"Террорист №1" - читать интересную книгу автора (Соболев Сергей)

Глава 18

Почти сутки мышка провела без движения, испуганно затаившись в своей запасной норке. Квартиру, в которой сейчас Колхауэр находилась, она сняла в аренду еще в середине сентября. Сделку ей помог оформить один из знакомых адвокатов. Что немаловажно, договор на аренду был оформлен на подставное лицо, сама Элизабет этот адрес ни перед кем не афишировала, так что крайне маловероятно, чтобы хоть кто-нибудь смог ее здесь найти.

Это была типовая «флэт» с гостиной и одной спальней, квартира размещалась на третьем этаже восьмиэтажного жилого дома, минутах в десяти пешком от лос-анджелесского Бродвея. Поскольку Колхауэр практиковалась на проведении острых расследований, будь то наркотики, коррупция или вторжение религиозных сект в частную жизнь граждан, — а именно такого рода журналистская деятельность и принесла ей известность — то иметь запасную жилплощадь, о наличии которой никто бы не знал, было для нее делом нелишним.

Именно здесь она хранила засекреченную часть своей личной компьютерной базы данных, а также копии разных скандальных документов, которые время от времени попадали в ее руки. Элизабет не раз уже страдала от хакеров, которым удавалось не только забираться в ее электронные досье, но и уничтожать ценные для нее файлы. Конечно, многие из взломщиков были простыми хулиганами, которым по фигу, кого и за что курочить, но среди этой публики попадались и откровенные недоброжелатели, которые пытались атаковать именно ее, Элизабет Колхауэр, действуя зло, изобретательно и целенаправленно. После сентябрьских событий, когда у нее случился странный провал в памяти, появился еще один веский повод для того, чтобы держать свою тайную журналистскую кухню где-то за пределами собственного домашнего гнездышка.

Колхауэр приезжала сюда один, реже два раза в неделю. Появлялась поздним вечером, листала свои компьютерные архивы, внося в них свежие дополнения, покидала конспиративную квартирку уже на рассвете. Именно поэтому, едва только запахло жареным и как только события стали принимать странный для нее оборот, она тут же, благодаря счастливой случайности и собственной сообразительности, сбежала из-под наблюдения, после чего спряталась в таком месте, где ее наверняка никто не догадается искать.

Колхауэр в очередной раз заглянула в холодильник и, как и прежде, нашла его совершенно пустым. Поколебавшись немного, она решила предпринять вылазку в ближайший «шоп», который находился через дорогу от дома. Можно было, конечно, заказать пиццу по телефону. Свой мобильник, правда, она с перепугу выбросила в мусорный бак, но у нее здесь был телефакс, при том что в телефонном справочнике данный номер был зарезервирован за некоей «миссис Барлоу». Так вот, пиццы ей не хотелось. К тому же у Колхауэр был такой характер, что, как бы ни сильны были одолевшие ее страхи, она не могла целиком отдать им себя на растерзание; ей непременно нужно было высунуть нос навстречу опасности, которая в данном конкретном случае пока имеет чисто гипотетический характер.

Элизабет давно уже перевезла сюда часть своего гардероба, поэтому с экипировкой проблем у нее не было. Она была одета в джинсы и клетчатую ковбойку — это ее обычная домашняя форма одежды. Набросила сверху длинный синий плащ, волосы повязала косынкой, одела, хотя на улице пасмурно, солнцезащитные очки. Но если и «замаскировалась», то не слишком удачно: привратник, чья комнатка находится у входных дверей, вежливо поздоровался с ней — «добрый день, миссис Барлоу».

Войдя в магазинчик, Элизабет нагрузила пакет разной снедью. В принципе она рассчитывала пробыть здесь еще не более суток, но решила, что запас продуктов ей не повредит. В какой-то момент у нее возникло желание позвонить из автомата в редакцию, дав таким образом о себе весточку, но она благоразумно решила этого не делать. В конце концов, она ничего не задолжала ни Доновану, ни владельцам ее родной газеты. С телевидением тоже пока никакой срочности нет: кассету с записями гвоздевых сюжетов для ее следующей по счету передачи она должна будет представить лишь на следующей неделе.

