэтому люди Рагнара за немалый куш развалили лавку Филиппаса, а зерно его вытряхнули из мешков и смешали с пылью. На этом как будто и делу конец – куш в кошеле, кюриос доволен. Но был в Рагнаре дьявол не прост! И намекнул Рагнар подавленному Филиппасу на то, что металл раздора не пахнет. Никто не придал значения этим словам, также и Филиппас. Но дня через два Филиппас отыскал Рагнара и сказал: «Не пахнет!» Потом купец вложил в руку Рагнара тяжелый кошель с монетами. Этой же ночью варяги громили другие лавки – лавки Сарапионаса… И сделав дело, спали спокойно, верили в дьявольскую хитрость Рагнара. Знали: сто лет проживет почтенный Сарапионас, но не догадается, что потерпел убытки от тех, кому сам платит.

По большей части служба у Сарапионаса была не трудна – в основном устрашение и сопровождение. Купцам-одиночкам втолковывали правила торга, купцов нерадивых и непокорных, понадеявшихся на силу своих слуг, разоряли и выбрасывали из рядов – одного из таких, было, вместе с повозкой и мулом опрокинули в Золотой Рог. Кюриос Сарапионас преуспевал и говаривал варягам: «Делайте, что хотите, но ветер должен дуть в мой парус! Я бросаю на этот ветер номисмы». И он бросал кошели в подставленные руки. Часто сопровождали обозы Сарапионаса в провинцию и обратно. На дорогах Византии разбой был обычным делом. Не грабили Сарапионаса только потому, что Сарапионас сам грабил. Люди Рагнара не раз взимали «пошлину» со встречных обозов, а в удаленных селениях собирали «налог» за удаленность. Потом, вернувшись в Царьград, кутили в облюбованных тавернах и оставляли там много золота. Тавернщики были рады варягам днем и ночью и, встречая их на улицах полиса, всегда настойчиво зазывали к себе попробовать новой раки – виноградной водки.

Труднее приходилось, если Сарапионасу мешали купцы-венецианцы. Те за участие в войне против норманнов были в чести у самого Алексея Комнина. В свое время император пожаловал венецианцам целый квартал – от Еврейского причала до Виглы. Это находилось на берегу Золотого Рога, недалеко от Галатского моста, – место бойкое, проходное, удобное для торговли. Кроме того, венецианцы не платили в казну никаких пошлин, не подчинялись властям и имели право торговать повсюду, где им только захочется. А товары венецианцев были красивее, лучше и дешевле ромейских, поэтому всегда распродавались в первую очередь. Многие жители полиса уже обходили стороной лавки ромейские в ожидании новых товаров из Венеции. Это вызывало негодование греческих купцов. И уже не один Сарапионас, а и все торговцы-греки готовы были заплатить Рагнару, лишь бы столкнуть венецианцев в воды залива и побыстрее сбыть свой товар. Но венецианцы были многочисленны и хорошо вооружены. Находясь на чужбине, они крепко держались друг друга и в любое время могли дать достойный отпор. Поэтому венецианцев нужно было брать хитростью. И Рагнар придумывал всякие уловки и многих мог бы этому поучить.

Однажды, например, появились в венецианском квартале прекрасные шелковые ткани, ни в чем не уступающие лучшему византийскому гексамиту. И дела ромеев-купцов заметно пошли на спад, и Сарапионас, а с ним и многие другие купцы, попросили помощи у варягов. Рагнар, взвешивая на ладони новый кошель, стал придумывать хитрость. Но никак не мог придумать. Тогда Сарапионас положил ему на ладонь еще один кошель. И Рагнару пришло в голову кое-что.

