Шавина Виктория Научи меня летать

Часть I. Поражение Глава I

- Ты убит! - закричала она торжествующе и страшно.

Алый плащ развевался за её плечами, будто тяжёлые крылья. Золотые кудри сверкали в лучах Солнца. Воздетая к небесам рука сжимала копьё.

Воин повалился на землю, и та приняла его мягко, как и всех побеждённых; она одна не ведала предрассудков и каждому давала приют. Воин смотрел на оружие в руках победителя и пытался представить, как сбегала бы кровь по острию. Но чужое копьё осталось чистым.

Он был убит в саванне под нестерпимо сияющим небом. И в то же время ему хотелось чихать от пыли, а жар нагретой земли уже проник сквозь одежду.

- Ой! - раздался детский голос. - Твоя мать смотрит.

- И идёт сюда, - встревожено добавила победительница, опуская руку, в которой не было никакого копья.

Погибший воин быстро сел.

- Нас будут ругать, - снова запищала младшая из двух белокурых девочек. Ей было всего три года, но она всюду ходила за старшей сестрой, а той уже два месяца как исполнилось семь.

- Вставай! Отряхнись, - суетилась недавняя противница. Она сбросила с плеч старый дырявый мешок.

Побеждённый со вздохом поднялся и стал неловко бить рукой по рубашке там, где пыли на ней вовсе не было. Воин, который должен был хоть в этот раз умереть, превратился в шестилетнего мальчишку: рыжего, взлохмаченного и нескладного.

- Хин! - его окликнул вечно недовольный и требовательный голос матери.

Он не стал оборачиваться. Старшая девочка несмело потеребила его за рукав:

- Хин, обернись. Госпожа разозлится.

- Пусть злится, - буркнул он. - Она всегда злится.

- Хин! - теперь голос мужчины, низкий, гнусавый.

Мальчишка зло улыбнулся: "Они думают, я глухой".

Обе девочки отступили на шаг и уставились в землю, Хин поднял куртку и перекинул её через правую руку. Как он и ожидал, мать схватила его за плечо и, больно рванув, вынудила обернуться к себе. Мальчишка опустил глаза, как и две летни.

- Смотри на меня, - велела женщина. - Что ты здесь из себя изображаешь? Почему играешь с ними?

Он не ответил и не пошевелился. Мать хлестнула его по щеке и, наткнувшись на взгляд исподлобья, требовательно повторила:

- Ты почему снова играешь с ними?

Испугавшись, что она накажет девочек за его строптивость, Хин пробормотал:

- Я… только…

- Только? - взвилась мать. - Сколько раз я тебе говорила! Нет, не "только". Ты поступаешь мне назло!

- Госпожа Одезри, - осторожно вмешался мужчина.

Надани немедленно обернулась к нему:

- Тадонг, разве это подходящая компания для будущего наследника?! Скажи мне, в чём я не права?!

Летень что-то забормотал, соглашаясь.

- Я не наследник, - перебил его мальчишка.

Щека горела, он чувствовал злость, но стоило матери вновь повернуться к нему, как случилось то же, что и всегда: он не смог закончить мысль - вместо этого начал мямлить.

Обе девочки были свидетелями его позора. Хин подумал, что хуже быть не может, и, сам не понимая, как это вышло, вдруг разрыдался от досады и стыда.

- Боги! - с раздражением выдохнула мать, обнимая его. - Во имя Налиа, успокойся. Да что ты, в самом деле…

Её усталые интонации не скрыли пренебрежения.

Они жили в старой крепости. От деревни к ней вела дорога, которую и пешком можно было пройти за двадцать минут, однако Надани каждый раз приказывала закладывать экипаж. По дороге обратно она вспомнила день, когда впервые увидела свой новый дом. Возраст сына подсказывал ей: это было шесть лет назад.

Крепость построили не летни. На сером камне стен в другой стране - Весне или Осени - мог бы расти мох, но стены остались голыми, горячими от Солнца. Вода во рву давно высохла, и он обратился в огромную яму, медленно наполнявшуюся песком.

Небо было пасмурным, воздух - душным, и молодая женщина долго стояла, точно завороженная неприветливой картиной. Здесь не на что было смотреть, и вместе с тем она не могла отвести глаз - разбивались её мечты.

