"Покушение" - читать интересную книгу автора (Шхиян Сергей)

Глава 15

К вечеру все как-то начало устраиваться. Николай Иванович, утомленный бесконечными пересказами своего подвига и слабостью после ранения, наконец, уснул и престал досаждать пустой болтовней и капризами. От Миши приходил курьер и передал записку, в которой тот писал, что как только стемнеет, он будет у Барановых. К записке прилагалось письмо к настоятельнице Владимирского Всехсвятского женского монастыря в городе Шуе, игумене Феоктисии, родственнице Воронцовых, с просьбой приютить меня в ее обители.

Когда стемнело, я переоделась в штатское платье и с нетерпением ждала Мишу. Он задерживался, и я начала волноваться. Елена Даниловна, помогавшая мне коротать время рассказами о своих знакомых, отправилась спать, а Воронцова все не было. Я не стала ложиться, сидела возле окна и сама себя пугала ночными страхами.

Когда совсем стемнело, я услышала, как к нам во двор въехало несколько всадников. Они негромко переговаривались и не спешили будить хозяев. Это меня насторожило. Миша, как я предполагала, должен был приехать один, но с двумя лошадьми.

Не дожидаясь, когда постучат в дверь, я, действуя скорее по наитию, чем осознанно, вылезла через окно во двор. В нашем флигеле уже не светилось ни одно окно и крутом было темно. Прячась в кустах палисадника, я пробралась к входу. Отсюда стало видно, как, спешившись, ночные гости о чем-то совещаются. Мне показалась, что их не менее четырех человек, хотя точное количество я определить не смогла. Негромко заржала лошадь, но ее тотчас успокоили.

Стояли эти люди довольно далеко от флигеля, и о чем они говорят, я слышать не могла. Тогда попыталась понять, о чем думают, но ничего конкретного из их мыслей не узнала. Было похоже, что они просто кого-то ждут. Единственное, в чем я была почти уверена, эти люди не были убийцами, и больше походили на стражников. Впрочем, и с полицией я не хотела иметь никаких дел. Если меня задержат, то совсем не обязательно, что доставят живой к графу Палену.

Между тем ночные гости продолжали стоять на месте, ничего не предпринимая. Я, само собой, сидела в кустах и наблюдала, чем все это кончится. Над ухом надоедливо звенели комары, трава становилась ощутимо мокрой от росы, а в небе загадочно мерцали звезды.

Наконец послышалось неспешное цоканье копыт, и к незваным гостям присоединился еще один всадник. Разговор у тех сразу оборвался, и я догадалась, что это прибыл начальник.

— Чего здесь? — громко спросил он, тяжело спрыгивая с лошади.

— Так ничего-с, ваше высокоблагородие, ждем-с ваших распоряжений, — ответил заискивающий голос. — Кругом тишина-с!

— А сами, без меня, ничего не можете сделать, остолопы?

Остолопы ничего на вопрос не ответили.

— Ладно, окружите дом, да так, чтобы мышь не проскочила! А ты, Ахрамеев, пойдешь со мной, — решил его высокоблагородие.

Я не стала дожидаться, пока подчиненные выполнят его приказ, и поползла назад. Оказавшись за углом флигеля, вскочила на ноги и припустилась к недалекой ограде. Выяснять, зачем сюда среди ночи явились «остолопы», я предоставила Николаю Ивановичу.

Зады Барановского двора выходили в переулок, куда я попала, протиснувшись в заборную щель. По ночному времени он был пуст. Однако тихо уйти мне не удалось, в соседнем подворье остервенело залаяла собака. Как водится, тотчас ей начала вторить соседская, и скоро мое передвижение по Каменному острову, сопровождалось большим собачьим концертом.

Я старалась идти не спеша, хотя меня так и подмывало броситься наутек.

— Ты чего это бродишь среди ночи? — вдруг раздался из темноты грубый, простуженный голос и на дорогу вышел солдат в треуголке и с ружьем.

