"Инквизитор" - читать интересную книгу автора (Норка Сергей)14. Гости из потустороннего мираНа одном из недавних брифингов специалист по борьбе с организованной преступностью заметил, что если в ближайшее время криминогенная ситуация в стране не изменится, то к концу 1995 года каждое пятое коммерческое предприятие окажется обложенным преступной «данью». Кажется, жизнь, к сожалению, совсем не стремится опровергнуть эти слова… Через две недели, поразмыслив, я решил наведаться в фирму «Терра», которая через нашу газету обратилась к Святой инквизиции за помощью. Разыскать эту фирму не составило труда. Она арендовала первый этаж в маленьком домике на улице Островского. Прежде чем зайти в офис, я два дня проторчал в кафе напротив, наблюдая за входом в особняк, так как не исключал нападения со стороны рэкетиров. Потягивая пиво и не выпуская из поля зрения вход, я внимательно слушал, о чем говорят посетители, и в особенности служащие кафе. Время от времени для смены дислокации я переходил из кафе на скамейку в близлежащем скверике и делал вид, что внимательно читаю газету. Затем опять возвращался в кафе. В конце второго дня в кафе набилось достаточно много народу, чтобы мое одиночество было нарушено субъектом, усевшимся напротив меня с двумя банками пива и газетой. Это не радовало, поскольку субъект заслонил вход в офис. «Черт с ним, — подумал я, — если услышу выстрелы, все равно успею увидеть главное». Субъект внимательно читал газету, прихлебывая пиво. Дочитав статью, он промычал: «Мда-а!» Поскольку я не отвечал, он, прямо глядя на меня, произнес: «Во дают ребята!» — Кто? — Инквизиторы. Вчера в Екатеринбурге казнили шестнадцать человек. И восьмерых ослепили. Дают! Он восхищенно покачал головой, как бы приглашая меня присоединиться к его восторгу. — Вам это нравится? — А вам нет? — Мне не нравится. — Чем же? — Тем, что у нас в стране действует самосуд. — Самосуд действует в той стране, где суд не действует. Я согласен, что всю эту работу, которую делают инквизиторы, должен делать суд. Но что поделаешь, если судьи многие годы оправдывают преступников или дают им смехотворные наказания? Они подгоняют товар под цену. — Не понял. — Преступление — это товар. Срок — деньги. Если за преступление дадут мне два года, соглашусь. Если пять — подумаю. Если двадцать — покупать не буду. Я честный человек, и всю жизнь ухитрился прожить честно. Даже после 91-го жил честно. И что же? Страну открыто грабили, людей убивали. Это называлось демократией. Если это действительно демократия, то я — фашист. А если это не демократия, то с ней пора кончать. — Но не такими же методами. — А какими? У вас есть конкретное предложение? — Пожалуй, нет. — Во-во. И у меня нет. И, судя по всему, ни у кого нет. А у инквизиторов есть. Следовательно, если в будущем инквизиторы будут баллотироваться в парламент, я буду голосовать за них. И детей заставлю. А Великого инквизитора — в президенты. «Может быть, он уже президент», — подумал я. — А если они вздумают узурпировать власть? — А власть еще в 91-м узурпировали преступники. Мне-то лучше, чтобы честный узурпатор отнял власть у преступного узурпатора. — Что ж, может быть, вы и правы. Во всяком случае, логика в ваших рассуждениях есть. — Я поднялся из-за стола и направился к дверям офиса. Практически ежедневно мы сообщаем о задержании рэкетиров, однако последних почему-то не становится меньше, а в сферу интересов вымогателей попадают все новые бизнесмены. Все чаще оперативникам приходится иметь дело с 18-20-летними преступниками. Это дает основание для малоутешительного прогноза, что в будущем эти молодые люди абсолютно сознательно пополнят и без того не слабые ряды криминальных структур. Офис фирмы «Терра», судя по дверям, состоял из четырех комнат и туалета. Девица, сидевшая за компьютером, при моем появлении сделала какое-то едва уловимое движение, после чего дверь одной из комнат открылась и оттуда вышли двое — мужик лет сорока и парень атлетического сложения лет двадцати пяти. Лица выражали настороженность. — Вы к кому? — Я хотел бы видеть генерального директора. — С какой целью? — Он давал в нашу газету объявление. Для Святой инквизиции. Редакция поручила мне побеседовать с ним. — У вас есть