"Дети сумерек" - читать интересную книгу автора (Сертаков Виталий)

20 ЗАМАЧИ СИБЯ ВЕСЛОМ!

Нина Гарчава никому, даже самому замечательному папе на свете, не смогла бы объяснить, что она нашла в Валдисе. Если быть до конца честной, то она самой себе не смогла бы этого объяснить. Потому что это чувство не поддавалось никаким логическим обоснованиям. Вероятнее всего, папа бы смешно надул губы и попытался устроить Валдису хитрый экзамен по части этикета.

Нина переключила телевизор на первый канал. Там симфонический оркестр играл Бетховена. На четвёртом канале пианист играл пьесу Шуберта. Нина успела отметить неплохое исполнение. На шестом канале камерный квартет играл что-то усыпляющее. Нину это начало пугать. Дома нечасто включали телевизор; папа с раннего детства умело доказывал дочери, что и помимо ящика имеется куча интересных занятий. Но сегодня не мешало бы посмотреть…

Она призналась себе, что боится.

Нельзя было туда идти, но совершенно необходимо было закончить кое-какие дела. В кабинете литературы среди прочих непроверенных тетрадей остался её реферат и тетрадь с сочинениями. Нина с лёгкостью бросила бы кошелёк, сотовый телефон или даже новые сапожки, но бросить реферат, на который ушло полгода работы, она не могла.

Это был её ребёнок. А ребёнка в беде не бросают. Учительница литературы обещала просмотреть реферат до субботы и выдвинуть встречные предложения. Пока что никто, кроме госпожи Ольховец, учительницы литературы, а также Томы и Валдиса, не знал о том, что Нина задумала. Это предприятие превосходило смелостью все замышлявшиеся ранее проекты. Отец Нины третий месяц находился в экспедиции, а маму она решила пока не посвящать, чтобы не поднимать дома лишний ажиотаж. Мамочка — она такая импульсивная и романтичная, — услышав подобную новость, сразу же разволнуется и не сможет больше ни о чём думать. Не даст житья ни себе, ни дочери…

Госпожа Ольховец подала Нинин реферат на городской конкурс. По результатам заочного конкурса Нина заняла второе место и готовилась к поездке на слёт любителей литературы. Само по себе неплохо, и даже замечательно, но второе место — далеко не всё. Главную новость Нина смаковала и сама не могла в неё поверить.

Её реферат, посвящённый поэзии символистов, предложили напечатать в серьёзном журнале в виде критической статьи. При успешном повороте дела статья сулила маленький гонорар и большое литературное будущее. А тот дядечка, что председательствовал в комиссии, он так прямо и заявил: мол, дорогая госпожа Гарчава, вам теперь ни в коем случае нельзя бросать литературу, вы должны непременно печататься, и я вам помогу. У вас, сказал он, несомненное дарование…

Так и сказал — дарование.

Два дня после конкурса Нина плавала в облаках, а затем пришлось спуститься на острые камни. Выяснилось, что она понятия не имеет, как превратить громоздкий реферат в изящную полемическую статью. Госпожа Ольховец взялась за дело с удвоенной энергией, втайне мечтая вытесать из прилежной ученицы вторую Франсуазу Саган. Нина принесла реферат и массу дополнительных записей в школу, и в течение недели они оставались с учительницей после уроков, подготавливая платформу для будущей всенародной славы.

А ещё спустя неделю всё пошло наперекосяк. Начиная с того момента, как на уроке физики парни намалевали на доске гадости. Нет, пожалуй, ещё раньше, когда полиция пришла за соседом сверху. Мама пыталась скрыть от Нины, что случилось наверху, но соседи молниеносно разнесли новость по двору. Оказалось, что пьяница дядя Жора забил насмерть своего сына Алика проводом. Тихий Алик воровал из дома вещи и тратил все деньги на наркотики. Дядя Жора терпел сына тринадцать лет, но в прошлый понедельник его терпению внезапно пришёл конец. Он привязал Алика проволокой к батарее и бил шваброй. Когда швабра сломалась, он стал бить его проводом и кричал, что выколотит дурь навсегда. Потом дядя Жора устал, его схватили, но Алика уже не спасли.

