"Грешница" - читать интересную книгу автора (Шхиян Сергей)

Глава 8

Алеша долго не возвращался, и когда мне надоело учиться, я пошла его разыскивать. В доме его не оказалось. Я удивилась, куда он мог пропасть, и отыскала тетку Степаниду справиться, куда он подевался. Она была занята по хозяйству и коротко ответила, что он уехал с генералом.

– Уехал? – растерялась я. – Как это уехал? А я?

– Генерал забрал твоего Алексея свою жену лечить, объяснила она, – он тебе велел передать, чтобы ты не волновалась.

Мне от таких ее слов стала очень обидно, но я не заплакала и ушла в свою комнату. Без него мне сделалось совсем скучно. Я, было взялась за доску и мел, но тотчас оставила надоевшую грамматику. Я волновалась, как бы с ним чего не случилось, и попыталась его услышать. До этого раза мы все время были рядом и то, что он думал и делал, я всегда знала. Я села к окошку и начала прислушиваться к его мыслям. Сначала у меня ничего не получилось, и я слышала только людей, которые были совсем близко.

Мне уже в нашем Захаркино надоело подслушивать всякие глупости. Я почти научилась не обращать на них внимания, но теперь мне пришлось слушать всех, чтобы не пропустить Алешу. Скоро я начала их различать. Тетка Степанида, например, переживала, как бы не прокисло тесто; Фрол Исаевич заботился о заказах для своей мастерской; Дуня мечтала о новом сарафане к свадьбе, а ее Семен уже по-своему управлял котомкинским делом.

Где живет генерал, к которому поехал Алеша, я не знала. Подумала, что ничего не слышу потому, что он, находится от дома портного слишком далеко. Однако я не сдалась и начала представлять себе Алешу и вдруг, будто у меня в глазах что-то вспыхнуло. Я увидела его воочию в нарядной комнате. Перед ним на кровати лежала какая-то нарядная женщина. Он ласково смотрел на нее, а она бесстыдно потягивалась и строила ему глазки.

Я внимательно на нее посмотрела. То есть, посмотрела на нее не я, а он, но и я тоже всю ее увидела. Если бы мне вместо посконной рубашки дали такие наряды, то я была бы лучше ее во сто крат! Барыня была совсем старая, далеко за двадцать лет, но молодилась и, в тот момент, выгнулась на кровати, чтобы он получше рассмотрел ее большие сиськи!

От стыда за нее я чуть было не сгорела, а она хоть бы что, продолжала делать разные движения, чтобы все у нее ему было лучше видно!

– Отвернись, и не смотри на эту бесстыжую! – громко сказала я, но он, конечно, ничего не услышал и продолжал на нее пялиться.

– А вы, правда, приехали из Петербурга, – услышала я ее противный жеманный голос.

– Скорее из Москвы, – ответил Алексей Григорьевич, продолжая рассматривать ее с головы до ног.

– У нас здесь такая скука, – сказала блудница и нарочно повернулась так, чтобы он заглянул ей под рубашку.

– Сочувствую, – ответил Алексей, после чего предложил. – Давайте умоемся, приведем себя в порядок, а потом поболтаем. Распухший носик вам совсем не идет.

«Он что, эту б… тоже собирается мыть!» – возмутилась я.

Правда, он все-таки заметил, что нос у нее красный, глаза водянистые и она вся в морщинах. Ей Богу, не вру, ей было никак не меньше двадцати двух лет! А если хорошо приглядеться, то и все двадцать пять!

– Если вы хотите, то я с удовольствием вас осмотрю, – вдруг предложил он.

У меня даже в глазах потемнело. Ему оказывается на одну меня смотреть мало! Хоть я и так как какая-то, когда мы с ним, почти всегда хожу голая! Старая б…. между тем, захихикала и опять начала строить глазки!

Мне на такое было смотреть не только противно, но и отвратительно! Так как она, у нас в деревне не вела себя самая последняя солдатка! Хорошо хоть, они в комнате были не одни, а то я представляю, чтобы он с ней сделал! Правильно сказала тетка Степанида, все мужики поганые кобели!

