"Больше, чем власть" - читать интересную книгу автора (Шегало Наталья)

Глава 11 Свобода по контракту

Неподвижность может дарить наслаждение.

Сова без сил рухнула на пол и некоторое время просто лежала, раскинув руки и разглядывая рисунок из черточек и дырочек на потолке спортзала. Мышцы горели, кровь стучала в висках.

После шести месяцев, потраченных на предписанные ей в Ордене тренировки, она лишь утвердилась в своем убеждении: единственным результатом этих занятий могло стать уничтожение у нее способности к любой интеллектуальной деятельности. Успех был налицо. Дрессура в Ордене была поставлена на крепкие рельсы, накатанные не одним поколением новобранцев, не задававших, в отличие от Совы, ненужного вопроса «зачем».

Надо. Необходимо.

Теперь она с закрытыми глазами могла собрать и разобрать несколько видов огнестрельного и лазерного оружия, комментируя по ходу дела весь процесс сборки. Плохо поддающиеся запоминанию термины снились ей под утро, будто мозг не желал переваривать всю мешанину названий и отторгал ее в каких-то странных абстракциях: вот без всякой связи с предметом выплывало в полусонном мозгу странное слово «казенник». Слово было огромным, надутым и неповоротливым, как доисторический дирижабль. Оно распухало и никак не желало лопаться и исчезать. Несколько дней назад Сове приснилось, что она стреляет по мишени из бластера, но разряд из импульсного вдруг становится непрерывным, мишень плавится и дымится. Во сне Сова пыталась отвести руку от белого круга с черной паутиной, и тогда луч принимался резать мир вокруг на ломаные квадраты с рваными, как у раны, краями. За разрезами неожиданно проступала черная пустота, и Сове мерещилось, что она уже режет не мир, а свой корабль в открытом космосе — изнутри. И в панике не может найти кнопку блокировки разряда, которая почему-то пропала с рукояти бластера. А потом паника исчезла и осталось одно холодное осознание: через несколько мгновений — смерть. Сова проснулась в кровати одна, и ей снова некого было разбудить, чтобы рассказать о своих кошмарах. Некому было обнять ее и успокоить, погладить по голове и наговорить ободряющих глупостей.

Какой смысл обижаться на человека, если в его поступках нет вины? Но обида не проходила. Да, у Дара служба, но именно сейчас он должен был быть рядом. Когда ей трудно. Когда ей страшно. Когда ей ничего не понятно и нужны ответы на множество вопросов. А вместо ответов ей предлагают лишь бессмысленные тренировки.

Как, например, успешно пройти испытание на очередном симуляторе, на который ее запустили только после изрядной физической подготовки? Первый раз занятие показалось Сове забавной игрой — надо было бегать и стрелять. Ее «убили» на второй минуте. Третий день занятий уже не казался ей развлечением. Ночью— стоило только закрыть глаза— и под сомкнутыми веками мгновенно оживала картинка, осточертевшая днем — мелькающие темные коридоры, фигуры противников, вспышки света, к которым никак не желали привыкать глаза. Ей снилось, что она выключает симулятор, чтобы, наконец, заснуть нормально. Через четыре дня она уже ненавидела ни в чем не повинную машину всей душой. Через пять дней она прошла только половину необходимого маршрута. Через восемь дней не выдержал симулятор.

Как только дорогостоящая аппаратура после вспышки ее гнева отказалась работать, из-за стены повыскакивали люди в белых комбинезонах, и с криками «Мы засекли волну!» принялись радостно хлопать друг друга по плечам. Сова стянула с себя осточертевший шлем, содрала датчики, облепившие тело и на спор предложила еще что-нибудь сломать, чтобы они совершенно уже точно засекли свою волну — и прекратили ставить над ней опыты, не сообщив ей предварительно об их цели.

Упражнения на симуляторе ей больше не предлагали.

Впрочем, она напрасно досадовала на изматывающие физические тренировки: от них, по крайней мере, уставало только тело. Когда дело дошло до биоэнергетиков, Сове стало казаться, что у нее обессилел даже мозг. Боевой симулятор был, по крайней мере, понятен: и по поставленной задаче, и по результату. Понять, зачем в воображении нужно выстраивать зеркальные мозаики, было невозможно. Особенно когда через каждые пять минут лаборант печальным голосом сообщал, что у нее ничего не получается, потому что их приборы, видите ли, не фиксируют никакой активности ее головного мозга. Сова предложила лаборанту проверить исправность приборов, и хотя бы на время прекратить нудные комментарии.

Нельзя сказать, что она сопротивлялась любому заданию. Иногда аргументы тех, кто ее учил, казались убедительными, и она смирялась перед их очевидной логикой — и старалась. Старалась, например, свить кокон из зеркальных нитей вокруг себя. Зачем? Чтобы защититься. От чего? Свой кокон Сова видела отлично, но увидеть то, от чего предстояло защищаться, никак не могла. А они не видели ее кокон и утверждали, что она халтурит и притворяется. Спорить было бесполезно.

Иногда терпение ей изменяло. Сова злилась, вспыхивала, и тогда в лаборатории ломался очередной прибор. Через два месяца она могла вывести из строя любую электронную вещь в пределах непосредственного визуального контакта. Пожалуй, это был единственный эксперимент, результаты которого были очевидны всем.

Когда она в очередной раз потребовала разъяснений, начальник лаборатории, уставший от ее бесконечных вопросов, швырнул ей прямо в лицо какой-то приборчик и крикнул: «Лови!» Сова поймала, недоумевая.

— Как ты это сделала? — требовательно спросил он.

