"Вулканолог Званцев и его техноморфы" - читать интересную книгу автора (Синякин Сергей)

ЗАРАЗА

Митрошка сидел на траве и смотрел в пространство перед собой.

– Митрошка, что с тобой? - спросил Званцев.

– Живут же люди, - сказал Митрошка. - Невероятно интересной жизнью живут. А мы… Камни, температура лавы… Интенсивность выбросов… Тьфу!

– Какая муха тебя укусила? - удивился человек.

Митрошка медленно помигал глазами, меняя напряжение в подсветке, будто хотел видеть сквозь Званцева.

– Ты бы слышал, что он несет, - сказал Дом. - Я его иной раз даже понять не могу. Вроде бы все слова русские, но непонятны, словно Митрошка на каком-то неведомом языке изъясняется. Званцев, может, он взялся санскрит изучать?

– Митрошка, ты с нами разговаривать не хочешь? - поинтересовался Званцев.

– А о чем с вами базар вести, фофаны бестолковые? - помедлив, ответил робот. - Чего пустую бодягу гнать?

– Не понял, - сказал Званцев. - Ты на каком языке изъясняешься?

– На родном, - ответил Митрошка. - На том самом, на котором нормальные пацаны, настоящие бродяги базар ведут.

– Ни черта понять не могу, - сказал Дом.

– Может, сбой программы? - предположил Званцев. - Глюки?

– Не похоже, - усомнился Дом. - Я его вчера заставил ко мне подключиться, протестировал все - мозги работают, как часы и даже лучше.

– Не забивай человеку баки, Дом, - влез в разговор Митрошка. - У него и без твоих объяснений бестолковка болит! Бьешь понт, точно ты и в самом деле лепила. Званцев, играй ушами в мою сторону, мы с тобой непонятки сами без тупья разберем.

– Надо на завод сообщить, - сказал Дом. - Пусть его специалисты посмотрят. Я ведь и в самом деле не профессионал, мог чего-то и не заметить.

Митрошка встал.

– Пора лыжи делать, - не глядя на Дом и Званцева, заявил он. - Зекать вас, гундосых, не могу. Ни хрена вы в нормальном базаре не петрите.

Званцев ему не препятствовал.

– Дом, - тихо сказал он. - Пусти за ним Наличность. Надо же посмотреть, от кого он такого нахватался.

Наличностью звали малоразмерного кибера, которого пускали для закупки разных мелочей или продуктов, а также в случаях, если кому-то надо было лично передать послание, невозможное в электронном виде.

– За товарищами следить… - начал Дом.

– Дом! - повысил голос человек.

– Да уже, уже, - с досадой отозвался Дом. - Хотя нам с тобой, Званцев, это чести не делает.

Митрошка неторопливо прошелся по парку. Летящую в стороне Наличность он не замечал, двигался по аллее, явно уже обозначив для себя конечную цель маршрута.

– Давно с ним это? - спросил Званцев.

– Третий день, - прикинул Дом. - Вроде бы все нормально, железобетонные плиты ему на голову не падали, под излучение не попадал, сидел дома, материалы последней экспедиции обрабатывал. Были у него соображения о типах базальтов в рифтовых трещинах. Ни с того ни с сего… Может, внешняя инфекция? Подключился где не надо, поймал червяка, а? Может такое быть, Званцев? С ним раньше такое случалось?

– Ты же знаешь, что нет, - сказал человек. - Включи связь с Наличностью, посмотрим, что там Митрошка поделывает.

Митрошка подошел к скамейке в сквере. На ней сидел старый и довольно странный человек с изрезанным морщинами лицом и пустыми, выцветшими глазами. Чем-то это лицо было знакомо Званцеву.

– Привет, кореш! - поздоровался Митрошка.

– Здоров будь, бродяга, - ответил мужчина. - Кандехаешь куда или корефана ищешь?

– Еще побазарить захотел, - сказал Митрошка. - Складно песни поешь. Кем по жизни был?

– Клюквенником, - признался мужчина. - Слыхал про таких?

– Сурьезная профессия, - сказал Митрошка.

– А ты калякаешь по-рыбьи, - одобрительно кивнул мужчина. - Захарчованный чумак. Давно таких не встречал. Чалился?

– Бог миловал, - солидно отозвался Митрошка.

Мужчина поднялся и неторопливо пошел по аллее, постукивая перед собой тросточкой. Митрошка пристроился рядом.

– Хорошие у тебя кони, - сказал мужчина Митрошке. - Ступаешь, а не слышно. Корье пьешь?

– Чистенькая слаще, - отозвался тот.

– Ты слышишь, Званцев? - вздохнул Дом. - Вроде все слова знакомые, а вместе не складываются. На каком же языке они говорят?

Званцев задумался. Чем-то знакомы ему были эти слова, когда-то, он был уверен в этом, Званцев даже слышал их, но при каких обстоятельствах и от кого, вспомнить не мог.

– И ведь человек этот не иностранец, - заключил Дом. - Он здесь часто отдыхает. Пенсионер и инвалид.

– Инвалид? - не понял Званцев.

– Ну, ты же тросточку видел, - объяснил Дом. - Слепой он.

– А зовут его Витя Усарь, - уже уверенно сказал Званцев. - Живой еще. Я думал он давно умер.

– И ты знаешь, на каком языке он с нашим Митрошкой разговаривает?

