"Инквизитор" - читать интересную книгу автора (Норка Сергей)

4. Сентиментальная исповедь бывшего «солдата партии», переходящая в весьма далекие от сантиментов мероприятия

«Ты, разумеется, помнишь, какими мы были личными друзьями и идейными врагами в школьные годы. Ты всегда был скептиком и циником, для тебя никогда не было ничего святого. Я же был сначала ортодоксальным пионером, затем ортодоксальным комсомольцем, затем стал фанатичным коммунистом. Помнишь, как я чуть не набил тебе морду, когда ты рассказал анекдот про Ленина в пятом классе? По общественным дисциплинам я всегда был самым первым. Благоговейно слушал Михал Петровича, когда он рассказывал о сокровищнице марксизма-ленинизма и прощал ему, когда вместо „ленинизм“ он произносил „ленинизьм“. Ты же всегда издевался над ним. И когда он произносил слово „марксизьм-ленинизьм“, ты всегда вполголоса добавлял „сифилизьм-трипперизьм“, а я страдал не на шутку.

Я с нетерпением ждал, когда, поступив в вуз, я открою дверь в эту сокровищницу, и ожидал узнать нечто такое, от чего мне все кругом станет ясно. Я ожидал, что после этого я стану умней в сотню раз. (Тут он весело засмеялся.) Так и случилось. Познакомившись с теорией „марксизьма“, я действительно стал умней в сотню раз. Михал Петрович перестарался. Когда я начал на первом курсе ВШК читать и конспектировать этот бред, эффект был такой, как если бы меня ударили утюгом по голове. К пятому курсу я уже пришел к однозначному выводу. Либо мой бывший кумир шизофреник, либо — политический аферист,

Скорее всего второе.

Потом, когда я стал офицером 1-го главного, меня обучили анализу и приучили анализировать все, включая поведение любовницы во время ритуала любви. И я стал анализировать соцдействительность.

С первых же дней службы я столкнулся с жесткой стратификацией. Офицеры были разбиты на несколько страт: дети высокопоставленных цековцев, дети генералитета, дети просто родителей без власти, но со связями и шелупонь безродная типа меня. У первых двух вся жизнь уже была запрограммирована, независимо от качества их работы. Они знали о своем будущем все. Вторая — имела надежды на светлое будущее при условии ударного коммунистического труда и аскетического образа жизни. Третья не имела никаких шансов, кроме одного. Время от времени кадры кидают кость одному плебею из тысяч, чтобы показать другим плебеям, что продвижение по службе зависит только от них. Я оказался таким счастливцем. Меня направили в Англию. Там я получил возможность удовлетворять свою страсть к истории и к закулисной жизни на родной земле. Я получил доступ к информации об СССР, который имел любой англичанин. Ненависть к „аристократам“, помноженная на информацию, через год пребывания за рубежом сделала меня махровым антикоммунистом. А потом меня пустили по назначению, то есть подставили вместо какого-то сынка. Отозвали в Москву, но не загнали в тмутаракань, как это было принято в подобных случаях, а перевели из 1-го главного в 5-е главное. Борьба с врагом внутренним. При этом подчеркнули, суки, что ставят меня на самый важный участок. Гораздо важнее, чем предыдущий.

Среди выродков „пятерки“ я был единственным разведчиком-профессионалом, поэтому собирать нужную мне информацию об этом гадючнике было нетрудно. Я приступил к созданию картотеки политических бандитов и их преступлений. Материал подобрался знатный. Одних микропленок набралось о-го-го сколько. Я ведь знал, что архивы и оперативные дела в случае чего будут уничтожать. Так и случилось в 91-м. Они только не учли, что многое уже было у меня на микропленках и на дискетах.

В 91-м я всерьез собирался передать картотеку новой власти, но потом понял, что из этой затеи ничего не выйдет, поскольку змея не умерла, а, покусав себя слегка за хвост, сменила кожу. И предстала перед глазами изумленной и в очередной раз одураченной публики в новом демократическом облачении.

Я спрятал картотеку подальше, подал в отставку, которую легко приняли, и окунулся в политику. Но политику тайную. Мне было ясно как божий день, что легальная политика в России никогда не даст положительного результата, потому что демократии в ней нет и при нынешних поколениях быть не может. Как оказалось, я был прав. Я искал тайную силу, способную поставить точку на самой мерзкой странице российской истории. И я нашел ее. Точнее, она нашла меня. И теперь, возможно, нам удастся поставить эту точку. Разговор с „товарищами“, которые стали „господами“ путем разграбления страны, только начинается. И начало этого разговора — конец их эпохи. Мы устроим им такую кровавую баню, что, даже если они победят нас, они будут твердо знать: всегда может появиться Темная Лошадка, и тогда придется платить по счету.