Мост дрогнул и стал опускаться под натужный скрежет цепей, и что-то дрожало в груди Надани, откликаясь на звук. Последний резкий рывок; с моста осыпалась пыль, мелкие камни с шорохом упали в яму. Восходило Солнце и отчего-то - никогда больше женщина не слышала в крепости этого запаха - пахло цветами.

Размеренный стук каблуков возвестил о появлении помощника. Надани не была знакома с ним до тех пор и пыталась отказаться от его присутствия, но уванг Сирин был непоколебим. Помощник оказался немолодым весеном Гаэл: русоволосым, черноглазым, тихим и нетребовательным - словно присыпанным пеплом. И, к ужасу молодой женщины, ведуном.

- Я, конечно, благодарна, - запинаясь, выговорила она тогда, - но… вам лучше вернуться в Обитель.

- Я ваш управляющий, - уныло произнёс ведун. - Я посвящён в договор. Вы не сможете меня заменить, сожалею.

Надани смирилась - ей нужен был рядом человек, который знал её историю. Тот, с кем она могла говорить, не опасаясь предательства, и чьи советы могла считать достойными внимания.

Поблагодарить уванга Надани не успела - тот уехал в неведомые края. Молодая женщина, узнав, вспомнила горы и недолгий разговор о том, что за ними. Воспоминания не причинили боли, но заставили пустоту на сердце беспокойно ворочаться. Рождение сына ничего не изменило - он стал казаться ей чужим ещё до того, как научился говорить. Слишком много было различий: ребёнок рос быстрее, чем, как казалось Надани, должен был. Обеспокоенная, она расспрашивала Танату - единственную летни в деревне, которая помнила старшего Хина и даже приходилась ему дальней родственницей: то ли дочерью троюродной тётки, то ли кем-то ещё. "Всё хорошо, дорогая, - убеждала та, - твой мальчик растёт, как и все наши дети. Славный будет воин".

Но воин из Хина не выходил, а то, что выходило, пугало Надани.

Вернувшись из деревни, она оставила сына на попечение Тадонга, а сама удалилась в кабинет, переоделась из летней одежды [1] в весеннее платье [2] и пригласила ведуна - поговорить об итогах недели, привести в порядок мысли, но сама не заметила, как сбилась и заговорила о том, о чём пыталась научиться молчать.

- Он снова играл с двумя сиротками Бобонака! - она нервно крутила в пальцах платок. - Сегодня за домом Танаты.

Её кабинет был заставлен безделушками: камнями для коллекции, которую она начала собирать и забросила; дорогими перьями; оберегами, которые местные делали из любых материалов, попадавшихся им под руку; кругами для гадания; свитками - их Надани лишь перекладывала с места на место, но не читала. Её взгляд упал на засохшие цветы в вазе. Она уверенно подошла к ним, взялась за хрупкие стебельки и замерла, словно в нерешительности. Цветы пахли так же, как и всё здесь - пылью.

- Боги… - женщина принялась ломать стебли снова и снова, мелко кроша их в вазу.

Ведун сидел в кресле, одном из десяти, привезённых из Весны. Жёлтый бархат обивки обрамляли затейливые изгибы чёрного металла, и Надани уже много раз жалела, что не попросила сделать кресла совсем другими - металл, металл, металл, раскалённый Солнцем, и пыль - это тоже было Лето. Всюду, даже в кабинете, напоминала о себе чужая страна. Уванг Сирин был прав, когда предупреждал её не приезжать сюда, но она хотела, чтобы сын жил там, где родился и вырос его отец.

- Сыновья Марбе-уана плохо к нему относятся, - после долгого молчания уныло произнёс ведун.

- Но они - его круг! - Надани резко встряхнула руками, оборачиваясь, и сухие стебли упали на мягкий ковёр. - А он играет с девчонками. И, Боги, Гебье, он снова изображал умирающего. Его убивают в играх! И кто! Что будет дальше?!

Ведун вздохнул и посмотрел в окно.

- Вы спрашивали его, почему он проигрывает?

- Я? - Надани откинула голову и горько рассмеялась. - Я не могу с ним говорить. Порою мне кажется, что он меня ненавидит.