— Что именно?

— Как ты поймала психтрограф?

— Рукой! — огрызнулась Сова.

— Ничего подобного! Твои глаза увидели летящий неопределенный предмет, а уши услышали мой приказ. Твой мозг получил данные от органов чувств, обработал их, учел скорость приближающегося предмета, дал команды через нервную систему по спинному мозгу к твоей руке, которая выполнила эту команду, двинувшись навстречу летящему предмету в вероятную точку столкновения. А пальцы, опять-таки выполнив команду головного мозга, схватили этот предмет. Могу объяснить еще скучнее, со всяческими терминами. Еще больше времени займет, замечу! Тебе стало легче, оттого что ты поняла — как? А зачем? Если ты будешь теоретически продумывать в голове этот процесс, ты не поймаешь ни черта! То же самое и с тренировками! Ответ на вопрос «как» тебе только помешает! Когда ты научишься обращаться со своим мозгом так же, как ты обращаешься сейчас со своей рукой, объяснение «как» тебе уже не понадобится!

— Но чтобы научиться, я должна понимать! — попыталась возразить Сова.

— Ерунда! Сколько лет ты училась управлять своей рукой? Человек рождается с хватательным рефлексом. Младенец тянется ко всему, что видит. Это ежедневная тренировка, о которой ты давно забыла. Природа сама позаботилась о множестве вещей. Сейчас твоей природе надо только помочь. Развить то, что уже есть. Натренировать мозг так же, как ты натренировала когда-то пальцы. Только это ты делала давно и непринужденно, в младенческом возрасте. Тебя поздно учить, уже лет десять, как упущены все сроки. Тебя давно уже пора выбраковать как профнепригодную. А с тобой возятся несколько месяцев ради твоих малопонятных способностей. И тебе надо работать, работать много и сознательно. А не выискивать причины, почему ты этого не можешь!

И все-таки ничего не понимать было чертовски обидно: Сова не привыкла чувствовать себя глупой. Попытки хоть что-то вычитать из книг особенного результата не принесли. Серьезная научная литература была ей недоступна: специальная терминология только ухудшала ситуацию. Тогда она попросила подобрать ей хотя бы научно-популярные брошюрки. Полночи она теперь тратила на их изучение. После пары недель ее наблюдающий врач, обнаружив хроническое недосыпание, чтение после полуночи запретил.

Ежедневные медицинские осмотры тоже большой радости не приносили. Когда ее врачом был Лорис, Сове легко было мириться с его дружеской заботой, проявлявшейся пусть даже в профессиональной сфере. Но Лорис не мог безвылазно сидеть на базе Ордена: его ждала Земля и отложенная из-за всего случившегося сессия в Медицинской Академии, его ждали дом и работа, его ждали пациенты, которым он был нужен гораздо больше, чем Сове. Ей с трудом удалось убедить Лориса в том, что теперь с ней все будет в порядке и настоять на его возвращении домой.

Командор улетел еще раньше. Убедившись, что контракт исполняется Орденом скрупулезно, до последней запятой, он немного успокоился, хотя роль надзирателя ему, несомненно, нравилась и играл он ее с азартом. Но уже через две недели вынужденное безделье погнало его назад, к работе: институт предложил ему принять участие в очередной космологической экспедиции. «Ты довольна?» — спросил он Сову накануне отлета. Сова кивнула. Все обернулось куда лучше, чем она могла предполагать, к тому же теперь у нее был Дар. Командор взял с нее обещание в случае любых осложнений немедленно вызывать его из любой экспедиции. Сова дала слово. Раз в день, обычно под вечер, она добиралась до компьютера, чтобы поболтать с ним и рассказать все дневные новости. Итак, Лорис улетел на Лоданис, Командор — на Землю, а Сова осталась на двадцать второй базе Ордена, на Агавро.

Столица Ордена располагалась на планете-метрополии, расположенной в центре Федерации и носящей аналогичное название. Но помимо этого Орден владел базами и колониями, как естественными, так и искусственными, разбросанными по всей обжитой части галактики. Первое время Сова полагала, что ей придется безвылазно сидеть на Агавро, во всяком случае — до тех пор, пока не закончится обучение, но она ошиблась. На время реабилитации ее отправили еще дальше — на Гренолу, в отдаленную колонию Ордена, город-курорт. Обучение она начала уже на Ракастле, где располагались военные учебные заведения. Чтобы попасть в царство биоэнергетиков, ей снова пришлось сменить место жительства: научно-исследовательские лаборатории базировались на Лакиоте. Впрочем, ее организм, созданный по заказу, был изначально приспособлен к постоянным перемещениям из порта в порт и к быстрой акклиматизации. Тратить много времени, чтобы обжиться на каждом новом месте, ей тоже не приходилось: военные городки Ордена поражали своей типовой архитектурой, так что даже планировки квартир, в которых она жила, практически не отличались друг от друга. Единственным эффектом от этих переездов было то, что Сова уверовала в абсолютную свободу перемещения в пространстве, которой теперь было даже с избытком. Ей это нравилось.