удостоверение? — Конечно. Я достал корреспондентское удостоверение своей газеты. Мужик тщательно его рассмотрел и спросил номер служебного телефона. Я назвал. Он подошел к столику, за которым сидела девушка, и снял трубку: «Алло. Редакция? Очень хорошо. Можно попросить (он назвал мою фамилию)? Спасибо. Я позвоню попозже». После этого, бросив мне «подождите», он прошел в комнату. Вернувшись минут через пять, кивком головы пригласил меня войти. За столом сидел брюнет лет шестидесяти. Благородная седина гармонировала с интеллигентной внешностью. Он жестом предложил мне сесть и протянул визитку, на которой было напечатано: «Торговая фирма „Терра“, Смолицкий Лев Ефимович, Генеральный директор». Я напустил на лицо очаровательную улыбку. — Уверен, что в школе вас называли «Смолой». — Верно. Кличка «Смола» прилипла ко мне в первом классе. Позднее так же называли в зоне. — Отбывали? — Угу. — Долго? — Пять лет. При коммунистах. — За что, если не секрет? — Не секрет. За экономические преступления. — Ясно. А чем сейчас занимаетесь? — Тем, за что сидел при товарищах. Торговлей. Осуществляю оптовые поставки продовольствия в маленькие провинциальные городки. — И давно существует ваша фирма? — «Терра» существует шесть месяцев. — А чем занимались раньше? — Тоже торговлей, но пришлось прекратить. — Отчего же? — Налоги, перевозки, рэкет. — Но ведь и теперь рэкет. — Обстоятельства иные. Во-первых, полгода проработали спокойно. Скопили кое-какой капитал. Во-вторых, с приходом к власти нынешнего президента появилась надежда на то, что можно будет заработать деньги честным путем. Появилась надежда на государство. — Зачем же тогда обращаться к инквизиции? Смолицкий криво усмехнулся. — Затем, что на нее надежды больше. — Лучше работают? — Нет. В отличие от государства ее боятся. Я это точно знаю. Закона рэкет не боится. Даже ВУКа. А инквизиторами напуган всерьез. — Что, после объявления не появлялись? — Появлялись, причем дважды. Первый раз на следующую ночь после выхода нашего обращения к инквизиции в вашей газете. Открыли дверь, проникли в помещение, но ни к чему не прикасались. Пропаж нет. Второй раз через три дня после ночного посещения. Побеседовали минут десять. Договорились, что на следующий день они придут за деньгами. Я с утра все приготовил. Жду. Не появляются. И на следующий день тоже. Ни слуху ни духу. Испарились. — А как вы узнали, что они были у вас ночью? — Совершенно случайно. Кафе напротив видели? Так вот. Мы поставляем им продовольствие по низким ценам. Заодно там и обедаем. По низким ценам. В тот раз посудомойка и уборщица уходили домой где-то около часа ночи. И видели, как из нашего офиса вышли двое, сели в машину и уехали. — А если бы этого вам не сказали, вы бы заметили, что ночью были гости? — Память у меня фотографическая, но я бы ничего не заметил. Все было на своих местах. Никаких следов. — Скажите, давая объявление в газету, вы действительно надеялись на помощь инквизиторов? — Честно говоря, не очень. Но не исключал. Просто хотел попугать этих бездельников, хотя не уверен, что они читают вашу газету. Плюс в моих интересах поднимать авторитет инквизиции. — А почему вы не обратились в милицию? — В прошлый раз, когда я возглавлял торговую фирму, при обсуждении «сотрудничества» с вымогателями присутствовал начальник районного отделения милиции. Причем мне ясно дали понять, что обращаться выше не только бессмысленно, но и опасно. И я им верю. Вы знаете, мне кажется, что милиция покупается не только из-за маленькой зарплаты, хотя и это имеет значение. Главная причина сращивания милиции с преступностью кроется в системе правосудия. Законы были составлены так, что преступник не рисковал почти ничем. В таких условиях человеку трудно оставаться в рамках закона. Это было самое настоящее искушение. Поэтому мы, мелкие предприниматели, встретили ВУК, как это говорили раньше, «с большим душевным подъемом». Но должно пройти много времени, чтобы ВУК впитался в сознание людей. А времени осталось всего полтора года. Через полтора года диктатура может быть отменена, а президент уйти в отставку. Конечно, мы надеемся, что этого не случится. Но все может быть. Тогда ВУК отменят, а инквизиция останется. — Вы хвалите ВУК, но ведь