В тот же вечер дети расстреляли из воздушных ружей голубей на голубятне. Нинина бабушка тогда сказала, что наступает конец света, однако ей никто не поверил. А потом в школе зарезали учителя, а дома сожгли другую учительницу, вместе с семьёй. А потом пропал двоюродный брат Валдиса, а в магазине насмерть затоптали соседку снизу.

Стали исчезать люди. Раз — и нету…

В субботу утром собрали вещи и уехали соседи напротив. Мама и бабушка шептались, вместе ходили в церковь, молились и опять шептались. Вечером уехали соседи справа. Сказали, что пока едут на дачу, и советовали маме Нины поторопиться. Якобы солдаты стреляют в людей и оцепили студенческий городок. Якобы на Старом вокзале врезался в перрон поезд с пассажирами, потом началась давка и многих затоптали. Якобы по четвёртому шоссе машины идут из города днём и ночью, слышны перестрелки, и много машин горит вдоль обочин…

А ещё из тюрьмы вырвались уголовники.

А из полка десантников, присланных для защиты мэрии, аэропорта и почты, разбежалась половина солдат. Их стали ловить, кого-то застрелили, и тогда убежали с оружием остальные.

Затем передали, что на площади Цветов и на Фонтанной площади автобусы и грузовики будут забирать всех детей с родителями и повезут в санатории…

Но Нина знала, что мама никуда не двинется, пока папа в экспедиции. Ведь он мог позвонить в любой момент и очень испугаться, что дома никого нет. В воскресенье по радио болтали, что не надо слушать паникёров. Сказали — ситуация под контролем и все хулиганы арестованы. Через час после этого сообщения во дворе Нининого дома застрелили двоих ребят, а потом из окна выпал старик.

А потом радио перестало работать.

Утром в понедельник Валдис зашёл за Ниной, чтобы вместе ехать в гимназию, но занятия отменили. И что самое печальное, куда-то пропала госпожа Ольховец. Вечером Нина набралась смелости и позвонила учительнице домой. Никто не взял трубку. Никто не взял трубку и на следующий день, а в среду стало окончательно ясно, что надо бежать.

Бежать из города, пока не поздно.

Оставалось одно малюсенькое дельце — проникнуть в гимназию и забрать из шкафа в кабинете литературы папку. Белую папку, перевязанную верёвочкой. Мама лучшей подруги, Томы, входила в родительский комитет, она заезжала вчера в гимназию и убедилась, что несколько окон разбито и на первом этаже ночью уже побывали воришки. Сторожа куда-то подевались, сигнализация не функционировала.

Нина поняла, что за рефератом надо бежать срочно, пока… пока школу не подожгли.

— Ты су-су-масшедшая, — заикаясь, выговорил Валдис. — Т-ты что, н-не слыш-шала, что они сделали с Бенни?

Нина слышала, что сделали с Бенни. Она даже видела эту стену в подвале, с которой сняли несчастного учителя, всю утыканную гвоздями. Это было страшно. Однако потерять реферат казалось Нине ещё страшнее. После Валдиса, жуя на ходу, прибежала озабоченная Тома. Она сразу заявила, что никуда не отпустит Нину одну.

Томочка была её самой замечательной подругой. Впоследствии Нина казнила себя за эгоизм. Она вполне могла бы промолчать и не втягивать двоих близких людей в авантюру. Если бы она хоть на секунду могла предположить, каким кошмаром за кончится этот день, она бы станцевала мысленную джигу на обрывках злосчастного реферата. Но, как назло, в эту пятницу интуиция покинула Нину.

Валдис на всякий случай взял с собой кастет, доставшийся ему от пропавшего брата. А Тома принесла газовый баллончик. Нина наскоро оделась, написала матери записку, и все трое вышли в апрельскую морось.

Вышли и сразу попятились назад.

— Ой, мамочки, — прошептала Тома. — Я через двор к тебе бежала, этого не видела.

— К-кто же та-такое мог сделать? — опешил Валдис. — Такое… та-такое не мог с-сделать нормальный человек.