— Ой, как ты меня напугал, служивый! — испуганно вскрикнула я. — Барыня помирает, послала за лекарем!

— Что она, днем не может помереть? Все ходют и ходют, то туда, то сюда, покоя от вас нет, — проворчал караульный и исчез в темноте.

Я пошла дальше, прикидывая, как выбраться с острова. Пройти ночью через мост было невозможно, а оставаться здесь до рассвета — опасно. К тому же я не спала уже вторую ночь и начала чувствовать, как сильно устала.

Скоро дома и усадьбы кончились, дорога спустилась к реке, и я оказалась на берегу неширокой речки. Дальше идти оказалось некуда. От безысходности я просто побрела по берегу, приискивая подходящее место провести остаток ночи. Возле воды было сыро и промозгло, ноги у меня скоро промокли, но ничего подходящего, чтобы хотя бы просто посидеть, все не попадалось. Вдруг впереди, возле самой воды, я заметила небольшой костерок и возле него двоих людей. Ночных бродяг я не боялась и направилась прямо к ним. Когда я подошла, два мужика, гревшиеся возле костра, быстро встали, но, разглядев меня, тотчас успокоились и опустились на свои места.

— Доброй ночи, — сказала я, останавливаясь возле них.

— Здорово, коли, не шутишь, — ответил один из них, а второй только что-то неразборчиво пробурчал под нос.

— Вы меня не бойтесь, — попросила я, — мне бы только погреться.

Бродяги посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— А мы тебя и не боимся, это тебе, паренек, положено нас бояться, — добродушно сказал тот, что ответил на приветствие. — А место здесь не куплено, если хочешь — садись, грейся.

Я поблагодарила. Бродяги потеснились, и я опустилась на сено возле самого огня. Над костерком висел котелок, в котором что-то булькало и от которого аппетитно пахло рыбой. От света и тепла, на душе сразу стало легче и веселее.

— Замерз, малый? — наблюдая, как я грею руки, спросил разговорчивый. — Что ж ты один среди ночи бродишь?

— Да так, немного заблудился, — ответила я. — Хотел попасть на ту сторону, да не нашел переправу.

— Смотрю я, одежда на тебе благородная, — продолжил он, — в такой опасно ходить по ночам, вдруг наскочишь на лихих людей!

— Она у меня старая, ей в базарный день грош цена, а денег у меня нет, чего же мне бояться! — спокойно ответила я. — Да и постоять я за себя сумею!

Моя самоуверенность явно насмешила мужиков, они многозначительно переглянулись и вновь рассмеялись. Я сделала вид, что не придала их веселью никакого значения и продолжала спокойно греться.

— А сам-то ты кто будешь? — подбросив веток в огонь, спросил словоохотливый.

— Считайте, что никто, был в учении, теперь к родителям возвращаюсь, — ответила я. — У меня батюшка сельский священник.

— Стало быть, и ты божественного звания? — улыбнулся он. — Слышь, Фрол, теперь мы с тобой под Божьей защитой!

— Нет, я сам по себе, а учился не на попа, а на лекаря.

— И далеко тебе идти? — не отставал он.

— Далеко, в город Шую, — назвала я пункт своего назначения.

— Не слыхал. Это где же такой город будет?

— Во Владимирской губернии, — ответила я.

— Ишь, ты, даль какая! Да как же ты без денег туда доберешься?

— Мир не без добрых людей, как-нибудь с божьей помощью дойду. А вы, добрые люди, кто будете? — спросила я.

По обличию мои новые знакомые были похожи на крестьян, а вот держались уверенно и без обычного для крепостных раболепия.

— Мы, — усмехнулся собеседник, — мы, малый, будем душегубами. Вот это Фрол, безъязыкий, а я Кузьма.

От такого откровения бродяги мне стало не по себе, но вида я не подала. Похоже, из одной передряги я попала в другую, но выбирать теперь не приходилось, нужно было выкручиваться. Впрочем, никаких дурных мыслей в отношении меня у них не было и это успокаивало.

