"Сорок бочек арестантов" - читать интересную книгу автора (Прокопьев Сергей)

КАТАНКИ С ШАМПАНСКИМ

Зима в тот год от звонка до звонка лютовала. Не то что птицы — мысли на лету замерзали. В ожидании автобуса, до последних костей продрогнув, подумаешь мечтательно: «Эх, сейчас бы…» А дальше ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Смазку в голове прихватывает, мыслительный процесс нараскоряку встает, впору паяльной лампой отогревать.

Посреди климатического катаклизма жена Тамара спрашивает у Владимира Петровича Мошкина:

— Катанки маме подошьешь? Прохудились на пяточках, жалуется — ноги больно зябнут.

— Надо подумать, — стал набивать цену мастер.

— Она за работу бутылочку шампанского обещала.

Мошкин быстро подсчитал: размеры его дневного заработка тянут меньше, чем жидкий гонорар, и взял отгул.

Первым этапом ремонта был поиск подшивочного материала. В подвале дома имелись кладовки. В мошкинской от прежнего хозяина всякий хлам валялся. В наследственных закромах Владимир Петрович откопал пару поношенных, но добротно катанных валенок. Экстерьер находки отличался жуткой расцветкой. Будто в зоопарке шерсть с кого ни попадя чесали. С верблюда клок, с козла куделю, с собаки жмень и еще черт знает с какого страшного зверя… Одно пятно рыжее, другое пегое, третье вообще серо-буро-коричневое… Кошмар! По всему видать, обувь производства военной поры. Когда не до эстетики в тылу, если пули на фронте туда-сюда свистят…

Мошкина данное обстоятельство не огорчило. Кто там будет тещины подошвы на предмет красоты разглядывать? С тестем давно разошлась…

Натирая шелковые нитки варом, Владимир Петрович приготовил дратву и «включил» шило.

Крепко припек мороз старушку, над любой копейкой от макушки до пят трясется, а тут шампанское посулила выкатить. Обещанное грело душу сапожника. Любил напиток аристократов. Через это работал качественно. Над каждой стежкой старался. Не гнал «быстрей-быстрей», абы как.

К приходу жены заканчивал ремонт первого валенка.

Тамара с 40-градусного мороза влетела раскрасневшаяся, счастливая — наконец-то попала в тепло. С легонькой ехидцей спросила, снимая пальто:

— Что, Данила-мастер, получается чаша?

— Полбутылки шампанского теща может выставлять! — с чувством сапожнической гордости подал «Данила» готовый валенок.

— О! — схватила супруга предмет ремонта. — Шик-моде…

И запнулась. Будто с разбегу в стену лбом врезалась. Во все щеки морозный румянец на раз схлынул с лица. В глазах, глядящих мимо Мошкина, вспыхнул ужас.

Мошкин повернулся за взглядом жены и забыл про шампанское. Матерки зароились на кончике языка.

«Данила»-сапожник свершил роковую оплошку. До того увлекся процессом, что, как закодированный, подошву для первого ремонтируемого валенка вырезал, распластав голенище второго тещиного. А пара пегих, военно-катанных из козла, собаки и других верблюдов, стоит в сторонке целехонькая.

За все время работы шилом ни полмысли не пролетело о неправильном цвете подшивки. Наоборот, Владимир Петрович пел над радикально черной дополнительной подошвой, ни грамма не подозревая о собственноручно сотворенной катастрофе. У тещи без того со здоровьишком завал, покажи раскромсанный валенок — враз дуба врежет. А новые купить в ту сумасшедшую зиму было бесполезно.

— Вечно ты сломя голову, как голый в баню! — кричала жена. — Как можно не отличить эту страхолюдину от маминого?! Как?!

Мошкин тупо смотрел на жену.

— Урод — в жопе ноги! — клеймила благоверная.

Приходилось безропотно соглашаться…

— Подшивай мои! — приказала. — Они, конечно, тоньше. Но нога у нас одна, авось мама не заметит подмены.

— А ты как? — сердобольно вякнул Мошкин. — Вся зима впереди, сплошняком морозы трещат!

— У тебя умнее есть варианты?

Таковых не имелось.

И спарить отремонтированный тещин с валенком жены бесполезно. Сразу видно — один толще.

Подшивая Тамарины тещиными, Мошкин о деликатесном вознаграждении не думал. Какое тут к лешему шампанское?

Хотя супруга больше не ругалась. Но потому, как гремела на кухне тазами, как швыряла в них мокрое белье, было ясно: внутри клокочет вулкан злости. Дабы не сгореть заживо, затеяла отвлекающим маневром стирку.

Покончив с валенками для мамы жены (Тамара на этот раз не восхищалась «шик-модерн»), Мошкин забеспокоился, душа прямо заныла: в чем супруга будет противостоять жутким морозам? Из зимней обуви остались одни сапожки на рыбьем меху. И тот искусственный. В таком обмундировании хоть запляшись на остановке: смерть ногам обеспечена. А они не только стройные, родные. Жалко. Любящее сердце подсказало: остатками тещиных валенок подшить козлино-собачью пару.

— Том, давай тебе эти отремонтирую?

