"Имперский гамбит" - читать интересную книгу автора (Мусаниф Сергей)Часть первая О ЧЕМ УМАЛЧИВАЕТ ИСТОРИЯГЛАВА 1Их было пятеро. Пять серебристых шариков, каждый размером с небольшой метеорит, но с куда лучшей маневренностью. На фоне вечной черноты космоса, прерываемой только мерцанием отдаленных светил и отблесками идущего совсем рядом космического боя, эти шарики выглядели завораживающе красивыми. Разрывы снарядов и блики от лазерных лучей отражались на их поверхности и играли всеми цветами радуги. Пять истребителей таргов висели у Клозе на хвосте. Нормальная рабочая ситуация. Можно даже сказать, рутина. Сегодня, как, впрочем, и вчера, и несколько дней назад, и в любой произвольно взятый период в течение последних трех месяцев, прикрыть спину живой легенде Военно-космических сил Человеческой Империи оказалось некому, и причина этого была весьма прозаичной. Она ничего общего не имела со злым умыслом. Смерти барона желали только тарги и, возможно, несколько высокопоставленных персон на планете Земля, которая находилась очень далеко от места нынешних боевых действий капитана Клозе. Коллеги-пилоты вовсе не горели желанием сократить его жизненный путь. Но… Эскадрилья, в составе которой ныне воевал Раптор, была укомплектована не выпускниками Имперской летной академии, как это было во времена его первого капитанства, а кадетами, окончившими только лишь ускоренные курсы пилотов. Мальчиками. Они учились пилотировать истребители всего шесть месяцев. Обучение в Академии занимало пять лет. Клозе проучился полные пять лет и теперь в компании двадцатилетних юнцов чувствовал себя безнадежно устаревшим. Его кличка, полученная после падения Сахары, приобрела третье возможное прочтение. Раптор – не истребитель насекомых и не один из самых опасных хищников юрского периода. Просто динозавр. Сам он в двадцать лет учился только на третьем курсе, и до присвоения ему звания лейтенанта было еще очень далеко. Только через два года после выпускных экзаменов ему присвоили финальный класс Омега-Икс с допуском, позволяющим пилотировать все, что только умудрились создать имперские военные инженеры к этому моменту. Когда-то это много значило для Клозе. Черт побери, были времена, когда пилоты являлись элитой вооруженных сил Империи и ценились едва ли не выше наследственных аристократов. Это была очень престижная, требующая высокой квалификации и хорошо оплачиваемая работа, о которой мечтал любой мальчишка. И даже нечто большее, чем все вышеперечисленное. Теперь же, когда глобальная космическая война превратилась из научной фантастики в кошмарную реальность, из элиты пилоты превратились в пушечное мясо. Подавляющее большинство сражений этой войны разворачивались в открытом космосе или на орбитах имперских планет, и пилоты гибли в количестве даже большем, чем штурмовики или десантники, которые во все времена считались самым расходуемым материалом ВКС Империи. Отсюда и ускоренные курсы пилотов, и мальчики, воображающие, что они уже готовы для этой резни. А в представлении не слишком старого Клозе все новобранцы были мальчиками. Оно и неудивительно, если учесть, что барон являлся человеком, обладающим самым богатым боевым опытом в современных военно-космических силах. Он дрался с таргами уже тогда, когда все эти мальчики писались в штаны от восторга при одной только мысли о том, что когда-нибудь им удастся подержаться за управляющие джойстики «игрек-крыла». О, эти мальчики, вместе с которыми он теперь воевал, подозревали о существовании такого понятия, как высший пилотаж, примерно так же, как рыба подозревает о наличии жизни на суше. Или самой суши, если уж на то пошло. Когда эта чертова война только начиналась, за каждый сбитый «игрек» тарги платили пачками своих истребителей. Сейчас же размен шел почти один к одному. Война превратилась в бойню. Или в чистую арифметику. У кого раньше кончатся корабли, тот и проиграл. Большинство нынешних коллег Клозе умели немного летать. И немного стрелять. Считаные единицы умели делать то и другое одновременно. Но драться, как пилоты старой школы, они еще не умели. И Клозе просто не успевал их научить. Не успевал из-за большой ротации кадров, причиной которой являлась «естественная убыль». Так на официальном языке теперь назывались боевые потери. Впрочем, Клозе всегда был представителем породы одиноких волков и, по большому счету, чихать на все это хотел. И в первые же минуты