"Темнее дня" - читать интересную книгу автора (Шеффилд Чарльз)

15. НА БОРТУ ЛВС «АХИЛЛЕС»

Марс, по крайней мере для Янины, в лучшем случае обещал стать разочарованием. В худшем случае он мог обернуться катастрофой. Для начала никому на борту «Ахиллеса» не было позволено высадиться. Кораблю предстояло подойти к планете не ближе геостационарной орбиты, в семнадцати тысячах километров над поверхностью, а потом двое суток торчать там в ожидании. Насколько могла судить Яна, к Марсу они завернули по трем не связанным друг с другом причинам: для проведения официальной инспекции моторов; для приема на борт еще восьми пассажиров, направляющихся в систему Юпитера; и наконец чтобы подобрать того единственного пассажира, который беспокоил Яну, — доктора Вальнию Блум.

Почему Вальния Блум так хотела новых встреч с Себастьяном? Вполне можно было считать, что в процессе всех обследований, умственных и физических, проведенных на Земле и на орбите Земли, проверке подверглось все, что только можно было проверить. Кроме того, чего доктор Блум хотела от Янины Яннекс? Всего пару часов тому назад Яна выяснила, что она также внесена в график новых занятий с главой Ганимедского научно-исследовательского центра.

С того момента Яна находилась словно бы под арестом. Теперь она просто глазела на поверхность и ждала. Восторг, который она испытывала с тех пор, как покинула Землю, таял с каждой минутой. Вальния Блум уже села на борт и сразу же взялась за Себастьяна. Не может ли так получиться, думала Яна, что теперь, когда они уже забрались так далеко, их с Себастьяном отвергнут и отправят обратно на Землю? Яна бродила по кораблю, надеясь встретить Пола Марра и, быть может, получить заверение в том, что принятие на борт «Ахиллеса» означает окончательное одобрение перспективных колонистов Внешней системы. Однако старпома нигде не обнаруживалось. Яна предположила, что он вместе с марсианскими инспекторами находится за переборкой, на которой красными буквами значилось: ПАССАЖИРАМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН.

Панорама Марса никакого облегчения Яне не предлагала. Планета как раз переживала одну из своих периодических, в месяц длиной, пылевых бурь, что затуманивали ее румяную физиономию почти до самых полюсов. День там еще только начинался, и Яна различила — или представила себе, что различила — гигантскую трещину Долины Маринера. Но это было все. Марс силился подобраться к своему довоенному населению в семнадцать миллионов человек, однако никто, видя этот мир с наблюдательного поста Янины, не узрел бы никаких свидетельств их существования.

Совершенно внезапно, после, как показалось, целой вечности ожидания, Яна почувствовала, что ее трогают за локоть. Это оказался Себастьян, который по своему обыкновению двигался неслышно как кот. Бросив краткий взгляд в иллюминатор, он пренебрежительно отверг панораму — «Никаких облаков!» — и сказал:

— Твоя очередь.

— К доктору Блум? Что она тебе сказала? Что ей нужно? Как вообще все прошло?

— Отлично. — Себастьян улыбнулся. — Очень хорошо.

На большее Яне, скорее всего, рассчитывать не приходилось. Она кивнула, резко развернулась и на максимальной скорости устремилась к каюте, где Вальния Блум устроила свой временный кабинет. Подойдя к двери, Яна заколебалась. Ей вовсе не хотелось показаться сильно озабоченной или нервозной. Она пригладила волосы, выждала еще пять секунд, затем постучала в дверь и вошла.

Вид у Вальнии Блум был, как всегда, какой-то напряженно-изможденный. Ее словно бы все время тошнило. Она кивнула Яне, махнула в сторону кресла и сказала:

— Это ненадолго.

Наверное, доктор Блум думала, что этим она Яну утешит. Однако выражение ее лица производило обратный эффект. Следующие ее слова были и того хуже.