он противоречит всем общечеловеческим нормам. — Тем, кто ценит общечеловеческие нормы, ВУК не страшен. — Но ведь общеизвестно, что ужесточение наказания не приводит к снижению преступности. — Наказание не должно быть ни жестоким, ни мягким. Оно должно быть адекватным деянию, молодой человек. — А чем определяется адекватность? «Последнее время милицейские сводки удивляют даже видавших виды оперативников: по Москве ширится с каждым днем вал вымогательств. В этот самый „окупаемый“ вид криминального бизнеса втягиваются все новые и новые „предприниматели“.» — Обстановкой в стране. При разных обстановках наказание за одно и то же преступление должно варьироваться. В мирное время — три года тюрьмы. В военное — расстрел. А мы живем в военное время. Вы говорите — ужесточение наказания, я говорю — доведение его до адекватности. А знаете ли вы, господин гуманист, что рэкету подвергаюсь не столько я, сколько вы. И малоимущие граждане. — Я? — Да, да. Вы. Вам ведь надо кушать. Вы покупаете продукты питания. Так вот, мы, коммерсанты, закладываем в стоимость товара и сумму, которую выплачиваем рэкету. Так что вымогают деньги у вас, а мы только посредники между вами и вымогателями. Они постоянно повышают размер дани, а мы постоянно повышаем цену на товар. И это одна из причин инфляции. Так-то. Не знаю, действительно ли инквизиция святая, но делает она святое дело. Санкт-Петербург. 18 января в 3 часа ночи нарядом милиции для проверки была остановлена автомашина «Жигули», которая буксировала автомашину «мерседес». При осмотре салона и багажника иномарки обнаружены упакованные в брезент трупы (!) семерых мужчин с огнестрельными ранениями. Созданной оперативно-следственной группой в результате наступательной работы установлено, что убийство было организовано директором филиала производственно-коммерческой фирмы «Петрократор» с целью пресечения вымогательства со стороны одной из преступных группировок. — Это ваше субъективное мнение. — Мнение-то субъективное, да только все известные мне коммерсанты так считают. Где бессилен суд, там неизбежно должен возникнуть самосуд. Такова диалектика, как любил говорить первый и последний президент СССР. «За один час я дважды услышал одну и ту же мысль из уст двух разных по социальному статусу людей. ад Надо будет посоветовать Сане послать тройку ребят к бизнесменам да послушать их мнение на этот счет», — подумал я. — Лев Ефимович, с вами очень интересно беседовать, но время у меня ограничено. — Как и у меня. — Поэтому вот вам моя визитка. Если будет что нового по инквизиции, вы уж не сочтите за труд звякнуть. Можно домой. — Непременно, молодой человек. Когда я уже был в дверях, он кинул мне вдогонку: — А денежки для рэкетиров я на всякий случай держу наготове. Я пошел по улице Островского, мысленно переваривая услышанное. Итак, преступники больше не появлялись. Почему они не пришли за деньгами? И зачем нужно было заходить ночью в офис, если там они ничего не тронули? Все это выглядит если не странно, то, во всяком случае, необычно. Конечно, заслуги инквизиторов в том, что рэкетиры больше не появлялись, нет. Это ясно. Просто что-то спугнуло вымогателей. Что? Непонятен также смысл ночного визита. Я остановился возле подворотни большого дома в конце улочки, чтобы закурить сигарету, и, ища по карманам зажигалку, случайно посмотрел во двор. То, что я в следующие секунды там увидел, бросило меня в пот. Из подъезда трехэтажного кирпичного домика, расположенного во дворе, вышел высокий мужчина и подошел к серым «Жигулям». Через несколько секунд он сел в машину и включил зажигание. Стекла на «Жигулях» были зеркальными, поэтому я видел его только несколько секунд, но их мне было достаточно, чтобы я его узнал. Я узнал бы его из тысячи, из десяти тысяч схожих мужчин. Это был детина, который возил меня к президенту, верный помощник Кота, чья могила находилась на Кунцевском кладбище возле могилы его шефа. «Жигули» выехали из подворотни и повернули направо, на Ордынку. Я чуть было не помчался за ними следом. Наконец, закурив и сделав три глубокие затяжки, принялся осмысливать положение. Покойник оказался липовым. А Кот? Скорее всего, когда Темная Лошадка убирал свидетелей, этому удалось ускользнуть. Приобрести