Вначале Сова не могла понять, почему всякий раз, сообщая о необходимости продолжить обучение на новом месте, перед ней извинялись так, будто смена места жительства должна была причинять ей какое-то особое неудобство. Со временем пришло понимание: в Ордене процветал «культ дома». Родовые гнезда, расположенные в основном в метрополии, передавались по наследству из поколения в поколение. Единственный дом, которым Сова владела, располагался на Лоданисе и был куплен только потому, что в средневековом обществе жить на постоялом дворе больше недели было не принято: бездомных подозревали в бродяжничестве. Содержать собственный дом поначалу было интересно — для Совы это был новый опыт. До этого у нее никогда не было дома — недвижимости, предназначенной для постоянного жительства. Интернат, школа космонавигации, жилая каюта на корабле... Ее жизнь изначально не предполагала постоянного проживания где бы то ни было. Экипажи Торгового флота — вечные бродяги. Ее имущество всегда умещалось в одну сумку. В Ордене к месту жительства относились иначе: дом был обиталищем семьи, неприкосновенным и стационарным.

Несмотря на переезды, ее день везде начинался одинаково — с физподготовки. Четыре часа в день приходилось отдавать своему телу, обросшему мышцами и снискавшему совершенно ненормальный для прежней Совы аппетит. Бег, плавание, тренажерный зал долгие и тошнотворные пытки на специальных стендах, учебный бой, с оружием и без, техника вождения, стрельба и взрывное дело... Если так готовили всех солдат Ордена, то теперь Сова готова была поверить, что это самые подготовленные бойцы во всей Федерации.

«Офицер Ордена должен быть готов ко всему!» — эту фразу ей приходилось слышать довольно часто. Раньше она и не пыталась предполагать, в чем будет заключаться ее работа в Ордене, удовлетворившись общим обещанием работы в соответствии с ее способностями. Теперь, когда ее способности принялись развивать столь разносторонне, строить какие-либо предположения стало и вовсе невозможно. Если даже это разнообразное обучение и имело какую-то цель, то Сове не дано было догадаться, какую именно.

Ее день был расписан по минутам: за каждое опоздание — устный выговор. Час отдыха после физических упражнений ей разрешалось проводить за чтением, но Сова засыпала уже на первой странице. А после отдыха в нее мертвой хваткой вцеплялись биоэнергетики.

Поначалу они встретили Сову с энтузиазмом: наверное, им казалось, что стоит только обложить ее со всех сторон датчиками, как все станет ясно. Через неделю их научный порыв несколько поутих — сложнейшая лабораторная техника Сову как биоэнергетический объект просто не фиксировала. Переделать ее странный организм они не имели никакой возможности, а значит, все изменения приходилось осуществлять в самой измерительной технике, подстраивая ее под Сову, что их почему-то особенно огорчало.

Наверно, они просто не знали, что с ней делать, и потому завалили ее малопонятными заданиями по построению воображаемых зеркальных мозаик и заворачиванию в воображаемые энергетические коконы. Но вот уже три недели работа явно не ладилась, и отсутствие результатов не улучшало настроение. Недовольство накапливалось, Сова чувствовала, что поиск причин неудачи превращается в поиск виноватых, а кандидатов на эту роль было не так уж много. Точнее, она одна.

— Ты не работаешь!

Начальник лаборатории, амбициозный и властный, подавлял Сову одним своим присутствием. Она отчаянно сопротивлялась.

— Я работаю, — упрямо возразила она. — Я уже сто раз строила ваш зеркальный кокон.

— Значит, придется построить его в сто первый раз.

— Зачем? Если ваши приборы все равно ничего не фиксируют.

— Они ничего не фиксируют, потому что ты не работаешь!

— Может, они сами не работают?

После этих вспышек ее на некоторое время оставляли в покое — техникам требовалось время, чтобы отбраковать сломанное оборудование. Зато пока младший состав лаборантов возился с аппаратурой, чтобы не терять времени, они охотно просвещали Сову в теории.

— Человеческое биополе качественно отличается от всех других известных физике полей, — печально глядя внутрь какого-то сложного агрегата, вещал ей один из биоэнергетиков, маленький, кругленький, добродушный. — Его проникающая способность исключительна и фактически не встречает препятствий: ни стальных, ни свинцовых, ни водных, ни иных. Отражающим экраном для биополя человека может служить только мысль, то есть только другое биополе.

Сова кивала.

— Поэтому когда тебя заставляют строить зеркальные мозаики, ты фактически занимаешься конструированием внешнего экрана для собственного биополя. Защитные методики очень разнообразны и не универсальны. Когда ты научишься, у твоего мозга образуются свои приемы. Образное мышление у всех разное. Нет абсолютных кодировок, способных запрограммировать твой мозг идеально точными образами. Всех учат одинаково, но ты не найдешь двух одинаковых записей ментосканирования.

— А если нейрооблучением?

— Можно. Но нейрооблучение — это костыли для ленивых. Оно в сотни раз снижает вариативность твоих собственных умственных способностей. Оно хорошо тогда, когда нужно быстро усвоить большой объем информации. Но научиться управляться с этим объемом мозг должен самостоятельно. Информация без умения ее использовать — мертвый для сознания груз. Будь иначе — у нас все уже давным-давно были бы гениями со всемирной энциклопедией в голове. Но для простого хранения информации есть более удобные носители.

— У меня все в порядке с образным мышлением. Почему же у меня не получается?

— У тебя получается, только пока исключительно деструктивно. Но зато гораздо эффективнее, чем у других. Вот, например, известно, что биополе человеческого мозга влияет на компьютеры. Это открытие сделали очень давно. Чтобы проверить степень этого влияния, есть простой опыт: в компьютер закладывают простейшую программу, ну, например, подбрасывание монетки, орел или решка. Сажают рядом человека и заставляют его думать, желать, предугадывать падение монетки только орлом вверх. Тогда результаты падений монетки отклоняются от нормальных. Чтобы увидеть этот результат, нужно набрать довольно большой статистический материал, но обычные отклонения, которых способен добиться нетренированный человек, составляют не более полпроцента.

