"Создатель чудес" - читать интересную книгу автора (Герасимов Сергей Владимирович)

7

По дороге в операционную ему рассказали обо всем, что произошло. Никакого сомнения, обыкновенный несчастный случай. Вечером около пяти, в санатории ненадолго отключилось электричество. Неполадки на станции, возможно, из-за погоды. Человек находился один в комнате и смотрел телевизор. Когда телевизор отключился, он, скорее всего, решил проверить в чем дело. В комнате еще было достаточно светло. Его сестра рассказала, что он хорошо разбирался в электронике и вообще в электроприборах.

– Его сестра? – Вацлав сразу все понял.

– Да, сейчас она в операционной. Ее брата все же пытались спасти, хотя с самого начала было понятно, что это безнадежно.

– Ее зовут Маргарет?

– Да.

– Тогда я знаю, о ком вы говорите. Как она перенесла несчастъе?

– Она вела себя очень спокойно. Но на всякий случай…

– На всякий случай вы послали за мной и правильно сделали. Моя помощь может понадобиться.

Тело лежало на операционном столе. Похоже, что никто не знал, что с ним делать дальше. За последние тридцать лет никто не умирал в санатории. Тело было накрыто простыней – все, кроме лица. Кожа лица казалась желтой, даже в голубоватом свете бестеневой лампы. Лицо покойного было холодным и бесстрастным – таким же, каким оно было сегодня утром. В комнате толпились человек шесть из персонала и несколько отдыхающих. Маргарет с Тимом стояли чуть в стороне. Вацлав подошел к ним.

– Тимоти Уолес?

– Да.

– Что вы здесь делаете?

– Я помогал перенести тело. И мы с Маргарет…

Он выглядел несколько растерянным.

– Так странно, – заметил Вацлав, – я говорил с покойным сегодня днем. Он рассказывал много интересного. Он говорил о себе, о Маргарет, о вас обоих. И знаете, чем закончился наш разговор?

– Чем же?

– Он сказал, что боится. Боится, что с ним случится несчастье. Он сказал, что если с ним что-нибудь произойдет, то Маргарет останется совсем одна.

Маргарет начала тихо плакать

– Он именно так и сказал?

– Да, и, знаете, меня почему-то поразили его последние слова. Я веду дневник, куда записываю в основном клинические наблюдения. Но не только их. Я подробно записал весь наш разговор. И вот, спустя несколько часов, этот человек мертв.

– В наше время редко встретишь кого-нибудь, кто ведет дневник, – сказал Тим.

– Да, но это часть моей работы. У меня уже заполнены четыре тетради, недавно я начал пятую – это наблюдения за несколько лет. Я храню их в кабинете и иногда записываю что-нибудь новое.

Маргарет вмешалась в разговор. Сейчас она снова успокоилась. – Вы дадите нам это прочитать?

– Да, но не сегодня и не завтра. Вам нужно прийти в себя. Вы с братом были очень близки?

– Нет, не очень. Но, когда я увидела его…

– Вы вели себя очень сдержанно.

– У меня внутри будто все окаменело. Я никогда не видела смерть так близко. Я просто не знала, что делать; мне все время казалось, что я делаю что-то не то. Я хотела плакать, но не могла. Это плохо?

– Так всегда бывает, – ответил Вацлав.

Он помолчал и добавил: – Я видал смерть, но я тоже был поражен. Ведь он словно предчувствовал свою смерть. Как вы думаете, возможно ли предчувствие смерти?

– Нет, – вмешался Тим, – но возможны совпадения. Иногда самые невероятные совпадения.

– Вы тоже это замечали?

– Да.

– А я знал это с самого детства, – сказал Вацлав, – и это меня очень интересовало. Я хотел бы поговорить с вами завтра. А с вами, Маргарет, особенно.

Он отошел к столу. Лицо покойного уже было накрыто белой тканью. От человека осталась только тайна, известная немногим, и опасность, грозящая тем, кто эту тайну знает.

– В комнате осталась кошка, – сказал кто-то, – когда я уходил, она забилась в угол и шипела. Кошки тоже чувствуют, когда приходит смерть.

Вацлав коротко переговорил с нужными людьми и вышел.

Он вошел в комнату № 16, где произошло несчастье. Дверь была открыта, сейчас комната никого не интересовала. Он подошел к столу. На полированной поверхности лежал листок бумаги с неровно оборванным краем. Лампа над столом была включена. Он присел и посмотрел на отражение лампы. Лак на поверхности стола был аккуратно протерт – нет ни одного отпечатка пальца, локтя или ладони.

Он позвал кошку и услышал жалобное мяуканье. Кошка была где-то у окна.

В комнату вошли двое отдыхающих. Одним из них был тот человек, который говорил о кошке.

– Вы слышали, она там сидит!

– Ну и что?

– Я же говорил, что кошки чувствуют смерть.

– Давайте проверим, – сказал Вацлав.

Он нагнулся, аккуратно вытащил кошку, забившуюся под тумбочку, и положил животное на диван. На спине кошки была бумажка – сложенная вдвое бумажная полоска.

– Смотри, как это держится? – спросил один из вошедших.

– Не трогайте, – сказал Вацлав, – бумага приколота иглой.

Игла была почти незаметна – обычная длинная игла для инъекций. Она входила под лопаткой, а выходила спереди – конец иглы прощупывался сквозь мягкую длинную шерсть. Кошку просто проткнули насквозь. Несмотря на такой прокол, кошка была жива. Она только поджимала лапу. Человек, сделавший это, хорошо понимал, куда нужно колоть. И он наверняка разбирался не только в кошках. Такой человек очень опасен.

Вацлав выдернул иглу. Кошка слегка дернулась, спрыгнула с дивана и захромала к выходу.

– Господи, кто такое мог сделать?

Вацлав посмотрел на говорившего. И отвращение, и испуг были непритворны.

– Какой-то садист, я думаю. Кошке очень повезло – игла ничего важного не задела.

Вацлав развернул бумажку. Полоска была чистой. Это была часть листка, лежавшего на столе.

Двое мужчин подвинулись ближе. Они были разочарованы.

– Ну, я думал, что это послание, – сказал один из них.

– Это и есть послание, – ответил Вацлав,

– Предсмертное?

– Не совсем.

– А вы могли бы так обойтись с животным?

Вацлав подумал.

– Нет, не смог бы. Я боюсь причинять боль. У меня это с детства. Когда я был школьником, мне постоянно доставалось от одноклассников и даже от младших. Не потому, что я был слабым, а потому, что я не умел причинять боль. Я и сейчас этого не умею.

– 3начит, вы слабовольный человек.

Вацлав усмехнулся.

– Сознаю, это недостаток. Я не смог бы быть хирургом или боксером. Я даже просто санитаром не смог бы быть. Я чувствую чужую боль гораздо сильнее, чем свою.