— Итак, Янина Яннекс, во время предыдущей нашей встречи вы сказали, что знаете Себастьяна Берча более тридцати лет, с тех пор, как вы были маленькими детьми. И, насколько вам известно, его никогда по той или иной причине не помещали в какое-либо лечебное учреждение?

— Нет! — Отклик буквально вырвался из Яны. Всю свою жизнь она защищала Себастьяна, доказывая, что он нормальный, оправдываясь за него, когда он делал что-то особенно чудное, объясняя недостаток его интереса к обычной учебе. И вот теперь, когда она было подумала, что все это в прошлом, оно снова вернулось.

— Он просто медленно схватывает, только и всего, — сказала Яна. — Зато если он что-то для себя уяснил, это уже навсегда.

— Охотно верю. — Вальния Блум изучала дисплей, специально развернутый так, чтобы Яна его не видела. — Не подвергался ли он какого-либо рода операции на головном мозге?

— Нет. — В голове у Яны немедленно выскочило слово «опухоль». — С ним ведь все хорошо, правда?

— Физически он в очень хорошей кондиции. Иначе бы его на этом корабле не было. Однако сканирование его головного мозга показывает весьма неравномерную мозговую активность. В добавление к странной активности медиатора, отмеченной Кристой Мэтлофф, в одном из отделов существует дополнительная ткань. Функции этой ткани остаются загадкой. И что касается его умственных способностей, то они также весьма необычны. Есть признаки классического случая «умственно дефективного лица», хотя он под эту категорию не вполне подпадает. Его врожденное понимание сложных динамических систем погоды является, насколько я могу судить, беспрецедентным. Он говорит, что может воображать себе, как зарождаются и развиваются бури на Юпитере и Сатурне. Причем, что еще более странно, гораздо отчетливее, чем он представляет себе погодные системы Земли.

Вальния Блум хмуро глазела на дисплей. Яна тем временем внутренне содрогалась и недоумевала: «Зачем она мне все это рассказывает?»

— И ничего похожего на эпилептический припадок? — наконец спросила доктор Блум. — Никакой потери физического контроля или вспышек буйства?

— Никогда. — Яне хотелось расхохотаться — такой нелепой ей казалась идея о буйстве применительно к Себастьяну. — Он самый добродушный человек на свете.

— Он определенно самый флегматичный. — Вальния Блум кивала, но скорее себе самой, нежели Яне. — Еще я хотела бы убедиться, что вы не прикрывали Себастьяна способами, о которых предпочли бы не упоминать. У меня есть причина считать это весьма существенным. Я знаю, что вы оба настаиваете на том, чтобы вас рассматривали как единую команду, что в высшей степени необычно для людей, не являющихся половыми партнерами.

— Мы не половые партнеры.

— Я знаю.

— И никогда ими не были. Он мне как брат.

— Именно поэтому я хотела встретиться с вами, прежде чем что-либо предпринимать. Итак, вы пришли как единая команда. Я понимаю это и ценю. Но что бы вы сказали, если бы мне пришлось, так сказать, взять Себастьяна под свое крыло?

— В смысле... что вы хотите сказать?

— Я бы хотела с ним поработать и понять, почему он так отличается от других людей. Он станет одним из моих персональных научно-исследовательских проектов. Нет-нет, вы по-прежнему будете проводить вместе столько времени, сколько вам захочется, и видеться тогда, когда вы пожелаете. Но вы совершенно определенно не сможете ежедневно работать бок о бок. Вы больше не будете единой командой. Я хочу знать, насколько это для вас приемлемо?

В каком-то смысле это было самой старой и заветной мечтой Яны — чтобы Себастьяна ценили за то, что он мог делать, и чтобы он не нуждался в защите из-за того, что было в нем странного и непонятного. Но поскольку Яна уже очень долго играла свою роль, ей пришлось спросить:

— А если станет похоже, что у Себастьяна возникают сложности...