боя он оставался один. Не потому, что его бросали, и не потому, что он этого хотел и сознательно отрывался от остальных. Никто из его коллег за ним просто не успевал. Пять истребителей таргов на хвосте Клозе действительно были для барона нормальной рабочей ситуацией. В прежние времена Клозе в одиночку дрался с десятками кораблей противника. Запись его маневров во время захвата таргами Сахары демонстрировали в качестве учебного пособия на тех самых ускоренных пилотских курсах. Впрочем, Клозе не питал даже подобия надежды на то, что кто-то из сегодняшнего поколения выпускников мог бы подобное повторить. По некотором размышлении он пришел к выводу, что и сам бы не смог выкинуть такой фокус еще раз. На Сахаре ему невероятно повезло. И он был единственным, кто удостоился такого везения. Клозе решил, что ему уже пора что-то предпринять по поводу нынешней ситуации. Он совершил боевой разворот и выпустил торпеду. Тарги предприняли маневры уклонения, но не слишком удачно, и преследователей стало на одного меньше. Промчавшись мимо них на встречном курсе и поливая огнем, Клозе умудрился улучшить соотношение до одного к трем. Тарги в свою очередь тоже развернулись и бросились в погоню за бароном. Клозе хмыкнул. Тарги пилотировали ничуть не лучше человеческих новобранцев, хотя имели куда больше времени на подготовку. У Клозе могли отнять почти все. Собственно говоря, именно так с ним и поступили. Но никто не был способен лишить его умения пилотировать истребители. Он все еще был бароном Генрихом Клозе, капитаном ВКС Империи, человеком, носившим устрашающее прозвище Раптор, живой легендой и знаменитым истребителем насекомых. Что бы ни случилось дальше, у него оставалась надежда, что именно таким человеком он и умрет. Раз уж его приземленным мещанским мечтам о безмятежной, тихой и обеспеченной старости не суждено превратиться в реальность. Преследователи выпустили ему вдогонку две торпеды. Клозе закрутил истребитель в штопор, стандартную фигуру высшего пилотажа, с небольшой только разницей, что дело проходило в вакууме и все направления являлись относительными. «Умные» торпеды таргов попытались повторить его маневр, но не преуспели, столкнулись друг с другом и исчезли в мгновенной ослепительной вспышке. Клозе стабилизировал свою машину, воспользовался секундным замешательством таргов, которые миновали место взрыва и временно потеряли способность к ориентированию, задействовал свои кормовые орудия и накрыл сразу два вражеских истребителя. Будь на месте последнего уцелевшего противника человек, он бы непременно отступил, увидев такой расклад. Но тарги отступали крайне редко. Такие случаи Клозе мог пересчитать по пальцам одной руки, даже если бы половину пальцев ему оторвало при взрыве. Но в данном случае это была проблема скорее тарга, чем Клозе. Барон не стал выпендриваться. После серии элементарных обманных движений противник совершенно потерял его из вида, Клозе зашел с фланга и спокойно расстрелял чужой истребитель из плазменной пушки. Занятия в Академии, особенно на симуляторах, обычно бывали куда сложнее и изощреннее. По сравнению со сволочами-инструкторами ВКС тарги казались ребятишками из соседней песочницы. Клозе хмыкнул. В последнее время он умудрялся находить юмор там, где бы и не подумал искать его раньше. Он отправился туда, где его эскадрилья повстречалась с отрядом таргов. К месту всеобщей свалки. Которая фактически завершилась. В вакууме, среди уцелевших имперских кораблей, плавали обломки. Очень некрупные обломки. Очередная безымянная могила, подумал барон. Братская могила. Здесь, сохраняемые вакуумом лучше, чем тайными мазями египетских жрецов, тела людей будут храниться почти вечно. Вперемешку с телами таргов. Клозе провел быструю перекличку по общей связи. Она оказалась на три отзыва короче, чем должна была быть. – Боевая задача выполнена, – буркнул Клозе. – Всем, кто выжил, мои поздравления, джентльмены. Трое из двенадцати вылетевших на патрулирование пилотов погибли. Нет, надо считать не так, поправил себя Клозе. Девятеро из двенадцати уцелели. Сегодня процент выживших был весьма неплох. Бывало хуже. Гораздо хуже. Два раза он возвращался на базу один. Раньше бы он сказал «в гордом одиночестве». Но теперь одиночество такого рода казалось ему не гордым, а просто тоскливым. За свою карьеру пилота Клозе не мог похвастаться только простыми и беспрепятственными возвращениями. Он