Расплатившись у кассы наличными, она вышла на свежий воздух. Переходя улочку в обратном направлении, еще раз внимательно поглядела по сторонам, нет ли чего на виду подозрительного. Ничего похожего на тот громоздкий серый фургон, который так напугал ее вчера, она не заметила. Чуть дальше, правда, метрах в пятидесяти от входа в магазинчик, стоял, въехав всеми колесами на широкий тротуар, темно-синего цвета микроавтобус. Колхауэр пожала плечами, спокойно перешла улицу и скрылась в подъезде.

Она знала, вернее, догадывалась, что ее сейчас ищут.

Но пока что — не нашли.

В противном случае она сидела бы сейчас в другом месте — скорее всего в местном филиале ФБР — и в присутствии лучших адвокатов, нанятых газетой «Лос-Анджелес таймс», вынуждена была бы отвечать на вопросы, ответов на которые она пока и сама не знает.

Вернувшись в свое временное укрытие, Колхауэр тут же занялась готовкой. За суточное воздержание в еде она вознаградила себя добротной порцией яичницы с беконом. Помыла после себя посуду, заварила крепкий кофе, после чего, прихватив кружку с горячим ароматным напитком, перешла в гостиную.

Она забралась с ногами в глубокое кресло. Плотный обед и хорошая порция тонизирующего напитка вернули ей жизненные силы. Она вновь обрела возможность соображать. У Элизабет всегда была склонность к сложному, многоступенчатому анализу; у нее был математический склад ума. И эти ее качества, ее умение делать неоднозначные, зачастую парадоксальные, но в основном верные выводы из запутанной донельзя ситуации, сейчас ей должны пригодиться как никогда.

Ей нужно прояснить для себя историю с сентябрьским «провалом во времени». После того, как Элизабет сделала себе внутривенную инъекцию «препарата Ховарда» — помогла ли она себе этим или, наоборот, повредила, то ей самой пока неведомо, — в ее памяти появились картины, явно относящиеся именно к этому, «сентябрьскому», периоду. Отдельные эпизоды вспоминаются довольно ярко, как будто все происходило только вчера, другие, наоборот, видятся смутно, сквозь плотную дымку, словно относятся к давним-предавним временам.

Она должна попытаться собрать эту мозаику воедино, для того чтобы понять, что же в действительности с ней произошло в первые дни калифорнийской осени и чем это лично ей может грозить.

Началось все с телефонного звонка, раздавшегося в ее редакционном офисе третьего сентября. Звонил Стивен Полански, ее однокашник по учебе в Беркли. Они не были так уж дружны в годы учебы в университете, потому что в характере этого человека всегда было нечто такое, что заставляло Элизабет относиться к нему с легкой настороженностью. Если брать чисто внешние данные, то он был видным парнем: рослый шатен, обладает хорошим спортивным телосложением, веселый, ухватистый — женщинам такие нравятся. Ума у него не отнять, но в глазах Элизабет все портило его подчеркнуто циничное отношение к жизни, к целому ряду важных для нее самой моральных установок. Он любил подчеркивать в разговоре, что его занимает одна только карьера и что ради собственной карьеры, которую он намеревался сделать на политическом поприще, он готов на многое, даже на такое, на что другие люди, хлюпики и слабаки, никогда не осмелятся.

Элизабет до сих пор поддерживала отношения со многими своими однокашниками по Беркли. Она видела успехи одних и слышала, как прозябают в безвестности другие. У Полански дела обстояли отлично, возможно, даже лучше, чем у любого другого из тех ребят, кого она знала по студенческому кампусу и годам учебы в университете. Стивен жил и работал на Восточном побережье, в Чарльстоне, штат Южная Каролина. Вначале он сотрудничал с одной из газет республиканского толка, а затем, во время выборов губернатора штата, сделал удачный ход, перейдя в команду Джорджа Ф. Кэнделла, второй раз подряд победившего на выборах в родном штате.