Последние слова она произнесла совсем тихо. Ведун молчал.

- Гебье, он такой нервный! Мальчик не должен быть таким, он же будущий воин. Он и так другой, ты понимаешь: мои волосы, бледная кожа - он совсем не похож на отца, он как чужак. Я боюсь за него. Я не хочу, чтобы они смеялись над ним, не хочу, чтобы он был изгоем!

- Но он изгой, - заметил ведун и снова замолчал. Он мог помочь только делом, но Надани ещё до рождения сына взяла с него слово не говорить с Хином.

Женщина тоже посмотрела в окно, потом переставила несколько вещей на полке. Наконец, успокоившись, произнесла:

- А ты что хотел мне сказать? Что-то плохое ещё случилось?

- Возникла трудность, - ведун повернулся к ней. - Уванг Онни не признаёт ваши права на землю.

- Чудесно! - вырвалось у Надани.

- Прочесть вам письмо?

- Назови только причину.

- Вы не благородной крови, - тихо сказал Гебье, предвидя бурю.

- Ах! - Надани криво улыбнулась. - Изящная формулировка. А кто здесь благородной крови? Может быть, Каогре? Или Марбе? Или сам уванг Онни? Скажи мне: кто - из наших соседей? Назови хоть одного!

- Парва-уан, - уныло промолвил ведун.

Надани скомкала платок и убрала его за пояс.

- Ты же понимаешь, - мрачно выговорила она, - дело только в том, что я чужачка.

- Не переживайте так, - утешил Гебье. - Новость плохая, но Сирин-уванг это предвидел. Мне лишь нужно, чтобы вы разрешили отправить письмо.

- Кому?

- Благородному, который приедет сюда и заявит свои права на землю. Они вполне законны. Его задача ему также известна: позаботиться, чтобы вы и ваш сын могли жить на земле Лета, как и прежде. Только не могу обещать, что это будет легко.

- Кому именно? - нетерпеливо повторила Надани.

Ведун опустил голову:

- Не пугайтесь: я не знаю, кому именно. Право на владение землёй было куплено Сирин-увангом. Когда он решил уехать, то передал его народу Сил'ан. Они выберут представителя и пришлют сюда.

Надани опустила веки, на её лице появилось раздражённое выражение.

- Сил'ан? - медленно выговорила она. - Это что ещё за народ?

- Они правят Весной и пришли сюда из Великого Мира, - коротко ответил ведун. - Но должен предупредить: они живут в закрытых от людей поселениях.

- Почему?

- Мы недостаточно различны и недостаточно похожи.

- Что? - Надани открыла глаза и, хмурясь, присмотрелась к ведуну.

- Мне было приказано сказать вам только это, - вздохнул тот. - И вновь спросить разрешения отправить письмо.

- А если мой ответ: нет?

- Значит, нет.

Ведун поднялся, поклонился и направился к двери. Надани сделала глубокий вдох и окликнула его:

- Гебье!

- Да?

- Да. Что мне ещё остаётся.

Двор крепости был завален рухлядью. От моста до ворот его вымостили камнем, в других местах сухая земля мешалась с песком. Тадонг стоял у обломков старой телеги, скрестив руки на груди, и всё поглядывал на крепость. Он вырос в зоне Умэй, граничащей с Весной. Климат там был прохладнее и мягче, а одежда - куда приличней, по мнению Тадонга. "Именем небес, - думал он, - уж лучше бы даже набедренная повязка. Но это… это облегающее платье… Как можно в нём чувствовать себя мужчиной?"

Ему не терпелось переодеться, но прежде нужно было передать юного Одезри няне, а та всё не показывалась. Тадонг побарабанил пальцами по предплечью. Хин хмуро взглянул на него сквозь длинную чёлку.

- Хоть бы улыбнулся, - попенял ему мужчина. - Я бы хохотал от души, если бы в детстве увидел своего отца в таком наряде.

Хин уставился куда-то прямо перед собой. Тадонг коротко вздохнул:

- Вот ты опять стоишь, что статуя. Уже сколько? Минут пять. Переживаешь что ли?

Рыжий упрямец молчал. Мужчина помассировал переносицу, тоже помолчал какое-то время и заговорил вновь, пытаясь избавиться от чувства неловкости:

- Помнишь, госпожа Одезри велела тебе играть с близнецами. Пойдём, поищем их?