В ближайшую ночь варяги взялись за дело…

Пятеро берсерков во главе с Гуго подошли к венецианскому кварталу со стороны Галатского моста и, прорубив секирами двери крайнего дома, ворвались внутрь и устроили там ужасный погром, тем самым подняли много шума. А еще они облили нефтью ворота этого дома и подожгли. Берсерки пришли в неистовство и накинулись на второй и третий дома, и подняли на ноги не только квартал венецианцев, но и соседние кварталы. Купцы-италийцы, а было их человек двести, повыскакивали из домов и, вооруженные мечами, кинулись к мосту, где уже ярко пылали ворота, и потеснили берсерков к району Манганы. Варяги бились доблестно, но было их всего пять. Между тем в целом свете не сыскать таких пятерых человек, какие были бы способны сдержать напор двухсот воинов. И спасало берсерков лишь то, что улица, по которой они отступали, была узка, и все двести венецианцев не могли наброситься на них. Однако в конце этой улицы берсерки наткнулись на заслон византийской стражи. Греки, привлеченные шумом, перекрыли улицу и вызвали пополнение. Венецианцы же в темноте не разобрались и, приняв стражу за берсерков, набросились на нее. Здесь могли бы быть большие потери с обеих сторон, но купцы услышали, что оружие их внезапного врага зазвенело по-иному – это уже были не варяжские секиры, а ромейские мечи. И венецианцы вовремя исправили свою оплошность и закричали, и перестали биться. Все кончилось тем, что стража схватила нескольких, особенно заметных купцов и троих берсерков – двое сумели вывернуться и убежать… Но тем временем, пока Гуго и берсерки уводили венецианцев к Манганы, люди Рагнара вновь переправились через залив и сделали в лавках италийцев что хотели. Они разбили все, что можно было разбить, а шелковые ткани изрезали и изрубили и устлали ими улицу, многое же побросали в воду. Покончив с тканями, варяги тем же путем вернулись в Галату. Эйрик и Берест тоже участвовали в этом погроме, и на галатском берегу из мокрых рук Рагнара они наравне со всеми получили свою долю.

Дня через два кюриосу Сарапионасу удалось вызволить из темницы тех троих схваченных берсерков. И Ингольф был среди них. Сделка со стражей стоила Сарапионасу кое-каких денег: пришлось вознаградить двоих декархов и одного пентеконтарха. Не поскупился кюриос, сделал богатые подарки и дуке отряда стражи, а также его близким. Тогда дука заверил Сарапионаса, что дальше него дело не пойдет и слуха эпарха не достигнет. Тем более что это никому не выгодно, так как может повлечь за собой много ненужных беспокойств – придется принимать меры, ломать сложившееся равновесие, думать, искать лучший выход и так далее… Оказалось, что лишний шум возле этого дела был невыгоден и венецианцам. Видно, где-то в своей торговле они переступили границы дозволенного и боялись, что это теперь вскроется. Венецианцы тоже выкупили своих людей: вознаградили причастных к делу декархов, а также пентеконтарха и дуку.

На галатском берегу Судного залива было, как нигде в городе, много таверн. И чем ближе к причалам – тем больше. И тем чаще в них встречались случайные люди, что приходили, вели праздные разговоры о том о сем, о товарах и ценах, о пошлинах и грабежах, и уходили, оставляя после себя множество слухов. Промысел же Рагнара не любил многолюдных мест и пересудов, а люди Рагнара не любили, когда кто-нибудь из чужих узнавал их и рассказывал другим, кто они такие. Поэтому варяги редко появлялись в прибрежных тавернах, а если появлялись, то садились где-нибудь в полутемном углу или в тени колонны, чтобы не быть на виду. Зато чуть ли не в полном составе дружину Рагнара можно было найти двумя кварталами выше – в таверне Иеропеса. Каждый вечер варяги собирались там за длинными дощатыми столами, пили раку или вино, громко распевали свои песни и угощали женщин, которых приводил для них услужливый Иеропес. Дома терпимости были почти во всех кварталах, и женщины там содержались недорогие. Но всем было много удобнее, если женщины появлялись в таверне… Когда Иеропес мог выкачать откуда-нибудь деньги, то он выкачивал их. И делал это разумно. Варяги не платили ему за женщину, они платили ему «за щеколду», запирающую дверь. И если приходил сборщик налогов, то всегда оказывался в недоумении, потому что не имел такой статьи, по какой следует исчислить величину налога за продажу щеколды. Обычно недоумение это длилось недолго – до тех пор, пока Иеропес не давал сборщику маленькую взятку.

Когда в тот день кюриос Сарапионас выкупил берсерков, вся дружина собралась в таверне Иеропеса отпраздновать удачу, а заодно и поглумиться над обманутыми венецианцами. И пошли по рукам кувшины с вином, и чад поднялся над жаровней… Пока готовились блюда, Иеропес предложил гостям насладиться зрелищем танца. Большеглазый кудрявый мальчик, один из прислугиЛеропеса, негромко заиграл на костяной флейте, а девушка с серебряными бубенцами на лодыжках и запястьях медленным плясом пошла между столов. Такт она отбивала маленьким бубном, ударяя в него то кистью, то локтем, а то принималась пальцами выбивать дробь на бубне, ведя им по обнаженному бедру. Легкое платье танцовщицы, сшитое из полупрозрачной ткани, мало прикрывающей наготу, имело с боков высокие разрезы – поэтому всякий раз, когда девушка того хотела, она могла открыть взорам зрителей то одно, то другое свое бедро. И всякий раз, когда она делала это, варяги принимались восхищенно гудеть и стучать ладонями по столам. Тело девушки было совершенно, движения плавны и нежны. Смуглая кожа, натертая маслами, в свете светильников и жаровни выглядела золотой. Руки танцовщицы были так подвижны и гибки, что напоминали извивающихся змей. Отблески пламени медленными волнами поднимались от плеч к запястьям и, вспыхнув искорками в камешках перстней, как бы соскакивали с рук, а вслед за ними уже бежали новые отблески…