новые документы для него не ахти какая сложность. Видимо, в машине с Сидоренко сидел кто-то другой, а поскольку трупы остались неопознанными, ему удалось скрыться. Выкурив сигарету, я вошел в подворотню и направился к дверям особняка, из которого вышел несколько минут назад «покойник». Особняк в стиле прошлого века. Но я помнил, что еще год назад его здесь не было. На окнах решетки. Все окна закрыты плотными шторами. У двери вывеска: «Частный институт социальных исследований». Следующие три дня я с восьми утра и до шести вечера добросовестно торчал возле этого загадочного Института социальных исследований, в надежде на то, что «покойник» появится еще раз. Тщетно. На четвертый день я был уже на кладбище возле могил. Они были завалены еловыми ветками. Фотографии, покрытые полиэтиленовой пленкой, были укреплены в головной части каждой могилы. Со средней на меня смотрел насмешливыми глазами Кот в форме полковника госбезопасности. Словно издевался. Нервы мои были в таком напряжении, что я едва подавлял желание начать разрывать могилу, на которой стояла фотография детины. Дождавшись момента, когда рядом никого не было, я сунул ее в портфель. Через час я уже сидел в кабинете генерального директора «Терры» и пил растворимый кофе с печеньем. Мне пришлось минут тридцать терпеливо выслушивать взгляды на жизнь мудрого господина Смолицкого, прежде чем на прощание задать ему вопрос, из-за которого я и приехал. — Да, кстати, Лев Ефимович. Вам этот человек незнаком? Смолицкий долго изучал фотографию, с которой я успел содрать пленку. — Нет, впервые вижу. — Может, все-таки встречали? Он бывает в ваших краях. — У меня фотографическая память, молодой человек. Я его вижу в первый раз. — А «жигуля» серого цвета с зеркальными стеклами вы здесь на вашей улице не видели? — Я не видел, но уборщица из кафе говорила мне, что мои ночные гости приезжали на машине с зеркальными стеклами. Я чувствовал себя как рыбак, который после часового ожидания подцепил на крючок щуку. — Лев Ефимович, дорогой. Если случится так, что этот «жигуль» здесь опять появится, дайте мне знать. Только звоните сразу. Он внимательно и несколько испуганно посмотрел сначала на фотографию, затем на меня. — Вы думаете, что они опять нагрянут? — Кто? — Рэкетиры. Я заставил себя рассмеяться. — Да нет, что вы. Скажу по секрету, в расчете на вашу порядочность. На таких «Жигулях» ездит любовник моей жены. Хочу с ним познакомиться. — Это он? Лев Ефимович ткнул холеным пальцем с розовым отполированным ногтем прямо в глаз «покойнику». — Он, — со вздохом сказал я. — Понимаю. Дело деликатное. Чем смогу, помогу. — Я на вас надеюсь. Затем, чтобы не дать времени Льву Ефимовичу начать излагать свою точку зрения на проблемы семьи и брака, я поспешил уйти. Придя вечером домой, я уселся в свое любимое кресло и, разложив бумаги на журнальном столике, принялся рисовать схемы ситуации в логической и временной последовательности: А. Незадолго до смерти Кот сформировал идею о создании нелегальной карательной организации и начал ее формировать. Б. После смерти Кота его сподвижник воспользовался обстановкой и стал одним из руководителей нелегальной организации, созданной его покойным шефом. В. Святая инквизиция действует под крышей Института социальных исследований. Я рисовал возможные схемы тайной организации. Чертил стрелочки и квадратики. Разрабатывал все новые варианты. Лег в постель я только в первом часу ночи и еще долго ворочался, прежде чем мне удалось заснуть. Не стану детально описывать кошмары, которые начали меня мучить сразу же как только я заснул. Снились покойники, кладбище, Лев Ефимович Смолицкий, который почему-то угрожал мне ножом, и прочая чушь. Но больше всего снились живые трупы в подъезде. Проснулся я внезапно на левом боку лицом к стене и тут же обнаружил, что забыл выключить лампу, которая стояла на журнальном столике, где так плодотворно работалось накануне. Перевернулся, сел на диване и застыл с открытым ртом. Вольготно развалившись в моем любимом кресле, поедая мои конфеты, внимательно изучал мои логические выкладки о Святой инквизиции призрак Константина Павловича Сидоренко, покойного помощника президента Российской Федерации по особым поручениям. |
||
|