— А тренированный?

— До трех.

— Так мало?

— Так много. Есть люди, у которых этот процент значительно выше. Говорят, у нашего Магистра — около двадцати пяти процентов.

— А зачем? Что полезного в таком влиянии? Ну, упадет эта монетка в трех четвертях случаев орлом вверх. Какая в этом польза?

Ее собеседник посмотрел на Сову с жалостью:

— Вот ведь дерево, — незлобно ругнулся он на нее. — Это ж только опыт. Его суть в том, что мозг способен подстраивать под себя реальность. Представь, что значат даже три процента в успешности, скажем, военной операции. А двадцать пять процентов? Это же почти уровень демиурга, человека, способного изменять мир вокруг себя усилием мысли.

— А какой процент у меня? — с любопытством спросила она.

— У тебя пока нет положительного процента. У тебя пока только отрицательный. Ты ломаешь компьютер. А я его чиню.

И все начиналось заново.

Сова старалась, даже если лабораторные компьютеры по-прежнему не фиксировали никакой активности ее мозга. Старалась уже для себя, чтобы доказать — она не глупее их, она тоже сможет заставить свой мозг гибкой послушной плетью поражать любую цель, даже если никто кроме нее не видит результатов.

Она научилась строить защиту, так и не поняв, от чего именно она защищается. Научилась строить нападение, не понимая, на кого ей придется нападать. И через полгода усилий, часто казавшихся ей самой бесполезными, она наконец увидела! Их биополя светились тепло-красным, их активность бывала густо-малиновой. Их гнев варьировался в диапазоне от темно-бордового до черного включительно, а радость светилась бледно-розовым и искрящимся перламутром. Сова пыталась хоть как-то связать свои новые ощущения с цветовой гаммой, понимая всю ограниченность оглушенного наплывом новых чувств сознания в попытке систематизировать неизведанное. Так невозможно объяснить слепому, что представляет собой синий цвет. Она и была тем самым неожиданно прозревшим слепым, который тут же зажмуривает глаза, чтобы не сойти с ума от избытка впечатлений.

Интересно, сколько лет учился всему этому Дар? Пять? Десять? С рождения? Ее никогда не тренировали совместно с другими курсантами, поэтому ей не с кем было себя сравнивать. Нормативов для женщин в Ордене просто не существовало, так же как и самих женщин в погонах. Патриархальные обычаи, которых придерживались не в каком-нибудь отсталом деградировавшем мирке на задворках Федерации, а в самом центре современной цивилизации, шокировали Сову.

В те редкие дни, когда ее освобождали от тренировок, она отправлялась на прогулки по военному городку, расположенному на изрядном отдалении от базы и лабораторий. Первым ее впечатлением было то, что городок населен исключительно женщинами и детьми разных возрастов. На нее смотрели с любопытством, но в целом доброжелательно. Всем было известно, чья она жена. Женщины, не знавшие даже ее имени, охотно заговаривали с ней, называя ее «миссис Зорий», что изумляло Сову чрезвычайно. В отличие от Земли, где институт брака давно изжил себя и где отношения между полами не регулировались никакими законами, общественная мораль Ордена проповедовала семейные ценности, а его законодательство строго регламентировало порядок заключения и расторжения брака. Сова долго не могла понять, в чем суть брачного предложения Зория. Для землян выбор партнера был делом исключительно личной симпатии. Зачем эту симпатию нужно официально подтверждать в муниципалитете? С какой стати государство должно вторгаться в личную жизнь своих граждан? Не то чтобы ее очень сильно раздражали чужие обычаи: Федерация состояла из разных миров и мешанина традиций, верований и культур была привычным явлением. К тому же Сова три года прожила в отсталом мире и научилась не удивляться чужим вкусам, насколько странными они бы ей не казались. Но называть себя чужим именем? Она предпочитала оставаться Лаэртой Эвери.

Женское население военного городка было занято в сфере обслуживания, причем большая часть женщин обслуживала собственные семьи. Такая работа казалась Сове скучной, неквалифицированной, а стало быть, и не престижной. Она не могла понять, как можно посвятить ей всю жизнь. Но насколько она могла заметить, женщины были довольны — никто не жаловался. Наоборот, встречаясь друг с другом, они с удовольствием обменивались опытом и даже старались чему-то научить и ее. Хуже того, ее все время о чем-то расспрашивали. Не отвечать было невежливо, отвечать — нелепо. Ей задавали массу ненужных вопросов, хвалили Дара — будто знали его лучше, чем она, только потому, что знали дольше. Ей же спрашивать у них было не о чем. Общинная жизнь военного городка требовала соблюдения строгих правил добрососедства с чередой визитов и совместных приемов пищи. Сова вежливо отвергла несколько предложений. На нее стали смотреть обиженно. Чужачка не вписывалась в традиционный уклад жизни. Временем массовых прогулок в военном городке был вечер, и в эти часы Сова предпочитала отсиживаться дома.

Терпеливее других оказалась дородная старушка, обслуживающая дом по соседству с тем, где временно поселили Сову. Видимо, считая добрым соседским долгом скрасить одиночество молодой женщины, соседка караулила Сову по дороге на службу у калитки своего коттеджа. Избежать разговора было невозможно: маршрут к центру обучения пролегал мимо соседского дома. Поразительно, но Сова быстро убедилась, что в отличие от женского населения базы, мужчины Ордена в большинстве своем молчаливы и лаконичны как спартанцы. Но если их жены похожи на эту соседку, то скупость в словах в рабочее время всего лишь компенсирует избыток звуков в семейной среде. Сова завела себе служебный глайдер и сменила пешие прогулки на воздушный коридор.