— Вы первая о них узнаете и первая будете призваны на помощь.

— Тогда я согласна. По-моему, это чудесная возможность. Скажу вам откровенно, доктор Блум, когда вы его узнаете, вы поймете, что он самый милый, самый безропотный человек на Земле... нет, не только на Земле, на всем белом свете. Я страшна рада за Себастьяна. И спасибо вам за то, что вы делаете.

Яна хотелось податься вперед и обнять суровую, узкоплечую женщину, что сидела напротив нее. Но она подумала, что это не будет оценено по достоинству. Тогда ей пришлось ограничиться всего лишь улыбкой до ушей.

— Не стоит меня благодарить. — Вальния Блум потянулась к незримому для Яны дисплею и с какой-то окончательностью во взгляде ткнула одну из клавиш. Затем она подняла глаза и нехарактерно улыбнулась Яне в ответ. — Прежде чем вы, Янина Яннекс, уйдете, я хочу, чтобы вы поняли — я это делаю вовсе не потому, что я, подобно Себастьяну Берчу, самый милый человек на Земле или где-то еще в Солнечной системе. Я это делаю по своим собственным эгоистическим мотивам. Мне так же сильно хочется изучить Себастьяна Берча, как вам — позаботиться о том, чтобы никто не причинил ему вреда. Это все.

С таким страхом ожидавшаяся встреча закончилась! «Ахиллес» находился на стабильной орбите, и интерьер судна формировал окружающую среду с микрогравитацией, но Яна чувствовала, что не составило бы никакой разницы, будь она по-прежнему на Земле. Выходя из кабинета, она все равно плыла бы по воздуху, несомая одной лишь эйфорией.

Яна устремилась вперед, чтобы найти Себастьяна и сообщить ему хорошие новости. Он лежал на узкой койке, глазея в никуда — или, согласно Вальнии Блум, разглядывая развивающиеся штормовые системы, который только он один во всей Солнечной системе и мог себе представлять.

— Я виделась с доктором Блум. — Яна встала в ногах койки, улыбаясь Себастьяну. — Все в порядке.

На его круглом лице появилось озадаченное выражение. Затем Себастьян сказал:

— Конечно. — И без всякой паузы: — Я проголодался. Может, пойдем пообедаем?

Возможно, Вальния Блум пыталась что-то Яне сообщить. Действительно, во многом она по-прежнему защищала и направляла Себастьяна, хотя на взгляд любого другого он был не ребенком или подростком, а взрослым, физически зрелым мужчиной. Быть может, стараясь ему помочь, она стала частью его проблемы?

— Можешь сам сходить, — ответила Яна. — Я потом пообедаю.

Себастьян кивнул и сел на койке.

— Тогда я пойду, — сказал он и радостно выплыл в коридор.

Сам по себе, отметила Яна, не нуждаясь в чьем-либо руководстве. Она зашла в соседнюю каюту и легла на свою койку. Ей требовался час-другой одиночества, чтобы попробовать отказаться от некоторых поводов для улыбки.

Судя по всему, ей это не удалось. Поводов для улыбки осталось множество. Когда через три часа Яна отправилась пообедать, она впервые обнаружила в пассажирской столовой Пола Марра. Правда, он питался с другой группой, за другим столиком, так что он всего лишь взглянул на Яну и сказал:

— Хотел бы я тоже иметь повод так улыбаться.

Сам по себе обед стал любопытным разочарованием. Человек, с которым Яне жуть как хотелось поговорить, находился за соседним столиком, ведя вежливый и беспристрастный разговор с пассажирами, которые там сидели. Яна отметила, что его белая форма была такой же безупречно чистой и хорошо выглаженной, как всегда, но его руки и ногти на сей раз казались отчищенными от всяких следов трудовой грязи. Временами Пол Марр бросал на нее взор, но не так часто, чтобы заметили остальные.