Потом Алексей Григорьевич долго говорил с каким-то толстым стариком, ее мужем. Я была так возмущена, что не сразу смогла прийти в себя. Получилось, не успел он отойти от меня на два шага, как начал любоваться первой встречной старухой! Мыть он ее уже собрался и рассматривать!

– Алевтинка, пойдем с нами ужинать, – позвала меня из коридора тетка Степанида, – Дуня тоже выйдет!

Я не поняла откуда слышу ее голос, и от неожиданности, вскрикнула.

– Ты это чего там? – тревожно спросила она, вход в комнату. – Привиделось что или как?

Я смотрела на нее как полоумная. Видение Алексея Григорьевича тотчас исчезло.

Я повернулась к хозяйке и сделала вид, что только теперь ее увидела.

– Как ты меня напугала ты меня, тетя Степанида!

– Это чем же? – удивилась она. – Да, что с тобой? Я смотрю, на тебе лица нет!

– А что это за генерал, что приехал за Алешей? – не отвечая, спросила я.

– Какой еще генерал?

– Ну, тот, о котором ты давеча говорила?

– Генерал как генерал, – ответила она, – строгий и толстый. Живет тут неподалеку с молодой женой. Если тебе так интересно, то лучше у Фрола Исаевича спроси. Я в генералах не понимаю.

– Эта старуха его молодая жена?! – не удержавшись, воскликнула я.

– Какая еще старуха? – не поняла тетка Степанида. – Ты, Алевтинка, никак заговариваешься? Нет тут никаких старух!

– И правда нет, – сказала я, чтобы она отстала с разговорами. – Видно, я сидя заснула, вот и приснилось. Ты, тетя Степанида, иди, сами ужинайте, я есть не хочу.

– Это как же на голодное брюхо спать ложиться! Ты, девушка, меня не пугай! Сначала одна чуть не померла с голода, теперь другая туда же. Никуда не денется твой барин, скоро вернется!

– А мне-то что, пусть делает что хочет! Очень мне нужно его ждать!

Тетка Степанида внимательно на меня посмотрела и засмеялась.

– Ну, порох! Знаешь, Алевтинка, и я сперва, по молодости такая же горячая была. Как Фрол из дома, я в три ручья. Все виделось, что он на других баб зенки свои бесстыжие пялит. Потом поутихла. Ты главное в сердце ревность не бери. Мужики того не стоят, чтобы по ним сердце рвать и слезы лить. Никуда он от тебя не денется. Я же вижу, он на тебя смотрит как кот на сметану, разве что не облизывает. Ты, что думаешь, никто здесь не видет, как он тебя по всем углам тискает?

– Ничего он меня не тискает, – ответила я, – ну, разве что чуть-чуть.

– Что ж, дело молодое, – сказала она, садясь рядом со мной на лавку. – А к генеральше своего Алешу не ревнуй, у нее такой сторож, что близко никому подойти не даст.

– Но, я же сама видела как он с ней… – начала я и прикусила язык.

– Много мы чего видим, а еще больше придумываем, – грустно сказала тетка Степанида. – Не хочу тебя греху учить, но не мучай ты своего попусту. Мужики как дети, ласку любят. Подарки он тебе делает?

– Платье подарил барское, да надевать не велит. Сказал, что босой его нельзя носить, к нему нужны сапожки особые.

– Значит, жди, сапогами одарит. Ладно, нечего тебе тут одной сумерничать, пошли, в кумпании посидим, а то Дуня заждалась.

Я согласилась, и мы с ней отправились на женскую половину. Дуня мне улыбнулась и пригласила сесть. Обе Котомкины мне нравились. Они совсем не заносились и не гордились своим богатством. С Дуней мы, как заговорили, сразу же подружились. Разговор, как водится, шел о нарядах. Мне кроме барского платья похвалиться было нечем, потому мы начали смотреть и мерить Дунины сарафаны и салопы. Я так увлеклась, что и думать забыла об Алексее Григорьевиче и его старухе-генеральше.