На выходные к ней прилетал Дар. Несколько месяцев он курировал ее обучение и всегда был рядом. Он боялся, что адаптация Совы к жизни в Ордене будет сложной: никакой предрасположенности к жесткой дисциплине и безоговорочному подчинению у нее не было. Ее работа в экипаже Торгового флота строилась на совершенно других принципах: на личных связях внутри экипажа. В Ордене личные связи не приветствовались. Для Совы сделали исключение. Зорий осторожно готовил ее к тому, что не всегда сможет опекать ее на службе. Но Сова и сама понимала: эта работа далеко выходит за рамки его обычной деятельности и не может продолжаться вечно. Через несколько месяцев после начала ее обучения он вернулся к тому, чем занимался до появления в его жизни Совы.

Впрочем, Сова понятия не имела, чем именно он занимался без нее. Когда она просила его рассказать о своей работе, Дар отшучивался. Она усвоила правило: в Ордене не принято распространяться о служебных делах. Даже то, что не являлось по своей сути военной тайной, было защищено существующей традицией молчания. Принять это было тяжело. У нее никогда не было личных тайн. Ее представление о близких отношениях с людьми исключало секреты и недоговоренности, она привыкла к тому, что Командору или Лорису она могла рассказать практически все что угодно. Теперь, когда она не могла вытянуть из Дара ни слова о его работе, она сердилась и мстительно старалась утаить что-нибудь и от него.

С того момента, как он вернулся к своей основной работе, его отлучки стали обычным делом. А приезды всегда были непредсказуемыми. Вновь на службу его могли вызвать в любой момент, и обижаться было бесполезно. Единственной привилегией служебного положения Зория было то, что о его приезде Сова узнавала в тот момент, когда приказом ее освобождали от занятий. Но в последнее время это случалось все реже и реже. Поэтому когда ей сообщили, что ее вызывают в порт, она решила, что Зорий решил заскочить к ней хотя бы проездом.

Но она ошиблась.

Вызов пришел из визового управления. Недоумевая, зачем она понадобилась пограничникам, Сова открыла дверь управления, и ее тут же сгребли в охапку, оторвав от земли. Она и сама с удовольствием повисела на шее Командора, дрыгая от счастья ногами.

— Что ты тут делаешь? — радостно выдохнула она, когда ее поставили, наконец, на твердую землю.

— Сюрприз тебе хотел сделать, — Командор вытащил из кармана припасенное для Совы яблоко — настоящий, выращенный на Земле древний сорт. — Но у вас тут такая пропускная система, что перед ней пасует даже мое нахальство незваного гостя.

— Так здесь же военная база, — улыбнулась Сова.

— Да? А я было подумал, что тут приют для отставных полицейских. У меня уже трижды проверили документы. Кстати, заполни вот там бланк, что ты меня приглашаешь к себе, а то мне не дают визу и не выпускают из порта.

Полчаса Сова улаживала бюрократические проблемы. До этого момента ей не приходилось сталкиваться с такими сложными процедурами: обычная регистрация в портах, как правило, заключалась в считывании компьютером данных биометрии пассажира в момент прохождения контроля. Паспорт гражданина Федерации давал право свободно передвигаться практически по всей обжитой части галактики. Орден, однако, оказался закрытым территориальным образованием. Сове надлежало подать приглашение заранее, и только из уважения к Зорию ей сделали одолжение, разрешив оформить документы прямо на месте.

Они выбрались из управления изрядно измученные, но свободные. Сова направилась к стоянке глайдеров.

— Это военная машина? Она стреляет? — Командор уважительно приблизился к глайдеру Совы, припаркованному у визового управления.

— Нет, гражданская, — ответила Сова.

Глайдер среагировал на голос хозяйки и открыл водительскую дверцу. Сова забралась внутрь и открыла дверь для пассажира.

— Тогда почему она так покрашена? — не унимался Командор, продолжая придирчиво изучать крупнопятнистую камуфлированную раскраску кузова.

Сова усмехнулась:

— Не обращай внимания, тут мода такая. Еще увидишь. Все, что можно, тут красят в пятнисто-зеленый.

— А почему ты до сих пор не зеленая? — язвительно поинтересовался он, забираясь в кабину.

— Мне еще не положено, — фыркнула Сова. — Форму выдают только после обучения. И потом, тут не вся служба — военная. Тут, не поверишь, даже встречаются гражданские лица. Вон, смотри, под нами военный городок. Там, в основном, они и проживают.

— Сова, — подозрительно глядя на нее, протянул Командор, — ты стала как-то странно выражаться: «военный городок», в котором «проживают гражданские лица». А почему он тогда «военный»?

— А здесь все военное, — засмеялась Сова. — Военная база, военный порт, военный городок. Вот мой военный дом, например.

Соседка, как обычно дежурившая у своего коттеджа, проводила Сову и Командора странным взглядом. Сова торопливо спустилась с крыши в дом и, не выдержав, расхохоталась:

— Пропала к чертям моя репутация!

— Слушай, они что, всегда здесь следят друг за другом?

— Практически. Представляешь, как мне тут приходится?

Командор распаковывал свой рюкзак.

— На сколько тебе дали отпуск? — спросила Сова. — Мы успеем слетать к Лорису?

— Не резвись, — сурово предупредил Командор. — Я по делу.

— Ты? — Сова насмешливо потрепала Командора по плечу. — Ты? По делу? Быть такого не может!

— Еще как может. Где у тебя рабочее пространство?