Наша задача — вбить крепко-накрепко в дубовые российские головы одну истину, очевидную для всего цивилизованного мира: за все надо платить. И плата эта неизбежна, как восход солнца на Востоке».

Когда Кот произносил этот монолог, его глаза горели такой ненавистью, что мне стало страшновато, а когда я прикинул, какими возможностями обладает ныне этот фанат, стало жутко.

Видимо, лицо мое тоже было не каменным, поскольку, когда наши взгляды встретились, его глаза обрели обычную снисходительную усмешку.

— Расстреливать будете без суда и следствия?

— Следствие я проводил не один год. Ну и трибуналы сейчас изучили мою картотеку.

— И какими же законами они руководствуются при вынесении приговоров? Я что-то не припомню в ВУКе смертных казней на этот случай.

Вместо ответа Кот положил передо мной лист бумаги.

Указ предусматривал применение смертной казни к лицам, виновным в преследовании по политическим мотивам граждан СССР: партийным работникам высшего и среднего звена, офицерам 5-го управления КГБ, судьям, выносившим незаконные приговоры, врачам-психиатрам, ставившим ложные диагнозы.

— Черт с ними, — сказал Кот, — не бери в голову. Я покажу тебе один сверхсекретный документ. Это государственная тайна, к которой допущены очень немногие. Я не имею права показывать его никому. Но ты сам лезешь в святая святых. Кроме того, столкнувшись с внешними признаками этой операции, ты можешь кое о чем догадаться, но сделать неправильные выводы. Только поэтому я тебе все показываю. Учти, если от тебя произойдет утечка информации, последствия трудно предугадать. Одно могу сказать определенно: и ты, и я — мертвецы. Поэтому прочти и забудь. Мероприятие, о котором здесь идет речь, уже началось. Впрочем, можешь отказаться.

Он долго испытующе смотрел на меня. Я молчал, выражая полное согласие. Наконец, не дождавшись отказа, Кот раскрыл кейс, в котором оказалось второе дно. Оттуда-то он и вынул несколько листков бумаги, которые молча протянул мне.

Я так же молча впился в них глазами.

Я оторвался от листа.

— А почему не указаны фамилии?

— Члены ССБ не знают фамилий друг друга и не знают друг друга в лицо. Только имена, да и то, как я полагаю, вымышленные. Совещания проводятся по защищенной секретной системе селекторной связи, во время которой все его участники находятся в разных частях города.

В лицо их знает только президент. Он лично подбирал кандидатуры и лично связывается со всеми и назначает время, когда необходимо провести совещание. Систему связи он включает и выключает лично. Пульт у него в кабинете. Читай. Не останавливайся. Вопросы потом.

Я отложил бумагу, которую Кот тут же поспешил спрятать в кейс. Сказать, что я был ошарашен — ничего не сказать. Кот же спокойно, как будто ничего не случилось, начал свои обычные разглагольствования.

— Теперь я готов ответить на все твои вопросы. Я знаю, что в тебе сейчас борются два чувства. С одной стороны, ты понимаешь, исходя из цифр, с которыми ты только что познакомился, что преступность уже стала национальной катастрофой. Ты отлично понимаешь, что все эти люди не просто заслужили смертную казнь, но что они опасны для общества. Ты понимаешь, что если государство вынуждено действовать в рамках, установленных законом, то для тех никаких рамок не существует, что они не гнушаются никакими методами и убьют тебя, не задумываясь, если ты окажешься у них на дороге. Что без их ликвидации смешно даже говорить о каком-либо национальном возрождении. Они не позволят этого. Для получения сверхприбылей они будут продолжать разваливать и без того хлипкую финансовую систему и ввергать миллионы твоих сограждан в нищету. Ты также, безусловно, понимаешь, что в рамках закона их нельзя не то что ликвидировать, но даже арестовать. Ни практически, ни теоретически, так как страна фактически находится у них в кармане и государство не имеет ни сил, ни средств, ни времени на эти долгие процессы, где запуганные судьи будут пачками оправдывать тягчайших преступников, отребье рода человеческого.