– Это не язык, - сказал Званцев. - Это воровской жаргон. Я его в детстве слышал. Феней называется. Вором был в молодости Витя, а потом полжизни в тюрьме просидел. Выпустили, когда посчитали, что он уже общественной опасности не представляет. А в прежние времена он пацанам такие песни пел, так заливал, все пытался приохотить их к воровскому миру! Сам его слушал.

– Жулик? - переспросил Дом. - Ну, тогда наш Митрошка от него нахватается!

На аллее между тем Витя Усарь предавался воспоминаниям. -…Шесть деревяшек древних мы тогда взяли. Наш король двинул кони в столицу, скинул эти доски немчуре, так веришь, Митроха, мы на эти бабки два года гудели, батончикам сиськи тискали.

– Дурной пример заразителен, - сказал Званцев. - Надо его от этого старичка отвадить, собьет он нашего Митроху с честной научной дорожки. Он же слепой, не понимает, что с роботом разговаривает.

– Ну, воровать Митрошка не начнет, - рассудительно отозвался Дом.

– Зато изъясняться начнет так, что мы его понимать перестанем, - возразил Званцев.

– Я словари найду, - пообещал Дом. - Есть ведь словари, чтобы перевести с жульнического языка на обыкновенный?

– Может, и есть, - сказал Званцев. - Но меры надо принимать радикальные. Уж больно прилипчива эта зараза, пристанет и не отпускает. По детству своему помню.

Перевоспитание Митрошки продвигалось туго. По взаимному согласию Званцев и Дом делали вид, что не понимают Митрошку, когда тот начинал изъясняться по фене. И сколько бы это продолжалось, Званцев не знал, но выручила командировка за Урал.

Узнав о предстоящей поездке, робот довольно музыкально пропел:

– У тебя не было матери, - жестко сказал Дом. - Разве только учесть материнскую плату заводского компьютера…

– Детдомовские мы с Витьком, - вздохнул Митрошка. - «Коридоры детдома были школою нам, тюрьмы стали для нас академией».

– Очнись, - Дом легонько стеганул робота слабым разрядом.

Блатная романтика очаровала Митрошку, воровской язык его завораживал. Однако Званцев и Дом по-прежнему делали вид, что они не понимают, когда робот обращался к ним по фене.

– Понимаешь, Званцев, - сказал Дом, - я тут выяснил. Феня - это искаженно. Правильно надо говорить офени. Было такое племя торговцев-коробейников, они и выдумали собственный язык, чтобы люди их секреты не понимали. А от них уже и пошло. Но наш-то, наш-то! Прямо хоть бери его и память стирай!

– Это не метод, - заявил Званцев. - Надо, чтобы он сам от дурной привычки отказался.

– Гапоны, - сказал Митрошка. - Мусора. Красноперые.

Дом и Званцев промолчали, словно эти слова, произнесенные с несомненной ругательской интонацией, относились не к ним.

К концу командировки стало очевидно, что робот воровской фразеологией переболел. Он все реже употреблял феню в разговорах, постепенно перестал качать из интернета воровские романы конца двадцатого века, не упоминал о своем знакомстве с блатарем и самостоятельно пришел к выводу, что любой преступник - обуза на шее общества, следовательно, использование воровского жаргона есть не что иное, как вызов этому обществу.

– Давно бы так, - сказал Званцев одобрительно. - Выкинь мусор из головы, Митрошка, и помни, что русский язык велик и могуч.

– А английский? - жадно спросил Митрошка.

– И английский, - согласился Званцев. - Он тоже велик и могуч.

– А французский? - продолжал интересоваться робот.

– Отстань, - утомленно отмахнулся Званцев. - Любой язык велик и могуч. Кроме жаргона, которым пользуются малые группы людей. Заметь, не народности, а именно общественные группы.

– Вроде программистов? - не унимался Митрошка.

– Видишь, - вздохнул человек. - Когда захочешь, ты все правильно понимаешь.

– Космонавты тоже пользуются жаргоном, - через некоторое время объявил Митрошка. - И врачи. Значит ли это, что они находятся на одной социальной ступени с преступниками?

– Митрошка, - сказал Званцев. - Лучше бы ты занялся русским языком. Или английским.

– Лучше русским, - сказал робот. - Боюсь, что на английском ты снова перестанешь меня понимать.

Неделю или две Митрошка изъяснялся на старославянском языке.

Еще через неделю он вовсю использовал молодежный сленг.

К концу командировки он пытался объяснить Званцеву, в каких случаях до реформы письменности использовались буквы «ять», «ер» и «i».

– Между прочим, получалось очень красиво, - заметил робот. - Реформа обеднила русский язык.

– Слушай, Званцев, - озабоченно заметил Дом, - что-то не так идет. Мы кого, филолога растим?

– Ничего, перемелется, - махнул рукой человек. - Главное, что феней не пользуется. И идиотские мысли выбросил из своей металлической башки.

– Не всегда коту творог, бывает и головой об порог, - согласился Дом.

– Дом, ты что? - удивился Званцев.

– Дурак дом построил, а умница купил, - признался Дом. Званцев тихо вздохнул.

Болезнь и в самом деле оказалась заразной и обещала стать затяжной.

Дом неосознанно брал пример с робота Митрошки, он уже самостоятельно добрался до толкового словаря русского языка Владимира Ивановича Даля.