— В кабинете. Зачем оно тебе?

Командор благородно приосанился:

— Я, — заявил он, — на пороге открытия! И тебе выпала честь первой услышать о нем из уст гения! Кстати, оно напрямую касается тебя, так что изволь слушать внимательно. Нет, почему у тебя рабочее пространство только для одного?

— Потому что, кроме меня, никто здесь больше не работает. Чем ты недоволен?

— Хорошо, что я догадался захватить вторую пару перчаток и шлем. Я собирался устроить торжественную презентацию, а у тебя ничего не готово к демонстрации.

— Не капризничай, — примирительно посоветовала она, — устрой презентацию на голографическом мониторе.

— Это не так эффектно.

Командор упрямо взялся подсоединять к компьютеру привезенное оборудование. Сова махнула рукой и заказала домашнему компьютеру бутерброды и кофе. Она подозревала, что идея накрыть на стол и накормить попавшего в дом мужчину навеяна флюидами любопытной соседки. Что же, раз биоэнергетики утверждают, что человеческая мысль проникает сквозь стены — почему бы нет? Впрочем, соблюдать местный обычай приема пищи в столовой на пару с Командором было бы слишком смешно, и Сова расположилась с бутербродами и привезенными Командором яблоками на мягком полу кабинета, как раз там, где находилось ее виртуальное рабочее место.

— Смотри! — победоносно заявил Командор, подхватив бутерброд рукой, уже облаченной в перчатку для работы.

Сова нахлобучила на голову шлем и расхохоталась. В виртуальном пространстве невозможно было без смеха смотреть на виртуального Командора, задрапированного в пышные складки профессорской мантии.

— Прекрати обсмеивать мои научные амбиции, — потребовал он, и взмахнул рукой: — Смотри!

Вокруг них вспыхнула трехмерная карта галактики с обозначениями обитаемых звездных систем. Густонаселенный центр и едва обжитые окраины.

— Ну, смотрю. Что я, карту не видела?

— Терпение! — воззвал Командор. — Вводную часть лекции попрошу прослушать особенно внимательно, потому что я занимался этим последние несколько лет и не потерплю пренебрежения к фундаментальной науке!

— Тогда изволь говорить попроще, — попросила Сова.

— Если попроще, то придется начать со школьного курса физики. Что ты помнишь о теории темной материи и темной энергии?

— Я на лекции или на экзамене? — поинтересовалась Сова.

— Не отвлекайся на посторонние вопросы. Итак?

— Что я помню? — Сова пожала плечами. — Ну, кое-что помню. Надеюсь, ты не заставишь меня писать формулы?

— Посмотрим, — ехидно улыбаясь, пообещал Командор.

— В общем, так, — Сова набрала в грудь побольше воздуха. — Если сложить всю массу звезд и планет в галактике, то эта масса окажется недостаточной для того, чтобы объяснить движение звезд относительно центра галактики. То есть все, что мы видим: газ, пыль, звезды, черные дыры — по самым оптимистическим подсчетам все равно составляет не более четырех процентов массы галактики. То, что мы не видим, для удобства назвали «темной материей». Правильно?

— Правильно, — снисходительно подтвердил Командор.

— Видимая материя концентрируется в центре галактики. Предполагают, что темная должна быть распределена на периферии. Наподобие сферы вокруг галактики. С обычным веществом кроме как на уровне гравитации никак не взаимодействует. Ну, по крайней мере, это самая распространенная версия. Только я не понимаю, на кой она тебе понадобилась? Никаких экспериментальных данных по такому взаимодействию до сих пор нет.

— Будут, — гордо пообещал Командор и продолжил: — Ну, о темной энергии мы знаем еще меньше. Но считается, что на нее приходится до семидесяти пяти процентов всей массы Вселенной.

— Ну и зачем нам этот экскурс в теоретическую космологию?

— Терпение! — попросил он. — Я хочу, чтобы ты запомнила: все эти темные силы никаким образом не взаимодействуют с нашей материей, кроме как гравитационно.

— Запомнила, — заверила его Сова.

— Считается, что темная энергия — это энергия пустоты, энергия антитяготения. Для любителей триллеров есть даже гипотеза о большом вспарывании вселенной, когда под действием антигравитации сначала разлетятся скопления галактик, потом сами галактики, следом планетные системы — и так далее, вплоть до атомов.

— Вот так и пожить не успеешь толком, — печально согласилась Сова.

— Теперь представь, что кто-то научился управлять антигравитацией.

— Чего представлять? — хмыкнула Сова. — Мы же пользуемся гравитационными полями.

— Именно! Мы пользуемся направленной гравитацией. Мы владеем принципом отражения гравитации. Но что если кто-то пользуется направленной антигравитацией? И энергия их антигравитационного поля значительно больше нашей. Приблизительно, раз в двадцать.

— Я не могу это представить, но готова поверить на слово. Что дальше?

— Как будет выглядеть этот процесс, если бы мы наблюдали его прямо сейчас? Сделай допущение, что антигравитационное поле действует так же, как наши гравитаторы — выборочно на какой-то достаточно малый космический объект. Что произойдет с этим объектом для стороннего наблюдателя?

— Хм... на него перестанут действовать силы притяжения той системы, в которой он находится... — задумчиво протянула Сова.

— И начнут действовать силы, намного большие, — подсказал Командор.

— Тогда он очень быстро исчезнет из поля зрения стороннего наблюдателя, — пошутила Сова, — я бы сказала, мгновенно.

— Есть! — победоносно завопил Командор. — Мгновенно исчезнет. Исчезнет. А потом вдруг опять появится. Тебе это ничего не напоминает?