По улице в обоих направлениях двигались десятки пешеходов. Кто медленнее, кто быстрее, может быть, чуть более нервно, чем в прежние, спокойные дни. Но в целом улица Победы выглядела вполне обыденно. Если не считать обилия военных машин и полиции. Проехал пятнистый грузовик, за высокими бортами раскачивались угрюмые солдаты. Навстречу грузовику, мелькая мигалками, пронеслись три чёрные машины кортежа, затем военный бронированный джип.

Но не это привело в шок учеников выпускного класса четвёртой гимназии. Прямо напротив подъезда к толстому стволу тополя садовыми ножницами был прибит роскошный рыжий кот. Нина сразу узнала кота, это был любимец всего подъезда, личный бессменный друг старичков из седьмой квартиры.

— За что? За что же его?.. — Тома не могла говорить.

— Давайте позвоним в седьмую, — Нина вернулась в подъезд. — Мне это не нравится.

— М-мне это тоже не н-нравится, — без выражения произнёс Валдис. Чтобы не стучали зубы, он запихал в рот две пластинки жевательной резинки. — В-вы з-заметили, что никто д-даже н-не остановится?

— Им наплевать, — кивнула Нина. — Бедненький Улисс наверняка орал, но никто даже не подошёл.

Нина нажала звонок в седьмую квартиру. Никто не отозвался.

— Глядите — д-дверь вз-зломана, — пробормотал Шлявичус.

— Нельзя трогать, раз взломана, — рассудила Тома. — Надо вызвать полицию, и не прикасаться пальцами. Теперь надо вытереть звонок, чтобы там не нашли твои… ой!

Нина намотала на пальцы шарф и потянула дверь. Внутри, перегораживая прихожую, лежал старинный платяной шкаф. Из-под него во все стороны торчали осколки зеркала, а задняя стенка выглядела так, словно кто-то долго по ней прыгал. За шкафом ворохом валялись пальто, шубы вперемешку с обувью. На полу плескалась вода.

И очень плохо пахло.

— М-меня сейчас с-стошнит, — признался Валдис.

— Нина, я тебя умоляю, не надо туда ходить, — Тома вцепилась подруге в плечо с такой силой, что Нина невольно охнула.

Она вглядывалась в сырую мглу. Там, в глубине коридора, раскачивались неясные пятна, там блестели заклёпки на распахнутом чемодане, а за приоткрытой дверью в комнате лежало что-то большое, серое, похожее на надутый матрац. Нина с трудом перевела взгляд на чемодан. Он был полон одежды, супруги из седьмой квартиры тоже собирались покинуть город. Но не успели.

— Пошли, — сказала Нина. — Пошли, пока светло, у нас мало времени.

— Это потому что Бог умер, — тихо сказала Тамара. — Он бы такого не позволил, если бы жил.

Они вышли на тротуар, и пошли очень быстро, невольно прижимаясь друг к другу, встречая такие же насторожённые взгляды и пугливые движения. Однако через квартал они свернули на проспект Цветов, и напряжение понемногу схлынуло. Рестораны не работали, магазины с опущенными жалюзи походили на рыцарей, следящих за противником сквозь забрала, но шахматисты сражались на своих излюбленных скамейках, а в уличных кафе под тепловыми зонтиками хохотали подвыпившие завсегдатаи. Вдоль тротуара медленно двигался военный джип, солдаты перекидывались шутками с девушками. Три молоденькие мамаши толкали коляски, рабочие в касках копались в канаве, на площади натужно ревел кран, поднимая съехавший с рельсов трамвай. Подле крана собралась толпа зевак, одни подсказывали, что делать, другие посмеивались, но никто не дрался и не стрелял. Правда, под ногами хрустело стекло, многие окна первых и вторых этажей были забиты фанерой, а в стенах зияли дыры, напоминавшие о ночных перестрелках. Но на каждом углу дежурили строгие полицейские в касках, останавливали подозрительных, проверяли документы.

— Вот видите! — победоносно воскликнула Нина. — Жизнь продолжается, и нечего поддаваться панике!

— Это то-только в це-центре, — уныло сопротивлялся Валдис. — На ле-левом берегу лежат мёртвые, п-прямо на тротуаре, мо-мой папа видел. Там и днём сы-стреляют…

— Пойдёмте скорее, пока светло, — заныла трусишка Тома.

