"Девушка у обрыва, или записки Ковригина" - читать интересную книгу автора (Шефнер Вадим)7. СТАРЫЙ ЧЕПЬЮВИНЖилище Лесного Смотрителя стояло на зеленой поляне у ручья. Это была настоящая деревянно-пластмассовая изба конца XX века — со старинной телевизионной антенной на крыше, с крылечком и завалинкой. Возле избы стоял древний мотоцикл. В стороне, под деревьями, видны были зимние кормушки для лосей и оленей и маленькие ящики на столбах — кормушки для птиц. Все здесь так не походило на город! Из избы, приветливо улыбаясь, вышел навстречу нам статный старик, учтиво поздоровался и повел нас в свое жилище. Комната, куда он ввел нас, была весьма уютна. Все в ней дышало стариной — и дряхлый телевизор в потрескавшемся футляре, и древний диван невиданной конструкции, и высокий деревянный стол, и кресла с плетеными спинками. Довершая это впечатление, на отдельном столике с мраморной крышкой стоял блестящий электросамовар, а на стене висело два ружья. — Как у вас тут интересно! — сказала Нина. — Хотела бы я пожить здесь. — А кто вам мешает! — ответил Смотритель. — Приезжайте и живите, мы со старухой потеснимся. Мы всегда рады гостям. — Видите ли, — вмешался Андрей, — мы по делу сюда прилетели. — Нам, то есть мне, надо убить одного зайца. — Да, я давал заявку на убийство, — подтвердил старик. — Зайцев много развелось. Тут садоферма есть в десяти километрах, так они стволы грызть начали… А за что же вам такое наказание? Андрей объяснил, за что он наказан, и старик сказал с добродушной насмешкой: — Строго у вас в городах! Мы с женой тут в глуши нет-нет да и поспорим. Если б мне за каждую «дуру» зверя убивать, тут в заповеднике живности бы не осталось… Ну, бери, что ли, ружье. Идем к сараю, стрельбе тебя обучу, — закончил он свою речь. Старик и Андрей вышли из избы и направились за одну из пристроек. Вскоре оттуда послышался выстрел, потом другой. Затем старик вернулся, за ним Шел Андрей с ружьем. — Понятливый парень, — похвалил Андрея Смотритель. — Ружье в первый раз в руки взял — и все понял. Сразу в яблочко попал. — Ну, я пойду зайца убивать, — сказал нам Андрей. — Надо скорей покончить с этим неприятным делом… А что потом с ним делать? — спросил он у старика. — Сюда принесешь, не пропадать же добру. Съедим — и вся недолга. — Можно, и я с вами пойду? — обратилась вдруг Нина к Андрею. — Нет, Нина, что вы! Зачем вам-то видеть все это? Я уж один. Он ушел в лес, а Нина вышла из дому и села на скамейку. К ней подошел олененок и начал тереться мордой о ее колени, а она стала гладить ему спину. Я смотрел на нее в окно, и в эти минуты она показалась мне даже привлекательнее, чем обычно. — А славная девчонка, — сказал вдруг Смотритель, словно угадав мои мысли. — Девчонка что надо. — Она не девчонка. Она уже на втором курсе, — поправил я старика. — А по мне хоть на двадцать втором. Передо мной она девчонка. Мне сто восемьдесят семь через неделю стукнет. — Стукнет, — значит, исполнится, — понимающе сказал я. — На вид вы моложе. Только подумать — МИДЖ плюс семьдесят семь! Вы, наверное, обращались в Комиссию продления жизни? — Никуда я не обращался. Я сам себе жизнь продлеваю. Мы, Лесники, долго живем. — А как вы себе продлеваете жизнь? — заинтересовался я. — Может, вы знаете какие-нибудь старинные лекарства, травы? — И лекарство одно знаю, и о смерти и всякой ерунде не думаю, вот и продлеваюсь. А как тебя величать-то? — Величать — значит звать, — сказал я. — Меня зовут Матвей Людмилович. — А меня — Степан Степанович. Я этих материнских отчеств не признаю, — добавил он с доброй стариковской усмешкой. — Завели новые моды — женские отчества, корабли с парусами, на конях по дорогам скачут… Нет, мне, старику, к этим новинкам уже не привыкнуть. Окончив свою речь, Смотритель выдвинул ящик стола и вынул оттуда кожаный мешочек и пачечку бумаги. — Что это такое? — заинтересовался я. — Это кисет, а в кисете — махорка. Самосад. — Как, неужели вы Чекуртаб? — изумился я. — И еще в такие годы! — Никакой я не Чекуртаб, а просто курящий. Напридумывали словечек! Он ловко загнул край одной бумажки, положил туда табаку, затем свернул бумажку в трубочку — и закурил. Тяжелый синий дым пополз ко мне, и я расчихался. В это время в лесу послышался выстрел. — Был заяц — нету зайца, — затягиваясь сказал старик. — Твой приятель не промахнется. А ты — цирлих-манирлих. — Что это такое — цирлих-манирлих? — спросил я. — Что означает эта фольклорная идиома? — Так, ничего, — ответил