Сейчас он работает пресс-секретарем Кэнделла, а это означает, что ему таки удалось схватить бога за бороду: только младенцы в этой стране не знают, что на следующих выборах президента страны популярный в обществе, а главное, поддерживаемый большим бизнесом губернатор Южной Каролины является главным претендентом на победу.

Полански пригласил свою старую знакомую отобедать в ресторане отеля «Амбассадор», того самого, кстати, где в шестьдесят восьмом году иорданским арабом был смертельно ранен сенатор Роберт Кеннеди, родной брат убитого пятью годами ранее Джона Кеннеди. Но они не говорили о тех давних событиях и даже не вспоминали про них. Полански рассказал, что его босс, взяв с собой лишь пару самых доверенных лиц, провел неделю отдыха в городке Кармел[19] и что только сегодня они приехали в Город Ангелов, где задержатся на три или четыре дня. Он дал понять, что Кэнделл, даже находясь в отпуске, не намерен бездействовать и что его шеф приехал в Калифорнию, чтобы упрочить здесь свои деловые связи и установить контакты с полезными людьми.

Колхауэр вначале предположила, что Полански хочет заказать ей комплиментарную статью про своего шефа. Или же передать ей материалы, которые она способна через свои связи и знакомства разместить на страницах местных изданий. Но на ее откровенный вопрос Полански ответил, что ничего подобного он не планирует. Тогда она сама попросила Стивена организовать ей встречу с его боссом, у которого она могла бы взять подробное интервью для своей газеты. Полански, улыбнувшись, сказал, что у него есть идея покруче. Он намерен пригласить ее на «пати», где будут присутствовать самые влиятельные люди Западного побережья, а также его босс, губернатор Кэнделл. Он заверил, что в такой тусовке Элизабет еще не доводилось участвовать, а ему, в свою очередь, нужна для участия в этом мероприятии спутница, которую не стыдно будет продемонстрировать другим званым гостям.

Заметив, что Колхауэр колеблется, не зная, стоит ли ей принимать это неожиданное предложение, Полански сказал, что лично познакомит ее с одним из высших иерархов Новой церкви. Это знакомство откроет перед ней такие возможности, о которых она даже не подозревает. Здесь Стивен попал в самое яблочко. Нет, не в том смысле, что новые связи, которые она сможет обрести через однокашника, будут способствовать новому взлету ее карьеры. А совсем в другом: в местном высшем обществе уже циркулировали слухи о Новой церкви, эти слухи достигли и ее ушей, и теперь вот, благодаря Полански, у нее появился шанс проникнуть в эту замкнутую касту, появилась возможность хоть что-то разузнать о тех целях и задачах, которые ставят перед собой иерархи этого влиятельного, закрытого для простых смертных, тайного Ордена.

Спустя двое суток они на пару с Полански — Элизабет в шикарном вечернем платье, Стивен в смокинге — сидели в салоне длиннющего черного лимузина, который мчался по фривею в Пасадену, город, расположенный на северо-восток от Лос-Анджелеса. Водитель доставил их к красивому трехэтажному особняку, очертания которого частично закрывали деревья ухоженного английского парка. На ступеньках, возле освещенного фонарями парадного подъезда, вновь прибывших гостей встречали незнакомый Элизабет мужчина лет пятидесяти и двое сравнительно молодых парней в смокингах, которые, впрочем, с таким же успехом могли оказаться ливреями для местной прислуги.

Мужчина коротко поприветствовал гостей, затем, перепоручив их своим помощникам, поспешил навстречу еще одной паре гостей, которые только что подъехали к парадному на черном блестящем лимузине.