Перед ужином тетка Степанида ушла по своим хозяйским делам, а мы с Дуней взялись пробовать ее косметику. Я уже правильно говорила это слово и научила ему Котомкину, а она помогла мне накраситься. До этого раза я еще никогда не пробовала косметику и очень хотела, чтобы Алеша увидел, какая я стала красивая.

– Вот твой-то барин удивится! – радовалась Дуня, любуясь мной. – Теперь подчерним брови и все готово.

Она провела мне по бровям специальным косметиком и подала зеркальце.

– Ну, ты, Алевтинка, теперь чисто княгиня!

Я посмотрела на себя, и мне все очень понравилось. Лицо у меня стало белым, брови черными, а щеки румяными.

– Нравится? – спросила Дуня.

– Очень, – ответила я.

После меня мы вдвоем начали красить Дуню. Она скоро тоже стала такой же красивой как и я. Вечер прошел незаметно. Я опомнилась только тогда, когда услышала, что вернулся Алеша. Чтобы сделать ему подарок, я побежала в нашу комнату и села возле окна. Когда он вошел в комнату, я даже не обернулась. В голове у него в это время были разные мысли, но я не стала прислушиваться, ждала, когда заметит, как я изменилась.

– Добрый вечер, – весело поздоровался он. – Ты здесь без меня, не скучала?

– Нет, – ответила я, удивляясь, что он почему-то не чувствует себя виноватым.

– Что-нибудь случилось? – встревожился Алеша.

– Нет, – опять сказала я, так и не взглянув на него.

Он испугался, что я опять заболела, но спросил сердито:

– Ты так и будешь некать?

Мне стало обидно, что он такой невнимательный и грубо со мной разговаривает, и я нарочно, опять ответила:

– Нет!

– Тогда в чем дело?

И тут я решила его испытать и спросила то, что и сама прекрасно знала:

– А барыня, к которой ты ездила красивая?

Алеша растерялся и попытался меня обнять, но я гордо сбросила его руки с плеч и посмотрела ему прямо в глаза. Он так испугался, что отпрянул от меня в сторону. Я еще гордее выпрямилась, но он вместо того, чтобы восхититься мной и сознаться, что красивше меня нет никого на всем белом свете, вдруг, захохотал как сумасшедший.

– Кто, кто, – стонал он, держась за живот, – кто тебя так разукрасил?! Неужели Дуня?

Я просто остолбенела от такой бесчувственной грубости и у меня из глаз сами собой полились слезы. Он тут же перестал смеяться и раскаялся в своем плохом поступке.

– Алечка, ну, что ты, я же не нарочно, – заюлил Алексей, – прости меня, ты самая красивая на свете!

Я так обиделась, что не хотела с ним даже разговаривать, но он меня схватил, прижал к себе и начал осыпать поцелуями. Пришлось его простить, тем более что он меня все равно не отпускал.

– Я старалась, старалась, а ты… Ты же сам говорил про косметику, я и хотела тебе понравиться, – обиженно сказала я, высвобождаясь из его рук.

– Тебе такая косметика не подходит, она для пожилых женщин.

– Таких старых как та барыня, у которой ты давеча был?

Он не ответил, только внимательно на меня посмотрел. Мне показалось, что Алеша что-то от меня скрывает, но в голове у него были совсем другие мысли, старуху-генеральшу, он вспомнил лишь мельком, и я успокоилась.

– Ты совсем еще молоденькая и очень красивая, – очень серьезно, сказал он, – и скоро сама научишься правильно пользоваться косметикой.

Он продолжил рассказывать о косметике, а думала совсем о другом. Я нарочно не подавала вида, что понимаю, что он хочет меня спросить. И мне было немножко страшно того, что скоро должно будет случиться.

– Ты не знаешь, баня готова? – наконец, осмелился поинтересоваться он.