Сова осторожно кивнула. Кусок яблока некстати застрял в горле.

— Исчезающие корабли? — тихо спросила она.

Командор кивнул.

— Наконец-то я могу приступить к презентации, — в виртуальном пространстве Командор взмахнул рукой. — Смотри, сейчас красным будут появляться точки в пространстве, где пропадали корабли.

Точки вспыхивали довольно долго, так что Сове успело надоесть наблюдать за процессом.

— Ну и что? — требовательно спросила она.

— Еще чуть-чуть! Слушай, потерпи немного! Я над этим ломал голову несколько месяцев, а ты наблюдаешь всего две минуты.

— Над чем? Над расположением этих точек на карте Федерации? — фыркнула Сова.

— Я тебя задушу, — пообещал он. — Вот смотри, теперь почти все. Видишь, какой странный разброс точек?

— Почему странный? Случайная выборка. Произвольная.

— Нет, не произвольная. Все эти точки лежат в пределах одной полуокружности! Вот! — В виртуальном пространстве Командор ворвался в центр карты и принялся размахивать руками. — Смотри же! Если представить сферу из темной материи вокруг нашей галактики, то все исчезновения кораблей происходят не дальше определенного расстояния от границы этой сферы. Вот сфера! Вот диск галактики! А вот часть этого диска, откуда происходит исчезновение кораблей.

Границы полуокружности светились теперь на карте матовым молочным сиянием.

— Разве это полуокружность? — придирчиво изумилась Сова.

— Полуокружность! — заверил ее Командор. — Не спорь. И потом, это все-таки гипотеза. Смотри дальше. Допустим, что эта опасная зона представляет собой полуокружность.

Командор провел рукой по карте:

— Ошибка всех, кто пытался найти причины исчезновения кораблей, заключалась в том, что они смотрели на пространственное расположение точек исчезновения в масштабе не галактики, а обжитой ее части и искали техногенный фактор. Очевидно, что во всех этих пропажах есть какая-то логика.

— Я не понимаю, что нам дает эта зона исчезновения, — призналась Сова.

— Сейчас поймешь, — пообещал Командор и приказал компьютеру: — Масштаб!

Теперь Сова видела лишь край обжитых миров Федерации и карту галактики целиком. Такой картой Торговый флот никогда не пользовался. Навигационного применения она не имела.

— У этой полуокружности есть центр. Если допустить, что самые крайние точки, удаленные от этого воображаемого центра — это предел досягаемости для антигравитационных сил, то можно попытаться приблизительно определить координаты этого центра.

У светящейся полуокружности зеленой точкой вспыхнул центр.

— Ну, хорошо, — согласилась она. — Предположим, что это и есть воображаемый центр. Что дальше?

— Дальше, мы смотрим, а что там находится. Вот!

Изображение зеленой точки на карте стремительно увеличивалось.

— Относительно близко к этому воображаемому центру располагается тринадцать звезд, — продолжил он.

— Замечательное число!— искренне восхитилась Сова.

— Я не суеверен, — высокомерно отмахнулся Командор. — Итак, тринадцать звезд. Двенадцать из них не представляют собой ничего интересного — все в пределах общей теории. Но тринадцатая меня все-таки заинтересовала. Это единственная в секторе звезда с планетами. К тому же — потухшая. У нее есть целых три планеты на достаточно близких к звезде орбитах. Орбиты нестабильны. Я следил за ними несколько месяцев. Осталось ввести в расчеты временную переменную. Итак! — Командор поднял вверх указательный палец. — Все исчезновения кораблей происходили именно тогда, когда вторая планета проходила приблизительно один и тот же участок своей орбиты! За исключением трех-четырех случаев. Но я подозреваю, что эти четыре исчезновения кораблей — обыкновенные аварии в пространстве.

— Командор, — Сова недоверчиво прищурилась. — Слово «приблизительно» меня слишком смущает.

— Я не помню тебя смущенной с того момента, как тебе лет в двенадцать пришлось осматривать глубокую рану на моем несчастном бедре!

— Бедре? — язвительно возмутилась Сова. — Это когда ты неудачно сел на змею в лесу?

— Она была не ядовитая!

— Не знаю, не знаю, — протянула Сова. — Я на вкус яд от кровищи отличать не умею! Может, я тебе жизнь тогда спасла!

— У меня до сих пор шрам от твоего тесака!

— Командор, показывать необязательно! Я и так помню, в какой части бедра он находится! Слушай, а этот шрам у тебя и в виртуальном образе есть?

— Конечно. Он мне дорог.

Они хохотали, валяясь на полу среди недопитых чашек кофе и надкусанных бутербродов.

— Ладно, вернемся к твоей гипотезе, — Сова стала серьезной. — Ты хочешь сказать, что когда эта планета проходит определенный участок своей орбиты, пропадают корабли?

— Именно!

— Ага! — скептически прищурилась Сова. — Ты еще скажи, что это и есть некий центр управляемой антигравитации.

— Я этого не утверждаю. Но этот сектор с тринадцатью звездами сам по себе находится на окраине галактики, там, где и предполагают высокую плотность темной материи. И в определенное время с завидной периодичностью мы сталкиваемся с каким-то непонятным нам взаимодействием в виде пропадающих и возвращающихся кораблей. В этом взаимодействии есть какая-то логика.

— Какая?

— Не знаю, — Командор пожал плечами. — Но у меня куча гипотез. Например, что темная материя и энергия разумны.

— О... — протянула Сова. — Сидит неизвестно кто, неизвестно где, и похищает наши корабли. А зачем?