Соседи Яны по столику составляли пеструю компанию. Четверо из них, мужчина, женщина и двое их детей, только что прибыли с Марса, и на данный момент в микрогравитационной среде есть им особенно не хотелось. Были там еще двое предполагаемых горнорабочих, которые на Земле служили в конторе. Яна уже несколько раз с ними обедала, и они ей очень понравились, хотя говорили они в основном о своем блестящем будущем в крутом ковбойском обществе на Каллисто. Разглядывая их нежные ручонки и пухлые торсы, Яна желала им в этом будущем не разочароваться.

И был там еще Джадд О'Доннелл, громогласный олух, который, похоже, так и выискивал Яну, и которого она как могла избегала. Как обычно, он настоял на том, чтобы рядом с ней сидеть. Сегодня вечером его главный вклад в беседу был сделан, когда на обед в качестве первого блюда подали рыбу. Один из предполагаемых горнорабочих сказал, что рыба так хороша, так вкусна, что ее, должно быть, живой с Марса доставили. Марсианское семейство подозрительно на него уставилось, но промолчало.

А Джадд О'Доннелл во всеуслышанье объявил:

— Знаете, как узнать, что рыбу, которую вы едите, в марсианском канале выловили? — И, когда никто ему не ответил: — Просто выключаете свет и смотрите, как она в темноте светится.

Он громко рассмеялся. Мужчина с Марса вздрогнул, а женщина велела своим детям сидеть тихо. Через тридцать лет после окончания войны уровни радиоактивности на Марсе по-прежнему оставались высоки, особенно в водных залежах. Мутации были обычным делом. Строгая евгеническая программа сдерживала рост человеческого и животного населения, и у большинства семей среди жертв имелись родственники.

Это задало тон всему остальному обеду. Входя в столовую, Яна чувствовала себя на верху вселенной. К тому времени, как люди стали рассасываться, она уже не могла дождаться, когда ей удастся оттуда смыться. Но Яна оставалась сидеть, стоически перенося попытки О'Доннелла пошутить и дожидаясь, пока Пол Марр встанет со своего места и пойдет на выход.

Наконец она поняла, что больше терпеть не может. Поднявшись из-за стола в середине очередного анекдота О'Доннелла, Яна вышла из столовой. Не успела дверь за ней закрыться, ее уже открывал кто-то еще.

— Уфф. — Это оказался Пол Марр. — Этот жирный мужчина за моим столом. И его болтовня о том, как он собирается экономику Внешней системы преобразить... Я думал, вы никогда не уйдете.

Это звучало достаточно откровенно. Яна могла поиграть в застенчивость, но какого черта?

— Я то же самое о вас подумала. Мне казалось, вы там потрясающе время проводите, пока я сижу и страдаю. У вас была экономика, а у меня — безвкусные шутки.

Остальные пассажиры по-прежнему выходили из столовой и проплывали дальше по коридору. Пол Марр оставался в метре с лишним от Яны, и голос его был мягким и непринужденным, когда он сказал:

— Шуток и экономики нам для одного вечера уже хватило, а здесь слишком людно, чтобы подробно все это обсудить. Не заинтересует ли вас тихая выпивка у меня в каюте?

— Думаю, заинтересует. — Яна старалась говорить так же расслабленно, как и Пол. — Хотите, чтобы я вперед прошла?

— О нет, не думаю, что это необходимо. Нет ничего страшного, если пассажирка захочет взглянуть на моторное отделение, не так ли? Между прочим, инспекция всеядцев прошла на удивление гладко. Менее чем через двадцать четыре часа мы уже будем в пути.

Для тех мужчин и женщин, мимо которых они проплывали, разговор мог показаться вполне обычным, если не скучным. У этих мужчин и женщин не было соответствующего устройства, чтобы измерить пульс Яны или зафиксировать слабое подрагивание ее рук. Еще один поворот, и покажется выход из пассажирского отсека. Если она хотела передумать, лучше было сделать это сейчас.