– Давно, уже, наверное, простыла, – ответила я.

– Тогда пойдем скорее, – позвал он, и я почувствовала, как ему этого хочется.

– Фрол Исаевич приходил примерку тебе делать, – сказала я, отводя взгляд.

– После примерю, мне не к спеху, – нетерпеливо сказал он, притянул меня к себе и нежно погладил по спине.

– Ну, ладно, пока можно и помыться, – согласилась я, сама начиная чувствовать какое-то нетерпение.

– Пошли скорее, – взмолился он, схватил какие-то предметы и потащил меня из комнаты.

Во дворе уже никого не было. Котомкины и их работники ложились рано, потому нам никто не встретился. Всю дорогу на зады подворья, где была их баня, Алеша меня целовал и ласкал руками. Я, конечно, его отталкивала, но не грубо, чтобы не обидеть. От его ласк у меня опять начало все гореть. Когда мы дошли до бани, я почти без сил прислонилась плечом к стене, а он начал открывать разбухшую дверь. Ноги у меня стали ватными и дрожали. Я в тот миг не боялась, ни греха, ни боли, хотела только одного, чтобы все скорее кончилось. Он сильно рванул дверь, она, наконец, открылась, и он повел меня за руку в предбанник. Я как будто, без сил, тут же села на скамейку.

– Сейчас, сейчас, – бормотал он, высекая огонь своим быстрым огнивом, которое он называл зажигалкой.

Треща, загорелась лучина. Алеша воткнул ее в гнездо над плошкой с водой, потом запалил от нее вторую и пошел с ней в парную. Я осталась сидеть на месте, не в силах пошевелиться. На дворе было уже темно, и предбанник освещала только лучина. Алеша вернулся назад, сказал, что баня не выстыла и, не глядя на меня, начал торопливо раздеваться. Я краем глаза видела его белое тело, но сама не шевелилась, не зная, что мне делать. Осталось ждать, когда он подойдет и сам начнет меня раздевать. В груди у меня все похолодело. Однако Алеша даже не посмотрел в мою сторону, опять ушел в парную и затворил за собой дверь. Мне сразу стало легче дышать, но и в душе шевельнулась обида.

Тогда я сама сняла сарафан и пошла к нему. Он сидел на банной полке с белой от пены головой и смотрел на меня. Я остановилась в дверях. В голове так стучало, что я не смогла понять, о чем он думает. Он же продолжал смотреть на меня неподвижным взглядом. Мне казалось, что он даже не моргает, хотя это могло и показаться в полутьме.

– Иди ко мне, не выпускай тепло, – попросил он.

Я закрыла за собой дверь, подошла и села рядом с ним. Мы сидели почти соприкасаясь, бедрами. Я ждала, когда он схватит меня, положит на лавку, сам ляжет сверху и начнет делать свое дело, и вздрогнула, когда он вдруг предложил:

– Хочешь, я помою тебе голову?

Я так растерялась, что задала глупый вопрос:

– Зачем?

– Потому что ты еще никогда не мыла голову шампунем, увидишь, какие у тебя станут пушистые волосы.

– Хорошо, если хочешь, мой, – хотела сказать я, но не успела, он неожиданно вылил мне на голову целый ковш воды.

Я вздрогнула, но нечего ему не сказала. Дальше Алеша налил мне на голову очень приятно пахнущий щелок и начал водить ладонями по волосам. Руки у него стали нежными и едва меня касались. Мне стало очень приятно и от этого потеплело внутри. Щелок начал пениться и покрыл мне всю голову. Я такого никогда еще не видела, попробовала пену на вкус и спросила, что это такое.

– Вроде жидкого мыла, – ответил он, – называется шампунь.

Руки его сначала перебирали только мои волосы, потом стали касаться шеи, щек, ушей. Это было так приятно, что мне больше ничего не было нужно. Я даже не предполагала, что чужие руки могут быть такими нежными.