Танцовщица двигалась все быстрее и быстрее. Она уже не шла, а парила над полом, она превратилась в легкое дуновение ветра. И когда она приближалась к Бересту, он ощущал кружащий голову аромат благовоний… Но вот бубен, загудев последний раз, покатился по полу. Девушка остановилась посреди зала и вытянулась в струну. Теперь двигались только ее руки. Это уже были не змеи, а язычки огня, трепещущие на ветру. Флейта не успевала за танцем. Мальчик раздувал щёки и пучил глаза, но голос флейты оставался слабым и часто срывался, потому что маленькому флейтисту не хватало дыхания. Тогда только веселый перезвон бубенцов сопровождал танец. Наконец мальчик не выдержал, отнял от губ флейту и утер ладонью пот со лба.

– Хватит! – сказал он.

Но закричали варяги:

– Еще! Еще!..

И Берест сел возле мальчика и, опробовав его флейту, заиграл на ней. Музыку он избрал медленную, потому что заметил усталость в движениях танцовщицы и хотел дать ей отдохнуть. И девушка станцевала, и танец ее был плавным, как полет журавля. Варяги, не отрывающие от тела танцовщицы вожделеющих глаз, не заметили главного в этом танце. Но мальчик подсказал им:

– Послушайте! Прислушайтесь! Эй…

Только после этого все обратили внимание на то, что за время второго танца ни разу не прозвенел ни один из множества бубенцов, – так искусна была танцовщица.

Здесь в таверну вошли новые люди, обличьем такие же, как варяги Рагнара. И Рагнар, с неудовольствием отвлекшись от танца, спросил этих людей, кто они такие и нет ли у них желания подыскать себе другую таверну. Но люди эти оказались не из пугливых. Нимало не смутившись, они ответили, что пришли из Руси и что другую таверну искать не будут, так как им пришелся по нраву запах из этой жаровни. Русы сели за столы, однако на дружину поглядывали с беспокойством, готовые ко всему. Уходить они, как видно, не собирались, хотя некоторые из варягов бросали на них злобные взгляды, – особенно Гуго, который к этому времени уже выпил немало вина.

Тогда игрец передал флейту мальчику, а сам сел за стол к русам. И спросил их, давно ли они пришли из Руси и нет ли среди них кого-нибудь из Киева. Среди русов оказался один человек из Киева, и он сказал об этом. В Царьград же они пришли два дня назад большим караваном. Шли из Олешья мимо устья Дуная вдоль земли Болгар.

Эйрик тоже подсел ближе к русским купцам и сказал Иеропесу чтобы тот принес вина. Тогда варяги перестали коситься на русов, а берсерку Гуго дали целый кувшин раки, и его злоба вмиг прошла.

Когда Иеропес стал разносить на столы приготовленные блюда, отовсюду поднялся шум одобрения. Люди Рагнара были так голодны, что не заметили, как за этим шумом куда-то исчезли танцовщица и флейтист.

Тем временем игрец все расспрашивал купцов о Киеве, о князе Мономахе, о половцах. Купцы отвечали, что пока, слава Богу, все спокойно на Руси. И при этом крестились. Говорили, что половцы притихли, – всю жизнь ломал половцев Мономах и под конец, видно, сломал, добился своего.

Особо выспросил Берест про Ярослава. Но купцы не много могли о нем рассказать. Этим годом тиун не провожал караван до Олешья – тихо было в поле половецком. Лишь постоял Ярослав на киевских кручах и помахал вслед каравану рукой. До самых порогов боялись купцы, все думали, что встретят их команы на порогах и пограбят, и пожгут караван. Но не ошибся Ярослав – кроме бродников, не было на порогах ни души.

Иеропес в тот день опасался, что в таверне не хватит вина. Такой получился пир! Вино и разговоры сблизили дружину и купцов. А берсерк Гуго к вечеру был совершенно пьян. Он, едва шевеля языком, призывал всех покинуть таверну и осадить Константинополь. Старик Гёде посмеивался над берсерком и говорил, что с такими воинами можно успешно осаждать только жаровню. А Гуго вращал налитыми кровью глазами и ничего не понимал.