терял корабли, друзей и части собственного тела. Он так до сих пор и не смог найти место, где оставил свою правую ногу. Прежнюю правую ногу. Та, что была у него сейчас, вряд ли чем-то уступала своей предшественнице, разве что волосы на ней росли медленнее. Но Клозе по-прежнему питал чувства к своей прежней правой ноге, той, с которой он родился, а не которую ему пришили квалифицированные флотские медики. Странно было осознавать, что часть его уже умерла, находится на том свете и ждет там своего хозяина. Интересно, в загробной жизни у меня будет три ноги, подумал Клозе, или меня будут жарить на двух разных сковородках? Впрочем, особенно религиозным человеком он никогда не был. Хотя в последнее время это стало основным качеством, помогающим сделать успешную карьеру. Даже пилоту. Даже более важным качеством, чем умение летать и сбивать истребители врага. Как быстро все изменилось. Как быстро и как… Подходящего определения у Клозе не было. Он так и не смог выбрать между «отвратительно», «тошнотворно» и добрым десятком других вариантов. Эскадрилья Клозе базировалась на борту дредноута «Иоанн-Павел Четвертый», бывшем «Кайзере Вильгельме». Клозе не имел ни малейшего понятия об Иоанне-Павле, впрочем, как и о вышеупомянутом кайзере, но предыдущее название все равно нравилось ему больше. Помимо дредноута в группировку входили два крейсера, летающий госпиталь и корабль техподдержки. Эта небольшая флотилия тащилась параллельно остаткам первой волны вторжения таргов и с их же скоростью, соблюдая дистанцию, которую земные штабисты признали безопасной. Каждый раз при возвращении с патрулирования или боевого рейда пилотам необходимо было делать поправку на смещение группировки. К счастью, истребитель мог находить обратную дорогу самостоятельно, без помощи пилотов, иначе половину новобранцев они бы потеряли во время возвращения, уже после боя. Клозе включил автопилот и вырубил связь. У него было чуть меньше двух часов тишины и покоя, при условии, что больше патруль ни на кого не нарвется. То, чем занимались ВКС Империи в этом секторе космоса, нельзя было назвать войной. Это были маневры, глупые и ни к чему, кроме смертей участвующих в них пилотов, не приводящие. С остатками первой волны вторжения можно разобраться несколькими способами. Первый вариант был быстрым и окончательным. Устаревшие и потрепанные в уже успевшем превратиться в легенду бою на встречных курсах, корабли таргов можно было бы уничтожить силами соединения из четырех дредноутов и десятка крейсеров. И высвободить силы для войны на других фронтах. Этот вариант был неплох, но Клозе больше нравился второй. Про корабли таргов можно было временно забыть. По сравнению с основными силами вторжения их было немного, они находились далеко от ключевых точек обороны человечества и никоим образом не могли повлиять на общий баланс сил. Можно было оставить их в покое месяцев на шесть и разобраться с ними после разгрома основных сил вторжения, потому что даже от полной их ликвидации Империя, по большому счету, ничего не выиграет. Но умники из штаба выбрали третий вариант – как обычно, самый идиотский из всех возможных. Они послали в этот сектор несколько имперских кораблей и приказали связать таргов боем. Это была тактика «ударил и убежал», потому что для лобовой атаки сил было недостаточно. В итоге гибли люди, гибли тарги и обе флотилии медленно пересекли границу Империи и двигались по направлению к ее центру. Если все пойдет так и дальше, через каких-то полгода они окажутся в более заселенном секторе, и тогда уже с таргами все равно придется что-то решать. Это был очередной бессмысленный ритуальный танец, который так любили исполнять ВКС Империи в попытке доказать неизвестно что неизвестно кому. И чертовски хороший способ обеспечить ротацию неугодных нынешнему руководству ВКС кадров. Самого Клозе направили сюда, чтобы он не отсвечивал в более публичных местах. Не смущал чужие умы одним своим видом. Это была ссылка с возможностью досрочного освобождения путем превращения его истребителя в поток свободнолетящих атомов. Но это не могло быть панацеей для тех, кто его сюда послал. Медленно, но Клозе возвращался в Империю вместе с вторгающимися в нее таргами. И когда он подберется ближе, с ним тоже придется что-то решать. Сам Клозе ничего решать уже не хотел. Он был глубоко разочарован в жизни и воевал по инерции, по привычке и потому, что больше