С парадного входа в гимназию они попасть не сумели. Весь переулок на ширину проезжей части превратился в озеро. Озеро парило, по нему бродила мелкая рябь, и невозмутимо плавали две утки.

— Прорвало где-то, — сказала Нина. — Пошли в обход.

Они обогнули многоэтажный паркинг и запертый магазин велосипедов. Балансируя на узком бордюре, возвышающемся над горячей водой, перебрались на боковое крыльцо. Высокие двери были заперты изнутри, и тогда Тома предложила обойти со двора, там, где котлован. Нина сама даже не вспомнила бы, что для рабочих, рывших фундамент под бассейн, специально открыли ещё один вход. Раньше эта дверца, ведущая на заднюю лестницу, стояла заколоченной, пока госпожа Вержу не распорядилась пускать через неё строителей в туалет и в буфет.

Во дворе вдруг погасли все звуки с улицы. И без того угрюмо молчаливый город совсем затих. У Нины по коже внезапно пробежала волна озноба. Вроде бы ничего страшного не случилось, но она впервые пожалела, что отважилась сюда прийти. Может, стоило послушать Валдиса и повернуть назад?..

Где-то на крыше каркнула ворона, и снова всё стихло, только ветер слегка подвывал среди штабелей кирпича. Гимназия насуплено взирала на них десятками тёмных запылённых окон. Стены здания и оба кирпичных флигеля покрывали густые меловые отложения. Нина покраснела — раньше здесь не писали такой похабщины. Вся эта гадость появилась совсем недавно.

— Смотрите, что пишут, — прыснула Тома. — «Дети, не ежте бульенныи кубеги, их делают из радиактивных атходафф»

— Мо-может, всё-таки ее-вернёмся? — предложил Валдис. — А вдруг вну-нутри кто-то есть?

Они обошли котлован по кромке. На дне, точно рёбра засыпанного динозавра, торчали первые забитые сваи, валялись доски и мешки с цементом. Две бетономешалки задрали в зенит жерла, как голодные птенцы. Инженеры так спроектировали бассейн, что котлован получился очень глубокий.

— Обана, поляну вижу! — раздалось позади Нина не успела испугаться, а их уже окружили.

Она их сразу узнала и потому потеряла последнюю возможность бежать. Собственно, ей не пришло бы в голову убегать от ребят из параллельного класса.

— Какие люди? — заржал Дим Росси и потянулся ущипнуть Тому за мягкое место.

— Оставьте нас в покое! — взвизгнула Тома.

— Э, Боб, нам не рады? — изумился Дим.

— Тема щастья не раскрыта, — отозвался Боб Илинеску и плюнул под ноги Валдису.

Нине стало нехорошо внизу живота. Что-то с парнями было не так. Она хорошо умела различать, когда человек пьяный, но эти не пили. Вероятно, они накурились дури? Раньше в стенах четвёртой гимназии это казалось немыслимым, запредельным преступлением. За одно подозрение выгоняли сразу, невзирая на фамилию ученика.

— Ребята, вы чего заводитесь? — миролюбиво спросила Нина.

У неё ёкнуло сердце. Кроме Дима и Боба, Гарчава приметила ещё двоих парней помладше, а затем из-за штабеля кирпича с кривыми ухмылками вышли Фатих Хусаинов и Тофик Арков. Нина ухватилась за них, как за спасительную соломинку. Ей подумалось, что парни их просто разыгрывают, нарочно спрятались, чтобы попугать, разболтались за дни вынужденных каникул, вот и всё. Фатих и Тофик были свои, свои в доску, они учились вместе с Ниной с первого класса, правда, никогда с ней не дружили.

— Что, кукла, не надоело целкой ходить? — спросил Фатих.

Нина ещё не до конца переварила его вопрос, когда этот молокосос Киса подобрался вплотную к Валдису и со всей силы влепил ему ботинком по заднице. Парни загоготали, Валдис побледнел.

— Упс, прости! — Киса изобразил реверанс.

— Слив засчитан! — закричал низкий веснушчатый крепыш. Нина никак не могла вспомнить его имени. Кажется, он учился с Владом Кисановым в одном классе.

— Вали отсюда, обсос! — велел Валдису Киса.