Они подошли к переборке с красными буквами. Пол открыл дверцу и провел туда Яну. Вместо того, чтобы направиться по выкрашенному ядовито-зеленой краской коридору, Пол резко повернул налево. У второй по счету дверцы он помедлил.

— Конечно, это не капитанские каюты, но это мой дом. Прошу.

Яна оказалась в помещении, быть может, вдвое большем по сравнении с ее каютой. Обставлено оно было с удивительным вкусом и деликатностью. Кресла казались легкими и хрупкими на вид, предназначенными для корабля, где гравитация редко превышала половину «жэ», но их форма была удивительно элегантна. На пастельно-розовых стенах (Яне этот цвет вообще-то не очень нравился) висело с полдюжины картин, в которых она заподозрила оригиналы. Подозрение подтвердилось, когда в нижних правых углах картин Яна различила аккуратную подпись «П. Марудини». Она взглянула на старпома, и тот развел руками.

— Я был очень молод, когда начал рисовать. Тогда мне казалось, что Марудини больше похоже на художника. А теперь уже поздно что-то менять.

Он стоял у небольшого столика в углу, открывая две конические бутылки, на каждой из которых виднелись капельки конденсата. Сразу за ними стояла ваза, полная роз. Уровень освещения в каюте был чуть ниже, чем на остальном корабле.

Наполовину спрашивая, наполовину утверждая, Яна произнесла:

— Вы ожидали, что я с вами сюда приду.

Пол кашлянул.

— Вообще-то нет. Скажем так — перед обедом я на это надеялся. Но затем я понял, что раз мы сидим за разными столиками и я ничего не могу с этим поделать, у нас будет не так много шансов поговорить. Извините. Должно быть, я показался вам слишком груб.

— Я так не думаю. — Яна взяла одну из бутылок. Она уже худо-бедно научилась пить в условиях микрогравитации, однако деликатный, церемонный глоток оказался за пределами ее возможностей. Выжав в рот слишком много вина, Яна вынуждена была с трудом глотать.

— Все в порядке? — спросил Пол.

— Просто поперхнулась. Вино очень хорошее, похоже на земное.

— Оно и есть земное. Его сделали на юге Чили — не так далеко от того места, где вы жили.

Итак, он знал, где она на Земле жила. Пол выполнил свое домашнее задание.

— А розы тоже оттуда?

Он кивнул.

— Из Пунта-Аренаса. Цветочного города. — Сделав глоток вина из своей бутылки, Пол с задумчивым видом его посмаковал. — Догадываюсь, с доктором Блум все прошло хорошо?

— Вы с ней говорили?

— Нет. Я видел ваше лицо. Вы были похожи на кошку, которая попугайчика изловила.

— На борту «Ахиллеса» это было бы нелегко.

— Совершенно верно. — Пол отхлебнул еще. — Никаких домашних питомцев здесь иметь не дозволяется.

— А также пассажиров за переборку водить.

Разговор был непринужденным, но ниже его бежал сильный подводный поток сексуального возбуждения. Яна заметила, что в каюте отсутствовала кровать. Что произойдет, если все будет развиваться так, как она ожидала? Начнутся забавы в невесомости? Она чувствовала себя нервозной, но решительной.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос, — продолжил Пол. — Все ли у вас получилось с доктором Блум, как вы надеялись? Знаете, для нее довольно необычно желать еще одной встречи с будущими колонистами после того, как они покидают земную орбиту.

— Все прошло очень хорошо. — Яна задумалась, как бы выразить это в словах. — До этой встречи я порядком нервничала, хотя никакой причины у меня не было. Вот почему я теперь так славно себя чувствую. Как будто я только что родила.

— Родили? И что же?

— Не что, а кого. Тридцатилетнего мужчину. Всю свою жизнь я присматривала за Себастьяном и принимала за него решения. Доктор Блум посоветовала мне остановиться. Мне будет тяжело, но я должна последовать ее совету. Ради самого Себастьяна.