— Я думаю, ради научного эксперимента. А почему бы нет? — эта мысль неожиданно воодушевила Командора. — Вот мы веками пытаемся понять, что такое темная материя и ничего о ней не знаем. И если наша, привычная и видимая материя породила разум, то почему бы то же самое не сделать темной материи, которая по массе превышает обычную раз в двадцать? А что? Это не абсурдно, как кажется на первый взгляд.

— Конечно! — фыркнула Сова. — Сначала мы ждали пришельцев, а летающие тарелки оказались тайными разработками военных. Потом мы жаждали обнаружить инопланетный разум, и его следы нам мерещились даже в нелегально захороненных отходах с наших собственных планет. Теперь мы будем искать разум в темной материи, а потом окажется, что на эту планету кто-нибудь выбросил сломанный гравитационный генератор.

— Мне как раз недоставало критичного ума, чтобы послать свою гипотезу к черту! — скорбно посетовал Командор. — А ведь я потратил на нее несколько месяцев.

— Ты что, все время в своем институте занимался этой ерундой?

— Нет, этой ерундой я занимался в свободное от основной работы время. Зато мне дали патент на осуществление экспериментальной части моей будущей диссертации. Нет, ты невыносима! — пожаловался он. — Ты сбила меня с мысли. Ты еще не знаешь самого интересного.

— А есть еще что-то? У меня такое ощущение, что я уже знаю слишком много.

— Это, между прочим, тебя касается. Изволь слушать!

— Меня? И чем же это касается меня?

— Ты — с пропавшего корабля. — Командор направил обвиняющий перст в сторону Совы.

— Да ну? Ты, между прочим, тоже, — парировала она.

— Сова, свойства моей материи изменению не подверглись. А вот с твоей что-то произошло. Корабли ведь не просто пропадают. Они пропадают и появляются с экипажами.

Сова кивнула.

— Я читала отчеты из НИИ человека. Они тоже запрашивали данные о пропажах кораблей.

Согласно подписанному контракту с Орденом, Сова имела право получать любую информацию, касающуюся ее лично. Поначалу она ухватилась за эту возможность в надежде хоть что-то понять. По первому же ее требованию ей выдали сведения, привезенные в Орден профессором-землянином. Она начала читать с воодушевлением, но по мере чтения все больше запутывалась и раздражалась. С наскока одолеть все эти отчеты и доклады, записки и статьи, надерганные из разных наук, написанные тяжелым малопонятным академическим языком у нее не получилось. Адаптировать же эти тексты для рядового читателя никто не собирался. Сова попробовала выписать себе несколько учебных курсов по биологии и генетике, но ее программа обучения и без того была насыщенной, так что на самообразование времени уже не осталось.

Она принялась пересказывать Командору все, что смогла понять из отчета о пропавших кораблях.

— Да, — согласился он. — Что-то вроде этого я и предполагал. Данные по погибшим экипажам мне, само собой, не дали. Но это лишь подтверждает мою гипотезу: мы имеем дело с каким-то разумным взаимодействием.

— Я не верю в пришельцев! — возразила Сова.

— Не верь, — усмехнулся Командор. — Но готов спорить, что полинститута на Земле после изучения твоей персоны в пришельцев уже верят. Для них пришелец — это ты, дорогая моя. Я, заметь, тоже думаю, что твои изменения после нашего полета носят искусственный характер.

— Я не верю в пришельцев, — упрямо повторила она.

— Понимаешь, Сова, если бы я взялся изучать не известную мне ранее материю, я бы тоже начал искать взаимодействие с ней. Это первая стадия исчезновения кораблей. Допустим, ты сталкиваешься со сгустком неизвестно чего. Что ты будешь делать? Ты будешь разбирать его по частям, выделять в нем одинаковые элементы, пытаться понять, как они устроены. А теперь представь, что сгусток доставшегося тебе вещества вдруг оказался живой и разумной материей. Или так: какая-то часть этого сгустка вдруг оказалась разумной.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что мы, например, ничего не знаем о темной материи. Какая она, из каких элементов она состоит, каковы ее свойства, как ее элементы взаимодействуют между собой? Представь, что кто-то ничего не знает о нашем виде материи: не знает, что материя бывает живой или неживой, разумной или неразумной. И разбирает по кусочкам сгусток — корабль. В этом исчезновении судов есть какая-то закономерность, какая-то цель. Это не может быть случайностью.

— А что находится на этой планете?

— Понятия не имею, — невинно пожал плечами Командор. — Меня там еще не было.

— Ага. И меня тоже, — автоматически ответила Сова.

Они понимающе переглянулись и снова расхохотались. Это была стандартная часть школьной игры по прогуливанию лекций. Инициатор побега выбирал место для вылазки в огромном заповеднике, который начинался, к несчастью преподавателей, всего в километре от школы и заканчивался, к несчастью учеников, у склонов гор километрах в двадцати дальше к югу. После чего торжественным шепотом соучастникам сообщалось, что «меня там еще не было». Соучастники охотно подтверждали, что «их там тоже еще не было». Такой серьезный повод, чтобы побывать!

Отсмеявшись, Сова уже серьезно спросила:

— Подожди, ты сказал, что тебе дали патент на экспериментальную часть диссертации? Ты действительно хочешь туда лететь?

— Конечно, — подтвердил Командор, радостно потирая руки.

— Я с тобой! — заявила Сова тоном, не допускающим возражений.

Впрочем, Командор и не собирался возражать.

— Само собой, — согласился он, снимая шлем. — Ты со мной. Куда ж я без тебя?