старик. — Это я просто так. Дядя шутит. — Может быть, это ругательство? — обрадовался я. — Не стесняйтесь, пожалуйста, обругайте меня еще как-нибудь. — С чего же мне тебя ругать, ты плохого мне не сделал. Да и не под градусом я. Вот лекарства своего приму — тогда, может, поругаюсь. Идем, я тебе аптеку свою покажу, где лекарство мое варится. Он повел меня на кухню, а из кухни — в небольшую пристройку. Там сильно пахло чем-то. Запах был какой-то странный — и неприятный, и в то же время чем-то приятный. На старинной электрической плите стояли объемистые баки, тянулись трубки. Из одной трубочки в пластмассовую миску капала пахучая жидкость. — Что это? — спросил я. — Химическая лаборатория? — Она самая, — бодро ответил старик, отливая из миски в стакан жидкость и протягивая мне. Я медлил, начиная подозревать самое худшее. — Да ты бери, пей. Как слеза! К своему будущему дню рождения гоню. Выпей ты, а потом и я хватану! — Вы — Чепьювин! — воскликнул я. — Как несовместимо это с вашим почтенным возрастом! — Пей, — ласково повторил старик. — А то обидишь меня. — А вы скажете мне бранные выражения? — Скажу, скажу. Только пей. Все скажу. Решив пожертвовать своим здоровьем для науки и не желая обижать старика, я сделал несколько глотков. Сперва мне было противно, но затем это чувство начало проходить. — Пей да закусывай! — отечески сказал Смотритель, сунув мне в руку кусок сыра. Я закусил и, чтобы не обижать старика, выпил стакан до дна. Мне стало совсем хорошо и весело. Это было новое состояние души и тела. Затем выпил и старик, и мы вернулись в комнату. — Нейдет что-то охотничек-то наш, — сказал Смотритель. — И девчонка куда-то делась, верно, в лес побежала… А парень он, видать, с головой. Отобьет он ее у тебя. Я-то заметил, как она на него поглядывает. Даст она тебе отскоч. — Что это такое «отскоч»? — спросил я. В ответ старый Чепьювин запел нетвердым голосом: И закончил так: — Отошьет она тебя — вот что. Забудет — и вся недолга. — Вы мне обещали обругать меня некоторыми фольклорными словами, — напомнил я старику. — Это пожалуйста, это мы за милую душу, — ответил Чепьювин. — Этого добра я много помню. Бывало, дед мой как начнет загибать, а я запоминаю. И Смотритель действительно стал произносить бранные слова, а я их повторял, — и мой карманный микромагнитофон записывал. СОСУД пополнялся. Но в это время в комнату вошел Андрей, а за ним Нина, и наша беседа со старым Чепьювином прервалась. Андрей поставил ружье в угол, отдал убитого зайца Смотрителю, и тот понес его на кухню. — Неприятно было его убивать, — сказал Андрей. — Они совсем ручные… А что это с тобой? — спросил он, пристально поглядев на меня. — Со мной ничего, — ответил я и неожиданно для себя самого запел: — Что с тобой творится? — засмеялась Нина. — Никогда я тебя таким не знала. — Э, да он выпил! Он стал Чепьювином! — догадался Андрей. — Вот тебе и будущий Профессор. — Только для пользы науки! — заплетающимся языком сказал я. — Только ради пополнения СОСУДа! В этот миг появился старый Чепьювин, неся полный стакан своего «лекарства». Он преподнес его Андрею. — Выпей половину, а потом девчонке передай, — сказал он. — Не выпьете за мой будущий день рождения — обижусь. Вот только обеда хорошего нет, старуха моя в Австралию улетела кенгуровые заповедники осматривать. А ДИВЭР наш испортился — я его хотел научить самогон гнать, а он возьми да и сломайся. Несознательный агрегат! — С этими словами Смотритель поставил на стол несколько банок консервов и начал их открывать старинным охотничьим ножом. Андрей отпил половину стакана и протянул его Нине. — Нина, Нина, что ты делаешь! Опомнись, Нина! — воскликнул я, ибо хоть я и был в состоянии опьянения, но все-таки сознание еще не покинуло меня. — Э, чего там! — засмеялась Нина и, к моему ужасу, выпила стакан до дна. — Правильно! — вскричал старый Чепьювин. — Молодцы ребята! Знаете, какая примета в старину была? Если парень с девушкой из одного стакана выпили — быть свадьбе. Мне почему-то стало очень грустно, и я заплакал. Но старик принес мне еще стакан напитка, и, выпив его, я вновь развеселился. Тем временем старый Чепьювин вытащил откуда-то старинный дедовский магнитофон, включил его — и стал плясать под какую-то странную музыку. Андрей и Нина присоединились к нему. Я же сидел и улыбался. Все вокруг казалось мне очень милым и приятным, но с места встать я не мог. Потом голова у меня закружилась, и больше я ничего не помню. |
||
|