Премьера

Если бы можно было, Петя прожил бы тот день по-другому с самого начала. Ну, пусть не с начала, а с того момента, когда он вспомнил, что идет в нечищеных ботинках. Из-за них он и задержался ровно на столько, что у самой парадной его успел перехватить Савва.

- Ага-а, вот повезло! - закричал он. - Вот повезло, так повезло!

- Кому повезло? - спросил Петя.

- Как кому, тебе! Пошли скорей!… Ты и приодет хорошо, я смотрю, и ботинки у тебя начищены!

Не надо было Пете и спрашивать «куда», не надо было. Раз уж встретил Савву, можно было постоять для приличия три минуты или попросить, чтобы Савва его проводил до угла, а в подробности не вдаваться, мало ли у кого какие дела.

Но Петя спросил:

- Куда?

- Ах, ты прыгать будешь от радости, когда узнаешь! Я шел и думал: застану или не застану!… Ну, как тебе повезло!

И это можно было пережить, подумаешь! Но Петя и тут не удержался.

- Ну, куда, - спросил он нетерпеливо, - куда?

- В цирк, на премьеру, вот куда! Родители должны были пойти, но к ним пришли гости. Ты хоть соображаешь, что такое премьера? Первое представление! Дрессированные аравийские львы! Рр-рры!… Рр-рры!… Морские котики! Мяу-мяу!… Одновременно на манеже пять клоунов! А у нас первый ряд! Чего там только нет: наездники, эквилибристы!… И все это еще никто не видел! Голову даю на отсечение, что мы из всей школы будем первые!

Конечно, тут по-разному можно было реагировать, например, спокойно выслушать и сказать: «Ты не обижайся, Савва, но, пока есть время, давай лучше позвоним Леше Копейкину». Или хлопнуть Савву по плечу и воскликнуть: «Ах, какая обида, у меня как раз сегодня дела!»

Но аравийские львы уже метались в бессильной ярости перед Петиным взором. И он сказал:

- А морские котики не мяукают.

- Конечно, не мяукают! - воскликнул Савва. - Это я так! А впрочем, не знаю. Ни разу в жизни не видел! Ну, что ты стоишь, пошли скорей!

Нужно было сказать: «Ты не обижайся, Савва, но давай лучше позвоним Леше Копейкину!»

- Побежали, вон наш автобус!

Нужно было сказать: «Ты не обижайся, Савва, но давай лучше позвоним Леше Копейкину!»

Но он побежал.

Побежал вслед за Саввой вдоль тротуара, а автобус подмигивал ему красным глазом, и это подмигивание гипнотизировало Петю, так что уже повернуть назад не было никаких сил.

И вот он в автобусе. Передает десять копеек.

- Оторвите, пожалуйста, два билета, - говорит.

А еще не поздно было воскликнуть: «Савва, ты не обижайся, но я с тобой всего одну остановку, нам как раз по пути!»

Но уже гремел «Выходной марш» из кинофильма «Цирк», и Петя видел, как, поглядывая через плечо на залитую огнями арену, взмахивал палочкой капельмейстер.

- А что это у тебя в руках так аккуратно завернуто? - спросил Савва, имея в виду нечто, укрытое со всех сторон плотной бумагой.

И Петя ответил как ни в чем не бывало:

- Цветы…

- Ах, ты не представляешь, как это кстати! - воскликнул Савва. - Это черт знает, как кстати! Как ты догадался? Ведь у нас с тобой первый ряд! Дрессировщица во втором отделении, но они не завянут и не замерзнут, ведь в цирке тепло!

Нет, еще не поздно было сказать: «Савва, ты не обижайся, но цветы предназначены совсем другому человеку, совсем другому, ты понимаешь?…»

Но Петя уже не был безучастен к тому, как сохранить цветы до конца второго отделения, и он сказал:

- А мы попросим их в воду поставить.

Вот с этой минуты все и было кончено.

То есть нет, с другой стороны все только начиналось: толчея у входа, проверка билетов, очередь в гардеробную и наконец вспыхнувшая вдруг алым ковром арена. Но если иметь в виду Петино душевное равновесие, то в тот миг, когда он предложил поставить цветы в воду, оно кончилось и началось сплошное терзание.

Правда, Петя об этом еще не подозревал, потому что, сидя вместе с Саввой в первом ряду, весь млел от страха и удовольствия, наблюдая за работой эквилибристов.

Он все ладоши отхлопал, когда по замкнутому кругу арены мчался, стоя в седле, всадник с красным полотнищем.

Он хохотал до слез, когда у незадачливого пианиста клавиши все вылетали да вылетали - и вдруг взорвался рояль! Какое уж тут терзание…

Мог ли он предположить, что именно в тот момент, когда он подталкивал Савву и, смеясь и корчась от смеха и умирая от хохота, только и в силах был выдавить из себя: «Вот здорово!… Ой, не могу!… Мне худо!…» - мог ли он предположить, что именно в этот момент его мама звонит по телефону и, улыбаясь от удовольствия, говорит:

- Алиса, милая, поздравляю тебя с днем рождения! Расти большая, красивая, умная! Тебе понравились цветы?

- Какие цветы? - тихо спрашивает Алиса.

- Которые принес Петя. Это и от меня, и от папы нашего, разве он не сказал?

- Вы извините, - после молчания отвечает Алиса, - но тут какое-то недоразумение… Мы ждали Петю, но его у нас нет.

- Как нет? Он же ушел часа полтора назад… И цветы понес. Ничего не понимаю. Ах, уж не случилось ли с ним чего-нибудь?…

Да, именно в этот момент с Петей случилось то, что он, изнемогая от смеха, чуть не вывалился с кресла на арену, хорошо, что его поддержал сосед.

Все, что было дальше, нет необходимости пересказывать, так как и без того ясно, что ничего хорошего не было.

И вот последнее напоминание: «в циркуляторах не нуждаемся». Как точка в конце предложения. Как печальный итог.

И тогда Петя послал еще одну записку - Леше Копейкину:

«Совершенно секретно! Прочитать и уничтожить! Двенадцать часов пополудни. Циркуляр серия 2 номер 12/21. Сидящей впереди вас воображуле дать тычка. О выполнении доложить».