"И у тебя тоже был такой раньше" - читать интересную книгу автора (Герасимов Сергей Владимирович)

Сергей Герасимов

И у тебя тоже был такой раньше

У нее была любимая игрушка, не игрушка даже, а очень непонятная любимая вещь – шарик, который светился. Этот шарик Вера как-то нашла, роясь в старой маминой косметике, и удивилась тому, что шарик теплый, будто хранящий тепло руки. Она взяла шарик и носила его в кулачке до позднего вечера и только тогда заметила, что шарик светится в темноте.

Очень быстро она поняла, что шарик светится не всегда, а только впитав тепло ее ладони. Однажды она попробовала держать шарик в кулачке несколько дней и ночей подряд (ночью она клала руку с шариком под подушку). Это были удивительные дни: в школе она решала задачи, не задумываясь, улыбалась и говорила всегда к месту и даже сумела сыграть на фортепиано в точности тот сладкий туман, который плавал в ее голове. Правда, для этого шарик пришлось ненадолго отложить.

Шарик так разогревался, что даже начинал жечь руку, а его свечение было заметно даже днем.

А еще Вера как ненормальная любила математику, такое бывает.

Вера была светящейся девочкой. В ней все светилось: даже тонкие неспокойные пальчики и взвихристый хвостик волос, и кончик носа – не говоря уже об улыбке и глазах.

Взрослые, взглянув на нее, начинали улыбаться; садиковые малыши прилипали к ней и ходили как привязанные; кошка Люся негромко, но ритмично мяукала, теряя Веру из виду, – если из окон слышалось мяуканье, значит, Веры не было дома. Учителя улыбались даже вспоминая о светящемся ребенке, хотя и с Верой бывали проблемы – но где вы видели ребенка без проблем? Вера подростала и уже заметно было, что она готовится взорваться сумасшедшей женской красотой, ради которой, собственно, Бог и создавал женщину.

Однажды Вера показала шарик подруге, чтобы похвастаться.

Подруга, тоже Вера, жила двумя этажами выше. Вторая Вера была противоположностью первой, – была тяжеловата на подьем, немного неспокойна по любому поводу, чучь-чуть тугодумка и совсем некрасива; не до безобразия, а до горестного отсутствия красоты. Фамилия некрасивой Веры была Курчук, а красивой – Анатольская.

Вера Курчук долго слушала рассказ подруги и сосредоточенно кивала головой, молчала и вздыхала недоверчиво, но потом вытащила руку из кармана курточки и показала ладонь. На ладони лежал такой же шарик, но потемнее.

Прошло три года или около того. Снова настала весна, теплая, но мокрая. Вера Анатольская перепрыгивала лужу по камешкам и потеряла туфельку. Почти как Золушка в сказке. Лужа была огромной и седой от мелких дождевых кружков, гадко капало за шиворот, было мокро и обидно. Особенно обидно стоять как цапля посреди лужи на одной ноге.

Где ты, принц? —

– Ну помогите же наконец! – сказала она нерешительному принцу, остановившемуся на тех же камешках сзади.

Принц выловил туфельку и надел Вере на ногу.

– Уу, – сказала Вера Анатольская, – ну так холодно, она мокрая совсем. Нет, дальше я идти не смогу.

У принца была кожаная папка с чем-то бумажным.

– Подержи.

Вера взяла папку, а принц взял Веру на руки и понес. Полоумная соседка с третьего этажа перестала смеяться над верыной одноногостью и смотрела с завистью, вот как – Вера пказала ей язык. Принц поставил Веру на краю лужи и посмотрел подозрительно. Вера ожидала совсем другого взгляда, но не смутилась, потому что не умела смущаться и даже не вполне понимала значение этого слова.

– Что у тебя в руке? – спросил принц.

– А, – Вера разжала кулачок, – это шарик.

– А ты не можешь положить его в карман?

– Нет, его нужно все время держать в руке, иначе он не будет светиться.

Они познакомились и принц проводил ее к дому. Идти было всего несколько шагов, поэтому они постояли в подьезде минут двадцать и перед прощанием поцеловались. Вера Анатольская умела целоваться по-настоящему, с прилипанием, так что кружилась голова. Дождик усиливался и по сценарию принца следовало пригласить в дом, на что он и рассчитывал, но Вера предпочитала вертеть мужчин по-своему.