Когда Полански и его спутница вошли в освещенный мириадами свечей просторный вестибюль, была половина одиннадцатого вечера.

А дальше события развивались совсем не по тому сценарию, который рисовался в воображении самой Колхауэр.

Двое молодых людей, которые встречали их на входе, повели гостей куда-то в левое крыло особняка. Там они передали их на попечение своим коллегам, один из которых был чернокожим, другой мулатом. Оба здоровенные, мускулистые, с бритыми наголо черепами. Они провели их в одну из комнат. Мулат сказал, что они должны переодеться. Предупредив, что церемония начнется ровно через полчаса, он и его чернокожий коллега вышли из помещения, чтобы гости, оставшись наедине, смогли заняться всеми необходимыми в таких случаях приготовлениями.

— Я что-то не понимаю, Стив, — обеспокоенно сказала Колхауэр, которой все происходящее вокруг нее стало казаться довольно странным. — Зачем нам нужно переодеваться? И что это все, черт побери, означает?!

Когда она внимательно посмотрела на Полански, то заметила, что в его облике произошли разительные перемены: в глазах Стивена появился лихорадочный блеск, ноздри широко раздувались, как у ищейки, которая почуяла добычу, и весь он был в эти минуты как-то странно возбужден.

— Что это означает? — переспросил Полански. — Помнишь, ты как-то расспрашивала меня о Святилище в Чарльстоне? Не знаю, где это ты разнюхала, но тебя интересовало, правда ли, что в Чарльстоне до сих пор регулярно проходят собрания высшей касты масонов… Так вот, Элизабет, это святая правда.

— Не понимаю, Стив, к чему ты клонишь.

— Правда также и то, что собрания проходят не только в Святилище, но и в других местах, таких, например, как это, где мы сейчас с тобой находимся.

— Я не хочу иметь ничего общего ни с масонами, ни с их новейшими последователями, — замирая от страха, сказала Колхауэр. — Ты сказал, что отвезешь меня на мероприятие, в котором примет участие политическая элита, что здесь будут сливки нашего общества…

— Я не соврал тебе, Лиз. Скоро ты сама в этом сможешь убедиться.

— Но ты не сказал мне, что все они принадлежат к некоему тайному обществу! Вот что, Стивен… Я не хочу во всем этом участвовать! Распорядись, пожалуйста, чтобы меня отвезли обратно домой! Обещаю, что буду держать язык за зубами! К тому же я никого из приглашенных не видела, а значит, вам нечего меня опасаться.

— Хватит строить из себя наивную дурочку, — раздраженно сказал Полански. — Пойми, все происходящее тебе только на пользу! Когда ты выпьешь «эликсир», у тебя сразу мозги начнут по-другому работать! Снимай платье, девочка, и переодевайся в плащ, потому что у нас не так много времени!

Заметив, что молодая женщина не намерена подчиняться его требованиям, Полански подошел к столу и нажал вмонтированную в торец кнопку.

Буквально тут же, как будто они караулили за дверью, в помещение вошли двое мужчин. Это были все те же чернокожий и мулат. Причем обе руки у негра были заняты: он нес две неглубокие чаши, наполненные почти до краев жидкостью какого-то странного зеленоватого оттенка. Одну чашу он осторожно поставил на стол, другую же держал в руке, глядя своим тяжелым неподвижным взглядом прямо в переносицу встревоженной таким поворотом событий журналистки.

— Моя спутница немного нервничает, — сказал бесцветным тоном Полански. — Потрудитесь помочь даме завершить все необходимые приготовления!