— Что-то я смотрю, тебе нисколько не страшно? — удивленно спросил Кузьма, не дождавшись от меня никакого комментария.

— Не страшно, — спокойно ответила я, — чай, вы не дикие звери, а люди между собой всегда сумеют договориться.

— И то верно, — задумчиво сказал душегуб, — уху будешь есть с нами, не побрезгуешь?

— Если угостите, буду, — улыбнулась я, — только у меня ложки нет.

— Как же ты без ложки в такой дальний путь отправился?

— Так получилось, очень спешил. А почему вы душегубы?

Мужики переглянулись и опять рассмеялись, правда, на этот раз невесело.

— Да кто ж его знает, — объяснил Кузьма, снимая кипящий котелок с костра, — видно так нам на роду написано. Фрол что-то такое сделал, за что лишился языка, а я своего барина прибил, вот теперь и бегаю от суда неправого и палача сурового.

Второй душегуб в подтверждении замычал, показывая черный провал рта.

— И куда же вы теперь направляетесь? — сочувственно, спросила я.

— Думаем пробраться на Волгу, по ней уйдем вниз, а там подадимся к казакам.

— Так это же такая даль! Вы и за год туда не доберетесь, да и поймают вас без паспортов! — сочувственно сказала я.

— А что ты, малый, предлагаешь? — усмехнулся Кузьма. — Пойти и повеситься на ближайшей осине? Поймают — так поймают, значит, такова наша судьба.

— Вам лучше не на восход идти, а на закат, попадете в иноземные страны, там жить легче, чем у нас и вас никто искать не будет, — предложила я.

— Нет, это не про нас, мы без своей веры жить не согласные, — ответил он, устанавливая котелок с ухой на земле, — а если придется в землю лечь, так лучше ляжем в свою!

Однако ни лечь в родную землю, ни даже поесть мы не успели. Безъязыкий предупреждая, поднял палец и указал им в сторону от берега. Кузьма насторожился, прыжком отошел от костра и, приставив ладонь к уху, начал слушать.

— Облава по нашу душу, — тихо сказал он и с сожалением вывернул котелок с ухой в костер. — Ты, малый, с нами или останешься? Мы уйдем на тот берег, в Новую Деревню.

— С вами, — быстро решила я, подозревая, что ловят не их, а меня. — Только я плаваю плохо и у меня бумаги, боюсь, намокнут!

— Здесь брод есть, не утонешь, а бумаги спрячь в шапку, — посоветовал он, и пошел вдоль берега кошачьим, неслышным шагом.

Мы с Фролом бросились вслед за ним. Даже отойдя от трещащего костра, я еще ничего не слышала, но сомневаться в навыках «душегубов» не стала. Мы быстро прошли с четверть версты и спустились к самой воде. Небо на востоке уже серело, но рассвет не наступил.

— Здесь брод, — сказал Кузьма и начал быстро раздеваться. — Ты чего стоишь столбом, или в одежде в воду полезешь?

Вопрос был хороший! Что мне делать я не представляла. Между тем мужики уже разделись до нага и вязали одежду в узлы. Примерно в том месте, где был костер, послышался призывный свист. Тянуть больше было нельзя, и я торопливо сняла с себя верхнее платье, оставив только нижнее белье.

— Все сымай, вымокнешь, — посоветовал Кузьма.

— Не могу, мне по обычаю разоблачаться не положено, — придумала я ответ и тоже связала свою одежду и обувь в узел.

— Ну, как знаешь, — не стал настаивать мужик и первым полез в воду.

Я решительно двинулась следом. Вода сначала показалась мне теплой, но чем глубже мы заходили, тем она становилась холоднее. Кузьма, быстро перебирался на противоположный берег, в глубоких местах, подгребая свободной от одежды рукой. Второй шла я, последним, соответственно, Фрол. Делал он это чтобы при нужде меня подстраховать. Брод оказался не глубоким, во все время переправы я ни разу не потеряла под ногами дно. Наконец мы оказались на противоположном берегу и сразу же спрятались в кусты. Мужики сидели на корточках и вслушивались в ночные звуки. Чтобы не смотреть на их голые тела я пряталась немного в стороне.