Хин закрыл уши ладонями. Тадонг выставил перед собой руки в примирительном жесте и вновь оглянулся на крепость. Няню он там не увидел.

Двор пересекли три стражника в набедренных повязках и скрылись под навесом у стены. Дозорный громко храпел в тени. Тадонг изнывал от скуки и палящего Солнца. Он вновь посмотрел на Хина: мальчишка сильно потел в тёплом костюме [3], но не уходил с солнцепёка. "У него точно не всё хорошо с головой", - мужчина взял юного Одезри за руку и отвёл в тень стены. Хин не сопротивлялся, но по-прежнему молчал и вновь застыл без движения, как только они остановились. Тадонгу стало не по себе, и тут, наконец, из крепости вышла молодая девушка в длинной белой рубашке служанки.

- Ну, Хин, - радостно провозгласил летень, торопясь уйти, - вот твоя няня. Она о тебе позаботится.

- Меми, - тихо пробормотал мальчишка, разглядывая себя в тусклое овальное зеркало, - почему я не могу одеться как остальные дети?

Служанка весело улыбнулась и затараторила:

- Как же можно, господин Одезри! Вы посмотрите на ваших гостей - двух наследников уана Марбе. Они - не то, что остальные, и одеваются поэтому иначе. Так же и вы.

Хин, хмурясь, повернулся боком. В одежде, которую так нахваливал Тадонг, не было ничего красивого. Из-за неё казалось, что живот большой и выпуклый, а ноги выше колен - раздуты. Чулки и подвязки мальчишка втайне ненавидел - ноги из-за этой пакости уставали, даже если он просто сидел, а коли надеть ещё туфли… Нет, это была не одежда, а орудия пыток.

- И совсем не так же, Меми, - грустно сказал он, насмотревшись на уродливый силуэт. - Они благородные, а я нет. Разве я не должен носить то же, что и люди в деревне? Они такие красивые: стройные, лёгкие. Я даже Вельрику не могу догнать.

Хин досадливо пнул туфли на каблуках, а служанка почему-то рассмеялась.

- Им хорошо так под небом бегать, - она подняла туфли и поставила их перед мальчишкой. - А вам зачем в бальной зале? Там нужна другая красота.

"Какая же это красота?" - молча спросил у зеркала Хин. Меми приняла его молчание за согласие и защебетала:

- Надевайте ваши туфельки, а я вам помогу с беретом.

- Нет! - вырвалось у мальчишки.

Служанка весело приподняла брови:

- Да будет вам, господин Одезри. Госпоже он очень нравится.

- Пусть сама его и носит, - пробурчал Хин. - Он смешной.

- Ну, так вы улыбайтесь, - посоветовала Меми и с удовольствием взяла в руки маленькую бархатную шапку.

- Пожалуйста! - взмолился мальчишка.

- Сожалею, - улыбаясь, няня пристроила берет на рыжих волосах и закрепила четырьмя шпильками. - Вы же хотите порадовать госпожу?

Хин опустил голову.

- А теперь я должен играть с этими благородными?

- Правильно, - улыбнулась Меми.

Мальчишка поплёлся к выходу из комнаты.

Близнецы, вооружившись обломками деревянного камня, увлечённо выковыривали булыжник из дорожки во дворе. Хин пошёл к ним, чувствуя спиной одобрительный и весёлый взгляд няни.

- Зачем вы это делаете? - спросил он, останавливаясь рядом.

Один из близнецов засмеялся.

- Смотри-ка, хозяин нашёлся, - сказал он второму.

Второй не ответил, полностью сосредоточенный на своём занятии.

- Чего тебе надо? - грубо спросил у Хина первый, и почему-то приветливо улыбнулся.

Одезри некоторое время молча разглядывал нахала - тот напоминал весёлого духа Солнца и даже в нелепом наряде не казался смешным.

- Вы портите дорожку, - наконец, хмуро заметил он. - Если вытащить такой большой камень, колесо застрянет.

"Дух" снова засмеялся.

- Ну, ты даёшь, - сказал он. - Тоже мне сэррин нашёлся. Оглядись, умник, у вас половины камней не хватает.