— Или не терпится стать девочкой? — загоготал Боб.

Валдис бочком стал отступать, пока не упёрся спиной в стену. Так же бочком, не отрываясь от стены, он протиснулся мимо Дима Росси, тот резко повернулся и зарычал, изображая обезьяну, Валдис поскользнулся, чуть не сорвался в котлован, и под улюлюканье парней кинулся со всех ног бежать.

У Нины отвалилась челюсть. Она глядела вслед своему защитнику и самому надёжному другу, её губы что-то шептали, а ноги превратились в две колонны из песка. Кажется — толкни кто-нибудь одним пальцем, и — завалится набок, как пляжная скульптура.

— Йопт, ты чо рылом крутишь? — Фатих дыхнул на неё пивом и мокрым табаком. Нину замутило, когда он приблизился вплотную. — Чо, с нормальными пацанами в падлу трахаться? Вон твой обсос поскакал!

— В Бобруйск, животное! — радостно закричал Киса и запустил в Валдиса обломком кирпича. Шлявичус пригнулся и побежал дальше на полусогнутых, точно нёс мешок с грузом. Он уже миновал котлован, до калитки в заборе оставалось совсем немного.

— Пусти её! — твёрдо сказала Фатиху Тома. Она ввинтилась между Ниной и парнем, решительно отпихнув его двумя руками.

— Ну, ты жжошь, коза! — хохотнул Боб. — Она что у вас, самая центровая секс-бомба?

— Ты что? Где она, и где секс? — откликнулся Тофик. — Эту корову разве что слепой инвалид трахнет!

— Э, коза, замачи сибя веслом в сартире!

— Погоди! — Дим Росси в один прыжок преодолел мостки. Нина успела заметить, что он передвигался как-то не по-человечески, плавающими невесомыми прыжками, помогая себе, где только возможно, руками. — Погоди, почему пустить?

— Как почему? — растерялась Тома. — Потому что она не хочет с ним разговаривать. Пусть сначала зубы почистит и помоется!

Тут Дим Росси произвёл крайне странный манёвр. Левой, удивительно длинной, рукой он схватил Нину за волосы и запрокинул ей голову назад, причём сделал это так молниеносно, что она даже не пискнула. Затем, так же быстро, приблизил свой нос вплотную к её шее, быстро провёл им до виска и… отпустил.

Нина замерла, приходя в себя. На горле и щеке остался горящий след от его колючей щетины, а на сетчатке — мгновенный снимок его раздувающихся ноздрей. Сказать по правде, от Дима воняло ещё сильнее, чем от Фатиха, но Нину его резкий, необъяснимо-знакомый запах почему-то не оттолкнул. Хусаинов действительно не мылся несколько дней или недель, а Дим Росси… он пахнет так, как пахнет человек.

— Низачот, — засмеялся Росси. Нине показалось, что в нижней челюсти у него слишком много зубов. — Не гони баян, я спросил конкретно. И не дёргайся, мне вы обе не нужны. Только ты гонишь. Тебе дай чистого, ты и чистого обломаешь, мой зубы или не мой.

— Йопт! — утвердительно покивал Киса.

— Потому что девушка должна выбирать, с кем ей идти, — Тома покраснела.

— Дим, эта кукла ни с кем не ходит, — подсказал Тофик Арков. — Она вошкается с этим обсосом, которого мы прогнали, но — гадом буду, ему тоже не даёт.

— А может, даёт, да не туда? — пакостно захихикал приятель Кисы. — Давай проверим, а?

Нине от его смеха сделалось дурно. Они всё так же стояли плотной группой — она сама, Тома, Фатих с его жутким гниющим ртом и сбоку — расслабленный, весь какой-то чужой, Дим Росси.

— А почему я тебе не нравлюсь? — обратилась она к Диму, надеясь выиграть время. Женским чутьём она уловила, что именно он в этой шайке заводила и может как-то повлиять на остальных. Но Дим, к её великому разочарованию, уже потерял к ней интерес.

— Ты не моя баба, — просто и грубо отрубил он. Нина покраснела. По идее, ей следовало обрадоваться такому повороту дел, но вместо радости она почувствовала себя оскорблённой.