— Ишь, парнишка у нас какой стеснительный, — тихо сказал Кузьма товарищу. — Сразу видать — из поповской семьи.

Тот утвердительно промычал в ответ, и они начали быстро одеваться. Меня же от холода и мокрого белья начал просто колотить. Я хотела, было, тоже надеть на себя верхнее платье, но все тот же Кузьма предостерег:

— Ты лучше сперва выжми исподнее, а то простынешь. А мы тебя впереди подождем.

Я была так тронута деликатностью «душегубов», что чуть не заплакала. Впрочем, они меня уже не слышали, быстро взбирались на высокий берег. Я же просто скинула с себя промокшие подштанники и рубаху и прямо на голое тело надела верхнюю одежду.

— Ну, что готов? — спросил Кузьма, когда я вылезла к ним наверх.

— Готов, — ответила я, все еще стуча зубами.

— Тогда не отставайте, — велел он и, не оглядываясь, быстро пошел вдоль берега.

Я, стараясь не отставать, спотыкаясь, спешила за ним, а Фрол меня подталкивал сзади. Мы так спешили уйти из опасного места, что никакой деревни, ни новой, ни старой, я не увидела. Очередную речку мы перешли по деревянному мосту и оказались в чистом поле. Уже совсем рассвело, и идти стало легче.

— Эка беда, не дали нам враги поесть, — сказал Кузьма, замедляя шаг, — придется целый день поститься.

— На еду у меня денег хватит, давайте где-нибудь купим хлеба, — предложила я.

— Опасно, могут донести, — с сожалением сказал он, — разве что зайти к чухонцам.

Фрол одобрительно замычал, и мы пошли дальше. Я на ходу совсем согрелась и думала о превратностях судьбы. Недавно общалась с царем и первым вельможей, теперь с беглыми разбойниками и они мне пока нравились больше, чем первые люди государства.

— Вон там живут чухонцы, — указал наш предводитель на какие-то неказистые хибарки, — вы оставайтесь здесь, а я схожу за едой. Где твои деньги, малый?

Я покопалась в кармане и протянула ему серебряный рубль. Кузьма взял в руку монету и уважительно присвистнул:

— А ты, я смотрю, богач! Да за такие деньги у чухны можно и дневку устроить! Как ты, не жалко целкового?

— Нет, конечно, — ответила я. — А они нас не выдадут?

— Не выдадут, чухонцы нашу полицию не жалуют. К тому же у тебя вид совсем не разбойничий, а нас представишь как своих слуг, — засмеялся он, возвращая мне монету.

Так мы и сделали, дошли до хибарок и постучались в крайнюю. На пороге тотчас возник высокий белобрысый мужчина с задумчивым выражением лица. Я спросил его, не пустит ли он нас к себя отдохнуть, и показала ему рубль. Лицо у него стало еще более задумчивое, он внимательно нас осмотрел и кивнул, приглашая войти. Что мы с удовольствием и сделали.

Чухонская изба была бедной, но чистой. Там уже не спали, и большая семья завтракала за общим столом. На нас с любопытством уставилась дюжина детских глаз. Хозяин что-то сказал на непонятном языке, и ребятишки потеснились, освобождая место. Образов у них не было, и мы просто перекрестились на красный угол. Хозяйка сделала приглашающий жест, и мы сели вместе со всеми.

Завтракали чухонцы жареной рыбой и простоквашей. Я впервые в жизни оказалась в гостях у инородцев, и мне все было любопытно. Мои «душегубы» веди себя уважительно к хозяевам и вполне достойно. После еды чухонец предложили нам отдохнуть, в закрытой перегородкой части избы. Мы втроем улеглись на широкую лежанку, и тут я узнала, что мои спутники знают, что я женщина.