Хин не нашёлся с ответом и растерянно переступил на месте. "Дух" капризно надул губы и потянул за рукав второго близнеца.

- Лодак, скажи ему, пусть отстанет.

Хин ожидал, что второй огрызнётся: "Сам скажи", но тот поднял голову и совсем как взрослый - бесцеремонно и деловито - осмотрел Одезри с головы до ног.

- Да он и сам сейчас уйдёт, - заключил второй близнец.

Его слова разозлили Хина, и он потребовал:

- Оставьте камень!

- Ещё чего! - с милым видом возмутился "дух". - Лодак, скажи ему.

- Нас двое, а ты один, - как его и просили, сказал второй близнец. - Впрочем, может ты из тех, кто побежит звать отца?

- У него нет отца, - "дух" пихнул брата под бок.

- Откуда мне было знать, - отмахнулся Лодак. - Я учил родословные, но что-то не припомню там… - он поднял глаза на Хина. - Как там твоё имя рода?

- Одезри! - вмешался "дух". - Но это не имя рода. Он не благородный.

- Да? - живо спросил Лодак. - Какой конфуз. А разодет-то! Что за времена: всякий рядится уаном.

Близнецы захохотали. Хин угрюмо смотрел на камень, который они выкапывали.

- Ты ещё здесь? - весело улыбнулся "дух", отсмеявшись.

- Мать велела мне с вами играть, - мрачно ответил Хин. - Так что я не уйду.

Близнецы переглянулись.

- Какой послушный сын, - усмехнулся Лодак. - Тогда развлеки нас.

- Да, да, развлеки, злюка, - захлопал в ладоши "дух".

- Придумай игру, - предложил второй близнец.

Хин повёл их на стену - сторожевой даже не проснулся - остановился у зубцов, встал на носочки и указал рукой на горизонт.

- На самом деле, - сказал он, - я не здесь. Я - там, на свободе. И я не человек, я - птица. Я могу улететь, куда захочу. Я могу увидеть весь мир. Я чувствую ветер на своих перьях, я чувствую Солнце, и я вижу…

- Что ты дурак, - перебил его Лодак. - И руки раскинул. Давай, прыгай вниз, раз ты птица. А мы посмотрим, как ты полетишь.

"Дух" засмеялся.

- Да всё не так, - разозлился Хин.

- Дурак и есть, - утвердил второй близнец. - А теперь и от слов своих отпираешься.

Мальчишка больше всего не любил совместные трапезы: завтраки и обеды. В унылой столовой на первом этаже не было окон, голые каменные стены подавляли древностью и безразличием. Четыре лампы, в которых роились шарики света, освещали длинный прямоугольный стол и сидевших за ним людей, а вчетверо большая часть комнаты лежала в полумраке за их спинами. Хину всегда казалось, будто столовая что-то замышляет.

В ней жили странные существа, прекрасно изучившие повадки людей - поэтому-то их нельзя было застать врасплох, поймать и разглядеть. И всё же мальчишка часто замечал, как их тени пробегают по полу, стенам, а то и потолку. Всё время трапез он гадал, на что они похожи, и почему живут в столь мрачном месте.

Однажды он обратился к ним мысленно и предложил поселиться в других комнатах крепости, описал, как там хорошо: тепло, светит Солнце, в спальнях есть даже занавеси и ковры. Существа не ответили и даже не показались на глаза. "Почему они не хотят? - раздумывал Хин. - Конечно, ничего особенно заманчивого наверху нет, но как можно отказаться от Солнца?"

Время от времени взрослые прерывали его размышления. Мать как всегда одёргивала: сиди прямо, не клади локти на стол, отвечай, когда тебя спрашивают, не смотри в никуда. Тадонг пытался завязать разговор, но Хин упорно молчал, и даже Надани уже смирилась с таким поведением сына. Мальчишке не нравился покровительственный тон мужчины и его нелепый наряд, выпученные глаза, полные губы, рыжие волосы, короткие пухлые пальцы. У него вызывала отвращение тщательность, с которой Тадонг разделывал пищу, и то, с каким достоинством пережёвывал каждый кусок - будто перетирал меж двумя жерновами челюстей.