С другой стороны, вся твоя сущность протестует против нетрадиционных мер. В тебе играют чувства ложного гуманизма и лжедемократизма. Тебе нужны постановления на арест, подписанные прокурорами, которые, кстати, сами мафиози. Ты не хочешь считаться с тем фактом, что законодательная процедура лишает операцию шансов на успех. Ты готов ради этого пожертвовать единственным залогом успеха — внезапностью. Ты готов дать преступникам возможность мгновенно среагировать, пролить кровь многих честных представителей власти, а главарям ускользнуть и продолжать свою деятельность в новых условиях новыми методами.

— Скажи пожалуйста, ты действительно не понимаешь всю опасность беззакония? Ведь точно так же вы можете поступать в отношении невинных, в отношении своих политических противников, как это делал Сталин. Люди фактически беззащитны перед вами.

— Мы можем так действовать против невинных. Ты это правильно заметил. Но мы не собираемся так действовать, потому что в этом мы не будем уподобляться тем, кого собираемся казнить. А на политических противников нам плевать. Кроме того, ответь, пожалуйста: а против них люди имеют защиту?

— Да, закон.

— Если это так, то почему он не защитил 147 тыс. честных граждан, которые погибли в прошлом году от рук террористов и других убийц? И 132 тысячи убийц! разгуливают на свободе, а остальные здравствуют в местах не столь отдаленных и ждут, когда окончится их заключение и они опять начнут работать по специальности.

— Вы не уничтожите преступность террором.

— Мы собираемся уничтожить не преступность, а преступников. Как ты этого не можешь понять? В мировой истории нет примеров, когда бы преступность уничтожалась экономическим путем. Это невозможно. Но есть примеры, когда она уничтожалась террором. В Италии при Муссолини, в Германии при Гитлере, в Ираке при Саддаме. Наш президент не Сталин и не Грозный. У него нет эмоций или иллюзий. Еще до его избрания президентом была сформирована большая группа экспертов, включавшая специалистов в области экономики, юриспруденции, криминалистики, психологии, социологии и разведки. Был проведен скрупулезный анализ сложившейся в стране ситуации. Выводы были однозначны: а) экономика страны перешла под контроль преступных группировок; б) органы государственного управления контролируются преступными группировками; в) результат этих двух процессов прогнозированию не поддается; г) экономическая, финансовая, политическая и военная мощь группировок уже не позволяет ликвидировать их экономическими и правовыми методами.

По утверждению экспертов, группировки в течение суток, в случае принятия против них правовых или экономических мер, в состоянии создать в стране финансово-экономический хаос, результатом которого будут непредсказуемые социальные катаклизмы. Не исключена гражданская война.

Прежде чем принять решение на проведение операции «Чистка», президент приказал сформировать альтернативную группу экспертов в таком же составе, как первая, и поручил им выработать план и способы обезвреживания группировок экономическими и правовыми методами. После этого обе группы выступили друг против друга в командно-штабном учении и серии игр. Компьютеры за эти дни раскалились добела. Сторонники правовых методов были разбиты наголову, их тактика, противопоставленная тактике группировок, о роли которых выступали сторонники «Чистки», неизменно приводила к одному и тому же результату: сначала экономический и финансовый хаос, затем политический хаос и массовые кровопролития. Конечные результаты хаоса спрогнозировать не удалось.

Учти, проигрывался не один, не два и не двадцать вариантов. Результат везде один и тот же.

— Когда же вы начнете эту операцию?

— Я же сказал. Операция уже идет. Сейчас берутся под наблюдение объекты ликвидации. Уже несколько часов идет пассивная ликвидация.

— Что значит пассивная ликвидация?

— Это когда объекты похищаются или заманиваются, вывозятся на базу за город и уничтожаются, спокойно, без поножовщины и стрельбы. А активная — это уничтожение объекта на месте.

— На этой базе тоже уничтожают людей?

— Нет, это учебная база.

— А что представляют собой не учебные базы?

— Мы называем их санитарными базами, стационарными и мобильными. Стационарные, это обычные загородные домики, стоящие на отшибе. Мобильные — это специально оборудованные машины. Грузовой транспорт: автопоезда, рефрижераторы, мебельные фургоны. Хочешь посмотреть?

— Не испытываю такого желания.

— Это хорошо. Потому что я многим бы рисковал, показывая тебе санитарную базу.

В это время зазвонил телефон. Кот поднял трубку, долго слушал и наконец произнес только одно слово: «Еду». Я понял, что аудиенция окончена.