Опустив голову, Пол старался на нее не смотреть.

— Вообще-то ни одному пассажиру я бы этого не сказал, но я чувствую к вам близость, и вы должны это знать. На борту ходит много разговоров о Себастьяне Берче. В частности, люди говорят, что у него либо задержка в развитии, либо серьезные умственные проблемы.

— Я знаю. Все это неправда. Себастьян странный, но доктор Блум говорит, что у него есть таланты, которых она никогда раньше не встречала. Она хочет проводить с ним много времени. И она хочет, чтобы я с ним поменьше общалась.

— Вот, значит, что вы имели в виду под рождением. А то я на секунду забеспокоился.

Он явно предлагал ей спросить, почему. Вместо этого Яна протянула Полу коническую бутылку и сжала ее.

— Вино кончилось. Я слишком быстро глотала. Но потягивать мне пока сложно.

— Хотите еще? — Не думаю.

— Тогда ладно. — Пол отпустил свою бутылку, оставляя ее висеть в воздухе. После нескольких мгновений нерешительности, когда Яна тоже чувствовала себя в подвешенном состоянии, он пододвинулся поближе и обнял ее. Первый его поцелуй показался пробным. Яна откликнулась куда более энергично. Когда они сделали паузу, чтобы глотнуть воздуха, Пол спросил: — Первый раз в микрогравитации?

— Да.

— Тогда будет немного трудно. Делай как я. — Между поцелуями он начал снимать с нее одежду, медленно и аккуратно. Яна делала то же самое, временами оглядываясь по сторонам. Она по-прежнему не видела никаких признаков кровати.

— В невесомости ни к чему, — сказал Пол, отвечая на ее незаданный вопрос. — Если бы мы находились в силовом полете, я сделал бы так, чтобы секция пола превратилась в водяную постель. А прямо сейчас у нас есть все, что нужно. — Он подплыл к потолку. Оба они уже были голые, и пока Пол над ней поднимался, Яна заметила все признаки его возбуждения.

Он снова опустился, сжимая в руках два широких ремня — и рассмеялся, увидев выражение ее лица.

— Нет, не для того, о чем ты могла подумать. Быть может, в другой раз, но сейчас они нам просто в стены врезаться не дадут. — Нагнувшись, Пол прикрепил ремни к своим лодыжкам.

— А я? — спросила Яна.

— Увидишь. — Пол выпрямился и снова ее обнял. Они несколько минут целовались, лаская друг друга, а затем Пол отнял ладони от грудей Яны и потянулся схватить ее за ягодицы.

— Знаю, это прозвучит не очень романтично, — сказал он, — но я должен об этом сказать. Действие третьего закона Ньютона в космосе гораздо заметнее, чем на Земле. Если мы хотим оставаться в контакте, тебе придется обхватить меня ногами и покрепче их сцепить. Вот так. Отлично. А теперь дай мне проделать всю работу.

— Хорошо. — «А ты не дай мне какую-нибудь глупость вытворить», — подумала Яна, после чего закрыла глаза и прижалась губами к его губам.

После долгой минуты, когда у них вроде бы ничего не получалось, Пол наконец-то нашел нужное положение. Их тела пришли в полное соприкосновение, и Пол удовлетворенно крякнул. Они долго и упорно, не говоря ни слова, занимались любовью, и все это время Пол пыхтел, крякал и предпринимал такие мощные толчки, что Яне едва хватало сил удерживать его в нужном положении.

Затем он, задыхаясь и потея, прилип к ней, и Яна стала гладить его по голове. Наконец Пол слегка отстранился и заглянул ей в глаза.

— Ну как? — спросила Яна.

— Здорово. Просто здорово. — Тут Пол помрачнел. — Хотя для тебя было совсем не так здорово. Я не знал, что ты еще не на мази. Извини, но больше я ждать не мог.