Хин пытался понять, разделяют ли обитатели столовой его отношение к мужчине, или же им все люди кажутся чужими и неприятными, но не мог истолковать значения теней. "Каково это: жить в мире без света? - едва его оставляли в покое, как он возобновлял раздумья. - Не нужно думать о смешной одежде, но с другой стороны жить во тьме - всё равно, что быть слепым. Только это не значит быть другим, потому что все люди вокруг тебя тоже слепы".

Мальчишка грустно отправил в рот кусок жёсткого мяса. Он, и не спрашивая, знал, что мать не позволит ему остаться одному в тёмной комнате, чтобы узнать, как чувствует народ столовой. "У них наверняка есть своё, особое зрение, вместо нашего. И они видят что-то более важное, чем то, что видим мы. Но если я не попробую жить как они, то я никогда не разгадаю их тайну".

Две служанки и Меми внесли перемену блюд. Хин закрыл глаза и прислушался, как шуршит одежда, стучат о стол тарелки, звенят бокалы и приборы для еды. Долго слушать ему не дали.

- Хин! - раздражённо воскликнула Надани. - Ты что, спишь за столом?

Он открыл глаза и увидел, что один из близнецов пытался скрыть злорадную улыбку, а второй сохранял невинный вид.

- Нет, госпожа Одезри, - ответствовал Хин, как его учили.

Мать коротко поморщилась и знаком велела ему заняться едой. Мальчишка помешал кашу, но так и не притронулся к ней. Вопреки обыкновению, Надани не сделала ему замечания, но обратилась к близнецам, озадаченно разглядывавшим содержимое своих тарелок:

- Ларан, Лодак, вы уедете домой раньше, чем мы договаривались прежде. Я уже написала уану Марбе.

- Как вам будет угодно, госпожа Одезри, - вежливо ответили оба близнеца, но не поклонились.

- Хин, - строго сказала женщина, - по окончанию обеда я желаю поговорить с тобой.

Мальчишка поджал губы. Он знал, что должен ответить, и не понимал, отчего не может сказать это своими словами. Двое взрослых и близнецы требовательно смотрели на него:

- Как вам будет угодно, - пробурчал Хин, сдаваясь.

Лодак - мальчишка был уверен, что это именно он - снова злорадно улыбнулся.

Надани смотрела в окно кабинета. Обращённое на север[4], оно скрывало красоту заката от глаз женщины. Узкая полоса цвета песка над горизонтом постепенно выцветала, небеса темнели пугающе быстро, и всё-таки Надани не поворачивалась к окну спиной. "Как истолковал бы этот знак Хин, - думала она. - Что бы он сказал мне, если бы сейчас стоял рядом? Уж конечно предупредил бы не бороться с грядущим, но подготовиться к нему. Мне кажется, я так и не научилась принимать перемены. Совсем наоборот. Потому ли, что смерть - тоже перемена, всего лишь одна из их числа? И мне страшно представить другие".

Кто-то постучал в дверь. Надани отошла к зеркалу и убедилась, что макияж надёжно скрывает следы слёз, потом села в кресло и лишь тогда разрешила войти. В серую комнату проникла жёлтая полоса света, она обратилась в неровные лоскуты, шириной с дверной проём, - остатки от выкройки человеческой фигуры. Женщина, щурясь, улыбнулась Тадонгу:

- Уже так стемнело. Я даже и не заметила.

Она поднялась было, чтобы снять чехол с лампы на столе, но летень ответил предупредительным жестом и притворил дверь.

- Сидите, - мягко сказал он.

Лампа осветила комнату неярким багровым светом - так что казалось, будто где-то за столом прячется маленький камин.

- Хочешь спросить у меня, почему я отсылаю близнецов так скоро? - поинтересовалась женщина.

- Я доверяю вашему решению и без объяснений, - откликнулся Тадонг.

- К нам приедет гость, - произнесла Надани и запнулась. На её губах появилась усмешка: - Только он не гость, а хозяин этой земли. Так выходит.

- Уан? - медленно выговорил летень и, не веря, уставился на неё.

- Да, - Надани нахмурилась. В присутствии Гебье всё было понятно, а сейчас, когда пришёл её черёд объяснять, мысли запутались в клубок. - Но ты не знаешь его. Он… из Весны.