– Я тебя буду называть принцем, – сказала она, – в детстве у меня был мраморный дог Принц, красавец, почти как ты. Потом он попал под грузовик. Не сразу умер, а как-то сошел с ума, перестал узнавать своих и глаза стали чужие.

Они поговорили на более-менее скользкие темы и еще раз поцеловались.

– Ну еще последний раз, – сказал принц.

– Ту-ту, поезд ушел, – ответила Вера, – в который раз последний раз.

– Ты меня и не обняла по-настоящему ни разу. Ты все время держишь шарик в руке.

Она положила шарик в карман курточки и продемонстрировала как она умеет обниматься. Для того чтобы обниматься хорошо действительно были нужны две руки.

Она простудилась и просидела дома почти неделю. Вера Анатольская любила болеть потому что ценила свободное время, а у больного человека свободного времени много. Каждый раз она ждала пока все уйдут потом садилась за стол и открывала справочник Корна. Справочник по математике для научных работников и инженеров. Пока другие девочки зачитывались анжеликами, готовились к выпускным экзаменам, скучно прогуливали (что, гуляете? – да пытаемся-а куда идете? – не знаю куда он, а я вперед), Вера Анатольская врастала в математику.

Школу Вера переросла еще тогда, когда все учили квадрат разности, а теперь колдовала над эрмитовыми формами и модальными столбцами, а от попарно ортогональных собственных векторов у нее перехватывало дыхание. Она давно успела победить на всяческих олимпиадах, и сделать тому подобную чепуху.

Математический лицей, куда ее приглашали два года подряд, не волновал нисколько.

УНИВЕРСИТЕТ, само слово, было приятно для слуха. Как-то ее пригласили посидеть на лекции и она была разочарована теми прописными истинами, которые рассказывала жирная тетка в очках. Тетка скребла мелом, иногда ошибалась, но не исправлялась, видя, что никто не замечает ошибок. Студенты были глупы как пни, кроме нескольких, сидевших преувеличенно впереди и ловивших каждое слово, но все равно не замечавших ошибок. Иногда передовые пни задавали вопросы, не обязательно умные.

После лекции Вера подошла к ио-доцентке и спросила каков уровень преподавания в университете.

– Лучше вы найдете только в Кембридже или Оксфорде, – ответила ио-доцентка, – можете поговорить с любым из студентов (она провела рукой в сторону тех пней, которые еще пускали ростки).

Вера задала вопрос о границах собственных значений линейных операторов и не получила ответа. С тех пор она решила никуда не поступать.

Сейчас она запоем читала все что могла найти о пространствах с кривизной. Но дело было не в пространствах, а в ней самой – наткнувшись на любую новую идею, она убеждалась что именно так и думала. Порой ее мысль приподнималась и над страницами монографий, тогда она быстро чертила на бумаге значки (от которых мама приходила в ужас)и все, все сходилось.

У Веры была тайна – своя статья в математическом журнале, выходившем в бывшей столице (хрупкую Родину несли в заоблачные высоты, но уронили и она разбилась на несколько родин маленьких, у каждой собственная столица). Свою статью она подписала именем той ио-доцентки, которую встретила в университете. Статья была напечатана поразительно быстро, за шесть месяцев, с лестным предисловием – кто-то из светил удивлялся неординарности мысли и всему прочему. Наверное, больше всех была удивлена сама ио-доцентка. Вера не стремилась к славе.

Последние несколько нет она не выпускала шарик из руки – только изредка, на несколько минут, как с принцем. Шарик постепенно светил все ярче и становился все более горячим. С тех пор, когда Вера написала свою статью, шарик раскалился так, что жег руку. Иногда боль была почти непереносимой, особенно по ночам. На ладони образовался рубец из толстой желтой кожи и только это помогало терпеть. Шарик был величиной с крупную градину, немного неправильной формы.

Шарик был единственной вещью, которую математика не обьясняла, но сам он был связан с математикой потому что без него Веру оставляло и вдохновение, и чувство правильности пути.