— А кто тогда твоя? — крикнула она ему в спину.

— Да хрен её знает, — отозвался Росси, и в голосе его прозвучала почти детская обида.

Нина сразу поверила, что ему нелегко, раз он вынужден был её понюхать, как нюхает самку волк или конь. Понюхал и отошёл, разочарованный.

— Так что я, по-твоему, должна быть девушкой Хусаинова?

— А он больной, ему по барабану — отмахнулся Росси.

— Ахтунг. Тема любви не раскрыта, — сплюнул Тофик. Он закурил, откровенно разглядывая Нину зеленоватыми глазами. — Эй, Саид, задроту сам дери, мы лучше отличницу воспитывать пойдём.

— Это кто задрота? — прошипела Тома. Дальнейшее произошло слишком быстро. И хотя Нина едва не довела себя потом до петли, остановить или что-то изменить не сумел бы и спортсмен с самой лучшей реакцией на свете.

Тома забыла про Фатиха и, выставив ногти, ринулась к Тофику Аркову. Он был выше её на голову и тяжелее раза в два. Тофик слегка оттолкнул Тому, она отлетела назад, задыхаясь, обеими руками держась за грудь. Отлетела, чтобы упасть в объятия Кисанова. Киса схватил Тому поперёк живота, полез ей под свитер, но получил коленкой в пах. Он согнулся, страшно ругаясь, и со всей силы отпихнул Тому локтем.

Нине нужно было сделать всего три шага, чтобы схватить подругу за руку, но она успела сделать только один. Томины сапожки поехали по льду, спиной она сбила хлипкий деревянный заборчик и исчезла.

Тома даже не успела закричать.

— Скорее! — Нине не хватало в лёгких воздуха. — Скорее же, бегите за врачом! Её ещё можно спасти!

— Йопт, намано, — заглядывая в котлован, деловито подвёл итог Тофик.

— Зачот, — согласился Киса.

Больше всего на свете Нина боялась сейчас не обкурившихся парней. Она боялась подойти и заглянуть за край десятиметрового обрыва, откуда не доносилось ни звука. Но к яме ей подойти не позволили. Обиженный Хусаинов снова дыхнул на неё табаком, а затем хлёстко ударил по щеке.

И тогда Нина поняла.

Они не собирались бежать за врачом. Они тут нарочно торчали, искали, на кого бы напасть. Или шлялись случайно, уже неважно… Нина мигом простила Валдиса, потому что ему повезло. Если бы он остался препираться, эти подонки столкнули бы и его.

— Ахтунг! Велкам всех в бэдрум, — перекошённое лицо Хусаинова сменила улыбающаяся рожа Боба Илинеску, и Нину грубо поволокли через чёрный выход в чрево гимназии.

— Послушайте, не надо… — Нина обращалась исключительно к Диму Росси; он неторопливо вразвалку шёл в конце процессии и запер изнутри дверь. — Отпустите меня, ради бога, Христом вас заклинаю.

— Это как? — Росси подвигал в воздухе пальцами, сложенными щепоткой, будто пытался что-то нащупать в пустоте. — Как это — «Христом»?

Фатих и Боб на секунду остановились. Похоже, их забавляла беседа.

— Верите же вы хоть в кого-нибудь? — Нина отчаянно хваталась за последнюю соломинку. — Ведь не может быть, чтобы тебя родители учили убивать и мучить тех, кто слабее?

— Верить? — Дим наморщил лоб. Боб и Киса глупо ухмылялись. — А зачем мне верить? Если я не сдохну сегодня, то сдохну завтра, вот и всё.

Она отчаянно сопротивлялась, дважды укусила кого-то за руку, но в ответ получила несколько таких затрещин, что мир задвоился в глазах. Её волоком втащили в приёмную директора, кинули на диван и прижали коленями к холодной коже. Потом они пыхтели, рвали на ней одежду, мешая друг другу. Нина хотела попросить, чтобы снимали аккуратно, иначе как же она пойдёт в разорванном домой? Но потом всё заслонили ярко-зелёные, с прожилками, бешеные глаза Фатиха, и она впервые заорала по настоящему, поскольку поняла, что никто её домой не отпустит.