У Колхауэр буквально ноги подкосились. Мулат завел ей руки за спину, но, хотя был здоров как бык, действовал все же аккуратно. Если бы она даже пыталась сопротивляться, то вряд ли бы это хоть что-то изменило. Как бы то ни было, но эти двое, негр и мулат, заставили выпить ее чашу до дна. Когда эта странная, тягучая, слегка фосфоресцирующая жидкость стекла по пищеводу в ее желудок, она ощутила огненный жар в груди, но на смену этому первому ощущению тут же пришло чувство эйфории, которое оказалось гораздо сильнее, а главное, приятнее того, что испытывает человек, выпивший натощак рюмку крепкого спиртного.

Она негромко рассмеялась. Сейчас Элизабет уже по-другому смотрела на Стива, как будто с ее глаз спала мутная пелена. Как он красив, как он умен, какая у него мужественная внешность! А эти двое, негр и мулат, что за чудо! Какие они, в сущности, отличные ребята! Как она любит всех их! И как невыразимо прекрасен весь этот окружающий ее мир…

— Вижу, нормально тебя «догнало», — одобрительно произнес Полански, внимательно наблюдая за ее реакцией на прием «эликсира». — Теперь я могу уже быть откровенен до конца. Здесь, дорогая, этим вечером соберется весьма уважаемая публика. Помимо моего босса, будут ваш вице-губернатор, а также губернатор штата Вашингтон, не говоря уже о двух крупных инвесторах, упакованных деньгами под завязку! Ты сможешь не только увидеть «мессу» собственными глазами, но и примешь в ней участие, а также пройдешь первый по счету обряд «посвящения»…

Говоря это, он стал разоблачаться: снял смокинг, расшнуровал и снял туфли, развязал черный шелковый пояс и стал стаскивать брюки…

— Тебе, кстати, здорово повезло, Элизабет, — сказал он, аккуратно развешивая свои вещи на плечиках в гардеробе. — Сегодняшнюю «мессу» будет служить Кадош[20]. И вообще, я уверен, что этой ночью мы все славно развлечемся.

Подчиняясь негромко прозвучавшей команде, Колхауэр, хотя и не без труда, сняла через голову свое темно-синее, с атласным блеском, вечернее платье. Поскольку платье было с большим вырезом на спине и полупрозрачной аппликацией на груди, лифчика она не надевала. Затем она сняла трусики, единственное, что на ней оставалось, не считая колготок, которые она сняла еще раньше. Какой-то мизерной частью сознания, оставшейся от прежней Колхауэр, она понимала, что не должна так себя вести, что раздеваться догола в присутствии трех мужчин — это форменное бесстыдство, но ее новая сущность на такие «пустяки» не обращала абсолютно никакого внимания.

— Самое любопытное, Элизабет, что в твоих воспоминаниях эта ночь не задержится, — сказал Полански, облачаясь в плащ бордовой расцветки. — Ты забудешь все, что здесь видела, и никому ничего не сможешь рассказать. Как видишь, это очень удобно. Не нужны никакие клятвы, никакие обещания держать язык за зубами. Церковь не может доверять неофитам, потому что человек слаб, ненадежен. Вот почему я с тобой настолько откровенен… Если ты произведешь на Кадоша и других важных людей благоприятное впечатление, то тебя ждет заманчивая карьера и самое блестящее будущее. Ты со временем войдешь в число людей, в чьих руках сосредоточены сила, власть и деньги. Ты узнаешь, что такое истинное могущество… А если нет…

Мизерная часть настоящей Колхауэр, от которой уже почти ничего не осталось, заклинала этого человека: «Стив, пожалуйста, прекрати это чудовищное действо! Я не хочу участвовать в ваших тайных оргиях! И еще я очень, очень, очень боюсь…»

Но Полански не знал, что такое жалость. Прежде чем выпить из чаши «эликсир», он посмотрел на все еще обнаженную Колхауэр с видом знатока — в следующую секунду мулат помог ей облачиться в пурпурный плащ.