На четвертый день болезни позвонил принц и признался в выдуманных чувствах – Вера сразу поняла по голосу, но все равно было приятно. От математики уже начинала гудеть голова, поэтому Вера согласилась встретиться. Дожди прошли, в парке открылись атракционы, стало очень тепло – так, что девушки нарядились квазиголыми и в таком виде бродили по улицам. Вера тоже хотела так. На свидание она надела шортики более чем в обтяжку. В этих шортиках она выглядела так, что смогла бы сниматься в сексфильмах одетой и стать звездой. По вечерним улицам прогуливались парочки; девушки цепенели лицом, видя Веру и шестым чувством определяли куда направлен взгляд их ненаглядных. Взгляды всех ненаглядных были направлены, понятно, на шортики. Потом были встречи, вечера, вечера, танцы, легкие недоразумения, попытки выяснить отношения, подарки и все приятные мелочи ради которых Бог собственно и создал мужчин. Иногда Вера клала шарик в сумочку, чтобы удобнее обниматься или танцевать – шарик был таким горячим, что даже дымил, соприкасаясь с резинкой или чем-то пластмассовым. В такие минуты принц недовольно принюхивался и лего лицо становилось жестким – до первого поцелуя.

Так незаметно прошла весна, Вера сдала экзамены, не готовясь, свободного времени стало так много, что два дня в неделю Вера смогла посвящать только принцу. Однажды она привезла его к себе на дачу. К этому времени она уже не думала «он», а думала «мы», и позволяла себе расслабиться.

Принц позволял себе все, чему не мешала обстановка. Шарик в руке светился так же ярко, но почти не доставлял мучений: то ли стал чуть холоднее, то ли привыкла ладонь. Дача была одноэтажным домиком с двумя уютными комнатами. Вокруг светились ослепительно зеленые поля, вдалеке угадывался лес, а за ним была река. Вера надела купальник и начала загорать.

Принц как обычно позволил себе, но Вера заметила, что в купальнике ей ничуть не хуже чем без него, еще будет время проверить. Принц согласился.

– Ты мне так и не расскажешь? – спросил он.

– О чем?

– О той штучке, которую ты все время держишь в руке.

– Я сама не знаю что это. Просто талисман.

Она разжала кулак и шарик лежал на ладони почти бесцветный в ярком солнце. Принц склонился над ладонью.

– И ты правда не знаешь что это?

– Ну может быть…

Шарик вспыхнул и она сжала кулак. Было так больно, будто держишь горящий уголек.

– Может быть… Я кажется понимаю. Мне нужна бумага и карандаш!

В сумочке карандаша не было и она бросилась в дом, оставив шарик на раскладушке. Этот шарик… Локальный всплеск кривизны, точнее выплеск на фоне распределенного проникновения…

Она нашла карндаш, но карандаш был плохо заточен; она стала искать нож, но нож тоже был тупым; она дважды сломала грифель, затачивая; наконец, получилось и она стала писать.

Все, все сходилось, теперь производная тензора Кристоффеля, так…

И вдруг что-то не сошлось, как будто погас огонек. она попробовала еще раз и снова не сошлось. Принц вошел в комнату и встал за спиной:

– Ну что?

– Не выходит. Но я знаю, что права.

– В чем ты права?

Вера попробовала обьяснить.

Она написала еще несколько формул и снова не сошлось.

Принц взглянул на листок.

– Ого! Что это за буквы?

– Контравариантные компоненты.

– Только не ругайся, – сказал принц и снова стал приставать. – Я ничего не понял из твоих слов. Кажется у тебя бред, ты перегрелась на солнце, не пора ли отдохнуть?

Под вечер она пришла в себя и осмотрелась. В комнате был милый беспорядок, часы показывали пол шестого, солнце все еще жарко светило в окна, с закрытыми глазами счастье было почему-то полнее, чем с открытыми. Она закрыла глаза и спросила:

– Слышишь?

– Слышу.

– Я кажется, забыла шарик где-то во дворе…

– Колодец, – сказал принц.

– А что колодец? – Я говорю о том, что я забыла свой шарик и чувствую, что он мне совсем не нужен сейчас. Это наверное из-за тебя, да?

– Колодец, – сказал принц, – я выбросил твой шарик в колодец. Теперь тебе не нужны эти игрушки, ведь у тебя есть я.