ничего не умел делать. По его мнению, человечество не катилось в пропасть. Оно уже туда рухнуло. Падение займет годы, возможно, даже десятки лет, но результат все равно будет фатальным. Выбраться из пропасти было невозможно. Зацепиться – не за что. Оставался последний шанс – отрастить крылья и научиться летать. Шанс был призрачным и ненадежным. И единственный, с точки зрения Клозе, человек, который мог бы спровоцировать и запустить сей процесс, был мертв. А значит, надежды не осталось. К счастью, стыковка истребителей с дредноутом тоже осуществлялась автоматически, что исключало потенциальные потери. Далеко не каждому пилоту с первого раза удастся пропихнуть истребитель в отверстие, которое больше не слишком габаритного «игрек-крыла» всего на метр. Клозе несколько раз приходилось проделывать это вручную, когда отказывала автоматика. Несмотря на то что к тому времени он уже получил свою Омегу, он все равно взмок от пота и после посадки у него тряслись не только руки. Это было хуже, чем посадка на палубу дрейфующего в океане авианосца. Гораздо хуже. Миновав шлюзовую камеру, Клозе вручил свой «игрек-крыл» в руки механика, избавился от летного комбинезона и отправился в душ. Помывшись, он не стал надевать форму, даже повседневную. Вообще-то шляться по дредноуту в штатском было запрещено Уставом, но Клозе давно уже привык плевать на Устав. Никто, включая командующего соединением, не осмеливался делать Клозе замечания относительно его внешнего вида. Нарушая сложившиеся традиции, предписывающие каждый боевой вылет отмечать в офицерском клубе, Клозе отправился в свою каюту. Он не любил участвовать в местных тусовках. При виде выпивающего молодняка его начинало тошнить. Дело не в том, что эти мальчики были настолько плохи. Просто, глядя на них, он вспоминал своих прежних боевых товарищей. Карсон, Дэрринджер, Стивенс, Орлов… Все они отлетали свое. Морган. Думать о Моргане было хуже всего. Но не думать не получалось. Покойный император отказывался вылезать из головы капитана Клозе, постоянно напоминая о допущенных ошибках. А ошибок накопилась целая куча. И самая худшая из них – бездействие. Именно оно привело к столь фатальным последствиям. Катастрофическим последствиям, если быть абсолютно честным. Клозе заперся в своей каюте и, не раздеваясь, плюхнулся на постель. Достал из прикроватной тумбочки пачку сигарет, прикурил от старой зажигалки с эмблемой ВКС. Курение на военных объектах, находящихся в открытом космосе, тоже было нарушением Устава. Но даже если бы Клозе кто-то за этим застукал, то что бы ему могли сделать? В очередной раз разжаловать? Ниже лейтенанта в данном роде войск званий просто не существует, а в лейтенанты он по возрасту не годится. Вышибут на гражданку без выходного пособия, наплевав на дефицит пилотов, особенно обладающих реальным боевым опытом? Ну и что? Какая разница, где доживать остаток жизни, отпущенный им всем? В отличие от некоторых энтузиастов воинского искусства Клозе вовсе не жаждал умереть в бою. Ему было абсолютно все равно, где состоится его рандеву с костлявой старухой в черном балахоне. В дверь постучали. Клозе не стал пытаться прятать сигарету и развеивать дым, деактивировал замок и позволил стучавшему войти. Им оказался очередной представитель молодняка. Из совсем недавнего пополнения. Лицо парня показалось Клозе знакомым, но имя он вспомнить даже не тщился. – Я могу войти, сэр? – осведомился пилот с порога. – Валяйте, – сказал Клозе и жестом пригласил парня присесть на стул. – Вы кто? – Лейтенант Мейер, сэр. Мы с вами летали сегодня. – Это я летал сегодня, – поправил его Клозе. – А вы телепались где-то сзади. – Да, сэр. Наверное, сэр. – И чем я обязан?.. – Я хотел бы выразить вам свое восхищение, сэр. Скольких вы сбили сегодня? – Семерых, – ответил Клозе. – А вы? – Э… Одного, сэр. – Надо же, – сказал Клозе. – Это большой успех, лейтенант. Но если вы пришли хвастаться, то вы ошиблись адресом. Офицерский клуб находится на следующей палубе. – Я… не хвастаться пришел, сэр. Я хотел бы поговорить с вами. – Мы уже говорим, – устало сказал Клозе. Мейер настолько активно игнорировал дымящуюся сигарету в руке капитана, что Клозе стало смешно. Он выпустил клуб дыма по направлению к Мейеру и предложил присоединиться. Мейер отказался. Трус? Или просто не курит? – Вы лучший пилот из всех, кого я видел, – сказал Мейер. Клозе счел комплимент средненьким, учитывая, как