— Этой ночью, Элизабет, тебя ждет большой «трах». Но одно дело, если ты пройдешь посвящение и подаришь себя, как и другие прошедшие обряд женщины, нашим «братьям»… И совсем по-другому к тебе будут относиться — как к обычной шлюхе, если что-то сложится не так, как надо. В первом случае ты станешь одной из нас, составной частью Знания и Силы. В другом случае тебя вышвырнут обратно в этот дерьмовый мир, ты забудешь обо всем, что видела и слышала здесь, ты сама станешь куском дерьма, и тебе после этого уже больше не удастся войти во врата нашей незримой Новой церкви…

Дальнейшие события стали развиваться по довольно неожиданному сценарию, который вряд ли устроил Полански, некоего Кадоша, а также тех неизвестных журналистке лиц, которые хотели бы видеть ее в числе «посвященных».

Элизабет Колхауэр не прошла даже первого этапа обряда посвящения и, следовательно, не стала составной частью Знания и Силы, что бы ни подразумевали под этими понятиями адепты Новой церкви.

Посередине помещения, где ближе к полуночи началась «черная месса», стоял стол. На нем, укрытое куском белоснежной ткани, лежало нечто, вернее, лежал некто — под складками ткани отчетливо были видны очертания человеческой фигуры. Кадош, одетый в черный плащ с металлическим блеском, — его лицо скрывала маска, сделанная из золота, — взял за руку неофитку, а в роли таковой выступала Колхауэр, и подвел ее к жертвенному столу. Когда он сдернул покрывало, Элизабет увидела, что под ним лежит молодая обнаженная девушка, внешне чем-то похожая на нее саму. Определенно, она была жива, под ключицей у нее пульсировала жилка, ее веки трепетали, как крылья бабочки. По-видимому, девушка находилась в трансе и не понимала, ни где она находится, ни какая участь ей здесь грозит.

Слова, которые произносил Кадош, были тягучими, тяжелыми, обжигающе горячими, как расплавленное золото, из которого была сделана его жуткая маска. Произнеся ритуальные заклинания, он вручил неофитке длинный, почти полуметровый нож, чье отблескивающе синевой лезвие было испещрено кабаллистическими знаками, а сам, не издав больше ни звука, перешел на другую сторону жертвенного стола.

Рукоятка была горячей и липкой на ощупь, словно испачкана в крови. Ладонь Колхауэр неожиданно разжалась, жертвенный тесак с неприятным костяным звуком упал на пол. В следующее мгновение ее вырвало. Причем ее не просто рвало, ее буквально вывернуло наизнанку, так что она перепачкала все вокруг: и свой плащ, и пол, на котором валялся драгоценный клинок, и даже саму уготовленную на заклание жертву…

Короче, она подпортила этим сволочам их бесовской праздник, разрушив магическую атмосферу таинства.

— Немедленно уберите ее отсюда! — глухо прозвучало из-под золотой маски. — Отведите ее к младшим братьям, а затем, когда они насытятся ею сполна, вышвырните ее вон за пределы нашего круга!

В сумрачном зале, где происходило действо, появился уже знакомый Элизабет мулат. Он подхватил ее на руки и отнес в выделенную хозяевами ей и Полански комнату. Потом произошло нечто странное. Вместо того чтобы позвать своих дружков или же самому накинуться на бедную молодую женщину, у которой не было даже малейших сил для сопротивления, он, этот бритоголовый мулат, вдруг наклонился к самому ее уху и прошептал примерно следующее:

— Вам здесь не место, миссис Колхауэр! Сейчас за вами подъедет кто-то из наших общих друзей… Я выведу вас отсюда, потому что оставаться вам здесь больше нельзя.

Звонкая трель, неожиданно разнесшаяся по гостиной, заставила Колхауэр испуганно вздрогнуть. Воспоминания об этом странном приключении, которое она пережила в сентябрьские дни, тут же улетучились куда-то, уступив место сегодняшним заботам.