Она представила колодец во дворе – глубокий и зелено-мшистый, какя прохладная вода всегда была в нем, даже в большую жару, даже в такой день как сегодня…

– Наверное, ты прав, – сказала она, – ведь у меня действительно есть ты.

Они еще много раз приезжали на дачу, благо времени теперь было так много, что совершенно невозможно было справиться с таким наплывом свободы. Несколько раз Вера приезжала сама и до онемения в спине черпала воду из колодца, потом падала на траву и, едва отдохнув, начинала черпать снова. Смертельно устав, она уезжала в город и несколько недель не вспоминала о шарике. И лето закончилось.

Еще через три года Вера снова приехала на дачу. Раньше у нее просто не было времени. К этой поре у нее был маленький сын; она успела расстаться с принцем – он оказался ненастоящим, а каким-то принцем с маленькой буквы; но это бы Вера еще смогла вытерпеть, но приннц со временем стал относиться к ней как к чужой – он просыпался по утрам и смотрел совершенно чужим взглядом. Лучше бы уж он набросился на нее как тот, сошедший с ума мраморный дог Принц. Сейчас Вера была замужем, мужа звали Петя, он был обыкновенный, обыкновенный, обыкновенный. И с ребенком было столько хлопот, и второй мужчина означал второго ребенка когда-нибудь, обязательно. А на даче было хорошо, особенно ребенку.

Однажды, набирая воду, она заметила на дне ведра знакомый камешек. Она отнесла шарик в дом, положила на чистую скатерть и долго смотрела на него, вспоминая. Шарик совсем не светился, хотя сохранил тепло. Времени было достаточно и она попробовала снова держать шарик в руке. Три дня ничего не поисходило, а на четвертый шарик засветился, все-таки. Она достала с полок книги и журналы и стала читать. Она по прежнему все понимала, уже начинали шевелиться новые идеи; она как раньше, просыпалась до рассвета и бредила свободным днем, который оказывался потом совсем несвободным. Она уже собиралась поехать в город и достать журналы посвежее, и наконец-то сделать что-нибудь настоящее когда Петю-младшего напугала собака. Ребенок перестал спокойно спать и стал плакать по ночам, его приходилось носить к бабкам.

Вера носила ребенка на руках, руки уставали, спина болела, будто в нее вбили кол – однажды она заметила что уже много-много дней не брала шарик в руки.

Подумав, Вера положила шарик в свою старую косметику и вспомнила о маме. Мама когда-то мечтала стать пианисткой и стала бы если бы не? Может быть, когда-нибудь шарик пригодится Пете-маленькому, у мальчиков все гораздо проще.

Следующей весной она сдала экзамены и наконец-то поступила в университет. Сдавать экзамены было трудно, но помогало блестящее прошлое, золотая медаль, бывшие победы в олимпиадах и всякая другая чепуха. В университете Вера Анатольская (она не меняла фамилии) встретила Веру Курчук.

Курчук уже заканчивала и подавала большие надежды. Курчук уже имела тему для диссертации – что-то о полиномах Лежандра.

Почитав наброски, Вера Анатольская удивилась совпадению: те же самые мысли она высказывала в своей статье сто веков назад.

Она спросила:

– Кто руководитель?

И услышала имя той самой ио-доцентки, у которой она когда-то побывала на лекции и именем которой подписала свою статью. Сейчас ио-доцентка стала профессором; из одной чужой статьи она сумела высосать четырнадцать своих.

– Как у тебя дела? – спросила Вера Курчук.

– Тяжело.

– Давай я помогу, мы же друзья.

Вера Курчук мало изменилась с детства, есть такие натуры, которые не меняются ни внешне, ни внутреенне. Неопределенная стрижка неопределенного цвета волос, неопределенные черты лица, что-то нервное и тяжелое во взгляде. Не очень умна и до всего доходит своим умом и, дойдя, никогда не меняет мнений.

Наверное, хорошая подруга.

Вера Курчук вынула руку из кармана куртки и разжала кулак:

– Вот, помнишь? У тебя тоже был такой раньше. Я не суеверная, но мне кажется, что этот шарик мне помогает. Ты мне не поверишь, но иногда мой шарик светится.