— Делай что хочешь! — обречено прозвучало в ответ.

Дескать, если на роду написано нести тяжкий крест, выше судьбы не прыгнешь.

Подшив три валенка, Мошкин набил руку до виртуозности. Шило замелькало над военно-пегими, вскоре те обрели дополнительные подошвы. Владимир Петрович поставил отреставрированную пару на табуретку, полюбоваться итогом работы. Нет, руки у него из нужного места растут. Покрасить бы еще. Молодая женщина и будто со свалки… А завтра на работу. Да не на стройку штукатуром — в технологический отдел… Каким-то образом надо подводить пятнистую козлино-верблюжью поверхность под общий цветовой знаменатель.

На новую проблему заряженная голова — на то и существует у инженера, чтобы мыслить, — вспомнила про индийский сапожный крем, имеющийся в хозяйстве. Если им покрыть разномастную поверхность? «Разогретая до жидкого состояния вакса ровнее ляжет», — решил Мошкин. В плошке на газе растопил крем, тампоном нанес на рыжее пятно. Ура! Его как ни бывало. Рыжее стало черным.

Вдохновленный блестящим результатом эксперимента, Мошкин приступил к промышленным площадям покраски. Решительно поставил на газ металлическую банку с кремом. Под воздействием высокой температуры тот начал быстро переходить в жидкообразную фазу… Но не остановился в этом состоянии, как требовалось сапожнику, неуправляемо двинул дальше… Вспыхнул ярким пламенем…

Сажа, как из пушки, вырвалась из банки и заполнила хлопьями кухонное пространство. Перед глазами у Мошкина пала шевелящаяся темнота. Она затмила лампочку, шкафчики, весь белый свет. Каких-то 200 граммов в баночке, а сажи налетело хоть лопатой греби… Белоснежные паруса простыней и пододеяльников, развешанных для просушки, в мгновение приняли пиратский окрас. Малюй череп и кости и бери океаны на абордаж.

«Ё-мое! — подумал во мраке Мошкин. — Коряво получилось».

На взрыв прилетела жена. Увидела постельное белье, покрытое лопухами жирной сажи, с нарастающим воем выскочила обратно.

Мошкин услышал, как она плашмя упала на диван, сквозь рыдания простонала:

— Боже, чем я перед тобой так провинилась?! За что ты надел на меня этот камень? За что?!

«Так уж и камень!» — проворчал Владимир Петрович. Тем не менее, во весь голос не решился опровергать скоропалительный вывод жены. Обстоятельства требовали срочного спасения семейных ценностей. Вооружившись зубной щеткой, принялся снимать черные хлопья с постельных полотнищ. Технология оказалась верной. В первом приближении удалось счистить траурный налет.

Жену на экспертизу приглашать не стал. И так было яснее ясного — требуется перестирка.

Помыв пол в кухне, вернулся к основному занятию того, памятного на всю оставшуюся жизнь дня — валенкам. К счастью, крем не весь сгорел. «Данила-мастер» вовремя успел накрыть баночку тряпкой. Осторожно расплавил остатки и, щедро замазывая пятна, сделал пестрые валенки, катанные в суровые военные годы на основе зоопарка, черными.

И все-таки не в тот момент была поставлена точка в этой истории.

— Ну что? — спросил жену Мошкин-сапожник, когда на следующий вечер вернулась домой. Отреставрированная обувь на ней была по-прежнему идеально черной.

— Что-что? Сорвал рабочий день нашему отделу.

С мороза Тамара примчалась в верблюжье-собачьих, цвета индийской ваксы валенках на работу, разместилась в своем углу, и через десять минут сапожная вонь густо ударила в сотрудников. Даже те, у кого обоняние было забито насморком, начали задыхаться от газовой атаки.

Коллеги закрутили носами — откуда амбра прет? И как по команде бросились искать источник отравления атмосферы труда. Как-никак не казарма — кирзой благоухать.

Все углы обшарили, мебель перетрясли — нет причины отвратного запаха.

В сторону Мошкиной посмотрят, вроде оттуда тянет. И только плечами пожмут. На молодой женщине валенки. Не та обувь, чтобы солдатский вонизм испускать. И окно не откроешь, без того в помещении тепла каких-то 12 градусов. В пальто сидеть приходится. Только что без варежек.

Целый день сотрудники поминутно выскакивали в коридор за свежим кислородом. Какая уж тут производительность…

Но и это еще не точка в случае с «Данилой»-сапожником. Ее теща поставила, принеся обещанное шампанское.

— Совсем никудышняя стала, — пожаловалась, вручая презент зятю. — Хоть ты что делай — ноги день ото дня мерзлячее. В неподшитых катанках меньше зябли. Помру, видать, скоро.

Тамара вонзила в мужа испепеляющий взор, но удержалась пояснять маме: не здоровье изменилось в смертельную сторону, а толщина обуви.

Зверский взгляд не испоганил Мошкину аппетит.

«Больше бы таких „камней на шее“, — самокритично подумал, — из всякой безнадеги выход найду».

И выпил по данному поводу три фужера подряд. Не стал ждать Нового года. Шампанское шло как по маслу…