Вначале она подумала, что звонят в дверь, но потом сообразила что это ожил телефонный аппарат, вернее, телефакс, который стоит на столе рядом с почти плоским «навороченным» монитором компьютера. Кто бы это мог звонить? Автоответчик был отключен, поэтому она могла лишь теряться в догадках.

Возможно, кто-то попросту ошибся номером. Но кто бы это ни был, трубку она все равно снимать не станет.

Где-то на четвертом или пятом по счету прозвоне с ней стали происходить довольно странные вещи.

Она стала вдруг видеть прямо перед собой некую стеклянную перегородку. Сквозь нее почти ничего не было видно, потому что она не была прозрачной: как будто кто-то подзакоптил ее; так дети мажут сажей стеклышко, чтобы затем можно было через него безбоязненно смотреть на солнце. Можно было разобрать человеческий силуэт, видимый до пояса, но подробности были неразличимы.

Элизабет испуганно охнула. Ей показалось, что этот силуэт принадлежит Кадошу, потому что в этом изображении смутно угадывался и надвинутый на брови остроконечный балахон, и слабое мерцание золотой маски.

— К-кто вы? — прошептала Элизабет одними губами. — Как вы здесь… Как это все понимать?

До ее слуха дошла серия приглушенных звуков, лишь отдаленно напоминающих человеческую речь.

— Я тот, кто идет в Огне, — скорее угадала, чем услышала она. — Ну нет, так дело не пойдет… Совсем дрянной канал! Ожидайте, мы изыщем другую возможность вручить вам послание…

Колхауэр резко тряхнула головой, раз и другой. Что за дурацкое наваждение? Чур меня, чур…

Видение, так напугавшее ее, и вправду тут же рассеялось, исчезло без следа, хотя какое-то время в ее ушах еще слышался тонкий комариный звон…

— Поздравляю тебя, подруга, — мрачно пробормотала под нос Элизабет. — Ко всем прочим несчастьям у тебя еще и «глюки» начались.

Хотя голова у нее после этого странного происшествия нисколечки не болела, она ради профилактики приняла таблетку аспирина. Определенно, с ее мозгами что-то не так. Похоже, что Ховард был прав, и в те сентябрьские дни, когда ее угораздило присутствовать на одном из тайных мероприятий Новой церкви, ее попотчевали такой крутой вещицей, как наркотик «джанк».

Зябко обхватив себя за плечи, Колхауэр надолго застыла в такой позе.

Она подумала вот о чем. Если руководство газеты пронюхает, что у Колхауэр появились проблемы в смысле употребления наркотиков, то для нее это может плохо кончиться. Поди-ка докажи, что тебя накачали наркотой против собственной воли и что на саму «черную мессу» тебя завлекли буквально обманным путем… Если хоть что-то из этого просочится, то не исключено, что ее попытаются потихоньку, без шумного скандала, выставить вон из респектабельной «Лос-Анджелес таймс», где в роли ведущих журналистов владельцы издания хотят видеть добропорядочных граждан, а не психов, у которых в голове периодически раздаются чьи-то голоса…

Кстати, если уж пошла речь о руководстве… Вчера, когда она заявилась в кабинет главного, с целью устроить капитальнейшую разборку, выяснилось, что в гостях у Донована находится некий Эндрю Сатер, представившийся экспертом… нет, кажется, консультантом некоего учреждения.

Этот Сатер определенно ей кого-то напоминал… Но в то же время она не знала, ни кто он такой, ни причин, по которым он вдруг ею заинтересовался. Попытаться, что ли, самой «пробить» личность этого Сатера?

Самый полный список всех мало-мальски значительных правительственных учреждений можно добыть на одном из сайтов библиотеки Конгресса США. Там же можно обнаружить контактные телефоны, координаты интернетовских сайтов и «е-мейловские» адреса. Если такое агентство в действительности существует, то какое бы оно закрытое ни было, в списке должен иметься хотя бы один контактный телефон, к примеру, пресс-секретаря этого ведомства. И если этот Эндрю Сатер не соврал, и если он не какой-нибудь «супер-пупер-секретный-агент», то она, если захочет, сможет даже послать ему прямо отсюда какую-нибудь весточку.