Я испугалась, и первым порывом было встать и уйти, но я подслушала, о чем Кузьма и Фрол думают, и поняла, что никакая опасность мне не угрожает. Плохих намерений в отношении меня у них не было.

Проспали мы почти весь день. Когда встали, я, наконец, смогла надеть на себя высохшее белье. Мои спутники старались не замечать ни моих длинных волос, ни стеснительности. Однако Кузьма скоро не выдержал и, сказал, смущенно откашлявшись:

— Ты, дочка, того, на нас не обижайся, но мы на берегу видели, что ты баба. Оно, конечно, нам с Фролом без разницы, попович или поповна, но с длинными волосами тебя быстро поймают. Да и лихих людей на дорогах много, погибнешь ни за понюх табаку. Ты бы волосы, что ли, обрезала или что другое. И идти тебе с нами не с руки, глядишь, нас изловят и тебя заодно. Не дело девчонке по тюремным замкам сидеть и под плети ложиться!

— Спасибо за совет, — ответила я. — Только мне обязательно нужно отсюда уйти, а как отсюда выбраться, я пока не знаю. Хотела пробраться в Шую в женский монастырь, у меня есть письмо к его настоятельнице…

— В монахини, что ли податься хочешь?

— Нет, от смерти спастись. Меня в Петербурге хотят убить, — решилась я сказать правду.

— Вот оно как! Значит, это тебя, а не нас ночью искали?

— Не знаю, скорее всего, меня.

— Чтобы порешить? — осторожно спросил он.

— Тоже не знаю, я даже не знаю, кто и за что меня хочет убить! Уже несколько раз пытались, и я спасалась только чудом.

«Душегубы» многозначительно переглянулись.

— Видать, кому-то ты крепко насолила. Первый раз слышу, чтобы на девку устраивали охоту. Может, богатство на тебя свалилось безмерное, вот родня и не хочет, чтобы оно тебе досталось?

— Нет, думаю, дело не в деньгах. Меня собрался приблизить один большой человек, а его противники этого боятся, вот и пытаются… — я не договорила.

— В полюбовницы, что ли, он тебя хочет взять? — предположил Кузьма, внимательно меня рассматривая.

Я пожала плечам и отрицательно покачала головой. Вводить мужиков в курс династических претензий графа Палена, было опасно и неразумно.

— Самой бы хотелось узнать, зачем я ему сдалась. Да, боюсь, пока узнаю, меня уже на тот свет отправят! Вот я и решила сбежать отсюда и пересидеть в монастыре.

— Да, вижу, у тебя дела как сажа бела, — пробурчал себе под нос Кузьма. — А мы тебе можем помочь?

— Можете, но дело это слишком опасное, — предостерегла я.

— Ты скажи сначала, что делать, а мы уж сами покумекаем, как и что.

— Если бы вы смогли найти в Питере одного человека и сказать ему, где я скрываюсь, то он мог бы мне помочь.

— Это твоего, что ли, большого человека? — усмехнулся мужик.

— Нет, просто знакомого. Он хороший человек, все обо мне знает и многое может.

— В Питере, говоришь? Конечно, соваться мне туда опасно, но если осторожно… А где твоего человека нужно искать?

— В полиции, — ответила я, посмотрела на их поглупевшие от удивления лица и рассмеялась. — Вы не думайте, тот полицейский хороший человек. Думаю, он и вам сможет помочь.

— Ну ты, дочка, и скажешь! Разве в полиции служат хорошие люди? — отерев со лба пот, сказал Кузьма. — Все они псы!

— Хорошие и плохие люди есть везде, — парировала я. — Вот ты же сам говорил, что вы душегубы, а на самом деле…

— Ну, среди нас тоже всякие попадаются, — усмехнулся он. — Иного непонятно зачем матери на свет рожали. Так твой пес, говоришь, хороший?

— Хороший, умный и справедливый, — твердо ответила я.

— Ну смотри, погубишь меня — будет смертный грех на твоей душе! — серьезно сказал он. — Ладно, говори, кто он таков и как его сыскать.