Шашурин ДмитрийЛесная не Вестсайдская история

Шашурин Дмитрий

Лесная не Вестсайдская история

Папа Заяц с мамой Зайчихой устроили Зайчишку в лесную консерваторию.

Учили Зайчишку самые лучшие преподаватели: Петух - чирикать, Индюк соловьиному пению, а Воробей - кукарекать. Так уж у них сложилось расписание.

Петух мог бы, конечно, поменяться с Индюком, но тогда Воробью выходило не с кем меняться. Индюк мог бы поменяться с Воробьем, но тогда ни при чем оставался Петух. Воробей же с Петухом и сами не стали бы меняться, потому что тогда выходил грубый намек на что-то непристойное относительно Индюка.

Кроме того, все разговоры о всяких обменах беспочвенны. Индюку за соловьиное пение платили самую высокую ставку в консерватории - грецкими орехами. Тогда как Петух получал просо пополам с чечевицей, а Воробей овес, хотя и в некотором виде полуфабрикатом, но с конюшни. Со всех веток зрения Индюку какой бы то ни было обмен, что Волку - молитвенник.

Поэтому даже никто даже и не мечтал изменить сложившееся в консерватории расписание.

Преподаватели совершенствовали и углубляли освоение своих предметов.

Петух с Воробьем все свободное от лекций время работали над собой самостоятельно. Петух - чирикал. Воробей - кукурекал.

Они занимались этим так усердно, что не только никогда не вспоминали о собственных голосовых данных и возможностях, но даже и сны им снились строго соответствующие расписанию: Петуху - чирикальные, а Воробью - кукарекальные.

Индюк пошел еще дальше, еще самостоятельнее углубился в предмет, и ему уже даже не снилось соловьиное пение, а снилась самая глубокая, сокровенная теоретическая основа соловьиного пения и, пожалуй, точнее сказать, всего вокально-музыкального искусства, которая в очищенном виде напоминала стройную, как кристалл, структурную формулу. Она снилась совершенно отчетливо, она будто вызванивала, высвечивала искорками ребрышек и граней:

- Шалты-балты, шалты-булты! Индюк-испусти-красные-сопли!

Но когда Индюк просыпался, такая ясная в сновидении формула тускнела, будто ее окутывал туман, и пропадала из сознания.

Зайчишке тоже хватало забот. Чем дальше Зайчишка учился, тем хуже он чирикал и кукарекал, не говоря уже о соловьином пении.

Спасибо еще, что никто ничем, кроме как Зайчишкиными отметками, не интересовался. Постепенно Зайчишка стал подумывать, что дело не в науке, не в учении, а в чем-то другом.

К тому времени как он получил диплом об окончании лесной консерватории, Зайчишка, наконец, понял, что талант - главное, только талант, все остальное трын - заячья капустка.

Мужественное это открытие помогло Зайчишке принять твердое решение посвятить свою жизнь спорту. Он без сожаления бросил музыку и поступил тренером в лесную спортивную школу. Тренировать слонов в ужином ползанье.

Нашлись в лесу и такие, что сочли Зайчишкин поступок сомнительным, и такие, от кого не услышали ничего, но все согласились в конце концов, что это дело обычное, банальная история об Зайчишке не совсем на своем, или об Зайчишке совсем не на своем, или об Зайчишке на чужом месте.

Осталось Зайчишку оставить в покое, забыть его банальную историю. А она не забывается - Зайчишка-то на виду. У Зайчишкиной жены - манто. В Зайчишкиной норе - рояль, ковры, телевизор. На кухне холодильник, набитый кочерыжками. И сам Зайчишка счастлив.

Судить Зайчишку не за что. Работает, не ворует. Только что не на своем месте.

Нашлись в лесу и такие, что совсем отвернулись от Зайчишки, и такие, которые совсем повернулись к Зайчишке, и такие, у кого не заметили никакого движения, но все вдруг поняли, что на своем-то месте Зайчишку давно бы Волк сожрал.

Ведь как получилось. Подкарауливал Серый Разбойник Зайчишку на узкой дорожке, и подкараулил. Зайчишка - нырь под куст, Волк - сиг через куст, да вперед по-зайчиному. А впереди Зайчишки нет, он под кустами по-ужиному. Покуда Волк соображал, удивлялся - Зайчишка спасся. Да не один раз, да не от одного Волка.

Плюнули Волки на Зайчишку.

- На наш век, - говорят, - нормальных зайцев хватит. Съедобных. А этот, говорят, - психованный. Считайте, - говорят, - что мы тоже от него совсем отвернулись.

Ну, как тут не задуматься. И чем больше в лесу задумывались над Зайчишкиной историей, тем она получалась сложнее. Из-за сложности ее предлагали даже назвать Вестсайдской. Не потому, что она вначале была связана с музыкой, и не потому, что происходила в Бознатьгдемском лесу, а просто из-за сложности.

Правда, многим вдруг захотелось, чтобы все это лучше случилось в Бознатьгдемских джунглях, особенно из-за слонов, которых тренировал Зайчишка.

К несчастью, со слонами все разъяснилось по-другому. Откуда было взять в смешанном лесу слонов? Давно уже, еще до Зайчишки, каждые два слоновых места во всех спортивных школах принимали по одной Мыши. Мыши в любом лесу есть, а не только в Бознатьгдемском.

Вот и выходит, что хоть и сложная Зайчишкина история, а все-таки не Вестсайдская.

Нашлись, конечно, и такие, кто соглашаются, и такие, которые упираются, и такие, у кого не проявилось никакого отношения, но все вдруг вспомнили, что в Бознатьгдемском лесу тоже не водятся слоны.

Это обстоятельство сочли таким важным, что взволновались ужасно.

И зря. Ведь никакой слон, даже самый большой, не в состоянии заслонить талант, даже самый маленький.

- А растоптать? - спрашивают. - Может слон растоптать талант или не может?

Этим вопросом и заканчивается эта хоть и сложная, хоть и связанная с музыкой, но все-таки не Вестсайдская лесная история.