А то придумал какую-то игру: я вас, мол, смогу защитить, если вы только сами этого захотите… А сам даже не подумал оставить номер своего сотового телефона!

Ну да ладно. Колхауэр не маленькая девочка, она сама кого хочет достанет, от нее еще никто не уходил.

Сказано — сделано. Элизабет плюхнулась в кресло на колесиках, поерзала чуток, затем включила ПК. Что ни говори, Эл-си-ди-дисплей выглядит гораздо привлекательнее, чем те мониторы, к которым она успела привыкнуть за годы прежней работы. Вдобавок «Пентиум-III», ничего не «тормозит». Опять же «программка» «Windows Millenium Edition» как будто создана для таких ценителей, как она.

ПК загрузился почти мгновенно. Пока на дисплее не появилась нужная ей информация, Колхауэр решила заглянуть в ящик стола, чтобы проверить, все ли на месте. Да, все ее хозяйство в целости и сохранности: используемые для оперативной связи флэш-карты, дискеты с секретными архивами, есть даже криптографические программы и карманный компьютер (органайзер).

Посмотрев на все это добро, она криво усмехнулась. Если вдруг сюда вломятся сотрудники ФБР, если ее накроют в этом тайном гнездышке, то ее определенно смогут заподозрить в шпионаже: в политическом, промышленном или даже на другую страну. Нет, надо заканчивать с этим, пока она не огребла на свою голову крупные неприятности. Надо найти мужика, благо возле нее вечно крутятся воздыхатели, выйти замуж, родить четверых детей, воспитывать из них настоящих стопроцентных американцев и жарить целыми днями гамбургеры…

В этот момент что-то звякнуло, как будто сработала сигнализация, свидетельствующая о сбросе почты в ее «бокс». Нет, ребятки, шалите… У меня сейчас такая мощная программа стоит, что дальше почтового ящика вас все равно не пустят, как вы ни старайтесь…

Колхауэр уставилась на экран. Странно, но затребованная ею информация на экране почему-то не появлялась. Ей стало не по себе. Какое-то странное оцепенение на нее напало. И тут же на голубом фоне медленно проявились кроваво-красные буквы — они были какие-то живые, пульсирующие, словно сплетены из кровеносных сосудов…

Элизабет хотела отключить ПК, но не смогла.

Весь текст наконец проявился целиком.

На экране Эл-си-ди-дисплея появилась следующая запись:

ОБЪЕКТ: ЭЛИЗАБЕТ Р. КОЛХАУЭР.

МЕСТО РАБОТЫ: ГАЗЕТА «ЛОС-АНДЖЕЛЕС ТАЙМС».

САНКЦИЯ: ЛИЧНОЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ АВАДДОНА.

РЕЖИМ: ФИЗИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ.

ПРИЧИНА: КРОВОИЗЛИЯНИЕ В МОЗГ.

ВРЕМЯ ИСПОЛНЕНИЯ: НЕМЕДЛЕННО, ПО ОКОНЧАНИИ ОТСЧЕТА.

Едва она успела прочесть все это, как запись тут же исчезла с экрана, а вместо этого чудовищного послания на дисплее появилось изображение по пояс человека, в монашеском одеянии, с надвинутым капюшоном и маской, скрывающей лицо.

На нем была серебряная маска, с пустыми глазницами, в которых накалялся адский огонь. Это было ужасно, и Элизабет старалась туда не смотреть.

В углу дисплея одна цифра меняла другую, другая третью, и такой же счет шел, казалось, где-то глубоко внутри самой Элизабет Колхауэр.

Последнее, что она запомнила среди надвигающейся на нее слабости, так это то, что она падает, падает медленно, спиной вниз, как сухой лист в пору прекрасной индейской осени…