мало настоящих пилотов Мейер мог видеть. – Я уже говорил, что восхищен вашим умением? – Да, – сказал Клозе. – Это уже все или вы хотите сообщить мне хоть что-нибудь, чего я не знаю? – Да, сэр. В смысле – хочу. – Выкладывайте, – сказал Клозе. – Я был лучшим на своем курсе, сэр. – Этого я действительно не знал, – согласился Клозе. – Но с чего вы взяли, что мне это интересно? – Это далеко не все, сэр, – сказал Мейер. – После окончания курса подготовки меня вызвали на беседу. Она была очень неприятной, сэр. – УИБ? – поинтересовался Клозе. – Служба духовного воспитания, сэр, – сказал Мейер. Клозе вздохнул. Он никак не мог привыкнуть, что эту недавно образованную контору люди теперь боятся больше, чем Управление имперской безопасности. Еще одно свидетельство того, что времена меняются. – И чем вы заинтересовали этих ребят? – Видите ли, сэр, когда я поступал на курсы, я указал, что являюсь атеистом, – сказал Мейер. – Очень неблагоразумно с вашей стороны, должно быть, – сказал Клозе. – Я уже это понял, сэр. Кардинал, с которым я беседовал, твердо дал мне понять, что я не смогу сделать карьеру в ВКС, если срочно не пересмотрю свои религиозные убеждения. Странно, подумал Клозе. С чего это целый кардинал опустился до беседы с каким-то новоиспеченным пилотом? Неужели у них там нет нижних чинов? Клозе не слишком хорошо разбирался в иерархии клира, но кардиналы всегда казались ему чем-то вроде полковников. Если не генералов. – По сути, он сказал, что удивлен, как меня вообще допустили к курсам. И еще он сказал, что исправит эту оплошность и меня не допустят к настоящим полетам. – Но вас допустили, – заметил Клозе. – Хотя и отправили не в самое престижное место службы. Далеко не самое престижное. – Допустили, – подтвердил Мейер. – Но только после того, как я согласился выполнить небольшое поручение кардинала. – И?.. – сказал Клозе, когда посчитал молчание чересчур затянувшимся. – Предполагается, что сейчас я должен спросить, что это за поручение, которое вы согласились выполнить, и при чем здесь я? Можете считать, что я уже спросил. – Ну, вообще-то мне поручили устранить вас, – выпалил Мейер. – Убить, – уточнил Клозе. – И выдать это за обычную смерть в бою, – добавил Мейер. – Это не так уж сложно устроить, – заметил Клозе. – И как же вы намерены поступить? Глаза Мейера расширились от изумления. – Я думал, это очевидно, раз я пришел сюда. Я не собираюсь этого делать. – Не так уж и очевидно, лейтенант, – сказал Клозе. – Вы вполне могли оказаться приверженцем старой благородной школы. Этот жест вполне вписывается в рыцарское понятие о благородстве. Предупредить, вызвать на бой, вместо того чтобы просто и надежно ударить в спину. Но я бы так делать не стал. Я бы ударил в спину. По лицу Мейера можно было определить, что последнюю фразу Клозе он считает самооговором. Причем самым злостным. – Тогда зачем же вы пришли? – спросил барон. – Только чтобы информировать вас, сэр. – Какой мне прок от этой информации? – вопросил Клозе. Удивлен он не был. Теперь его было не так легко удивить, особенно если дело касалось человеческой глупости или подлости. – Э… Кто предупрежден, тот вооружен, – сказал Мейер. – Или типа того, сэр. – Почему вы передумали? – полюбопытствовал Клозе. – Потому что… эта идея не нравилась мне с самого начала, сэр. Нельзя начинать свою карьеру с такого поступка. Боже, он еще думает о карьере, подумал Клозе. Это в такое-то время? Стоит ли рассказать ему, какая карьера его ждет? Он вряд ли успеет дослужиться до капитана, прежде чем все человечество накроется одним большим медным тазом. – А потом… Потом я увидел вас в деле. – И испугался? – Нет, – сказал Мейер. – Ударить в спину легко. Технически. Ведь вы бы не ждали такого от меня… От кого-то из своих. Но вы – не просто человек. Вы… Я не знаю, как это выразить… Легенда при жизни… – Скорее уж я – жизнь при легенде, – ухмыльнулся Клозе. – Не боитесь, что кардиналу не понравится такое отношение к его приказу? – Пусть кардинал катится к черту, сэр, – решительно сказал Мейер. – Мы – пилоты. Мы не бьем по своим. – Ты был один? – Вон он, момент истины. – Нет, сэр. Позже меня познакомили с другими. Кардинал имел в виду, что вы очень хорошо умеете пилотировать. – Сколько вас было? – Трое, сэр. – Всего-то? – удивился Клозе. – Видать, кардинал плохо изучил мое личное дело. С вами мне все ясно, лейтенант, а что насчет тех двоих? Мне все еще следует