Но вдруг его рука скользнула вниз, и он взял в ладонь мою грудь. Меня как будто чем-то ударило изнутри, я вся сжалась и невольно стукнула его кулаком. Алеша вскочил и отдернул от меня руки.

Мне стало так стыдно, что я готова была голой выскочить из бани. Если бы он опять притронулся ко мне, то так, наверное, и случилось. Но он неподвижно стоял и, вдруг, я невольно подслушала о чем он думает и поняла, что от отчаянья он собирается утопиться в корчаге с водой. Мне стало очень страшно остаться одной. Я обхватила ему бедра руками и, хотя мне мешало то, что торчало между ними, крепко прижала Алешу к себе.

Он тотчас подхватил меня под мышки и начал поднимать на ноги. Я поскользнулась и, нечаянно, чтобы не упасть, схватилось рукой за … то, что мне мешало обнимать его ноги. Оно было таким горячим, что обожгло мне ладонь. Я уже поняла, что это, застыдилась, хотела отпустить, но руку так свела судорога, что я никак не могла ее разжать. Он воспользовался тем, что я не могла двинуться с места, и просунул свою руку мне между ног. Я хотела его оттолкнуть, сжать бедра, но ничего не смогла с собой поделать. Они почему-то не сжимались, наоборот… А он все трогал и трогал меня, а я так и продолжала стоять не двигаясь. У меня начала кружиться голова и я почувствовала, что вот-вот упаду. Он словно это понял, отпустил меня, выгнувшись, зачерпнул шайкой из корчаги холодную воду и вылил мне на голову.

Я будто очнулась и сразу же разжала руку. Тогда он сам облился холодной водой и, притянув меня к себе, поцеловал в губы. Дальше я почти ничего не помню. Мне показалось, что у нас ничего такого и не было. А если что-то и было, то чуть-чуть и почти не больно.

– Тебе было хорошо? – спросил он, отпуская меня.

Чтобы его не обижать, я ответила утвердительно.

– Не очень больно? – виновато спросил он.

– Нет, – сказала я, – все хорошо, я и не почувствовала.

Я немного слукавила, на само деле, мне был больно, но в то же время и приятно.

Мы облились холодной водой, мокрые и прохладные прижались друг к другу. Самое страшное было позади и мне теперь совсем не хотелось, чтобы все так быстро кончилось. Погасла лучина, и в парной стало темно. Мне темнота не мешала, но он легонько отстранился от меня и разворошил кочергой золу в каменке. Вспыхнули мерцающие красные угли. Я разглядела его лицо и почувствовала, как мой живот опять сводит судорога.

– Я люблю тебя, – сказал он и бережно положил меня на лавку.

Дерево было мокрым, скользким и чтобы не упасть на пол, я невольно развела ноги, и тут же почувствовала, как он оказался между ними, и в меня уперлось что-то очень твердое.

Мне стало страшно и стыдно, я хотела его оттолкнуть, но почувствовала, как ему хочется быть со мной, что я не решилась.

– Я люблю тебя, – опять сказал он, и опять мне стало больно и сладко, а под сердце подкатилась такая нежность, что я сама что есть силы, сжала его руками и ногами и закричала:

– Я тебя люблю.

Он припал к моим губам, и мы надолго замерли. Потом мы лежали вместе, не двигаясь, и я все пыталась понять, согрешила я снова или еще нет. Алеша прижимал меня к себе и не шевелился и, хотя я чувствовала в себе что-то чужое и очень горячее, но какое-то безгрешное. Я даже подумала, что наше с ним блудодеяние совершилось не по доброй воле, а случайно.

– Мы с тобой совершили смертный грех? – спросила я, едва он отпустил мои губы.

Он не ответил, засмеялся и опять начал меня целовать, и мне стало так хорошо и легко, что я совсем забыла и о божьем грехе и о людской молве.

– Давай все-таки домоемся, – сказал он, помогая мне сесть на лавке. – Баня смывает все грехи, так что мы выйдем отсюда чистыми как агнцы.