— Все в порядке. Я ничего такого и не ожидала. Будь со мной откровенен. Было немного трудно?

— Гм, да. Особенно поначалу.

— По-моему, так и должно было быть. Я слышала, что в первый раз обычно так и бывает.

— Конечно. — Пол улыбнулся. — Первый раз в космосе, да еще при нулевом «жэ». Все движения кажутся другими.

Тут он увидел выражение лица Яны, и его улыбка мигом испарилась.

— Когда ты сказала «в первый раз», ты ведь не имела в виду, что... — Они по-прежнему прижимались друг к другу, и Пол оттолкнулся от Яны, чтобы осмотреть нижнюю часть своего тела. — Боже мой. Так оно и есть.

— Все в порядке. На тебя всего лишь несколько капелек попало. Когда я была моложе, один неуклюжий доктор во время медицинского осмотра об этом позаботился. Так что окровавленные простыни тебе из иллюминатора вывешивать не придется.

Пол отодвинулся еще дальше от Яны, нагнулся и отстегнул ремни от своих лодыжек. Затем он подобрался к стенному шкафу и вытащил оттуда что-то вроде двуспального мешка. Когда они с Яной уютно застегнулись внутри, Пол сказал:

— Это просто шок. Ты правда была девственницей?

— Не делай такой удивленный вид. Мы все так начинаем. А если ты хочешь поинтересоваться, как это я умудрилась дожить до тридцати с хвостиком, и при этом без сексуального опыта обойтись, то хорошего ответа на этот вопрос у меня просто нет.

— Возраст тут не при чем. — Пол по-прежнему казался расстроенным. — Но если бы я знал...

— И что тогда? Ты бы меня избегал?

— Нет!

— Знаешь, ты ведь меня не насиловал. — Яна снова притянула его к себе. — Я так же страстно, как ты, этого хотела. Нет, могу поспорить, что еще более страстно. Ничего, что я об этом говорю?

— Конечно, ничего. Я, гм... я чувствую, что мне как бы оказали честь. То есть, ты выбрала меня стать первым. Почему?

— Ты очень привлекательный мужчина. И я тебя, как мне показалось, тоже заинтересовала.

— Да. Заинтересовала. И по-прежнему интересуешь.

— Я думала о тебе с тех самых пор, как ты нас при посадке поприветствовал. По-моему, так и должно было случиться. Ведь ты здесь старший помощник — даже для пожилых девственниц.

Пол посмеялся слабой попытке Яны пошутить, но вид у него по-прежнему был расстроенный.

— Почему именно теперь, после стольких лет?

— Хочешь сказать, я уже совсем дряхлая?

— Вовсе нет. Ты молода и красива.

— Спасибо. Я очень это ценю — даже если не вполне верю. Ты спрашиваешь, почему сейчас? Думаю, отчасти в этом повинно то чувство, которое я стала испытывать, как только мы от Земли оторвались. Я ощущала возбуждение и восторг, уверенность в том, что все вокруг — новое, иное и чудесное.

— Меня тут благодарить не за что. В следующий раз, Яна, все будет намного лучше. Клянусь. Сегодня вечером я просто был слишком возбужден. — Он хмурился. — Если, конечно, этот следующий раз у нас будет.

— Лучше бы ему быть. Если только ты здесь не настоящая «Ахиллесова пята». Пол, перестань беспокоиться. Сегодня вечером было просто замечательно, а если вспомнить все, что я об этом слышала и читала, то дальше будет еще лучше. — Яна к нему прильнула. — Я не прошу немедленного повторения концерта, так что можешь уснуть, если хочешь. Но мне бы хотелось, чтобы меня обнимали, чтобы со мной немного поговорили, если тебе не трудно. Хочу задать тебе один вопрос.

— Пожалуйста. — Притянув голову Яны к своему плечу, Пол прошептал ей в самое ухо: — Спрашивай обо всем.