опасаться удара в спину? – Нет, сэр. Лейтенант Густавсон не осмелился идти со мной, но я говорю и от его имени тоже. – А третий? – Сегодня он отлетал свое, сэр. – Понятно, – сказал Клозе. – Вы сообщите мне имя того кардинала, который подписал вас на столь богоугодную работенку? – Я его не знаю, сэр. – Он даже не представился? – Нет, сэр. Высокий, худой, старше средних лет, волосы темные… Клозе жестом остановил Мейера. – Это описание ни о чем мне не говорит, лейтенант, – сказал он. – Боюсь, я не знаю в лицо всех кардиналов. Даже одного не знаю. Хотя нет. Одного я знаю. Кардинала Джанини, личного духовника нынешнего императора. Типа, с подачи которого и заварилась вся эта каша. Трое, подумал Клозе. Да эти типы меня совсем не уважают. После «Трезубца»… Хотя это ведь может быть и не одна тройка. Вряд ли бы всех моих потенциальных убийц стали сводить вместе. Черт побери, воевать становится все веселее. Теперь надо смотреть еще и за спину, ожидая удара от «своих». С другой стороны, почему меня это не удивляет? Потому что я ждал чего-то подобного с самого момента своей отправки в это соединение. Мейер не уходил. Он словно ждал чего-то еще, хотя вряд ли мог добавить к беседе новые факты. Потом Клозе сообразил, чего Мейер ждет. Прощения. Отпущения грехов, пусть и не такого, как в церкви. – Можете идти, Мейер, – сказал Клозе. – Я не буду вам лгать, сказав, что вы хорошо воюете, потому что я не видел, как вы воюете. Но у вас еще есть все шансы заслужить мое уважение. Мейер посветлел лицом. Покашливание Клозе догнало его уже на пороге. Он обернулся. – Спасибо, лейтенант, – сказал Клозе. Единственным человеком, от общения с которым Клозе не тошнило, был, как ни странно, офицер контрразведки майор Сэм Клементс. Вообще-то пилоты обычно недолюбливали контрразведчиков, но майор Клементс оказался на удивление приятным собутыльником. Возможно, именно поэтому он и получил назначение в местную «эскадрилью прокаженных». Командовал небольшим соединением вице-адмирал ВКС Карлос Рикельми. Он был неплохим военным даже по строгим меркам Раптора. Но шутники называли его соединение «эскадрильей прокаженных имени Клозе». По фамилии самого знаменитого прокаженного. И самого живучего. Сюда ссылали самых неблагонадежных с точки зрения нынешнего правительства людей. Атеистов, проштрафившихся, зеленых новичков или, наоборот, людей слишком старых, от которых более элитные соединения хотели избавиться. Клозе направился к Клементсу, потому что после откровений Мейера не смог сидеть в одиночестве. Хотелось выпить, а пить в одиночку Клозе не любил. – Ротация кадров бешеная, – признался Клозе майор Клементс, разливая виски по бокалам. – За прошедшие три месяца личный состав обновился на семьдесят процентов. – Дерьмово, – констатировал Клозе. – Молодежь не успевает учиться, – сказал Клементс. – Двадцать пять процентов новичков гибнут уже в первом бою. – Интересно, что ты это именно мне рассказываешь, – сказал Клозе. – Потому что во время их первого боя обычно именно я летаю рядом и стараюсь свести потери к минимуму. – Не сказал бы, что у тебя здорово получается, – заметил Клементс. Это был не упрек. Простая констатация факта. – Ветеранов в нашей эскадрилье почти не осталось, – сказал Клозе. – А новички… Их и пилотами-то назвать нельзя. Летуны. Мясо… – Жестко. – Зато справедливо. Они выпили за справедливость. – Ты хоть понимаешь, к чему все идет? – спросил Клементс. – То, что я понимаю, зависит от того, спрашивает ли меня об этом обычный человек, такой же, как я, или кадровый офицер контрразведки. – Хватит выпендриваться, – сказал Клементc. – За все время твоего пребывания здесь я ни разу не говорил с тобой как офицер контрразведки. Хотя, наверное, мне следовало это сделать. – Досадное упущение с твоей стороны. Впрочем, его довольно легко исправить. Я же все еще здесь. – Тебе говорили о том, какая ты скотина? – Так часто, что я даже все случаи упомнить не могу. – А что насчет моего первого вопроса? – Относительно того, понимаю ли я, куда это все идет? – уточнил Клозе. – Брось, Сэм. Это понимает любой здравомыслящий человек. – Но не наше командование. – Я же сказал «здравомыслящий», – сказал Клозе. – В командовании сидят одни идиоты. – Совсем недавно… – Не надо мне говорить о том, что было совсем недавно, – отрезал Клозе. Клементе наверняка хотел ему напомнить, что не так давно в командовании сидел сам Клозе. – Те времена