Я не знала кто такие агнцы, но спрашивать его не стала, поверила на слово. Мы опять намылились шампунем, но теперь мылись порознь. Я молчала, хотя у меня накопилось много вопросов. Он же в это время думал, какая я замечательная девушка и как он меня сильно любит. От этих его мыслей у меня, в конце концов, опять начала кружиться голова и стало легко сладко на сердце. Жаль, что он не умел читать мои мысли и снова меня не обнял, а мне так этого хотелось!

– Ты скоро домоешься? – спросил Алеша, когда я уже полоскала волосы.

– Скоро, – ответила я и со значением посмотрела на него, но он в темноте моего взгляда не увидел и, так и не тронув меня, ушел в предбанник.

Я быстро ополоснулась и отправилась следом за ним. К этому времени Алеша успел зажечь лучину, и одевались мы при свете. Мне кажется, что я только тогда до конца поняла, чем мужчины отличаются от нас женщин.

Он проследил мой взгляд и хотел меня обнять, но в последний момент удержался. Как я поняла, побоялся не совладать с собой. Я решила ему сказать, что у меня ничего не болит и если он хочет, мы можем еще немного побыть в бане, но помешал девичий стыд. Вместо этого я спросила:

– А мы еще сюда придем?

– Конечно, если ты захочешь, – ответил он.

Мы вышли на свежий воздух. Ночь была прохладная, но после парной это только очень приятно.

– Тебе не холодно? – заботливо, спросил Алеша, и не успела я ответить, прижал меня к себе.

Мы так и прошли к дому через весь двор, прижимаясь друг к другу, как будто на улице была зимняя стужа. Крутом в траве трещали кузнечики. На небе, прямо над нами, висела большая полная луна. Он не спрашивая согласия, сразу повел меня в свою комнату. Я хотела попросить его отпустить меня спать к тетке Степаниде, но не решилась.

– Сейчас я зажгу свет, – сказал Алеша и своим быстрым огнивом запалил сальную свечку.

Я подошла к столу и не знала, что мне делать дальше. Он понял, о чем я думаю, и успокоил:

– Не бойся, никто тебя не осудит. И так все знают, что у нас с тобой любовь.

– Тогда я постелю, – вздохнув, сказала я.

Алеша кивнул и отошел к окну, искоса наблюдая за мной. Я взбила перину и подушки, присела на краешке полатей.

Алеша тотчас задул свечу, разделся и подошел к окну. Думал он о любви.

– А что такое любовь? – спросила я.

– Боюсь, что этого я не смогу тебе объяснить, любовь – это любовь.

– И все так любятся? – спросила я. – Ну, так как мы сегодня?

Он не ответил и начал думать словами, которые я совсем не понимала. Про какую-то сексуальность, психологию. Я так ему и сказала, что ничего не поняла.

– Ничего, – успокоил он, – выучишься читать, прочитаешь много книг, и тебе все станет ясно. Я сегодня купил тебе для учебы бумагу.

Когда он сказал о бумаге, то вспомнил еще о каких-то подарках. Мне стало очень любопытно, но прямо спросить было неловко и я нарочно начала выяснять, что такое бумага. Он рассказал что Библия и другие книги написаны на бумаге и, наконец, сознался:

– Я тебе кое-что купил, сейчас ложись спать, посмотришь утром.

– Ну, зачем же, мне ничего не нужно, – быстро сказала я. – У меня и так все есть. Если хочешь, ложись и спи, а я просто так посижу.

Он засмеялся, оделся, опять зажег свечу, вытащил из-под стола берестяной кузовок и поставил его на лавку.

– Ладно, смотри, только недолго, а то я спать хочу.

Сердце у меня замерло, я подошла к столу и начала вытаскивать подарки. Такого богатства я никогда не держала в руках! Чего тут только не было! Две шелковые рубашки, бусы, ленты, пуговицы, всякие украшения!

Я захлопала в ладоши и сразу начала все мерить и показывать Алеше. Жаль, только что все время заспал и не мог радоваться вместе со мной.