— Ты на каждом рейсе новую пассажирку обхаживаешь?

Он вздрогнул и отстранился.

— Знаешь, Яна, если честно, то это несправедливый вопрос. Когда я предложил обо всем спрашивать...

— Ты не понимаешь, Пол. Я от всей души надеюсь, что ответ будет утвердительным.

— Почему? Какую разницу это внесет?

— Ладно, я перефразирую вопрос, чтобы он не звучал для тебя безнравственно. Были у тебя в прошлом подобные опыты с другими пассажирками?

Пол немного поколебался.

— Да, были. Но я по-прежнему не понимаю, почему ты спрашиваешь. Нет никаких шансов заболеть.

— Эта мысль мне даже в голову не приходила. — Яна потерлась носом о его шею. — Мне просто нравится ощущать, что мои потребности препоручаются мужчине с необходимым опытом и навыком. Я слишком хорошо сознаю, что у меня ничего подобного нет. Когда мы еще только начали, я все думала, заметишь ты или нет.

— Я понятия не имел. Все казалось совершенно нормальным.

— Если не считать первой минуты.

— Я решил, что дело тут скорее во мне, чем в тебе. Все люди разные. Чтобы достичь правильной геометрии, всегда регулировка нужна.

— По-моему, регулировка была просто отличная. — Яна окончательно расслабилась в его объятиях. Спальный мешок обеспечивал теплую близость. На груди у Пола оказалось больше волос, чем Яна ожидала, и ей понравилось, как они нежно щекочут ей груди. Он также пах как-то по-другому, и этот отчетливо сексуальный аромат стал для нее нежданным удовольствием. Молча всем этим наслаждаясь, Яна закрыла глаза. Пожалуй, она и сама была не прочь немного поспать, поскольку голос Пола, когда он наконец заговорил, определенно доносился откуда-то издалека.

— Не хочу портить тебе настроение, потому что все это по-настоящему приятно. Но я думаю, что нам с тобой нужно еще кое о чем поговорить. И прозвучать это может довольно нелепо.

— Ты сказал — спрашивай обо всем, — лениво отозвалась Яна. — Я могу то же самое повторить.

— Это насчет Себастьяна.

Настала очередь Яны вздрогнуть и оцепенеть.

— Что насчет Себастьяна?

— Я знаю, что ты всю свою жизнь за ним приглядывала и что ты очень о нем заботишься.

— Как о брате. Между нами никогда не было ни намека на какие-то половые отношения.

— С тех пор, как я вас впервые вместе увидел, я даже об этом не думал. Вы совсем иначе друг на друга смотрите. И я так понимаю, что теперь с ним больше будет общаться доктор Блум. Но поскольку ты так долго была с ним рядом, ты должна об этом знать.

— Себастьян что-то натворил?

— Ничего он не натворил. Он почти все время молча бродит по кораблю и всякую всячину разглядывает.

— От этого никому вреда нет.

— Я тоже так думаю. Но некоторым людям стало от этого неловко, и они соответственно реагируют. Ходит слух, что он Иона. Знаешь, что для космических кораблей значит Иона?

— Могу догадаться. Наверное, то же самое, что и для кораблей в земных морях. Человек, который приносит несчастье.

— Именно так все и говорят. Себастьян Берч принесет несчастье «Ахиллесу».

— Никогда большей чепухи не слышала. Себастьян не может никому и ничему повредить.

— Я верю тебе, Яна. Но я хочу, чтобы ты знала о тех сумасбродных слухах, что ходят среди пассажиров и некоторых членов команды. И пусть неприятный сюрприз не застанет тебя врасплох. Конечно, это всего-навсего глупое суеверие, но люди говорят, что с Себастьяном Берчем на борту этот корабль никогда не доберется до Ганимеда. Где-то по пути — никто не знает, где и когда — присутствие Себастьяна приведет «Ахиллес» к катастрофе.