уже не вернуть. – А хотелось бы? – Хотелось, но совсем не потому, о чем ты думаешь. – А почему? – Потому что… – Клозе на мгновение стал серьезен. – Потому что с тем, прежним императором мы могли победить. А нынешний нас всех подведет под монастырь. – Ты считаешь, что эту войну в принципе можно было выиграть? – удивился Клементс. – Несмотря на офигительное численное превосходство этих тварей? – Брось, ты не хуже меня знаешь, что численное превосходство является хоть и существенным, но не определяющим фактором, – сказал Клозе. – И если честно, я приперся к тебе совсем не для того, чтобы говорить о политике. Клементе уловил намек и наполнил бокалы. – Сейчас все только о политике и говорят, – заметил он. – Политика и война стали более обсуждаемыми темами, чем спорт и секс. – Ну и глупо. – Клозе выпил, не дожидаясь своего компаньона. – Спорт и тем более секс куда полезней для здоровья, чем политика и война. – Я и не прочь сменить тему, – заявил Клементс. – Насколько я слышал, завтра должен прибыть курьерский корабль. – Новые приказы? – заинтересовался Клозе. – Вряд ли, – сказал Клементс. – Скорее очередная порция пропагандистских листовок. – Разве у нас кончилась туалетная бумага? – Несмотря на то что санузлы дредноута были оборудованы по последнему слову техники, существовала группа пилотов, которые подтирались исключительно пропагандистскими листовками, всевозможными памятками и личными извещениями. Чисто из принципа. Клозе не входил в эту группу исключительно по гигиеническим соображениям, но саму идею в глубине души поддерживал. Даже не слишком глубоко. – По крайней мере это означает, что про нас не забыли, – вздохнул Клементс. – Про нас не забудут, – пообещал Клозе. – Ровно до тех пор, пока «эскадрилья прокаженных» не сменит своего названия. – Могу я задать личный вопрос? – Попробуй. – Каково тебе после всего, что было, снова оказаться в шкуре простого капитана? – Не простого капитана, а капитана ВКС Империи, – сказал Клозе. – Это ты у нас просто майор. Хотя, признаюсь тебе честно, вертикаль командования нравилась мне куда больше в те времена, когда я находился ближе к ее вершине. – Ближе к вершине! – фыркнул Клементс. – Твоя внезапная скромность может компенсироваться только твоей обычной наглостью. – Я не стоял на самой вершине, – напомнил Клозе. – Главнокомандующий у нас, между прочим, император. – Но я слышал о нагоняе, который ты устроил генштабу вообще и адмиралу Крузу в частности. – О котором именно? – невинно поинтересовался Клозе. – После Великого Китая. – А, так ты о том нагоняе. Не хочу тебя разочаровывать, но это был совсем не нагоняй. Обычная взбучка, и они ее заслужили. – Не спорю. – Хорошо, что Круза до сих пор не отстранили от командования, – сказал Клозе. – Толковый мужик. – Судя по тому, что происходит на фронтах, этого не скажешь. – Думаю, у него просто связаны руки. Наверняка при штабе висит теперь пара епископов. Но без Круза все было бы еще хуже. – Мы сдали три звездные системы! Три! – Мне кажется, что мы опять говорим о политике и войне, – вздохнул Клозе. – И тем и другим я сыт по горло. На данный момент Клозе участвовал в войне с таргами дольше любого другого военного. Он был одним из двух пилотов, которые во время разведывательного полета наткнулись на первую волну вторжения и дали таргам первый бой. Клозе принимал участие в битве на встречных курсах, которая уже стала легендарной. Хотя таковой она стала большей частью потому, что это была единственная крупная и убедительная победа имперских сил над силами вторжения. Громкая победа, за которой последовала цепь куда более громких поражений. Сноуболл. Сахара. Великий Китай. Несколько миллиардов жизней. И это было только начало. Клозе вовсе не жаждал увидеть конец, потому что слишком хорошо его себе представлял. Правда, шансы на то, что его ухлопают гораздо раньше, были достаточно высоки. Если его не угробят тарги, то достанет очередной кардинальский выкормыш. – Политика и война… И то и другое у тебя когда-то хорошо получалось, – заметил Клементс. – Чушь собачья, – сказал Клозе. – Я солдат и никогда не был политиком. Не спрашивая моего мнения на сей счет, пропагандисты слепили из меня символ несокрушимости ВКС, потерять который в очередном бою было бы чертовски неудобно. Тогда мне подыскали непыльную работенку на Земле. И я просто делал все что мог. – Но этого оказалось недостаточно, добавил он про