- Из Весны? - глупо повторил Тадонг. - Но что будет с вами?

- Ничего не будет, - отмахнулась женщина. - Всё по-прежнему. Только… ещё появится этот благородный. Я надеюсь, он не примется устанавливать здесь свои порядки.

Летень долго молчал. Наконец, осторожно спросил:

- Но где же он будет жить?

- Вся заброшенная половина крепости к его услугам, - хмуро откликнулась Надани.

- Вы не слишком-то ему рады, - сделал наблюдение Тадонг.

- Я объясню в присутствии Хина. Прошу тебя, сделай вид, что всё в порядке. Не удивляйся ничему.

Летень что-то обдумал, затем торжественно сделал жест согласия.

- Постараюсь, - сказал он. - И вот насчёт вашего сына, раз уж мы заговорили… Я не смею советовать, конечно, но полагаю, стоило бы учить его - помимо чтения и письма - ещё обращению с дубиной, ножом и копьём. А с изящными искусствами я бы… повременил.

Надани странно улыбнулась.

- Я понимаю, Тадонг, к чему ты говоришь это. Он должен расти мужчиной, а я не позволяю ему притронуться к оружию. Только не в том причина его странностей, а, напротив, его странности - причина моих запретов. Ты уже забыл его игры? А что если он захочет сыграть всерьёз, как три года назад, когда мы едва успели снять его со стены? И ты предлагаешь, чтобы мы сами вложили ему в руки нож?

- А как он будет защищать себя, когда вырастет?

- Пока что ему шесть лет, - отрезала женщина, - и мы можем только надеяться, что с ним ничего не случится. Я не собираюсь подливать масла в огонь.

Летень склонил голову, Надани о чём-то задумалась, и оба вздрогнули, когда раздался стук.

- Входи, Хин, - ласковым голосом позвала женщина.

Дверь отворилась, и мальчишка с виноватым видом переступил через порог.

- Я не обижал наследников уана Марбе, - быстро сказал он.

- Речь не о них, - спокойно заметила Надани. - Я отсылаю их потому, что так пожелал хозяин нашей земли. Он приезжает к нам.

Хин даже поднял голову, но смотрел, хмурясь, куда-то мимо людей.

- Но это не мой отец, - наконец, сказал он. Помрачнел. - Это ещё один благородный.

- Твой отец покинул мир под небесами, - вмешался Тадонг с одобрительного кивка Надани. - И, право, Хин, мне показалось, что ты пренебрежительно отозвался о высшем сословии. Тебе, конечно, это и не пришло бы в голову, но всё же я отмечу, что делать этого не стоит никогда.

Мальчишка едва ли услышал его и неприязненно уставился на мать.

- Ты не говорила до сих пор ни о каком хозяине!

- "Вы", - поправил его Тадонг.

- Хин, у всякой земли есть хозяин, - более жёстко, чем ей того хотелось, выговорила Надани. - И этот хозяин всегда благородный. Ты и сам мог бы понять.

- Ты убеждала меня, что наследник - я!

Женщина ударила ладонью по подлокотнику.

- А ты всегда огрызался, и теперь ведёшь себя как избалованный ребёнок, - она поднялась. - Уан приедет, хочешь ты того или нет. Так же Солнце не спрашивает у тебя разрешения, чтобы взойти поутру. Ты наказан и останешься у себя в комнате до тех пор, пока не будешь готов встретить… уана с подобающим уважением.

- Ты даже не знаешь его имени, - зло буркнул Хин.

Надани досчитала до восьми и спокойно велела Тадонгу:

- Отведи его в спальню и сообщи Меми моё указание.

Когда женщина вновь осталась одна, она устало вздохнула и помассировала виски, прошлась по ковру от двери до окна, обратно, и снова к окну.

Саванна куталась в непроглядную тьму, и Надани различала деревню лишь благодаря ярким огням, похожим на упавшие звёзды. Она знала, что там происходит: местные танцуют вокруг костров, поют песни на странном языке и пьют вонючую жидкость. Надани покачала головой и, накрыв лампу чехлом, вышла из кабинета. Засыпая, она вспомнила, что так и не сказала ни Тадонгу, ни сыну о том, что уан не был человеком.