себя. – Не думаю, что должность личного советника императора по вопросам национальной безопасности – такая уж синекура. Даже если император – твой друг. Клозе поморщился, словно у него болели зубы. У них с Юлием были достаточно сложные отношения, и никто из них вслух так ни разу и не произнес слова «дружба». Несмотря на то, что они были готовы умереть друг за друга. И это были не просто красивые слова – Клозе один раз действительно умер. – Я не хотел бы это сейчас обсуждать, – сказал Клозе. – Ни с тобой, ни с кем-то другим. – Как хочешь, – сказал Клементс. – Но ты не думаешь, что все это, – он покрутил пальцем, имея в виду отнюдь не свой рабочий кабинет, а данный сектор космоса в целом, – могло быть совсем не так, если бы ты до сих пор был там, на Земле? – Не люблю рассуждать на тему «что было бы, если бы», – сказал Клозе. – Сейчас на Земле ко мне относятся примерно как к раздавленному таракану. Не совсем раздавленному, если верить лейтенанту Мейеру. Скорее уж как к недодавленному. Напрашивающемуся на последний удар шлепанцем. – Я догадываюсь, – сказал Клементс. – Иначе бы не имел счастья лицезреть тебя здесь. – Раз ты такой догадливый, то догадайся, как удержать меня в этой каюте еще на пару минут. – Тут и гадать нечего, – Клементе разлил остатки виски. – Чтоб все сволочи сдохли, – провозгласил тост Клозе. – Как насекомообразные, так и человекоподобные. – За это я точно выпью, – согласился Клементс. Едва они поставили пустую посуду на стол, как ожил майорский комм. – Так и знал, что застану тебя на работе, – пробормотал вице-адмирал Рикельми. – Я тут с документами кувыркаюсь, – сказал Клементс. Пустые стаканы и Клозе находились вне поля зрения камеры. – Вранье старшему по званию до сих пор трактуется в Уставе как преступление, – сообщил ему Рикельми. – Так сошлите меня в какую-нибудь дыру, сэр. – Пожалуй, это была самая заезженная шутка на борту «Иоанна-Павла Четвертого».. – Как только найду место похуже этого, – пообещал вице-адмирал. – Мой адъютант нигде не может найти нашего динозавра. Ты не знаешь, где он? Клозе весьма выразительно посмотрел на Клементса и провел ребром ладони в районе горла. – Не видел, сэр, – сказал Клементс. – А разве он уже вернулся из вылета? – Часа три назад, – сказал Рикельми. – Тогда логичнее всего было бы поискать у него в каюте, – посоветовал Клементс. – Небось дрыхнет без задних ног. – Вряд ли. Комм в его каюте не отвечает, и посыльный полчаса стучал в его дверь. – Тогда в офицерском клубе. – Его там не видели с момента открытия, – сказал вице-адмирал. – Я думал, может, вы с ним опять пьянствуете на пару. – Увы, сэр, – вздохнул Клементс. – Я трезв, как бутылка из-под безалкогольного пива. Что-нибудь срочное? – Ну пару часов это потерпит, но мне хотелось бы с ним побеседовать. – Я передам ему, если встречу. Рикельми отключился. – А вдруг что-то серьезное? – спросил Клементс. – Я только что с боевого вылета, – сказал Клозе. – И послать меня в новый раньше, чем через двенадцать часов, никто не имеет права. – Может, нас атакуют тарги? – Тогда нам достаточно совершить небольшой гиперпрыжок, и расстояние, которое нас разделяет, увеличится в десять раз. – А если они придут через Нуль-Т? – Мы слишком мелкая сошка, чтобы отвлекать на нас корабли с Нуль-Т, – сказал Клозе. – В последнее время тарги ими не рискуют. – После Марса. – Да, после Марса. Они потеряли уже половину кораблей третьей волны. Самых современных кораблей, способных покрывать немыслимые для гиперпривода расстояния посредством Нуль-Т. Большая часть кораблей флота таргов была устаревшего образца, они способны развивать релятивистские скорости, но не более того. Зато их было много. В несколько раз больше, чем то количество, которое могли выставить люди. Даже если вспомнить, что сейчас ничего, кроме боевых кораблей, практически не строили. – Я не хочу встречаться с начальством до того, как высплюсь, – сказал Клозе. – Тогда возвращаться в свою каюту будет не слишком разумно. Нарвешься на адмиральского посыльного. – Может, мне переночевать здесь? – Я бы с радостью тебе помог, но тогда пострадает моя репутация. – У тебя что, нет своей каюты? – До нее слишком далеко идти. Обычно я не способен проделать этот путь в конце рабочего дня. – Всегда подозревал, что контрразведчиков губит лень, – сказал Клозе. – Ладно, пойду сдаваться. Может быть, Рикельми увидит, что я пьян, и разрешит мне проспаться. |
||
|